Второй шанс для обоих

      В первые дни пребывания в Сигнальной башне Моно бы ни за что не угадал, что в этой проклятой комнате будет доставлять ему больше всего проблем. Мысли о недавно пережитом предательстве не покидали его голову ни на секунду, и не покидают до сих пор. Глаза пульсирующей живой плоти будто смотрели не только сквозь стены тесной комнаты, но и сквозь его сознание. Моно никогда не был уверен, насколько его мысли по-настоящему принадлежат ему, а не аккуратно навязаны Башней.       Но Моно не пережил бы в Бледном городе и пары дней, если бы не умел прекрасно адаптироваться к любой напасти. Как ни странно, именно от этого умения он сейчас и страдал больше всего. Стоило приноровиться к вечно смотрящей в твою душу плоти, привыкнуть к постоянному потоку мыслей о его подруге-предательнице, как появился новый оппонент, которого уже не победить простой адаптацией — скука. Смертельная скука. Одинаковые стены, одинаковый стул, одинаковые мысли, одинаковые дни, - он не мог вынести этого. Каждое мучительное мгновение в этой комнате Моно казалось, что он вот-вот сойдёт с ума от тоски, но этот момент так и не наступал. Если бы только он мог отключить своё сознание и потеряться в приятном, умиротворяющем небытие…       Но он не мог. А монотонные мгновения всё проносились, словно в вечном кошмаре. День за днём. Неделя за неделей. Месяц за месяцем.       Пытаясь бороться со скукой, он решил понаблюдать за внешним миром, используя свои способности, которые сам до конца ещё не понимал. И через несколько месяцев попыток ему наконец удалось взглянуть на улицы Бледного города. Он как будто обрёл новый орган чувств. Каждый телевизор, до которого доходил сигнал Башни, был ему и глазом, и ухом. И, возможно, чем-то большим.       Наблюдая за безликими жителями Бледного города, Моно обнаружил, что он может целенаправленно привлекать их внимание. Они входили в транс, всматриваясь в идущий от Башни сигнал. Поначалу он то притягивал жителей к телевизору, то отпускал, наблюдая за их бездумными движениями. Чувство лёгкой неприязни к их животной бездушности и слепому неведению, со временем сменилось отвращением и ненавистью. Этот тоскливый город, это мрачное место как раз под стать таким как они. Он стал намеренно вести их в электризованную воду, заставлял их сбрасываться с крыш в попытках добрести до телевизора. Не из необходимости, как это было до заточения в Башне, а из последней попытки рассчитаться с этим миром.       Хотя и эти мысли со временем перестали отвлекать его от неизменности своих дней. Моно отчаянно искал телевизор, через который он сможет увидеть что-то новое, что-то необычное. Но изо дня в день его поиски оставались безрезультатными, и он вновь возвращался к наблюдению за осточертевшим Бледным городом.       И вот однажды, что-то всё-таки привлекло его внимание.       В неизменном пейзаже, открывавшемся мальчику через телевизоры, Моно всегда чувствовал малейшие изменения. Словно чёрное пятно на кристально чистом холсте, любые колебания в сигнале сразу выделялись на фоне общего постоянства. Поэтому удивлению мальчишки не было предела, когда он почувствовал, как кто-то включает телевизор. Это само по себе было довольно необычно, ведь зрители слишком глупы даже чтобы нажать на кнопку включения. Но что ещё страннее, он чувствовал, с каким трудом ему удаётся услышать сигнал этого телевизора, будто он исходил… прямо со дна океана.       Стоит ли говорить о том, что Моно сразу же пустил всё своё внимание на происходящее у этого телевизора? Он вновь ощутил, как его сознание наполняется сигналом, как телевизор становится его маленьким окном во внешний мир. Ожидая чего-то нового, Моно впервые за долгое время был рад тому, что ещё не сошёл с ума. Хотя то, что он увидел, застало его врасплох.       Перед экраном стояла девочка в жёлтом дождевике. Она только-только отрывала тонкие ладони от кнопки включения, которую нажала мгновением ранее. Капюшон скрывал большую часть её лица, но Моно разглядел под ним бледные, почти белые губы и тёмную чёлку, закрывавшую её глаза. В нём не осталось сомнений: перед экраном стояла Шестая.       Буря самых разных эмоций разом захлестнула его. Он наблюдал за телевизорами чтобы отвлечься от вечно мучивших его раздумий, а не погружаться в них ещё сильнее! А ведь ему только начало казаться, что он готов забыть Шестую, выкинуть её и её предательство из головы и больше никогда не вспоминать.       Ему даже показалось, что Шестая включила телевизор, чтобы посмеяться над ним. Будто она видит все его страдания и решила привнести в них что-то новенькое. Так бы он и решил, если бы мгновение спустя Шестая не рванула от экрана в укромный угол комнаты, подняв с пола какой-то изогнутый вал. Её движения были резкими, почти паническими. По часто поднимающимся и опускающимся плечам было видно, что её дыхание сильно сбито. Сквозь пелену ярости Моно чудом смог заметить, что Шестая явно была напугана. Вскоре он догадался, почему.       За дверью тихой, невзрачной комнаты раздался отвратительный хрипящий возглас, а за ним последовали громоздкие, быстрые шаги. Что-то шло в эту комнату. Моно смекнул, зачем девочке понадобился телевизор. Что бы ни шло сюда, она надеется отвлечь его с помощью сигнала. Ха! Наивная девчонка! Она не знает, что теперь сигналом управляет тот, кто больше всех на свете желает ей скорейшей гибели! Моно будет достаточно лишь ослабить сигнал, а затем смотреть, как его "подругу" постигнет незавидная участь.       Шаги всё приближались и приближались. Послышался громкий скрежет металла, и железная дверь начала подниматься вверх, открывая взору Моно палача его давней знакомой. В дверном проёме показался отвратительный монстр, кожа которого слезла с макушки ему на глаза, голова была непропорционально огромной для такого небольшого тела, но больше всего обращали на себя внимание тощие руки, длинные, как громадные змеи. И всё, что удерживает эту тварь от поимки Шестой - это еле доходящий до телевизора сигнал, который Моно вот-вот ослабит.       Моно напряг свои силы, взял контроль над телевизором... И стал усиливать сигнал так, как только мог. На короткие мгновения все телевизоры в Бледном городе перестали работать, чтобы сигнал смог бесперебойно дойти до этого места в океане. Длиннорукий монстр замер под открывшейся железной дверью, а затем медленно подошёл к телевизору, не отвлекаясь от сигнала ни на мгновение. Если бы он обратил хоть малейшее внимание на комнату, он бы нашёл девочку, замершую прямо у его ног. Но монстр завороженно стоял у экрана, полностью потерявшись в сигнале. Налезавшая ему на глаза кожа совершенно не мешала воспринимать передачу, ведь как и всегда Башня транслировала напрямую в сознание, крепко заключая зрителя в свои коварные объятия.       Моно увидел, как Шестая тихонько проскальзывает в дверной проём, держа в руках подобранный с пола вал. Ещё с минуту сигнал держал монстра надёжно прикованным к экрану. Пока Моно не услышал громкий скрежет какого-то механизма.       От резкого звука Моно отвлёкся, позволив монстру оторваться от экрана и прийти в себя. Длиннорукий пустился из комнаты со всех ног в ту же сторону, в которую побежала Шестая.       Только теперь, когда длиннорукий скрылся из поля зрения, Моно почувствовал, как сильно колотится его сердце. Он истощённо выдохнул и потёр пропитанные потом ладони о своё пальто. Сделав несколько глубоких вдохов, мальчик сумел чуть умерить своё сердцебиение, а только затем начал осмыслять, что вообще сейчас произошло.       Естественно, у Моно нашёлся только один ответ: он всего навсего игрался с судьбой давней подруги. Ведь было бы невероятно скучно так сразу видеть её смерть. Да и в чём удовольствие в отмщении по воле другого? Само собой, другой причины просто и быть не могло. По крайней мере, в этом Моно себя старательно убеждал.       Но в его воспоминаниях таилось опровержение своим же оправданиям. Он вспомнил, какое облегчение почувствовал в тот момент, когда Шестая проскользнула мимо монстра незамеченной. Когда понял, что из этой передряги она выйдет целой и невредимой. Такое чувство нельзя списать на игру с судьбой ненавистного врага. Как будто по инерции, Моно продолжал искренне беспокоиться за Шестую. И в глубине души он понимал это.