Тутенштейн: Бессмертная мумия

       Шаг. Еще шаг. Снова шаг.        Фигура скошено переступала с ноги на ногу. Тишина сбивалась только ударами усопших ступней о каменный пол. Звук шагов эхом распространялся по помещению и давал легкую дрожь местному охраннику.        Сложив руки на спине и немного сгорбившись, Тутенштейн задумчиво ходил вокруг своего саркофага. Его облеченные желтым светом глаза сверлили пол, а затуманивший разум искал ответ. Он снова задумался над тем «что он здесь делает?», снова предался воспоминаниям былых дней, снова думает. От этого у маленькой мумии разболелась голова. Мумифицированные ноги издают хруст и звук потрескивания, из-за чрезмерно долгой ходьбы.        Остановившись, фараон погрузился в долгожданную тишину. Он плавно сел возле своего спального места и уперся об него спиной, подтянув ноги к себе. «Сижу здесь. Прячусь. Нет, живу. Живу», — проносились фразами мысли у него в голове. Прикрыв усохшие веки, мумия погрузилась в ностальгическое прошлое. Не физически к сожалению. Фараон собирал по частям воспоминания о доме, о Древнем Египте.        Палящее солнце. Он помнит. Сухой горячий воздух, насыщенный частицами песка. Множество лиц, в самых разных одеяниях. Твердая почва под ногами и яркие оттенки дорогого шелка на стене.        Невинный детский смех. Силуэт впереди бежит куда-то вдаль. Он вспоминает. Проложенный блестящими камнями коридор, плотно закрытый от солнца. Огни, освещающие его внутри, ярко горели на факелах. Мчащийся силуэт, резко останавливается и оборачивается. Лицо размыто и видны только его глаза. Но они до боли знакомы, настолько, словно одни только очи способны дать ответ. Но ничего больше. Память говорит «стоп», воспоминания обрываются.        — Эх. На самом интересном месте — простонал фараон, хмуря брови и скрестив руки на груди. Путешествия по памяти прошлого не первый раз заканчиваются тупиком. Тутенштейн вот уже второй день подряд пытается вспомнить этот момент.        Он двумя пальцами стукает по крышке своего саркофага и наслаждается создавшимся звоном, доносящимся изнутри. Делая еще несколько ударов, фараон старается отбить ритм. Ритм из своего прошлого, возможно сокровенную песню матери. Может и просто услышанную мелодию, где-нибудь на улице во время празднеств. В любом случае это важно. Ведь воспоминания — это все, что осталось у фараона от его великой смертной жизни.        — О боги, почему вы молчите? — вырывается из него громкий вопрос, полный отчаянья. Голос эхом раздается по стенам и быстро затухает, возвращая атмосферу мёртвой тишины.        Возможно, боги заняты делами важнее. Возможно, великий Ра слишком увлечен вселенским балансом дня и ночи. Возможно, что мать всех богов, Исида, покровительствует рожденным малышам и дает наставление их родителям. Возможно, усердный Анубис провожает путника на ту сторону, в загробный мир. Да, может и так. Но возможно ли, чтобы ожила трехтысячелетняя мумия, ожил великий фараон, несчастно погибшей в самом рассвете сил? Никто не скажет.       Его взгляд по новой обходит сокровищницу музея. Собранные артефакты, предметы древнего мира. Знакомые фараону вещи его родины, сумевшие сохранить свою ценность даже под давлением времени. Свитки, амулеты, фрагменты каменной стелы и даже личные одеяния его прямых предков, почитаемые, и по сей день.        Тутенштейн прищуривает глаза. Кажется, он делает открытие для себя и удивляется археологическим предметам снова. Как же он не замечал. Не замечал, насколько трепетно вычищены музейные экспонаты. Естественно, такая работа казалось бы грубой в сравнении с его прислужными египетского царства. Но удивляло фараона другое. Мумиеныш отлично знал человека, следившего за чистотой и опрятностью содержимого музейной сокровищницы.        — И когда Клео успевает все делать? — задался вопросом Тутанхамон. Ему, как н>икому другому было известно насколько занята его подруга. Археология древнего Египта, постоянные экзамены, дурацкие, как говорит сама девушка, задачи от профессора Бехтеди. Даже элементарные дела по уборке дома, и, в конце концов, прогулка с друзьями — на все она находит время.        — Стоп! — произносит он, чуть ли не крича, и бьет себя кулаком по лбу. Навязчивая мысль снова пытается его одолеть. Одолеть и признать. Признать, что ему одиноко.        Клео и Луксор навещали его последний раз.… Опять. Снова он не сдерживает свою отчаянную голову, заставляя буквально считать каждую прожитую минуту в одиночной музейной «камере». Но что поделать, ведь они действительно реже стали его навещать. Реже заглядывают в музей. Реже видятся с ним.        — Клео то понять можно — рассуждает мысленно фараон, — последний раз я устроил в её доме настоящий хаос. Хотя, я и не виноват, что демоны Сета смогли пробраться через портал. Но, все-таки она очень расстроилась и рассердилась. И еще она постоянно говорит о важной учебе, в старших классах. Одним словом «Неблагодарность». — Закончил с мыслями Тутенштейн, встряхивая головой. Такое упражнение обычно позволяло на время выкинуть из головы ненужные мысли. Но не сейчас.        — Пусть с ней. Но Луксор то почему ко мне не приходит, забыл своего повелителя?! — снова набирая тон произносит он в слух. Его голос эхом отдает по стенам и в глубине темного коридора слышится лишь последнее слово. Тутанхамон старается успокоиться. Его с детства учили, что эмоциям не должно быть места в голове фараона. Как и не должно быть места другим слабостям, присущим подданным. Сочувствие и скорбь с ответственностью управления огромным царством приводило к печальным последствиям. История помнила это, как и помнили предки Тутанхамона. Они из поколения в поколение передавали истину о жизни фараона и с первых минут существования наследников искореняли в нём всякую жалость к слабым.        — Ну все! — снова сорвался он. Эхо затмило тишину. И к удивлению голос внутри затих. Фараон, пусть и частично, но почувствовал толику покоя. Наконец долгожданная тишина воцарилась и у него в голове. Однако маленькая искорка, где-то внутри все же не давала полного удовлетворения. Странно чувство. Хлопнув руками, Тутенштейн четко скомандовал себе: «Так. Хватит фараону думать. Фараону пора действовать!». Затем, наш герой наполненный энтузиазмом, ловко вскочил на ноги. Похоже, у мумии появилась идея. Идея развеять свою скуку. А помогут ему в этом, как и ожидалось его «самые верные приближенные».        Хрустнув своей отвердевшей шеей, он последовал в сторону входной двери. Тусклый свет музейного коридора едва уловил уходящего мертвеца. Лишь стук сухих ног о пол проскальзывали по отделам «храма истории».       Тутенштейну не впервой уходить из своего нынешнего дома. Сколько раз он бесцеремонно оставлял свой саркофаг. Сколько раз подвергал из-за подобных выходок жителей города. Достаточно, чтобы любой другой смог сделать соответствующие выводы. Любой… но не он.       — Здесь кто-то есть?! — дрожащим голосом отозвался местный охранник. Именно тот самый Уолтер Джейкоб. Блондин с опаской выглянул за пределы своего рабочего стола, чтобы убедится в спокойной обстановке музея. К его счастью ничего, кроме музейных экспонатов там не было. Он резко выдохнул скопившуюся тревогу и с улыбкой помотал головой. Для Уолтера тихо прожитая ночь всегда была лучше любой награды.        Тем временем Тутанхамон успешно перемахнул через центровую музея и выбрался на улицу. Дверь здания оказалась не запертой, и мумии не пришлось прибегать к крайним мерам. Посмотрев по сторонам и убедившись, что на темной улице никого нет, фараон продолжил идти дальше. Уличные фонари освещали ему путь, а таблички помогали разобраться в выбранном направлении и не заблудится.