*
Соглашаясь в своё время на отказ от полевых миссий и целиком посвящая себя работе в госпитале Конохи, Вероника думала о том, что покинет стены деревни разве что для праздного любопытства. Тягу к приключениям она удовлетворила в первые два года пребывания в этом мире. Сейчас же хотелось покоя, тишины, стабильности и наличия под рукой близких людей, о здоровье которых приходилось периодически волноваться. Первыми двумя строчками в списке «переживательных» шли Узумаки Наруто и Учиха Саске. Неугомонные мальчишки соглашались на любые, даже самые опасные миссии, поражая растущим мастерством и той лёгкостью, с которой они щёлкали каждый следующий бой. Слава их распространялась уже далеко за пределы Страны Огня, так что порой в Резиденцию приходили послания от Союзников с просьбой направить для решения проблемы именно этих двоих. Умная Цунаде соглашалась в одном случае из трёх: берегла ценные кадры для личных поручений и заботилась о том, чтобы молодые теперь уже джонины успевали восстанавливать силы и зализывать раны под присмотром Вероники. Причём если за Наруто в половине случаев отдувался Лис, то Саске приходилось терпеть все её манипуляции и выступать порой подопытным кроликом для тренировки новых техник. Следующим пунктом, не менее важным, значился Итачи. Пускай на должности руководителя подразделений АНБУ и Корня он большую часть времени занимался бумажной работой и распределением заданий среди подчинённых, сверх меры талантливый Учиха умудрялся найти возможность принести домой то порезы, то трещины в костях, то вообще мигрени или простуду. Не избавил его от надорванного перегрузками здоровья и вечный мангекъё шаринган, так что Вероника напрягала все свои таланты, чтобы бороться с его тонкими сосудами и буксующим иммунитетом. С этими тремя покидать Коноху даже на неделю было попросту опасно: не ровен час, вернётся, а домочадцы заняли собой отдельную палату и лежат при смерти. Так что жизнь свою Вероника строила исключительно внутри её стен. И, не считая мелких тревог, жизнь эта была едва ли не безмятежна. Она работала на полную ставку в госпитале, успевая в процессе зубрить дополнительную литературу. Тренировалась трижды в неделю, чтобы поддерживать форму и не падать в грязь лицом. Держала дом, старалась уделять каждому из домочадцев как можно больше внимания. Регулярно встречалась с друзьями и коллегами за мороженным или барбекю, играла вечерами на гитаре, вырезала из картона элементы для любимых настольных игр детства, к которым планировала приучить половину деревни. И, что самое волнительное, готовилась к будущей свадьбе. Привыкшая к скромным торжествам, будущая Учиха Момо рассчитывала на небольшую церемонию в храме и праздничный ужин в компании близких друзей. Платье она хотела простого кроя, макияж думала сделать сама, как и причёску, а праздничный стол заказать заранее в нескольких барах, чтобы не проводить последние ночи перед заключением брака за покупкой продуктов и кукованием у плиты. Расписывая на листе бумаги план подготовки, она думала о том, что гостей будет едва ли не меньше двух десятков. В конце концов, своими близкими они с Итачи могли назвать не так много людей. У Сенджу Цунаде были совершенно другие планы на их счёт. Решив отчего-то, что свадьба старшего наследника и будущего главы скромного клана может стать хорошим политическим ходом, Хокаге думала превратить семейное торжество в собрание половины Конохи. В кавычках читалось: «Пятой нужна была демонстрация силы и своей власти, пусть даже таким нетривиальным способом». У неё в эти месяцы как раз разгорался спор с Камнем, так что азартная женщина хотела ткнуть в лицо Цучикаге владельцем вечного мангекъё шарингана и его безграничной лояльностью своей деревне. Разумеется, будущие супруги были против. Конечно, Цунаде, как руководителю было виднее. Дошло чуть ли не до ссоры, но дипломатичный Итачи с боем смог отстоять перед ней свою позицию и потребовал тишины в личной жизни. Как в воду глядел, прося повременить с любыми публичными заявлениями до полного восстановления деревни. Потому что уже в конце осени в Конохе начались проблемы. Веронике казалось, она никогда не забудет тот день. Десятое ноября, ветрено, мелкий дождь и температура ниже положенного на добрый пяток градусов. Она сидела у себя в кабинете и пыталась привести в порядок одного беспокойного генина, нервно подпрыгивающего на больничной койке. У того прямо посреди тренировки на ровном месте поднялся жар, а в конечностях появился тремор. Общий осмотр не выявил ничего, кроме повышенного давления и учащённого сердцебиения. Выглядело всё, как неудачная игра с гендзюцу или банальная перегрузка от несоразмерной траты резерва, но намётанный глаз видел, как бесконтрольно сужается и расширяется его зрачок, а в движениях проявляется всё большая нервозность. Взяв у него на анализ слюну и кровь, Вероника оперативно отправила ассистента в лабораторию для проверки образцов. Попросила поплевать в пробирку и провела экспресс-тесты на самые популярные растительные компоненты для ядов. Ничего. Сконцентрировав чакру в ладони, она попыталась искусственно снизить частоту сердечных сокращений, но внутри его тела что-то сопротивлялось несложной в сути манипуляции. Вероника растерянно посмотрела в медицинскую карту. Ещё раз проговорила про себя всё, что успела записать, и снова подняла взгляд на взъерошенного, бледного, дёрганного мальчишку, нервно шмыгающего носом. Внутри родилась неприятная догадка, пришедшая будто из прошлой жизни. Мечтая ошибиться, Портер взяла зеркало, фонарик и попыталась посмотреть ближе на его ноздри, но генин неожиданно проворно ударил её наотмашь ладонью и вскочил на ноги, готовясь обороняться. Скулу обожгло болью. Инструменты со звоном упали на пол, а сама Вероника покачнулась на рабочем табурете. Едва успев прикрыть голову руками, она получила новый удар — теперь уже ногой. В этот раз хлипкий табурет не выдержал давления и завалился назад, вместе со вскрикнувшей Портер. Лопатки встретились с углом рабочего стола, голова, запрокинувшись, хлопнулась о его полированную поверхность. Позвоночник тут же прошило от копчика до самого мозга, резкая боль ослепила и оглушила её, а руки и ноги утратили свою силу, практически отнявшись. Неловко упав на пол, Вероника с трудом приподнялась на руках, чтобы увидеть, как её пациент, забыв о присутствии в кабинете ещё одного человека, мечется по всему кабинету, сбивая собой всё, чего мог коснуться, и стонет, как раненный зверь. Будто слепой, он бросался из угла в угол с огромными, полными ужаса глазами, и пытался найти одному ему понятное спасение, неразборчиво выкрикивая какую-то чушь. Мальчик кинулся к окну, не смог справиться со сложным замком на ручке, заметил шкаф для рабочих халатов, распахнул его дверцу и залез внутрь, запираясь изнутри. Замолк на пару секунд, зашкрёб пальцами по дереву, а потом закричал так громко, словно кто-то пытался его убить. Вероника набрала полные лёгкие: — Кто-нибудь! У меня буйный! Помощь пришла за пару секунд — вопли и стоны пациента слышал, наверное, весь этаж. В палату ворвались сестра Матахиме и немного бледная после недавно проведённой операции Сакура. Оценив обстановку, девушки проследили за её неловким движением рукой и кинулись к шкафу, чтобы достать оттуда генина. Однако, едва открыв дверцу, они синхронно вскрикнули и отпрянули. Вероника вытянула шею и попыталась встать на подрагивающие ноги. Как же болело. — Что с ним, он навредил себе? Сакура перевела на неё трудночитаемый взгляд и поджала губы: — Он мёртв. Внутри словно что-то оборвалось. С трудом веря в услышанное, Вероника медленно подошла к ним, шипя от боли при каждом шаге, и посмотрела на своего бывшего пациента. Тот сидел, запрокинув покрасневшее лицо вверх и прижав к исцарапанной, залитой кровью шее изломанные судорогой пальцы. Закатившиеся глаза неестественно белели склерой, с уголков рта капала пена. Колени были плотно прижаты к груди, словно он пытался свернуться клубком. К горлу подкатила тошнота. Сакура сложила печати и наклонилась к телу, сканируя его чакрой. Матахиме свела ладони в молитвенном жесте и быстро обратилась за милостью к Ками. Опомнившись, она повернулась к ней. — Что здесь случилось, Момо-сан? — Это произошло так быстро, — губы едва шевелились, глаза же не отрывались от изуродованного смертью лица, — он пришёл ко мне нервный, с каждой минутой всё больше паниковал и дёргался, а потом неожиданно ударил. Был так напуган, будто видел призрака. Метался из угла в угол, пытался открыть окно, но не смог. Спрятался в шкафу, а потом… Простите. — Никто не винит тебя, Момо-сан, — поспешила успокоить её коллега. Сакура же окончила осмотр, поднялась на ноги и уточнила: — С какими жалобами пришёл? Её сухой, профессиональный тон едва ли был способен обмануть их. В данный конкретный момент Харуно нервничала сильнее, чем в день нападения Пейна. Вот уже третий месяц она держала на своих плечах военное отделение госпиталя и была ответственна за каждого шиноби, попавшего сюда на осмотр. Веронике тяжело было представить, сколько объяснительных записок и разбирательств её теперь ждёт. — Жар в теле, тремор в конечностях. Сказал, что стало плохо на тренировке, но я всё равно взяла кровь и слюну на анализ. — Как давно? — Минут пятнадцать назад. Сакура повернулась к Матахиме и кивнула головой в сторону выхода из палаты: — Поставьте в первую очередь на исследование, пусть дадут мне результаты сейчас же. Принесите каталку для тела. — Конечно, Сакура-сан, — кивнула та, и на заплетающихся ногах последовала прочь, утирая текущие щеками слёзы. Женщина растила двух сыновей и, вполне возможно, увидела на месте погибшего одного из них. Трудно было винить её в лишних эмоциях. Как только дверь за ней захлопнулась, Сакура тяжело выдохнула и немного понуро опустила плечи. Крепко зажмурившись, она сжала пальцами переносицу и тихо застонала: — Как это могло случиться? Я же на прошлой неделе подписывала ему обход после выпуска из Академии, он был совершенно здоров. — Не похоже. — Да как же… Такой был сильный. — Сакура покосилась на тело. Ладони её сжались в кулаки. — Ты точно провела детальный осмотр? Наверное, стоило обидеться. Но Вероника не стала. Сакура, несмотря на их тёплые в последние месяцы отношения, всё ещё была её руководителем. А, значит, могла требовать, задавать вопросы и сомневаться в её компетенциях. — Да, стандартный осмотр. Реакция на яды отрицательная, сознание было ясным. Единственное — тахикардия не унималась. Но она не была опасной, превышение не сильное. Первый шок прошёл и теперь храбриться удавалось с трудом. В голове было звеняще пусто, пальцы било мелкой дрожью. Вероника была близка к тому, чтобы расплакаться, совсем как Матахиме, но смотрела на Сакуру и тут же находила в себе силы дышать ровно. Иногда их работа была жестока, но ей они приносили пользу деревне, а, значит, должны держать спины ровно, а не лить слёзы, как обиженные девчонки. Сделав несколько неловких шагов в сторону от шкафа, Вероника с трудом наклонилась и подняла выроненные в ходе осмотра зеркало и фонарик. Харуно рассеянно посмотрела ей в след. — Момо-чан? Что ты делаешь? — Завершаю осмотр, — протянула она, разгибаясь и хватаясь при этом за поясницу. Ныло уже меньше. Ещё час и регенерация поможет избавиться хотя бы от части неприятных ощущений. — У меня есть теория. Она не очень приятная. И несёт за собой огромное количество проблем. Но я должна это проверить. Поравнявшись со шкафом, она опустилась на колени и, вдохнув поглубже подалась вперёд, чтобы оказаться максимально близко к погибшему. Подавив ещё один рвотный позыв, Вероника включила маленький фонарик и поднесла его к правой ноздре, помогая себе крошечным расширительным зеркалом. Сакура встала позади, упираясь ногами в высоких сапогах по обе стороны от её травмированного позвоночника, и наклонилась вниз. — Обопрись об меня — будет меньше ныть, — посоветовала она мягко и тут же вернулась к рабочему тону: — Что именно ты хочешь узнать? — Насколько пострадала его слизистая, — ответила туманно Вероника и немного подвинула зеркальце. Она даже краем глаза старалась не смотреть на искажённое предсмертной судорогой лицо некогда красивого мальчика. Ками, почему они уходили такими молодыми? — Как это взаимосвязано? — Сейчас поймём. До последнего хотелось верить, что она ошибается. Что ей просто почудилось на фоне очередной бессонной ночи за подготовкой приглашений на свадьбу. Но все скромные надежды Вероники разбились о жестокую реальность, в которой она увидела опухшую, раздражённую, ярко-красную слизистую носового хода. А среди мелких тонких вибриссов — несколько похожих на пыль белоснежных песчинок явно искусственного происхождения. Тошнота вернулась вновь. Дав себе пару секунд на передышку, Вероника подняла ладонь выше и опустила погибшему веки. Несчастный оказался не просто мучеником — нулевым пациентом. И первым камнем, несущим за собой оползень. — Момо-чан? — Если это не специфический яд, то нам нужно писать Цунаде-сама и вызывать разведку, — бесцветно выдохнула Портер. Вновь ослабшими руками она передала инструменты нахмурившейся Сакуре. — Потому что выглядит всё так, будто у него передозировка.*
Удивительно, как далёк был мир, веками живущий войной и насилием, от саморазрушительных привычек её исторической родины. Здесь жажда новых ощущений утолялась хорошей дракой, немотивированной агрессией или крепкой выпивкой, а зависимости скатывались к лудомании и коллекционированию эротики. Курение опия воспринималось скорее, как часть духовных ритуалов, прелюдия к сексуальным практикам или демонстрация статуса, а редкие порошковые смеси, изготавливаемые мелкими деревнями, использовались вместо обезболивающих или лёгких стимуляторов. В мире, где долгую жизнь могли позволить себе только богатые чиновники или же скромные крестьяне, никак не связанные с войной, было не принято искать дополнительные способы сократить свой век. Но, кажется, один такой у них случайно появился. Анализы крови, вскрытие маленького пациента и опросы его команды рисовали совсем безрадостную картину. Неизвестную смесь мальчик вдохнул за полчаса до тренировки, а ёмкость из-под препарата выбросил в реку. Товарищам он сказал, что это витамины, которые ему посоветовал знакомый, и даже согласился принести на следующую встречу ещё несколько доз. Имени этого таинственного благодетеля ни у кого не было, контактов тоже. А в семейной квартирке пострадавшего, которую АНБУ едва ли не вылизали до последней половицы, не нашлось ни единого следа порошка, что рисовало им большой, жирный тупик. Первые пару часов после употребления он активно стимулировал организм, вызывая прилив бодрости и сил, как усовершенствованная солдатская пилюля. Наивный юноша в это время вовсю двигался, ещё сильнее разгоняя и так колотящееся быстрее нормы сердце и нагружая сосуды. Окончательно впитавшись в слизистую, порошок добрался до его центральной нервной системы, спровоцировав активную выработку целого ряда гормонов. А когда этот процесс вышел из-под контроля — вызвал те самые тахикардию, повышение давления, дрожь в теле и паранойю, что Вероника наблюдала своими глазами. В конечном итоге, дрянь привела к такому спектру негативных побочных эффектов, что бедный генин попросту схватил в свои скромные двенадцать вполне старческий инфаркт. И для Конохи это была катастрофа. Цунаде, едва услышав от Вероники с Сакурой сбивчивые объяснения, молча залезла рукой в нижний ящик рабочего стола и достала оттуда дежурное «очоко плохих новостей». Крепко задумавшись, она молча взяла в руки пергамент, обмакнула кисть в чернила и за рекордные несколько минут написала отдельный, обязательный к исполнению всем военным составом приказ: временно прекратить приём любых стимуляторов, добавок, витаминов и препаратов кроме тех, что прописаны иръёнинами деревни в лечебных целях. Все имеющиеся на руках смеси, подходящие под описание приказа, требовалось сдать для исследования, потому что лаборанты, по легенде, обнаружили в ингредиентах просрочку и фальсификат. Поставив печать, Хокаге молча передала бумагу хмурой сильнее обычного Шизуне и ледяным тоном потребовала донести написанное до каждого в пределах барьера. Уже к позднему вечеру о поручении знал весь военный состав. Наутро в госпиталь потянулись ответственные солдаты, спихивавшие в руки иръёнинам содержимое своих домашних аптечек. А через пару дней они получили четыре новых тела — в джонинских жилетах. На этот раз им повезло больше, если подобное выражение вообще применимо в их ситуации. В кармане одного из погибших обнаружился пакетик с остатками вещества, в квартире второго — запасная доза. В лаборатории образцы разложили едва ли не на атомы, чтобы однозначно заключить — они столкнулись с совершенно новым типом наркотика, который возможно синтезировать только при наличии собственной лаборатории и глубоких познаний в химии. В малых дозах он работал как стимулятор: поднимал работоспособность и настроение, вызывал чувство эйфории, притуплял боль и даже поднимал либидо. Но грань, за которой крылась мучительная, приводящая к смерти передозировка, была настолько тонкой и неощутимой, что переступить её мог каждый, если не знал возможности своего организма. А шиноби, никогда не сталкивавшиеся с таким видом веществ, могли легкомысленно принимать его «на глаз». В госпитале взялись за разработку протокола по спасению пострадавших. Ищейки, получив запах наркотика под кодовым названием «Красный снег», прочёсывали улицу за улицей. Шпионы собирали слухи и пытались забрасывать крючки, чтобы найти тех, кто мог продать порошок или же поделиться своим опытом использования. Наивно было верить, что дрянь убивала со стопроцентной вероятностью. В Конохе явно жили те, кто смогли обойтись мелким испугом, но по понятным причинам не собирались в этом признаваться. Работу вели скрыто, строго ограниченным числом лиц. Каждый из участников их скромной группы лично подписывал согласие о неразглашении и знал, что при любой ошибке может попасть под трибунал. — Почему так сурово? — спросила бледная, всё ещё не отошедшая от первой смерти Матахиме, пока солдаты в серых жилетах инструктировали их и тыкали в лицо бумажками. — У нас ведь семьи. Неужели мы не можем с ними делиться? Изая страдальчески свёл брови к переносице и покачал головой. Стоявший рядом Итачи поджал тонкие губы и немного резким жестом забрал у медсестры бумаги. С момента обнаружения бедного мальчишки он почти не ночевал дома, мало спал и питался одними пилюлями, а потому порой начинал едва ощутимо рычать на подчинённых и всех, с кем был связан расследованием. Зная его въевшуюся в ДНК привычку держать лицо — очень тревожный звоночек. — Потому что полученной информации недостаточно для выявления источника угрозы. Это может быть как диверсия со стороны вражеского государства, так и намеренная попытка дополнительно ослабить нас после нападения «Акацки». «А соучастником этого преступления может быть любой из тех, кто живёт в деревне», — закончила за него мысленно Вероника, ощущая ползущую вдоль позвоночника дрожь. За последние дни она выпила больше травяного чая и седативных пилюль, чем согласовала бы взрослому мужчине. Тревога за окружавших её людей, а в особенности близких, не смолкала ни на минуту. Вероника намёками запрещала мальчикам принимать из посторонних рук любые подозрительные таблетки и порошки. Снова начала нервничать и дёргаться, постоянно интересуясь их планами на день. А в те редкие дни, когда Итачи всё же возвращался ночевать домой, крепко прижималась к нему, обхватив руками, и засыпала под его убаюкивающий голос в надежде не видеть вернувшиеся кошмары. Мантры переставали работать. В темноте спальни набившее оскомину «всё будет хорошо» разбивалось о прячущиеся по углам тени. Подписав бумаги и дав разведке любезное позволение отсечь себе голову в случае препятствия правосудию, она передала Изае бланки, перекинулась с ним грустными взглядами и попыталась привлечь внимание Учихи. Она убедилась в том, что тот смотрит в её сторону и пару раз качнула головой в сторону, без слов прося его уделить себе пару жалких минут. Итачи свёл брови к переносице и, немного подумав, согласился. Но сначала добился подписей от остальных медиков, случайно ввязавшихся в шпионские игры, скрепил их печатью и поручил своим солдатам занять позиции по всем этажам. Утащив жениха в каморку для расходных материалов, Вероника первым делом залезла рукой в карман рабочего халата и передала ему собственный бенто, который не успела съесть из-за срочного вызова. — Для начала сядь на эти старые матрасы и поешь — ты скоро начнёшь просвечивать, — сказала она мрачно, упираясь спиной в дверной косяк. Итачи нахмурился пуще прежнего. — Вероника, меня за стенкой ждут подчинённые, крайне неуместно… — Я всё равно собираюсь делиться с тобой информацией. И я понимаю, насколько всё серьёзно. Но ничто не мешает тебе не просто слушать, но и параллельно при этом есть. Пять минут. — Это нарушение протокола. — Плевать на протоколы, если ты не доживёшь до свадьбы, — отрезала Вероника и, не дожидаясь ответа, продолжила: — Я расскажу, как это работало в моём мире. Наживка сработала — Итачи опустился на сваленные в углу матрасы, молча открыл коробку, взял в руки многоразовые палочки и принял правила её игры. — Хорошо, — вздохнул он, стараясь незаметно потереть ноющие от нагрузки глаза, — Но я не шучу, я сейчас нарушаю протокол. Попытайся недолго, пожалуйста. Пришлось рассказывать всё, что она помнила из кино, новостных сводок, социальных брошюр и школьных лекций, умещая при этом информацию в пару десятков коротких путанных предложений. Итачи не перебивал — слушал внимательно, мотая всё на ус, и быстро, почти не жуя, глотал рис с овощами. Любимое лицо с каждой секундой всё сильнее темнело, будто услышанное подтверждало его собственные, самые безумные и маловероятные теории. Конечно, он не мог не предусмотреть и такой вариант развития событий. — Почему не сказала сразу? — спросил он просто, стоило ей закончить. — Потому что поверить не могла, что такое возможно, — развела она беспомощно руками. И добавила мысленно: «потому что не была уверена, что вы мне поверите». — Да, я знаю, что здесь тоже есть бандитские группировки, распространяющие оружие, взрывчатку и продающие свои услуги. Но никто из них никогда не торговал искусственной смертью. А это бизнес. Кровавый, жестокий. Растущий, как пирамида, от простых продавцов, до производителей и тех, кто, сидя в кабинетах делает вид, что не замечает творящегося под носом. Когда она осознала это в первые дни расследования, то едва не поймала приступ паники. Ей казалось просто невозможным, что в таком юном мире кто-то додумается распространять яд с целью банальной, эгоцентричной наживы. Кем был этот человек? Чем руководствовался, о чём думал? Почему решил, что имеет право творить такое с окружавшими его людьми? Задумавшись, Вероника задела локтем швабру. Та проехалась вдоль полки и едва не упала на пол — Итачи вовремя вытянул ногу, смягчая падение. — Значит, к этому действительно может иметь отношение кто-то из руководителей деревень-конкурентов? — невозмутимо продолжил он. — Да. Но, опять же, это просто бизнес. Если моя теория верна, то им нет дела конкретно до нас и никаких диверсий они не планируют. Просто ищут новые рынки сбыта. Или хотят совместить приятное с полезным. Или нам попался мелкий химик, который справляется со всем сам и только начинает строить свою «сеть», а я зря нагоняю панику. Итачи постучал палочками по корпусу контейнера с едой. Мрачный взгляд его уставился в одну точку, пока он обдумывал услышанное и формировал план будущих действий. Ни слова о том, что она могла надумать себе что-то или преувеличить — он всегда очень серьёзно относился ко всему, что она говорила. — Нам в любом случае нужна вершина пирамиды, — начал он спокойно, складывая опустевшую посуду и передавая её обратно Веронике. Коснулся кончиками пальцев её запястья, поддел ногтем кожу, вызывая щекотку. — И информация об аналогичных случаях смертей в других странах. Чем больше их, тем выше шанс, что владелец этой дряни пустил там свои корни. А если ему нужны лаборатории для изготовления, то нужна и уверенность в том, что эти лаборатории никто не «накроет». Что опять приводит к владельцам. — Не только смерти… — Перед глазами стояло мальчишечье лицо уже несколько раз являвшееся ей в кошмарах. — Никто не стал бы так легко принимать стопроцентный яд, на некоторых отравах люди сидят годами. Но у нас пока недостаточно исследований, чтобы понять, как развивается зависимость и как могут выглядеть те, кто плотно сидит на «снеге». Вас, демоновых шиноби, можно затащить на осмотр только если вы истекаете кровью. — Сказала такая же демонова куноичи, — неожиданно добродушно хмыкнул Итачи. Дав себе ещё пару секунд, он снова кивнул. — Я понял тебя, спасибо за информацию. Это действительно полезно. — Пожалуйста. Надеюсь, это сможет вам помочь. — Я тоже. Поднявшись на ноги, он отряхнул колени от пыли и направился к выходу. Поравнявшись с ней, Учиха легонько огладил ладонью линию её челюсти и клюнул в щёку, словно прося прощения за свою привычную на работе холодность. Вероника была не в обиде. Она знала, что он не умел иначе. — Тебя сегодня не ждать? — спросила она, пряча за простым вопросом растущую в голосе дрожь. Но он всё равно её услышал. Улыбнулся кончиками губ, грустно и устало. — Я не знаю, — жестокий, но честный ответ. — Прости. — Всё в порядке, правда. Мы должны поймать его. А потом можно будет отдохнуть. — Да. А потом мы отдохнём. Итачи опустил ладонь на дверную ручку. Он уже почти нажал на неё, но обернулся, прижался порывисто губами к её макушке и застыл в этом положении на пару секунд, обхватив свободной рукой за плечи. Шепнул на ухо: «я постараюсь», и выскользнул за дверь — к не стоящим на месте проблемам. Вероника осталась в каморке ещё на полминуты — унять колотящееся сердце. В ту ночь он действительно вернулся. Скользнул к ней под одеяло и мягко обнял со спины, стараясь не тревожить своими действиями хрупкий сон. А утром успел позавтракать вместе с мальчиками, выбрать цвета для своего свадебного кимоно и даже смутить её парой жарких поцелуев между попытками снять с него мудрёные мерки для штанов хакама и халата монцуки. Если что-то и оставалось в этом хаосе стабильным, так это его чувства. Мир вокруг мог раскалываться на части, но несносный Итачи даже на пороге Апокалипсиса нашёл бы время понежить её. И унять этим все её страхи и волнения, пускай и на скромные минуты. Расследование затянулось до начала зимы. За это время у них появилось ещё два погибших и десяток пострадавших, у которых почти одновременно начала проявляться подозрительная симптоматика. Быстро смекнувшие медики взяли пациентов под контроль и приглашали на периодические осмотры, оправдывая происходящее новым респираторным вирусом. Нескольких несчастных ловко заперли в стационаре, за остальными наблюдали на расстоянии и делали сравнительный анализ. Данные из других стран найти не удалось, так что приходилось действовать исключительно своими силами. Иръёнины быстро выяснили, что попавшие в зависимость от «снега» шиноби начинали терять вес и бледнели кожей. Белки их глаз краснели от лопающихся капилляров, появлялся лёгкий тремор, как от лихорадки. Температура тела росла, отчего солдаты чувствовали себя больными и ослабшими, ночами их колотило от холода. Действовала дрянь и на чакровую систему: сбивала потоки до такой степени, что со временем без новой дозы шиноби не мог даже пройтись по стволу ближайшего дерева. И только вдохнув порошок снова чувствовал себя полноценным человеком. На жалкие несколько часов. Теория о диверсии казалась уже не такой фантастической, но принимать радикальные решения Цунаде в этот раз опасалась. Почти каждый её шаг мог привести к тому, что о случившемся узнала бы вся Коноха и, следовательно — весь мир. Дестабилизация деревни была много кому выгодна, а шатать под собой кресло и вручать в руки врагу новые инструменты Хокаге была не намерена. Потому участникам расследования приходилось согласовывать любое своё действие и следить за языком. Пострадавших опрашивали по несколько раз, и ни один из них не смог точно рассказать, откуда достал «снег». Они не помнили лицо продавца, потому что он являлся к ним под хенге или вовсе оставлял пакетики с наркотиком в заранее оговоренных местах. Не помнили след его чакры из-за того, что он хорошо её скрывал. Не давал продавец и своих контактов — находил клиентов сам. Сам же как-то узнавал о том, что несчастным нужна новая упаковка порошка. Первую дозу подсыпал в напитки — каждый раз в новом баре. А после того, как эйфория от стимулятора проходила, находил и предлагал ещё, но в этот раз уже за деньги. И наивные шиноби, не подозревавшие, с чем столкнулись, соглашались. Ведь в этом жестоком, но до чёртиков наивном мире мало кто ожидал, что за витаминами может крыться зависимость и смерть. Провести в таких условиях контрольную закупку было тяжело: если преступник поймёт, что вместо зависимого на встречу пришёл шпион разведки, то попытается скрыться или придумает новый способ сбыта. По той же причине было опасно вести агрессивные допросы и забирать с улиц всех его клиентов — дилер сразу бы понял, что на его след вышли. Пока иръёнины активно заговаривали всем зубы сезонными гриппами, у них было драгоценное время. И тратили его они на попытки не спугнуть человека однозначно понимавшего, как работает система шиноби. И, что самое страшное, скорее всего являвшегося одним из них. — Слишком большой разброс во времени, — вздохнул Изая. Он взял в руки маркер и поставил на огромном листе бумаги ещё одну жирную точку напротив имени «Куэдо». Так звали последнего зависимого. — Вести допросы по заведениям бессмысленно. Они сидят на этом уже вторую-третью неделю. Спустя такой промежуток времени никто и не вспомнит, с кем пил после смены. Это тупик. — Это не повод отказываться от задачи, — пошёл в отказ Итачи. Он откинулся на спинку дивана и закинул руку назад, пытаясь устроиться поудобнее. Судя по напряжённой линии челюсти у него ныла спина. — Если мы не можем опросить посетителей, то можем опросить персонал. Если это семейный ресторан, то владельцы помнят всех своих постоянных посетителей. Постороннее лицо на их фоне будет выделяться. — Но есть ли в этом смысл? — снова ткнул маркером во флипчарт Изая и покосился в сторону, где сидела на уже немного продавленном кресле понурая Югао. — Если он ходит туда под хенге, то сам факт наличия постороннего ничего нам не даст. Это будет чужая внешность. Тупик. — И ложный след для сенсора, — поддержала его женщина, потирая шею. — За две недели рейдов мы не уловили и следа запаха этой дряни. Он прячет всё в свитках, а изъятие «снега» уже у зависимых вообще не помогает делу, пусть и сокращает количество потенциальны трупов. Будем действовать более явно и попадёмся людям на глаза. — Тогда что нам мешает просто закрыть все бары? — Ага, и сразу в лоб признаться, что по деревне ходит ненормальный, подсыпающий в напитки «снег». Сидевшая рядом с Учихой Вероника тоскливо вздохнула и прикрыла глаза ладонью. После памятного разговора в кладовке Цунаде неожиданно вызвала её к себе и дала разрешение на участие в своеобразных «штурмовках», которые разведка проводила в поисках новых идей для расследования. Бумаги о неразглашении и так уже были подписаны, а свежие мысли от человека, который косвенно сталкивался с подобного рода угрозой, могли подтолкнуть шиноби к решению проблемы. Вот только идей у Вероники не было. В конце концов то, что она в своё время посмотрела немало сериалов, не делало её опытным детективом или оперативником. Но удивительным образом, это помогало меньше нервничать. Теперь она достоверно знала как много они работают. И меньше тряслась от страха за близких, так как верила, что с таким количеством затраченных усилий они точно найдут злоумышленника. Кем бы он ни был. — А вы уверены, что он вообще просто посетитель? Это предположение было просто тычком в небо. Однако три внимательных взгляда, уставившихся на неё, как по команде, говорили о том, что оно могло оказаться новой зацепкой. Вероника покосилась на Итачи. Тот ободряюще кивнул. — Мы отрабатывали такую теорию, но не нашли доказательств. Почему ты так решила? Объяснить было непросто. Но казалось удивительным, что их преступник способен так легко найти своих клиентов и понять, когда именно им можно предложить продолжить сотрудничество. Настораживало и то, что все несчастные понимали свою дозу и то, что её запрещено превышать. Оказалось, их об этом инструктировали, а погибшим не повезло иметь низкую толерантность к компонентам. Выводы напрашивались однозначные. — Потому что он слишком много знает, — она всё же решилась поделиться своими выводами. — Он или выслеживает каждого своего клиента перед тем, как подсыпать первую дозу, или имеет доступ к персональным файлам. Если верить пострадавшим, то он знает, где они живут, с кем работают, какими техниками пользуются, сколько зарабатывают и где обычно проводят время, чтобы удобно назначать места встреч. То есть, он может работать за стойкой бара или разносить напитки. Посетители часто очень болтливы и могли сами всё о себе рассказать. — Но эту версию мы проработали, — напомнил Изая. — К тому же, баров много, а преступник один. — Если он один, — добавил Итачи, сделав акцент на первом слове. Да, такая версия у них тоже была. Потому что держать лабораторию и самому распространять товар невыгодно. Их преступник был или частью команды или мелкой «шестёркой», занимавшейся только продажей. — В таком случае, он или действительно сталкер, — шиноби синхронно нахмурились, услышав незнакомое слово, — или может заглянуть в любые файлы. Значит, он работает в Резиденции, носит джонинский жилет или относится к разведке. Больше ведь никто не имеет доступ к профессиональным досье? В кабинете ненадолго повисла тишина. Изая нервно щёлкнул крышкой маркера. Югао резко поднялась со своего кресла, забрала у товарища пишущий инструмент и начала заполнять бумагу неизвестными Веронике именами. Итачи не сдвинулся с места — только прикрыл глаза и погрузился в себя, что-то обдумывая. АНБУ ушли на новый виток теорий и рассуждений. И Вероника, извинившись перед ними, покинула собрание. У неё было ещё полно работы. Озарение посетило её всего спустя час, когда молодая женщина добралась до госпиталя, заняла своё рабочее место и пригласила в кабинет первого за день пациента. Уставившись на протокол осмотра она вчитывалась в написанные собственной рукой имя, рост, вес, род деятельности, семейное положение… А в истории болезни, позже взятой в кабинете Кацуро-сана для фиксации назначения, нашла и остальное: общие показатели, объёмы чакры, направление и списки техник, перечисление всех травм, хронических и скрытых заболеваний. Те самые данные, которые иръёнины вписывали едва ли не бездумно, когда вели стандартное анкетирование на периодических комиссиях. По позвоночнику пополз липкий холодок. Держать лицо удавалось с трудом, но Вероника всё же спокойно вернулась на своё рабочее место, набросала небольшую записку, открыла окно и свистнула, призывая дежурящего на ближайшем дереве ворона. Хотелось бы верить, что она опять ошибается. Но, увы.*
Хорошая новость заключалась в том, что дело сдвинулось с мёртвой точки. Вполне ожидаемая — АНБУ догадались обо всём первыми. Пока Портер надевала халат и принимала смену, они уже подсылали человека к Сакуре и формировали полный список сотрудников госпиталя. До самого вечера Вероника остро чувствовала себя глупой и бесполезной. Но свою порцию похвалы от Итачи в виде «Всё верно, ты молодец» на бумаге и нескольких заглушающих печатей на стенах спальни она в тот день всё же получила. После такого ходить на штурмовки стало приятнее, как и активно высказывать своё мнение. И даже тот факт, что будущий муж раскусил её нехитрые манипуляции за считанные минуты, её не остановил. На попытки вычислить виновного ушло больше недели. Всё это время АНБУ просеивали иръёнинов, как крупу через сито, изучая личные дела, присматриваясь к их окружению и опрашивая знакомых. Попутно они вскрыли факт хищения расходных материалов одним их лаборантов и совершенно случайно уличили одну из молоденьких медсестёр в измене мужу, чем вызвали у оставшихся участников расследования вполне здравое чувство настороженности. Не то, чтобы медикам было о чём беспокоиться. Но сам факт того, что разведка способна так легко вытащить наружу все человеческие тайны, самую малость пугал. Подозрения вызвал дежурный хирург Кумотаро-сан. В стенах госпиталя хмурый мужчина за тридцать сливался со стенами, стараясь контактировать с коллегами только по рабочим вопросам. Он не посещал кафетерий, приходил на смены раньше положенного, чтобы ни с кем не пересекаться даже взглядами, и уходил позже, выскальзывая через служебный вход. Кацуро-сан говорил, что тот часто приходил на открытые лекции и осмотры для молодых специалистов, участвовал в исследованиях и даже писал свои работы, которые, правда, редко находили отклик. Выглядело это так, словно мужчина был просто одержимым работой интровертом или социофобом, предпочитавшим жить в тишине и одиночестве. Вот только всё оказалось намного интереснее. Кумотаро в прошлом носил чуунинский жилет и пару раз приходил на поклон к Третьему за повышением, но каждый раз получал отказ из-за недостаточно чистой репутации — будучи полевым медиком он несколько раз игнорировал раненных товарищей и бросал их ради личной славы. Пометки в деле не мешали ему работать, пока на одной из миссий тогда ещё юноша не совершил роковую ошибку. Неправильно оценив обстановку, он случайно убил гражданского ребёнка и тяжело ранил его мать. В качестве наказания он был разжалован, навсегда отстранён от службы и обязан содержать женщину, потерявшую единственного ребёнка и подвижность в нижних конечностях. Последней возможностью честно заработать оказался военный госпиталь. Приняли его туда не с первого раза и то только потому, что не хватало персонала. Однако, Кумотаро не давал поводов сомневаться в себе и молча трудился, обеляя себя и восстанавливая репутацию. Годам удалось унести с собой его грехи, но их последствия преследовали его до сих пор. Пострадавшая женщина в какой-то момент стала совсем слаба здоровьем и слегла в кровать. На содержание сиделки, самой больной и её имущества уходил почти весь скромный заработок. Мужчина экономил, считал каждый рё и скупился даже на необходимые для самого себя вещи. Решение Каге довлело над Кумотаро постоянно и ослушаться его — означало снова потерять место в обществе. Спасение пришло внезапно, когда он во время одной из немногих рабочих поездок узнал о разработке нового опасного соединения. За его продажу и распространение Кумотаро предложили такие деньги, что тот попросту не смог отказать. Моральный компас не сработал — мужчине надоела его бедность. Остальное уже не имело значения. — И как он об этом узнал? Не на улице же наш химик орал о том, что создаёт «снег», — спросила Вероника у Югао, пока та снимала с флип-чарта исписанную бумагу и скидывала в угол, чтобы потом уничтожить техниками. В штурмовках больше не было необходимости — преступник пойман, и теперь они зачищали за собой следы. — Наше следующее звено искало нечистого на руку медика, что провёл бы вскрытие и дал независимую оценку его экспериментам со стороны. В процессе они разговорились. И нашли общий язык. — А вскрытие проводили, я так полагаю, на первых жертвах? — Да. Но это были бедняки из мелких деревень страны Рек, их никто не хватался, особенно на фоне обострения сезонных лихорадок. Поэтому мы и не смогли откопать информацию о подозрительных смертях. Вероника тяжело вздохнула. Даже здесь находились нечистые на руку врачи, презиравшие собственные клятвы ради выгоды. После Кабуто и Орочимару пора было привыкнуть, но она всё ещё поражалась тому, какая тьма порой могла прятаться под боком, нося маску света. Может, такие структуры, как Корень, действительно нужны этой системе. Может, в ней должно быть место крови. — В таком случае, дело закрыто? — спросила она без особой надежды, хотя и сама заранее знала ответ. Их дилер был просто продавцом, пусть и очень внимательным. У него имелся хозяин, который мог в любой момент найти себе нового союзника. Но, к счастью, об этих проблемах ей думать уже было не нужно. — Обвиняемый будет находиться на допросе, пока не предоставит нам всю необходимую информацию, а потом мы уже решим, что с этим делать. Но нам уже кажется, что почти вся информация будет пустышкой — химик скрывал лицо, не называл своего реального имени и назначал встречи каждый раз в новом месте, — ответила Югао расплывчато, но затем улыбнулась ей и почти приятельски хлопнула по плечу. — Спасибо за помощь, Момо-чан. Теперь отдыхай. У вас с Итачи-саном много работы на другом фронте. — Вот уж точно, — Вероника снова не сдержалась и глубоко вздохнула. Работы было действительно много. Когда нервотрёпка с расследованием отошла на задний план, вернулись не меньшие переживания со свадьбой. Несмотря на составленные списки, задачи множились день ото дня и неотвратимо ползли на неё, как срывающаяся со склона лавина. За месяц до церемонии выяснилось, что не особо сведущая в местных традициях Вероника упустила необходимость закупить подарки для гостей. Ещё через несколько дней служитель восстановленного храма Накано заявил, что не пустит её на порог в обычном платье, так что пришлось спешно заказывать традиционный свадебный наряд и сражаться за образцы тканей с девочкой из клана Инудзука. Следом возникли проблемы со стилистом — самостоятельно справиться с цунокакуши у Вероники не вышло, а все мастера на нужную дату оказались заняты. Но финальным аккордом стал ювелир, который огорошил её вестями о задержке материалов для изготовления обручального кольца Итачи и отказался от выполнения заказа. Последнее оказалось слишком. Утомлённая беготнёй Вероника расплакалась прямо в мастерской, а часом позже заявила, что передумала выходить замуж, чем подняла на уши находившихся дома Саске с Наруто. Когда истерика улеглась, они поставили перед ней кружку с травяным чаем и молча подключились к решению лезущих изо всех щелей проблем. Наруто через Сакуру подговорил Яманака Ино выступить её стилистом и парикмахером, шантажом подключил Шикамару к доставке еды и даже взял отгул для того, чтобы самостоятельно навести порядок на всей территории дома. От её объятий он не уворачивался — принимал с радостью, от души тиская в ответ свою названную сестрёнку. Саске же принял задачу на изготовление кольца, как миссию ранга S. Уже на следующий день после случившегося он вытряс из ювелира эскизы и молча исчез из Конохи, чтобы вернуться за неделю до церемонии — с выполненным заданием и гордо задранным подбородком. Вероника его в тот день расцеловала, едва сдерживая нервный смех. Ведь согласно местным традициям супруги выбирали обручальные кольца из платины не вместе, а заказывали их друг для друга, чтобы во время церемонии обменяться ими перед лицами Ками. Провалить такую важную задачу она попросту не имела права. Итачи несмотря на то, что опять выглядел безмятежнее Будды, пребывал в не меньшем шоке, чем она. Для начала он, прознав о слезах невесты, едва не разозлился на неё за «молчанку» и после того, как успокоил и унял пустые тревоги, мягко потребовал отдать ему список задач и вслух проговорить все имеющиеся проблемы. С того момента и до самого дня церемонии он больше не ночевал в рабочем кабинете, пусть и горел порой от нагрузки. Затем оказалось, что её истерика поселилась в его голове и теперь десертной ложкой ковыряла сознание. На этом этапе в Итачи снова проснулись несвойственное, отдающее ревностью собственничество и потребность постоянно доказывать свои чувства. Он каждый день срывался со службы, чтобы забрать её после смены, передавал через подчинённых мелкие подарки, в обеденные перерывы приносил ей еду на вынос из любимого кафе и снова встал за плиту. Никакие попытки уверить его в том, что она расплакалась от накопившихся эмоций, не срабатывали — Итачи видел ситуацию под своим углом. Тащил его на буксире и предпраздничный мандраж. Оставаясь во всём собой, Учиха в какой-то момент ловко перехватил у неё контроль над подготовкой, оставив за Вероникой только мелкие поручения. А ещё через пару дней она заметила, что пока все вокруг носились по кругу и пытались догнать завтрашний день, она удивительным образом осталась за бортом, с чашкой чая, свежим вагаси и тёплым пледом на плечах. Наверное, в тот момент в Итачи говорили не только забота, но и вина за собственное воспитание. Выросший в строго патриархальной семье, он до сих пор порой забывался в мелочах и жил по выученным в детстве сценариям. В одном из них, например, было положено сгружать подготовку к торжествам на будущую супругу, оставляя за собой только составление списка гостей и переписку с ними. Хорошо, что они оба умели учиться на собственных ошибках. Утро свадьбы прошло в тумане. Вероника так нервничала, что чувствовала себя куклой на шарнирах. В белом многослойном кимоно, деревянной обуви и с причёской, над которой они с Ино просидела почти три часа, она медленно семенила рядом с Итачи в храм, чтобы там, заикаясь произнести вслух свои клятвы. Учиха держал её под руку и шёпотом пытался успокоить, осыпая комплиментами и ласковыми словами. Но сказанное в тот момент отлетало от неё, не достигая ушей, настолько девушку колотило. В помещении было душно, от благовоний кружилась голова и крутило желудок. Портер механически выполняла каждый ритуал, боясь ошибиться, перепутать что-то, испортить или просто опозориться, хотя гостей у их церемонии было немного: Саске, как младший брат, Наруто, как самый близкий друг, и Цунаде-сама с Шизуне-сан, как свидетели со стороны Конохи. Помогло, как ни странно, ритуальное распитие саке. На третьей чаше, символизировавшей их будущее, она отчётливо ощутила, как теплеет в желудке и на душе. А когда дошла очередь до обмена кольцами, Вероника будто проснулась, рывком выныривая из тянущего к земле стресса. Она спокойно выполнила свою часть задачи и даже ободряюще улыбнулась своему теперь уже супругу, когда тот дрожащими пальцами обнял её ладонь и немного замялся, теряя всю свою собранность. Надо же, нервничал не меньше её. Завороженная, она наблюдала за тем, как он набрал полные лёгкие и, резко выдохнув, одним движением надел на девичий безымянный палец тонкое, изящное колечко, выполненное будто из сплетённых между собой ветвей цветущего персика. На глазах выступили слёзы: она боялась вообразить сколько могла стоить настолько тонкая работа. И сколько времени у ювелира заняло обработать платину так, что на «листьях» было видно прожилки, а цветы выглядели живыми. Служитель вернулся к чтению мантр, и они с Итачи встретились взглядами. У Вероники в который раз за это утро перехватило дыхание от того, насколько красивым был её муж в серо-белых традиционных одеждах. Такой благородный, как один из тех чудных юношей из дворца даймё. Настоящий наследник древнего, пусть и почти канувшего в небытие клана. В груди всё сжалось: от нежности к нему, такой всепоглощающей, что слабли ноги и давило на сердце. — Я люблю тебя, — прошептала она ему, едва шевеля губами. Итачи улыбнулся. — Именем Ками я… это не обязательно, — замялся служитель, когда Учиха, не дослушав его, обхватил ладонью её шею и крепко поцеловал, едва не сбивая с головы подвенечную шапку. Наруто на заднем плане радостно заулюлюкал, игнорируя шипение Саске. Шизуне всхлипнула, не скрывая текущих щеками слёз, Цунаде же просто фыркнула и хлопком в ладоши привлекла к себе внимание. Своей властью она подтвердила увиденное и передала копию свитка с документальным подтверждением создания новой семьи. — С этого момента и до конца своих дней вы принадлежите друг другу, — сказала она строго, пока супруги кланялись ей в знак почтения. Стоило им разогнуться, как женщина, утратив всю свою строгость, добродушно подмигнула и продолжила: — И, раз мы закончили с официальной частью, начинаем праздновать? Наруто снова радостно прикрикнул. И засопел возмущённо, когда девушки мико принялись выдворять его прочь за нарушение порядка. Пришлось со смехом идти за Узумаки, оставляя позади весь церемониал и серьёзный вид. В конце концов, у них сегодня действительно был прекрасный день. А впереди — не менее прекрасная жизнь. Вероника клялась Ками, что она будет долгой и счастливой. Но адресата эти клятвы не достигли. — Нам нужен обмен опытом с Суной, — сообщила невозмутимо Цунаде, подписывая для Казекаге какие-то сопровождающие бумажки, — Сакура сейчас держит на себе весь госпиталь. А ты единственный иръёнин, кроме неё, к которому Гаара относится с теплом. Вероника потерянно моргнула. Хорошее настроение сняло, как рукой. Уже привыкшая за три недели к непрекращающемуся послесвадебному чувству лёгкой эйфории и влюблённости в собственного мужа, Вероника замялась и на миг даже потеряла дар речи. Она прокашлялась и нервно переступила с ноги на ногу. Суна — это слишком далеко от границ Конохи. И ещё дальше от семейного дома. — Мы виделись в последний раз почти год назад. Казекаге-сама меня едва помнит. Да и что мне там делать? Я же не эксперт по ядам и реабилитации, я нахожусь в статусе обычной медицинской сестры. — Сестры, которая недавно закончила углублённый курс реаниматологии и теперь находится в процессе написания личной работы об эффективном восстановлении и воссоздании повреждённых внутренних органов, — продолжила Цунаде невозмутимо. Она поставила точку, отложила кисть и подула на свиток, чтобы тушь поскорее впиталась в бумагу и подсохла. Стоявшая рядом Шизуне поджала губы. В глазах у девушки плескалось сочувствие. Вероника снова прокашлялась. — Не думаю, что это те знания, которые нужны медикам Суны. — Ошибаешься. Тебе будет чем там заняться. — И в чём заключается этот обмен опытом? Обучение местных иръёнинов? — Консультация местных медиков и совместный поиск новых решений, — будто цитировала, а не говорила от себя. Наверное, Цунаде вычитала это в письме Гаары. — Было бы полезно посмотреть, как работают иръёнины Ветра и выцепить себе полезные техники. В их теплицах полно растительных компонентов, с которыми мы почти не сталкиваемся, а некоторые специалисты выполняют манипуляции нитями чакры. Согласись, звучит интересно. Отрицать было бессмысленно. И, как иръёнина, Веронику должны были интриговать подобные возможности. Но сердце чуяло подвох. Ведь не стала бы Хокаге вытаскивать её из госпиталя ради простой миссии. — И на какой срок рассчитано это задание? — задала она главный вопрос. — На год. Сердце ухнуло вниз. Вероника едва успела взять себя в руки, но губы всё равно едва заметно задрожали, а ладони сжались в кулаки. Её затопило неверие, в груди поднялся острый, горячий протест, который на последних силах пришлось давить, чтобы не выказывать своей Каге непочтение. Оставить свою семью на целый год? Уехать, бросив самых близких людей? Предать клятвы, которая она меньше месяца назад давала Итачи в храме? Вероника опустила взгляд в пол. Вдохнув поглубже, он тихо возразила: — Нет, Цунаде-сама. Я не согласна. — Твоё мнение на моё решение не повлияет. Это важное поручение и доверить его я могу только тебе. — Но я только… — Не обсуждается, Учиха. Веронике казалось, что она сейчас или заплачет, или начнёт кричать. Она крепко зажмурилась и прижала ладони к лицу, чтобы справиться с накатывающими эмоциями. Она не могла покинуть Коноху. Её устраивала её затворническая, безмятежная жизнь. Она обожала свою работу и скучную, примитивную реальность. Ту, в которой обрела свою семью и была счастлива с ней. Перед глазами стоял вечер свадьбы. Шумный, наполненный громкими голосами и смехом. Под опущенными веками Вероника видела семейный дом, затопленный мягким светом, украшенный цветами и лентами. Собственные улыбки, от которых болели скулы, и уверенные касания Итачи, ни на миг не отпускавшего её руку. Его светящиеся глаза и немного покрасневшие от жары и алкоголя щёки. Вокруг один за другим раздавались тосты, танцевальная музыка выдёргивала из-за стола в зону для танцев и игр. Простое платье в цветах клана задиралось к коленям, пока Вероника кружилась вместе с Наруто по комнате, заливаясь хохотом от переполнявшего её счастья. Лицо Саске белело от крема со свадебного торта, в который его в шутку окунули подвыпившие приятели. Видение растворилось, оставляя за собой шлейф из светлой, едва ощутимой тоски. Она снова стояла перед столом своей Каге и боролась с подступающими слезами. — Хокаге-сама, я не могу, — всё же снова рискнула она. — Я никогда не была в Суне, никогда не жила так далеко и долго от дома. Да и я теперь замужняя женщина, у меня есть обязанности. Что скажет Итачи? — Я с ним поговорю, — «успокоила» её Цунаде. Завидев её мокрые глаза, женщина тяжело вздохнула и потёрла переносицу ребром ладони. Дав себе пару секунд на раздумья, она добавила: — Обмен опытом — не единственная причина. Мне действительно очень нужен свой человек в Суне. Медик. Связующее звено между деревнями. И это касается «снега». Плечи напряглись. Образ погибшего генина, забытый уже почти, снова всплыл перед глазами. — Разве расследование не окончено? — так ещё недавно уверял её Итачи. — Относительно распространителя — да. Но изготовитель всё ещё где-то за пределами Конохи. И мы нашли способ взять его. О нет. Нет-нет-нет. — Я не гожусь в агенты. Цунаде остановила её жестом руки. Она достала из верхнего ящика чистый свиток, макнула кисть в чернила и вернулась к письму: — Кумотаро вёл редкую переписку с химиком. Он не скрывал, что планировал искать себе подельника, но активных действий не предпринимал. Когда мы задержали его, то продолжили диалог от его лица. Чтобы оправдать отсутствие новых клиентов и отказ от поставок мы написали о том, что у яда появились случайные жертвы и Кумотаро якобы решил залечь на дно. А недавно, чтобы не сорвать рыбу с крючка, нам пришлось наврать о том, что подельник нашёлся и весь товар теперь у него на пути из Конохи. Мы выставили Кумотаро трусом, который решил перестраховаться и переждать, чтобы затем вернуться к распространению снова. А пока он будет брать процент со своего подельника, который начнёт работать в Суне. Стратегия, согласованная с Казекаге. Услышанное с трудом умещалось в голове. Значит, всё это время они продолжали медленно копать? И только теперь, когда уверены в успехе дела, решили перейти к активной фазе? Неужели их химик настолько умён? — Вы хотите сделать меня этим подельником? Но, Цунаде-сама, я никогда не работала с подобным. — Это и к лучшему, — перебила её Хокаге. — У тебя практически чистое досье без единой высокоранговой миссии. Никто не поверит, что тихоня в статусе генина способна быть шпионом Конохи. — Эта тихоня — жена руководителя разведки деревни. При всём уважении… Её снова остановили властным жестом ладони. Цунаде, держа одну руку в воздухе, второй быстро писала что-то, немного скрипя кистью. Закончив предложение, она внимательно его перечитала, отложила пишущие принадлежности и передала написанное Шизуне. Та с кивком приняла бумагу и молча покинула кабинет, напоследок подарив Веронике ещё один сочувствующий взгляд. Когда они остались наедине, Цунаде выдохнула и сложила ладони перед собой, нервно постукивая ногтями по полированной поверхности стола. — Не буду врать, изначально я планировала на эту роль другого человека. Я поручила Итачи подобрать мне кандидатов из числа его людей, мы всех их отсмотрели, но ни один из них не устроил меня до конца. Они все — обычные шиноби. А мне нужен медик, который сможет не для галочки ходить в халате, но и действительно работать, сливаясь с окружением. Это тоже важная часть маскировки, и для этого ты подходишь идеально. Ты иръёнин, ты работала со «снегом», ты была включена в расследование. Даже недавний брак нам, в какой-то степени, на руку. В этот момент Вероника отчётливо поняла, что никакие уговоры не сработают. Цунаде уже приняла решение и её работа, как шиноби Конохи, принять его с достоинством. Опустив ладонь на занывший от волнения живот, она прикусила нижнюю губу и, подавив растущее внутри чувство обречённости, дала себе немного времени на размышления. Цунаде, к сожалению, была права. Она действительно выглядела хорошим кандидатом в «распространители». Бесталанный генин, который не смог ничего добиться на стезе шиноби и теперь вынужден работать в госпитале за небольшую, в сути, оплату. Как медик, она могла регулярно контактировать с Кумотаро и в какой-то момент проникнуться его идеалами. Торговать смертью прямо на глазах у всех, не опасаясь разоблачения. А что Итачи? Ах да, бывший нукенин и террорист. Карта, которая срабатывала до сих пор. Сами мысли об этом делали ей больно. — Вы ведь… Не предлагаете мне говорить всем, что я вышла замуж за тирана? — Что? Нет, — Цунаде отмахнулась, — Не до такой степени. Но мы можем указать в легенде, что он женился на тебе против твоей воли. Например, чтобы обелить репутацию или приструнить тебя, нечистую на руку. А твоя поездка в Суну — хороший повод сбежать от навязанного замужества. Разумеется, вслух мы этого не скажем. Но если будут спрашивать — загадочно молчи и делай намёки. Слухи сделают своё. Голова пошла кругом, Цунаде ещё не закончила говорить, а в ушах уже неприятно зазвенело. Кожа стала вмиг какой-то липкой, будто её окунули в выгребную яму. Вероника нервно почесала ногтями предплечье, надавила пальцами, пытаясь стереть это неприятное ощущение, но сделала только хуже. Стало так противно, что хотелось развернуться и убежать, наплевав на последствия. Её едва не передёрнуло от омерзения. Оболгать мужчину, которого она любила до рези в слабом сердце? Да у неё отсохнет язык сказать о нём хотя бы одно дурное слово, даже ради миссии. А выставить подлецом, способным силой привязать к себе женщину, — тем более. Выход был только один. — Второй вариант. Лучше я буду неверной женой, продажным медиком и сволочью, чем позволю опорочить его. — Тогда тебе нужна будет соответствующая легенда. На подготовку — три дня. И на следующей неделе ты уже должна быть в Суне. Как закончишь — оформлю миссией ранга А. С соответствующей оплатой. Наверное, такой щедрости стоило бы порадоваться. Длительная миссия такого высокого ранга стоила баснословных денег. Но слова, которые должны были приободрить её, вызвали только большую тоску. Веронике казалось, что она прямо сейчас продавала свою верность Итачи, обменивала её на демоновы рё. Но ради какой цели? Идущая ртом пена, опухшее лицо, расцарапанное горло… Ками, пусть это того стоит. Пусть её старания окупятся, а «снег» перестанет существовать, канув в небытие вместе с теми, кто его создал. Если это действительно способно положить конец распространению яда — она была готова пройти этот путь. Постараться хорошо отыграть свою роль и не опозорить Коноху, сорвав такую важную миссию. Лично врезать по лицу чудовищу, убившему пять человек и ещё десяток обратившему в зависимость. Только бы это было не напрасно. Только бы он понял и принял. В дверь постучали, и вместе со слишком знакомым, выжженном на душе следом чакры, на пороге появился Итачи. Сердце снова пропустило удар. — Цунаде-сама, вызывали? Я… Вероника? Итачи хватило всего одного взгляда в её заплаканные глаза, чтобы всё понять.*
— Момо-сан, так что с тем несчастным из третьей палаты? Вероника поставила подпись, захлопнула медицинскую карту и небрежно кинула её на стопку таких же однотипных, скучных папок, не сдерживая кипящего внутри раздражения. Буря бушевала вокруг Суны уже вторые сутки, и всё это время она была заперта в четырёх стенах с десятками иръёнинов и сотнями пациентов, ни один из которых не вызывал должных эмоций. Внутри были лишь звенящее безразличие и усталость, недостойные представителя её профессии. Кацуро-сан её за такое уволил бы с позором. Но её роли подобное соответствовало идеально. — На капельницы. Если станет хуже — переводим в интенсивную. И не дёргайте меня в следующие пару часов. На мне гора отчётов за всё отделение. — Но он уже проходил курс и это никак не помогло. Может, посмотрите внимательнее? Я чувствую, что проблема куда глубже, чем кажется. Вероника цокнула языком. Она подняла на девушку немного уничижительный взгляд и едко улыбнулась. — Ты иръёнин, Курата, а не экстрасенс. Должна знать, а не чувствовать. Капельницы, значит, капельницы. Если станет хуже — интенсивная. На этом всё. Молоденькая медсестра кивнула, принимая задачу, и вышла из кабинета. Стоило ей хлопнуть дверью, как Вероника наклонилась вперёд и уткнулась лбом в заваленный бумагами стол. Раздражение перерастало в злость, гудящую и глухую. Взять бы этот стол и швырнуть его в ближайшую стену, подтверждая ползущие коридорами слухи о её неспокойном характере. Сорвать с окон пыльные шторы, облить всё бензином и поджечь, чтобы Казекаге с позором выслал её обратно в Коноху. Просто сделать что-то, чтобы всё это закончилось. Полгода без единой зацепки. Шесть месяцев бездарной игры на публику, топтания на месте и всеобъемлющего одиночества. Сто восемьдесят девять дней без семьи. Без Итачи. Без безопасного угла и того места, где она могла быть сама собой. Кажется, она начинала понимать, почему некоторые оперативники после долгих лет вдали от дома теряли связь с реальностью. Веронику сейчас держали только мысли о любимых и возможности свершить правосудие над человеком, пытающимся подсадить шиноби на «красный снег». Чтоб ему было пусто. Она очень устала. В дверь снова постучали. Вероника оторвала голову от стола и покосилась на полотно. — Входите. В кабинет проскользнула молодая девушка в стандартном обмундировании шиноби. Светлые, выгоревшие и выжженные на безжалостном солнце волосы её едва доставали до плеч. — Добрый день, вы Момо-сан, верно? Вероника вздохнула. — Ага. Жалобы? — Ой, я не как пациент. Девушка встрепенулась, подняла руку и попыталась причесаться — с головы и одежды посыпался на кафель нанесённый с улицы песок. Под внимательным взглядом Вероники она залезла в набедренную сумку и достала оттуда небольшой свиток, подвязанный красной лентой. От Казекаге. — Меня просили передать лично в руки. Примете? — Ну, раз лично в руки, — она поднялась, демонстративно громко отодвинув стул, и подошла к куноичи, — Отдавай и иди — у меня полно работы. Та немного замялась и покосилась в сторону окна, закрытого мощными ставнями. — Но.. — куноичи запнулась, — Мне сказали переждать здесь. На улице ещё буря, я добиралась сюда почти полчаса. — Переждёшь в кафетерии — там есть стулья. — Но… — У меня кабинет приёма пациентов, а не постоялый двор. Девушка поджала обиженно губы. Она буквально всучила ей свиток, поклонилась сухо, попрощалась сквозь зубы и вышла прочь, хлопнув за собой дверью. Вероника сжала на свитке пальцы, активировала его одной печатью и достала оттуда короткое послание со стандартным ответом от Цунаде. «Работаем по плану» — вот и вся информация. Это было невыносимо тяжело — притворяться другим человеком. Избегать близких знакомств, общаться с долей хамства и иронии, смотреть на всех немного свысока и делать вид, что ты последняя дрянь. Хуже всего — периодически флиртовать с коллегами, сливаясь ровно в тот момент, когда они готовы были сделать шаг навстречу. Вероника словно проживала чужую жизнь. И за эти долгие месяцы настолько к ней привыкла, что порой уже не притворялась. Забывала о том, кем была раньше, и оставалась в образе даже когда её вызывали в кабинет Гаары для обмена новостями. Вечерами остро хотелось снять с себя кожу в надежде на то, что это избавит её от всех тех вещей, что она делала и говорила. Залезть в ванную, наполненную обеззараживающими средствами, натереться самым едким мылом, прочистить язык. В конце концов, просто ударить саму себя за то, кем стала. Той, кто раньше вызывал отвращение. Но вместо этого, как послушная куноичи, Вероника игнорировала бушующее внутри омерзение к самой себе и молча садилась за отчёты и письма. Раз в неделю — официальные, краткие для Хокаге. Через день — для своей семьи. Им она писала много, изливая на бумаге все свои тревоги и чаяния. Делилась тем, как прошёл её день, иногда вставляя в переписку диалоги с ироничными комментариями. Жаловалась на высокие цены за любимые фрукты, зарисовывала забавные вещицы, которые купила на рынке для того, чтобы привезти с собой домой. Когда позволял вес она рисовала в углу крошечный фуин, которому научилась у Темари, и прятала там сувениры: ароматические масла, благовония, свёртки со специями и засахаренные фрукты. Эти маленькие исповеди помогали Веронике не теряться окончательно и помнить, кем она была, когда ещё жила в Конохе. Дёргали за нити связей, напоминая о том, что где-то далеко есть люди, которые её ждут. Давали хотя бы на несколько минут окунуться в ощущение того, что она не одна. Ведь даже окружённая людьми, чаще всего расположенными к ней доброжелательно, Вероника видела между собой и жителями Суны прозрачную стену, через которую было невозможно пробиться. И имя этой стене было — миссия. Ровно полгода назад она прибыла в Суну с двумя фунтами «снега» в свитках и легендой о побеге от слишком заботливого и благочестивого мужа. Учиха Момо — мятежная девка, сама себе на уме. Она устроилась на работу в госпиталь, как ценный специалист, и тут же принялась строить местных. Выбила комфортный кабинет, подмяла под себя целое отделение и осела в нём, изредка принимая пациентов. Она целыми днями копалась в документах и историях болезни, заполняла бумаги и заказывала расходные материалы. В свободное же время иръёнин с собранными в высокий хвост волосами и короткой обтягивающей юбкой медленно дефилировала коридорами госпиталя, немного по-хамски общалась с коллегами, совала свой нос в чужие дела и вообще производила впечатление не самого приятного человека. Со стороны казалось, что Момо — яркий пример профессионального выгорания. Человек, которому плевать на свою работу и жизни окружавших её людей. Но каждый из медиков Суны знал, что на самом деле она хороший специалист, и если найти к ней подход, то она способна свернуть горы на пути к исцелению человека. Именно так описали её личность в переписке с их таинственным химиком, наставляя его связаться с ней для продолжения сотрудничества. Химик, как водится, информацию принял, потребовав у «Кумотаро» держать язык за зубами и никуда не высовываться. Он пообещал выйти на Веронику лично и обсудить с ней условия сотрудничества. А сам пропал к чертям, так и не показавшись за все эти месяцы. Или показался, но виду не подал — в воспоминаниях настоящего Кумотаро делец менял облик при каждой встрече. Так что приходилось внимательно слушать и ждать, когда её сочтут достаточно благонадёжной и решат вступить в контакт. Переписка прекратилась, ведущая к новому звену цепочка оборвалась, а Вероника осталась наедине с миссией, которая всё длилась, и длилась, и снова длилась, как День треклятого сурка. Если в первые месяцы она ещё надеялась на то, что вскоре этот кошмар окончится, то уже на сотом дне опустила руки и просто поплыла по течению, ожидая сигнала. Она работала, пыталась залезть в исследования местных иръёнинов и за небольшую взятку в виде сладостей делилась информацией о методах лечения Конохи. Казекаге, прекрасно погружённый в детали её задания, принимал её отчёты, через своего сокола передавал корреспонденцию в Коноху и изредка просил о встрече, чтобы убедиться в том, что её крыша ещё не укатилась куда-то за пределы деревенской оборонительной стены. Вместе с его братом и сестрой они сформировали выборку шиноби, готовых в случае необходимости сыграть роли «зависимых» и случайных жертв, подготовили список сигналов на случай задержания, делились своими теориями на предмет возможного развития событий. И, пожалуй, эти редкие беседы за чашкой зелёного чая были одними из немногих положительных моментов пребывания в Суне. Потому что за пределами круглого кабинета у Вероники оставались только воспоминания, мечты и надежды на то, что её труд приносит кому-то пользу. Помогает спасать жизни наивных шиноби. Буря продлилась до глубокой ночи и ушла на запад. Привычно заночевав на жёстком диване кабинета, Вероника ранним утром сходила в душ, перекусила онигири из столовой и, приведя себя в порядок, снова села за работу. Госпиталю Суны не хватало жёсткой руки Цунаде — с документацией здесь всё было настолько плохо, что Вероника за жалкие месяцы успела заработать мозоли на пальцах и ноющую поясницу. Оптимизация вдвое сократила бы нагрузку, но слышать о подобном здесь пока не желали. Приходилось тратить на писанину долгие, нудные часы, и день ото дня кипеть от раздражения. Ближе к обеду она вышла на обход отделения, просмотрела карты всех, кто формально находился под её крылом и перекинулась парой слов с временными обитателями жёстких медицинских коек. Как бы сильно не приходилось строить из себя безразличную дрянь, Вероника не могла наступить на горло клятвам и всё равно старалась участвовать в жизни пациентов. Сегодня, например, она вписала чужим почерком пару лишних рекомендаций, заменила препараты для «несчастного из третьей» и под предлогом игривого «потрогать мышцы» осмотрела вызывавший опасения позвоночник одного из молодых джонинов. Мелочь, но так она хотя бы была уверена, что несчастные не выйдут за стены госпиталя калеками. Закончив с шатанием по коридорам, молодая женщина осела в кафетерии и, закинув ногу на ногу, устроила себе полноценный часовой обед. Покачивая в воздухе ногой, обутой в непривычные для местных открытые туфли на высоком каблуке, она лениво ковырялась палочками в рисе. Сзади раздавались шепотки, на открытых ногах физически ощущались редкие, но до отвращения липкие взгляды. Не прошло и пятнадцати минут, как на соседний стул опустился один из «бумагомарателей» — заместитель главного врача, тощий и бледный Кёске. — Приятного аппетита, Момо-сан, — вполне искренне пожелал он, опираясь локтями о деревянную поверхность стола. Вероника выдавила из себя улыбку, над которой больше часа работала перед зеркалом. — Спасибо, Кёске. Присоединишься? — О, я уже поел, Момо-сан, — протянул он едва ли не мечтательно, — Но ради вас могу остаться на чашечку чая. — Девушке всегда приятно, когда ей составляют компанию. Она кокетливо дёрнула плечом и подмигнула, воображая на месте заросшего неаккуратной щетиной мужчины совсем другое лицо. Наивный Кёске тут же расцвёл, подскочил на ноги и побежал к стойке за напитками. Вернулся всего спустя пару минут. И едва не вылил на неё содержимое стаканчиков, когда запнулся о ножку стула. — Не спеши так, у нас ещё есть время, верно? Обед заканчивается через сорок минут. — Точно, — он сделал поспешный глоток и едва не выплюнул всё обратно — обжёг нёбо и горло. Закашлявшись, Кёске прохрипел: — Долгая была буря, правда? — Очень, — она скривила нос и намотала на палец собственный хвост, смотря куда-то в потолок, — В кабинете было очень тоскливо. А ночами даже страшно — так всё гудело. Я не выспалась. — Ну, — мужчина приосанился и наклонился к ней ближе, — вам не стоит бояться, Момо-сан. Госпиталь проектировали на совесть. Никакая буря не способна его разрушить. И никакой песок вам не навредит. Я вам обещаю. Вероника перевела на него взгляд и едва не скривилась от того, сколько обожания светилось в блеклых глазах. Кёске смотрел на неё, почти не моргая, гуляя взглядом по лицу, вырезу блузки и открытым ногам. Поджав на миг губы, она вновь растянула их в немного кокетливой улыбке. Было проще, если в такие моменты она представляла на месте каждого из них Итачи. Проще, но ещё омерзительнее. — Такие громкие слова, Кёске. И как же ты спасёшь меня от стихии? Песок — очень мощная сила. — О, — он стушевался даже, собираясь с мыслями. Облизал губы нервно, поправил волосы, снова прокашлялся: — Я не в силах остановить бурю, но в моём кабинете безопаснее, чем в вашем. Можете приходить ко мне в такие часы. Я заберу ваши страхи. Смех вышел немного ломким. Вероника прикрыла рот ладонью, пряча вновь скривившиеся губы. С прошедшими в Суне месяцами легче не становилось — внимание других мужчин по-прежнему вызывало или сочувствие, или отторжение. Ино говорила, что комплименты приятны даже от незнакомца, но с ней подобное не срабатывало. Ни один из них не вызвал и тени симпатии. Только желание развернуться и убежать, нырнув в родные объятия. В руки, которые уже почти две сотни дней не касались её. Тоска по Итачи была просто невыносимой. Они забрали у неё обручальное кольцо, не позволили взять с собой даже их свадебное фото, оставив только воспоминания. — Кё-ёске, — протянула она, стараясь держать лицо, — ты очень благородный молодой человек. В следующую бурю я подумаю о тебе. — Ох, Момо-сан, я… Что он там хотел сказать, она уже, к счастью, не узнала. Рядом с их столом буквально выросла из-под земли пыльная фигура в песочном жилете. Средних лет мужчина поклонился им неловко, держась рукой за бок. — Момо-сан, верно? — Дышал он тяжело, с присвистом, — Вас ищут по коридорам. Нужно ваше участие — у нас тяжело раненный в отряде. Если звали конкретно её, значит были повреждены внутренние органы. Очень неприятное, потенциально смертельно опасное ранение, требующее немедленного привлечения специалиста. Подавив импульс подскочить на ноги и тут же ринуться за шиноби, Вероника улыбнулась и встала со стула, изящно поправляя сползающий халат. — Приятно быть незаменимой, — хохотнув, она перевела взгляд на немного поникшего кавалера, — Прости, Кёске. Поговорим в следующий раз. Он неловко улыбнулся. — До скорой встречи, Момо-сан. Она надеялась, что нет. В конце концов, обычно их обеды не совпадали. Шиноби вёл её коридорами, припадая на одну ногу и по-прежнему держась за бок. Скорее всего, у него были сломаны несколько рёбер и слегка задето лёгкое. Ему бы лечь и попросить медиков заняться собой, а не таскаться в поисках конохской эмигрантки. У нужной двери, Вероника поймала проходящую мимо девочку-иръёнина и кратко проинструктировала: — Этого в ближайшую палату. Осмотрите внимательно — мне не нравится, как он дышит. Шиноби, поворчав пару секунд для вредности, сдался и последовал прочь, напоследок благодарно кивнув. Вероника отмахнулась и зашла в палату, громко стуча каблуками. Внутри слышался несвязный хрип и девичьи причитания. Вокруг полуголого джонина, метавшегося по койке в полубреду, кружило две медсестры, пытаясь техниками заморозить организм и приостановить развитие дегенеративных процессов. На ходу скрутив свой хвост в пучок, Вероника быстро продезинфицировала руки, взяла с металлического столика стерильные перчатки и подошла к пациенту. Выглядел тот скверно. — Что тут у нас? — спросила она, оттесняя одну из девушек бедром. Та подула на сползшую чёлку и нервно вытерла взопревший лоб о плечо. — Почки и кишечник. Едва держится, уже пошла интоксикация крови. Дважды скверно. Размяв пальцы, Вероника пустила в ладони чакру и осторожно провела руками над поражённой областью. Видеть что-либо мешала кровь, так что действовала вслепую. Дала пару сухих указаний, отогнала посторонних, вжала пальцы в воспалённую кожу и, игнорируя болезненные стоны мужчины, проникла внутрь, получая прямой контакт с органом. Вторая открытая ладонь легла на повреждённые мышцы нижнего пресса, пытаясь стянуть кишечник. Сначала органы — потом поверхностные ранения. — Времени на наркоз нет, так что держись, — только и сказала она несчастному, цеплявшемуся белыми от напряжения пальцами в металл койки, — я сделаю всё быстро. Когда рядом снова показались ассистентки с инструментами и стойкой капельницы, она не глядя бросила: — Начинаем. И активировала технику, запуская процесс. Наконец-то работа. Та, благодаря которой она чувствовала себя нужной. Та, во время которой она была не капризной дрянью, а самой собой. Всё ещё способной спасать человеческие жизни.*
К вечеру Вероника чувствовала себя непривычно утомлённой. Операция, вопреки легкомысленным обещаниям, затянулась почти на час и выпила из неё немало чакры. Отмывшись от чужой крови, она убедилась в том, что пациент стабилен, передала его на руки медсёстрам и вернулась к писанине. В восьмом часу, когда вокруг уже стемнело, Портер потянулась, разминая затёкшие мышцы, разработала ноющие запястья и решила наведаться в служебную квартиру. Третью ночь на продавленном диване её спина бы не выдержала. Путь к кровати непривычно растянулся. После заката солнца на Суну опускалась приятная прохлада, от лёгких порывов ветерка по коже ползли мурашки, воздух казался свежим и едва ли не морозным. Вероника жадно наполняла лёгкие кислородом и ветрела головой, присматриваясь к вывескам многочисленных кафе, вновь открывавшихся после утихшей бури. Сделав заказ в лавке с такояки, она забрала ещё горячие шарики с морепродуктами и бережно сложила в сумку, чтобы те не успели остыть. Пробежалась по уже закрывавшимся продуктовым «развалам», набрала немного овощей и сладостей. Маршрут к служебной квартире пролегал через половину деревни, так что по дороге она успела размяться, встретить пару знакомых и пересечься взглядами с Темари, отмечавшей что-то в одном из открытых баров. Девушки кивнули друг другу, едва заметно улыбнулись и вернулись каждая к своим делам. Официально они могли видеться только в стенах кабинета Казекаге. Уже на подходе к своему жилому комплексу она снова встретилась с Кёске. — Момо-сан! — мужчина радостно махнул ей ладонью и облокотился о стену идзакая. — А мы тут празднуем. Хотите с нами? Для поддержания легенды стоило бы, но пересилить себя в этот раз она не могла — слишком устала. Пришлось улыбнуться и дёрнуть плечом. — Извини, Кёске, у меня уже есть планы на вечер. Какая воспитанная девушка отменяет их в последний момент? — Та, что может себе это позволить, — мужчина пьяно хихикнул и подошёл к ней. Из идзакая послышалось одобрительное улюлюканье, — Вы ведь достойны самого лучшего, Момо-сан. — Ты так считаешь? — Разумеется. Такая роскошная женщина не должна прозябать в одиночестве. Затылок неприятно закололо от дурного предчувствия. Пока они общались в госпитале, неловкий Кёске редко не позволял себе откровенный флирт, ограничивался неловкими комплиментами и туманными намёками. Такая коммуникация поддерживала её легенду, позволяя безопасно играть свою роль. Но алкоголь развязал ему язык, сделав подозрительно решительным и смелым. Приходилось импровизировать. — Ах, Кёске, но я ведь не совсем одна. Мужчина скривился. Он поправил уже немного сальные волосы и внимательно обвёл её взглядом. Сделав шаг ей навстречу, он едва ли не прошептал: — Если вы о своём…бывшем муже, то это не проблема. Он ведь там, а вы здесь. Даже не потрудился догнать вас и вернуть. Вы свободны поступать так, как хочется. Без оглядки на ханжеских выходцев их якобы благородных кланов. Улыбка застыла на её губах, едва не превратившись в оскал. В груди зарычало что-то зло, поднимая голову. О, правда? Не потрудился? Да будь Итачи волен поступать так, как хочет сердце, то все эти месяцы жил бы здесь вместе с ней. Но, приняв должность руководителя разведки, он подписался и на то, что не покинет пределов Конохи без прямого на то приказа Каге. В голове Учихи хранилось столько информации, что её утечка в умелых руках способна была превратить деревню в руины. Они оба были заложниками приказов, и оба страдали от этого, не имея возможность даже мельком увидеть друг друга. — Так уж и ханжеских, — пропела она напряжённо, сглатывая вставший в горле ком. Кёске серьёзно кивнул и подошёл ближе, подступая почти вплотную. Её окутали пары дешёвого сливового вина. — Ну, всем прекрасно известно, что браки в клановых семьях заключаются только ради рождения наследников, — он коснулся её чёлки и заправил её за ухо. Вероника едва не отшатнулась. Перед глазами всплыло другое лицо, другой вечер, другие слова. — Не удивительно, что вы сбежали от него в другую страну. Слишком… Вольная для того, чтобы сидеть в четырёх стенах и рожать бывшему нукенину одного сына за другим. «Не слушай их». Любимый голос ворвался в голову вместе с ощущением касания на линии челюсти. Тыльной стороной ладони по нежной коже, огибая нижнюю губу и следуя вверх — к кончику носа. Макушки коснулось фантомное дыхание. «Я никогда не откажусь от тебя и не предам». Вероника снова сглотнула. — Я выгляжу вольной? — спросила она немного игриво, и сама не поверила в то, какую эмоцию выдала. Но пьяный Кёске принял её жалкое блеяние за намёк. — Вы выглядите лишённой любых оков, Момо-сан. — Звучит захватывающе. — Так и должно быть. Вы ведь достойны лучшей жизни. Позвольте подарить её вам. Кёске наклонился к ней, сокращая расстояние. И в этот момент стоило бы запаниковать и сделать какую-то глупость, но вместо этого Вероника просто отвела голову в сторону, уходя от неловкого поцелуя и посмотрела своему поклоннику за спину. Пытливый взгляд быстро пробежался по улице и врезался в путь к спасению. Всего в нескольких футах от них шёл немного хмурый, погружённый в свои мысли и непривычно лишённый боевого макияжа старший брат Казекаге. Ещё одна тонкая ниточка к её душевному равновесию. С трудом веря в свою удачу, Вероника снова улыбнулась и невозмутимо махнула в воздухе пальцами. — Ах Канкуро, вот ты где! Молодой мужчина, услышав окрик, остановился и посмотрел в их сторону. Ему понадобилось всего пара секунд на оценку ситуации, после чего он ухмыльнулся и уверенно направился в их сторону. Когда Канкуро поравнялся с ними, Вероника ловко выскользнула из смыкавшихся капканом загребущих рук и сделала шаг за спину своего защитника. — Прости, Кёске. Когда я говорила, что не одна, то имела в виду Канкуро. Тот прищурился и поймал её за талию, мягко обхватывая рукой. — Момо-чан, ну просил же пока молчать, — ловко включился в игру руководитель контр-террористического подразделения деревни с мягким укором в голосе, — Что братишка скажет? Вероника легкомысленно пожала плечами и потянулась, опуская запястье свисать с его плеча. — Ну мы же не жениться собираемся. То, что ему не навредит, может оставаться в тайне. Она подмигнула Канкуро. Тот запрокинул голову вверх и искренне расхохотался. Похлопал её ладонью по рёбрам и немного мечтательно протянул, смотря на опешившего Кёске: — Ох, Момо-чан, ну что за женщина. Скажи, а? Кёске выглядел так, будто на его глазах только что убили десяток невинных людей. Кажется, он даже протрезвел, настолько шокированным выглядел. Осознав, что всё это время он флиртовал впустую, мужчина сделал шаг назад, опустил взгляд в пол и бросил: — До свидания, Канкуро-сама. До свидания, Момо-сан. Увидимся на службе. Мужчина развернулся на пятках и вернулся обратно в идзакай, сбегая с места поражения. Вероника бросила ему вслед: — Пока, Кёске. И облегчённо вздохнула, когда тот скрылся из виду. Хвала Ками, одна беда стороной обошла. — Вроде ушёл. Не выдержал конкуренции и решил не спорить с братом Каге. Вероника отмахнулась и сняла руку с плеча Канкуро. Тот покрепче обхватил её талию и потащил за собой в ближайший проулок. Стоило им скрыть от посторонних глаз, как молодой мужчина тут же отошёл на подобающее правилами приличия расстояние. Настоящий джентльмен, как сказали бы на её исторической родине. — Слухи поползут, — послышалось меланхоличное. — К слухам я уже привыкла, — она растёрла ладонями глаза, не беспокоясь о макияже, и прижалась к прохладной стене из песчаника: — Спасибо, Канкуро. Ты мой спаситель. Не была бы я замужем... Он цокнул языком, принимая надуманный комплимент. Оба прекрасно знали, что Вероника старалась не выпадать из роли, а потому иногда позволяла себе говорить лишнее. Оба не обращали на это внимания. Привыкли. — Я польщён, принцесса. И пожалуйста. Ты же знаешь, мы хорошо к тебе относимся, — под «мы» он имел в виду всех трёх сиблингов Сабаку но, — Домой шла? — Да, хотела поужинать со свечами, бутылкой сливового вина и собственным одиночеством. Но, как видишь, миссия провалена. Канкуро хмыкнул и обвёл окружающее их пространство взглядом. Посмотрел вверх, потрогал ближайшую стену, проверяя её на прочность. Задумался будто о чём-то, погружаясь ненадолго в себя. А затем повернулся к Веронике и неожиданно плутовато улыбнулся. — Не уделишь мне пару минут? Звучало интригующе. — Внимание не привлечём? — Мало ли куда двое любовников могут направляться поздно вечером. Он двинул бровями вверх-вниз протянул ей руку. Вероника, немного помедлив, наигранно вздохнула, посмотрела на него из-под ресниц и вложила пальцы в сухую ладонь. Канкуро был всецело прав. Её легенде это никак не вредило. — Что-то важное? Он снова обхватил её за талию и тихо хохотнул: — Да. Очень важное. Они растворились в шуншине, оставляя после себя только слегка потревоженные обрывки рекламных листовок. Путь занял всего шесть прыжков техники мерцания. На седьмом они приземлились на крышу местной гостиницы, немного задев черепицу. Вероника покачнулась на высоких каблуках, попадая набойкой в просвет между кладкой и схватила Канкуро за плечо. Тот придержал её и медленно повёл за собой вдоль ската к самому краю. — Хочешь столкнуть меня и избавить деревню от проблем? Несмотря на явную иронию в её голосе, Канкуро покачал головой и серьёзно ответил: — Наши деревни сотрудничают. Этот ненормальный может начать травить людей и здесь, так что… Ваше дело благородное и правое. — Я же пошутила. — Я знаю. Он заглянул вниз, будто проверяя что-то, сделал несколько шагов влево и жестом подозвал её к себе. Вероника, с лёгким волнением повторила его манёвр и увидела под собой окаймлённый резными перилами прямоугольник балкона. Часть его была освещена мягким оранжевым светом из чьего-то номера. — Вот сюда. Прыгай. — Мы будем пугать местных постояльцев? — Почти. Давай, только разувайся, а то ногу вывихнешь. Хмыкнув, Вероника наклонилась и сняла неудобную обувь. Стоило ступням опуститься на прогретую за день черепицу, как она едва не застонала от удовольствия. Ко многому пришлось за последние полгода привыкнуть, но к этим адским колодкам… — Я надеюсь, что там не спецотряд для задержания. Очень уж всё загадочно. Канкуро прыснул от смеха и мягко подтолкнул её в спину. — Поверь, нет. Иди давай. Вероника пустила в ступни немного чакры и соскользнула вниз. Почти бесшумно приземлившись на мысочки, она присела, смягчая касание с бетоном и посмотрела вверх. Канкуро показал ей два пальца вверх и указал жестом на балконную дверь. Так, очень интересно. Отряхнув юбку, Вероника заглянула в окошко, но не увидела ничего интересного, кроме разворошенной кровати и включённого светильника. На стуле валялась потасканная набедренная сумка, рядом — трудно идентифицируемый протектор. Набравшись смелости, она осторожно толкнула дверь и удивилась тому, что та была распахнута. Нырнув внутрь сначала головой, она оглядела помещение и медленно зашла, сжимая в напряжённых пальцах свободной руки свою обувь. Номер был самым обычным, средней категории. Мягкое ковровое покрытие на полу, однотонные обои на стенах, добротная мебель. Генины себе такое позволить не могли. Шкаф был распахнут, у дверцы лежала выпотрошенная однотонная сумка, покрывало кровати комком скинули в угол. Вдалеке слышался плеск воды — хозяин номера был в душе. Призрачный след его чакры, едва ощутимый, казался ей очень знакомым. Но его было так неуловимо мало, что она могла сказать однозначно лишь то, что достаточно часто общалась с этим человеком. Коноха прислала ей кого-то для координации? Мягко ступая по ковру, Вероника сделала несколько шагов вдоль номера. Взяла в руки чужой протектор с эмблемой Листа, повертела его в руках и аккуратно положила на место. Самый обычный. Набедренная сумка тоже не дала никакой информации. На ней не было надписей, монов или других символов. Решив попытать счастья с одеждой, она подошла к шкафу. Заглянула на полки и увидела среди скомканной, не глаженой одежды немного выцветшую, растянутую футболку ярко-оранжевого цвета. Схватив её одним резким движением, она покрутила одежду в руках, пока не нашла на одном из рукавов вышитый собственной рукой водоворот — немного кривой из-за поехавшей после стирки ткани. Горло перехватило, сжало невидимой рукой. Воздух застрял в лёгких, сердце заколотилось, как бешеное. Дверь в ванную за её спиной со скрипом распахнулось, и в проёме появился силуэт. Вероника обернулась и застыла, увидев загоревшее, улыбающееся голубоглазое лицо. — Наруто?