Тень на стене

Где-то в джунглях громко и назойливо чирикала птичка. Мирабель мучительно пыталась «очистить разум», как ей объяснил Идакансас, но вместо этого в голове копошились мысли, похожие на деловитых муравьев: что она тут сидит и прохлаждается, вместо того, чтобы помогать родителям, что солнце светит очень ярко — не иначе, как tía Пеппа в хорошем настроении, и что кукурузу скоро собирать, а еще нужно будет собрать просушенные зерна кофе в мешки, пока такая погода держится… — Не могу, — заявила она, открывая глаза и щурясь от яркого света. — У меня постоянно мысли в голове крутятся! — Они и будут там крутиться, — тень скользила вокруг нее по траве. — Тебе нужно встать над ними. Они река, а ты стоишь на берегу. Ты смотришь, но ты не погружаешься в них. Мирабель вновь зажмурилась, но теперь уже в бой вступило собственное воображение. Она представила широкую реку, по которой плыли мешки с кофе, кукурузные початки, метла и совок, грязные кастрюли… — Я безнадежна. Она откинулась на спину, глядя в небо. — Никто не ждет, что в первый же день ты этому научишься. Даже Чиминигагуа потребовалось время, чтобы создать мир. Мирабель повернула голову набок, глядя на тень. — Ты правда думаешь, что я смогу этому научиться? — Да. Если не будешь опускать руки после первой же неудачи. Мирабель глубоко вздохнула и снова села, поведя плечами. К настойчивому чириканью добавился шум, и Мирабель, приоткрыв глаз, увидела осла, бодро трусившего к зарослям. Раздался тихий рык, и осел застыл, как вкопанный, дергая ушами и настороженно косясь на тень, скользящую к нему по земле. На мгновение в тени мелькнуло что-то черное, более плотное и материальное, и осел, заревев, припустил обратно в город. — Великий касик, чьим именем пугали врагов, теперь гоняет ослов. Определенно, это ярчайший миг моего жизненного пути. Мирабель несмело хихикнула, и тень подмигнула ей. Все еще улыбаясь, она вновь закрыла глаза. Ну и пусть теперь в воображаемой реке из мыслей добавились ослы… с плавниками и крылышками… Мысли перетекли на Луизу, на вчерашнее обсуждение пьесы, про которую ей теперь точно не дадут забыть. Она думала обо всем этом легко, словно скользя над этой полноводной рекой, едва касаясь ее пальцами. Мирабель вдруг поняла, что слышит все одновременно: шум ветра в листьях, птичьи трели, ослиный крик, доносящийся откуда-то издали, городской шум — все это слилось в одну мелодию. И, разумеется, как только она это поняла, зыбкое чувство моментально пропало. — Вот видишь. Первые шаги сделаны. — Судя по голосу, тень улыбалась. Мирабель торжествующе вскинула руки к небу, а внутри все пело от счастья. Но расслабляться было нельзя — домашние дела все еще нужно было делать. Мирабель вскочила на ноги и помчалась в город, приплясывая на ходу. Ее, разумеется, почти сразу облепили дети, галдя и выпытывая, можно ли будет прийти в гости к Антонио, что ест его ягуар, сколько у него зверей, и понимает ли он рыбок? — Полегче, полегче! — взмолилась Мирабель, останавливаясь среди толпы. — Если Антонио не против, то вы разумеется можете к нему заходить в гости… А кстати, где мой самый любимый primo? Из-за спины раздался нарочито-горестный вопль. — Ах вот ты как, коварная? Я был уверен, что это я твой самый любимый primo, а ты… как тебе не стыдно! — Камило подмигнул ей, заламывая руки и превращаясь в сеньориту Лорену, которая была знаменита на весь город своими громогласными трагедиями на пустом месте. — О горе мне, горе! О, как жестока жизнь! И никому-то я не нужен, позабыт-позаброшен… Дети охотно переключились на новую жертву, и Камило, вновь становясь собой, поднял руку, привлекая внимание. — А теперь первый, кто принесет мяч, будет главным нападающим в сегодняшней игре… Детей как ветром сдуло, и Мирабель выдохнув, кивнула своему кузену. — Спасибо. — С тебя лишняя арепа, одним «спасибо» сыт не буду, — Камило показал ей язык, и Мирабель, рассмеявшись, протянула ему свою сумку. — Бери все! — Все, ты прощена, mi prima favorite, — Камило на ходу принялся за еду — дети уже мчались к ним, неся мяч. — А Антонио у сеньоры Кальдерон, она нашла детеныша тапира, и мой hermano решил ей помочь… Мирабель кивнула, радостно подумав, что дар Антонио пошел ему на пользу — ее маленький primo смог перебороть свою застенчивость. Мяч звонко ударил о землю, и Камило легко отбил его от условных «ворот», на мгновение превращаясь в собственного отца — только с ярко-рыжими волосами tía Пеппы, смеша всех, кто их видел. «Вас двоих явно благословил Ненкатакоа» — Это хорошо? — тихо спросила Мирабель, идя домой. «Это просто данность. Дары богов могут быть как злом, так и благом, дева» — Совсем как наша магия, — пробормотала она. «Именно так» Мирабель вбежала домой, на ходу здороваясь с Каситой, которая дружелюбно простучала плитками. — Где ты пропадала с самого утра? — с легким упреком спросила абуэла, едва не столкнувшись с Мирабель. — Ну да ладно… Помоги отцу и tío. — Разумеется, — Мирабель посторонилась, пропуская ее. Абуэла казалась уставшей, и в ее руках Мирабель заметила старые четки, принадлежавшие еще абуэло Педро. Папа и tío Феликс были на заднем дворе — они пересыпали кофе в мешки. — О, Мирабу, ты вернулась, — Агустин выпрямился, отирая пот со лба. — Золотце, нам тут уже всего ничего осталось, можешь пока заняться обедом? Скоро уже должна вернуться мама. — Будет сделано! — Мирабель круто развернулась на пятках и вернулась на кухню. Отмыть овощи, порезать мясо… Мерная, рутинная работа, привычная с детства — Мирабель выполняла ее даже не задумываясь. Тихо мурлыча невесть откуда взявшуюся песню, она слегка пританцовывала на месте. Она научится, она всему научится и поможет своей семье — и они, наконец-то, будут ей действительно гордиться… На кухню вошел ягуар Антонио, фыркнул, почуяв острый запах перца и уставился на ее тень неподвижным и тяжелым взглядом. Мирабель искоса глянула на пол: в ее тени горели два зеленых глаза. Зверь медленно шагнул вперед — неуловимое взгляду движение, легче травинки на ветру. Прижимая уши к голове, он принюхался, пока его хвост хлестал воздух. — Он на меня не бросится? — тихо спросила Мирабель, опасаясь сделать лишнее движение. Нет, она верила, что Антонио объяснил своему пятнистому другу, что нельзя есть родственников, но вот… Тонино был далеко. А ягуар — близко. «Нет. Он пытается понять, что я такое. Пока что он чувствует, что я пришел из мира за могилой, и его это тревожит» — В чем-то я его могу понять… — пробормотала Мирабель. «Ты все еще боишься меня?» — Что? Нет, нет, я теперь… лучше понимаю некоторые вещи. Вроде, — она сглотнула пересохшим горлом. — Вроде сеньора Кабо, почему ты так поступил тогда. Ягуар, встряхнув головой, попятился из кухни прочь — только хвост мелькнул за аркой. Мирабель посмотрела в глаза своей тени. — Спасибо. Что ты был рядом. Она почувствовала ледяное прикосновение к голове и вздрогнула. По спине пробежали мурашки — как если бы она облилась холодной водой в жаркий полдень… На ходу подвязывая волосы, на кухню вбежала Джульетта. — Спасибо, mi amor, дальше я сама, — скороговоркой сказала она, забирая у дочери нож. — Ну уж нет, я остаюсь тебе помогать. — Мирабель боднула маму в плечо. — Вместе всегда веселее. Сегодняшний ужин прошел гораздо легче и веселее, в основном, конечно, благодаря Камило, который словно задался целью вызывать смех у всех членов семьи. Антонио, пересев поближе к Мирабель, шепотом извинился за своего ягуара, объяснив, что ему еще сложно привыкнуть к обществу людей. — Вы с ним в этом плане похожи, да, gatito? — таким же шепотом ответила Мирабель, и Антонио улыбнулся, смешно морща нос — будто и впрямь котенок. После ужина Мирабель взялась за свою пьесу — ее действительно заинтересовал сюжет, да и Луизу порадовать хотелось, та сегодня почему-то опять была грустной, несмотря на все старания Камило. За творчеством она и не заметила, как пришло время сна. Антонио так и вовсе спал, свернувшись клубочком под боком у своего ягуара, который еле слышно мурлыкал, поглядывая на мальчика. Tío Феликс, посмеиваясь, осторожно поднял сына и понес в его комнату, и ягуар, широко зевнув, ненадолго присмотрелся к теням, скользящим по стенам Каситы, а затем побрел следом. «Хорошо, что у него есть такой защитник. Ягуары — священные звери, и они не подпустят зло к ребенку» Мирабель сразу напряглась. Пользуясь тем, что на нее и так не обращали внимания, она шепотом спросила: — Какое зло? «Духи могил, приспешники и свита Гуахайоке» — Чудесно, — проворчала Мирабель. — Теперь я буду еще и их опасаться… «Они тебя не тронут. Пусть Чиа озарит твои сны, дева» Мирабель провалилась в сон сразу, едва закрыв глаза. А когда открыла, даже не поверила себе — она вновь попала в прошлое. Прищурившись — в доме царил легкий сумрак, а за порогом светило солнце, она шагнула наружу и вздрогнула — Идакансас сидел спиной к ней. Черные волосы змеями скользнули по плечам, когда он ненадолго обернулся, чтобы кивком поприветствовать ее — будто не было долгих лет молчания, будто она только вчера в последний раз приходила сюда во сне. — Хочешь знать, почему ягуары — священны? — Ага, — Мирабель подошла ближе и села рядом, бросая осторожные взгляды из-под ресниц. Почему-то стало трудно дышать — будто недавно прошел дождь, и воздух стал густым и влажным. — Однажды, дочь вождя одного племени заблудилась в джунглях. Солнце уже заходило за горизонт, а пути домой она так и не могла найти. Она уже решила, что не выберется из этой чащи, как вдруг к ней вышел ягуар. Он был огромным, и заговорил с ней на языке чибча. Дочь вождя поначалу испугалась, но вежливо ответила на его вопросы: кто она, кто вождь их племени и чтят ли они Суэ и Чиа. Мирабель неотрывно смотрела на его руки: Идакансас перетирал какие-то высушенные травы, и резкий, пряный запах щекотал ноздри. — Ягуар сказал, что выведет дочь вождя из джунглей… взамен же она подарит ему сыновей, которым суждено стать богами. Она согласилась, и в положенный срок родились у нее дети: Чибрафруиме и Гигваэ. Едва взглянув на них, дочь вождя убедилась, что ягуар сказал ей правду. Чибрафруиме был ягуаром с пояса до ног, а Гигваэ — с головы до пояса. Росли они не по дням, а по часам, и едва им исполнилось семь лет, как взяли они в руки копья и ножи. И сам Суэ спустился с неба рука об руку с Кучавирой, чтобы благословить их. В каждом сражении звучат их песни: если битва происходит днем, то ликует Чибрафруиме, если же ночью — то радуется Гигваэ. Но однажды братья поссорились — каждый считал, что другому воздается больше почестей. Решили они сразиться друг с другом, но силы их были равны, и от ярости богов задрожала сама земля. Тогда разгневался Суэ, и с той поры первые полгода один из братьев полностью зверь, а другой — человек, а затем наоборот. Мирабель, уже справившись со своим непонятным состоянием, с любопытством протянула: — Поэтому ты сказал, что он защитит Ан… — Не называй ваших имен в этом времени, дева, — Идакансас поднял ладонь. — Да, именно поэтому. Каждый ягуар — это глаза и уши наших богов войны. — Тогда моему кузену точно повезло. Она смолкла, обнимая свои колени. Мимо пробежали молодые парни, один из которых на мгновение низко поклонился, прижимая ладони к сердцу, а затем бросился за своими друзьями. — Это твой далекий предок, — сказал Идакансас, и Мирабель тут же выпрямилась, ища его глазами. Ей хотелось разглядеть знакомые черты, хотя умом она прекрасно понимала, что за столько веков любое «семейное» сходство будет только воображаемым. Но на душе все равно потеплело, и она обернулась, сталкиваясь взглядами с Идакансасом. — Я рад, что он выжил и продолжил род. Мирабель кивнула — дыхание сбилось, горло словно удавкой сдавило. Поспешно опустив голову, она сделала вид, что нет ничего интереснее травинок на земле. Да что же с ней происходит?! Проснулась она с первыми лучами солнца. Зевая в ладонь, Мирабель спустилась вниз и резко, будто на стену налетев, остановилась. Доска, изображающая их семейное древо, была покрыта трещинами. Они протянулись наискось, от углу к углу, прямо через изображения ее родных, и по спине у Мирабель поползли мурашки.