Тень на стене

Ужин прошел в довольно сносной атмосфере. Изабелла старательно не поднимала взгляд от своей тарелки, будто там скрывались ответы на все вопросы мироздания, а Долорес нервно кусала губы, слушая, как абуэла раздает указания — Мирабель даже затаила дыхание, опасаясь, что кузина не выдержит и скажет, что помолвка не состоится, но нет, Долорес с честью выдержала испытание. Правда, Мирабель не обманывала себя — уже скоро абуэла узнает о сорванных планах, и тогда… Тогда ей, наверное, лучше сбежать куда-нибудь подальше. Могу предложить свою обитель. Если разгрести песок, там станет почти уютно. — Кровать поставить, шкаф перенести — и это будет просто лучшая комната для меня, — еле слышно, почти не размыкая губ, пробормотала Мирабель, низко опустив голову. Тень негромко рассмеялась. Мирабель заметила взгляд Долорес и неловко улыбнулась. К счастью, кузина явно услышала что-то более интересное — она тихо пискнула и тут же схватилась за стакан сока. — Все в порядке, Долорес? — поинтересовалась абуэла. Та нервно закивала. — Д-да, все замечательно, просто…. Просто Андрэ и Беатриче подбирают имя для своего будущего ребенка. Это так мило, — Долорес улыбнулась и абуэла, успокоившись, вернулась к разговору с tío Феликсом. После ужина у Мирабель выдалось свободное время, которое она решила провести с пользой — Антонио порвал свою любимую рубашку, лазая по деревьям со своими носухами. Мирабель постаралась не просто зашить, но и замаскировать шов, вышив ягуара. — Вот так, — сказала она, разглаживая ткань. Ягуар выглядел очаровательным и веселым, и Мирабель, улыбнувшись, погладила вышитую мордочку. — Будешь оберегать моего кузена. Прикрыв зевок ладонью, она вышла из детской, чтобы отнести рубашку Антонио. В доме уже было тихо, и она, стараясь не шуметь, приоткрыла дверь в его комнату. В лицо дохнуло прохладой и свежестью, и почти сразу у порога заблестели глаза любопытных носух. — Только не вздумайте ее опять порвать, — шепотом предупредила их Мирабель, заходя внутрь. Положив рубашку на комод — на нее сразу уселся тукан, распушив перья и горделиво задрав голову, — она вернулась в пока еще свою спальню. Тревога, притихшая было, снова ожила внутри. Что будет, когда абуэла узнает о том, что помолвка не состоится? Точнее, как сильно она разозлится?.. Мирабель зажмурилась и покрепче обняла подушку. Мысль о том, чтобы и правда забраться за стены Каситы, неожиданно перестала казаться ерундой. Когда она открыла глаза, то даже не удивилась, увидев знакомую плетеную крышу. Поднявшись, она вышла наружу и огляделась. Было тихо — люди жили свою обычную жизнь, не видя и не замечая ее. Мирабель осторожно двинулась к воротам поселения, чувствуя, как песчинки покалывают босые ступни. Вот только следов она не оставляла. У реки она заметила женщин. Они заходили в воду, опускались на колени и что-то говорили, низко-низко наклонившись к реке. Мирабель подошла ближе и заметила знакомую фигуру чуть поодаль. — Привет. А это что? — спросила она, подходя ближе. Идакансас чуть кивнул ей. — Женщины пришли просить Бачуэ о детях и урожае. — Расскажешь? — Мирабель заметила, что среди женщин были и молодые матери — во всяком случае, младенцы у них на руках были явно младше года. — На заре времен, когда Чиминигагуа едва сотворил мир, на земле было пусто и одиноко, и жили там лишь духи и звери. И задумался он, что слишком пуст его мир, и тогда из вод священного озера Игуаке вышла Великая мать Бачуэ, ведя за руку своего трехлетнего сына. Там, где она ступала, деревья начинали плодоносить, а звери, почуяв силу жизни, плодились, заселяя мир своими детьми. Сын Бачуэ вырос за несколько дней, превратившись в статного мужчину, и Бачуэ взяла его в мужья… Мирабель закашлялась, с возмущением вскидывая голову: — Что?! Идакансас развел руками. — Это боги, дева. После этого Бачуэ родила четверых детей, а потом еще и еще… Они обошли все наши земли, населяя их людьми, и в конце концов, превратившись в двух змей, вернулись в воды священного озера. С тех пор все знают: если женщина желает детей, то ей стоит попросить об этом Мать Бачуэ. Мирабель покачала головой. Они уже не стояли, а медленно шли вдоль реки, и Мирабель чувствовала прохладный ветерок. — Мать Бачуэ хранит всех матерей и их детей, и именно от нее зависит, будет ли урожай обильным, чтобы досталось всем. Потому, в день весеннего равноденствия матери отправляют детей в лес, громко причитая, что в доме нет даже крохотного маисового зернышка, чтобы Бачуэ, услышав это, пожалела их и одарила богатым урожаем. Мирабель кивнула и почувствовала, как ее ноги что-то коснулось. Опустив голову, она заметила гибкое извивающееся тело, скользнувшее в воде и резво отскочила в сторону: — Мамочки, там змея! — Значит, Бачуэ услышит просьбы, — Идакансас удержал ее за плечи, и Мирабель, все еще чувствуя нервную дрожь, шумно выдохнула, спиной прижимаясь к его груди. — Я на нее чуть не наступила! Интересно, а если бы меня укусили здесь — осталась бы рана в моем времени?.. — она осеклась, почувствовав, как дрогнули пальцы на ее плечах, осторожно поглаживая кожу. Мирабель застыла, боясь даже вздохнуть — а вдруг он сразу отпустит? Перебарывая страх, она чуть повернула голову, оглядываясь на него через плечо. Идакансас улыбался краешком губ, и Мирабель, решившись, повернулась к нему. Сердце гулко стучало где-то в горле, когда она положила ему ладони на плечи и вскинула голову. Идакансас чуть наклонился, касаясь ее губ своими — еле ощутимо, словно ветер. Мирабель проснулась резко, будто ей кто-то на ухо крикнул. Воздух застрял где-то в горле, словно превратившись в царапающую колючку. Луна уже зашла, и в комнате было темно. Она села на кровати, оглядываясь и щурясь — искать очки сейчас не было смысла, — и почти сразу увидела два зеленых огонька, горевших в углу. — Не нужно живым любить тех, кто ходит за гранью, — в голосе тени была горечь. Мирабель прижала ладонь к лицу, чувствуя, как внутри что-то оборвалось. И в самом деле, нашла кого любить, нашла о ком думать… На мгновение захотелось, чтобы пол в Касите провалился — она бы с радостью рухнула следом. — А тем, кто ходит за гранью, не стоит любить живых. Мирабель потребовалось несколько секунд, чтобы понять последнюю фразу. Она недоверчиво подняла голову, глядя в глаза своей тени, и протянула руки в пустоту. — Zeichosqua. — Что?.. — она вздрогнула, ощутив прикосновение к щеке — не когтями, тыльной стороной ладони, мягкими кончиками перьев. Мирабель подалась вперед, неловко целуя — ну и пусть она не умеет, научится… — Да. Этому научиться гораздо легче, чем предсказаниям, — отозвался Идакансас, целуя ее в ответ. Мирабель привстала на колени — так, что даже ночная рубашка натянулась и опасно затрещала, обнимая его за шею, пытаясь удержать, не отпустить… — Нет, дева. Нет, zhy-fihizca. Он отвел ее руки — мягко, но непреклонно. Мирабель, тяжело дыша, прижалась лбом к его плечу. — Я сказал тебе правду. Не нужно тебе любить духа из мира за могилой. Живым там не место. — Идакансас гладил ее по голове. — Спи. Это лишь Чиа… ее третий лик. Уитака. Никому невозможно устоять перед ее танцем… — Ты научишь меня ему? — Мирабель подняла голову, заглядывая ему в глаза. — Ты владеешь им от рождения. Нужно ли учить птицу пению, а рыбу — плыть в воде? Нужно ли учить тебя сводить с ума и людей, и духов? Он шагнул назад, в тень и Мирабель прикусила губу — впервые захотелось остановить его. Она легла обратно, чувствуя, как успокаивается бешеный стук сердца — и поняла, что улыбается. Она точно сумасшедшая… Утром Мирабель чувствовала себя так, словно у нее за спиной распахнулись крылья. Хотелось танцевать, хотелось петь в голос, и только мысль, что семья вряд ли оценит пробуждение под ее громкое пение, останавливала ее. Джульетта, всегда встававшая одной из первых, с удивлением взглянула на накрытый стол, дымящийся кофе и разложенные по тарелкам арепы. — Mi sol, ты сегодня просто светишься, — сказала она, обнимая дочь. — Спасибо, что приготовила завтрак. — Всегда пожалуйста, — Мирабель сжала ее в объятиях, чувствуя, что еще немного — и она взлетит в небо, словно воздушный змей. За завтраком она даже не обращала внимания на абуэлу, которая упомянула, что собирается к Гузманам, обговорить завтрашний вечер. Только… Мирабель случайно встретилась глазами с Изабеллой и заметила, как сестра поспешно опустила голову. Сердце кольнуло стылой иглой: неужели они никогда не помирятся? Глаза словно обожгло изнутри, и Мирабель, вскрикнув, прижала руку к лицу. Она увидела себя и Изабеллу, сидевших на дереве и заливисто хохочущих над чем-то, а внизу, на клетчатом одеяле, лежала Луиза… — Что случилось? — Джульетта испуганно обернулась к ней, но Мирабель уже отняла руку от глаз. — Все в порядке, мам, просто… ерунда. Антонио, нахмурившись, придвинулся к ней поближе. — У тебя глаза засветились зеленым, как у Эрнандо, — шепнул он. Ягуар, услышав свое имя, тут же поднял голову и выжидательно уставился на стол, намекая, что он тоже не против съесть арепу. Мирабель застыла, не зная что сказать, и неловко улыбнулась, пожав плечами. — Может, тебе показалось? Антонио посмотрел на нее с укоризной, а его ягуар, заинтересовавшись, подобрался ближе, осторожно трогая лапой тень. Мирабель заметила полупрозрачную ладонь, потрепавшую зверя по голове. — А еще Эрнандо говорит, что теперь у вас с тенью очень похожие запахи. Полупрозрачная рука замерла и Мирабель услышала тяжелый вздох. В этой семье можно хоть что-то сохранить в тайне?.. — Просто я умею предсказывать будущее по теням, — доверительным шепотом сказала Мирабель, сдерживая смех. Антонио широко распахнул глаза. — И тебе я предсказываю грандиозную… головомойку! — Тонито, милый, сегодня тебе нужно не просто выкупаться, но и вымыть голову, — словно в ответ на ее слова заметила tía Пеппа, и Антонио, взвыв, тут же сбежал из-за стола. Мирабель опустила руку под стол и почувствовала осторожное прикосновение. После завтрака она вызывалась перемыть всю посуду в одиночку. Джульетта и Агустин переглянулись и Мирабель, почуяв подвох, поспешно сделала шаг назад, к кухне. — Мирабель, ты нам ничего не хочешь рассказать? — ласковым голосом спросила мама. — Ты просто сияешь, у тебя даже глаза светятся… Ты кого-то встретила? — Я не понимаю, о чем ты говоришь, — Мирабель с деланной невозмутимостью пожала плечами. Папа кашлянул. — Мирабу, ты ведь знаешь, нам ты можешь рассказать обо всем. — У меня просто хорошее настроение. Правда. Сегодня такой чудесный день, завтра — праздник… и ничего такого, — Мирабель старалась не смотреть на тень, которая скользила у ее ног. — И вообще, мне еще посуду мыть, и нужно достать праздничный сервиз… Кое-как отделавшись от родителей, Мирабель с энтузиазмом взялась за посуду. Когда она домывала последнюю тарелку, на кухню зашла Изабелла. Мирабель замерла, не зная, что говорить… да и вообще, стоит ли. — Мира… мне нужно поговорить с тобой, — тихо сказала Изабелла, забирая у нее из рук мокрую тарелку и вытирая ее полотенцем. — О вчерашнем и… и вообще. Мирабель показалось, что она ослышалась, но переспрашивать не стала — только настороженно кивнула. Изабелла помогла ей расставить тарелки по местам и, взяв за руку, повела за собой. Войдя в комнату сестры, Мирабель задержала дыхание. Она еще помнила те ночевки в детстве: прекрасные шатры из растений, которые делала Изабелла, их разговоры в таинственной полутьме, в которой порхали крошечные светлячки, детские, наивные мечты… Изабелла, не останавливаясь, пошла к своей кровати и достала из-под подушки что-то пестрое. — Прости, что я вчера сказала, что у тебя дурацкие игрушки. — Изабелла протянула ей руку, и Мирабель, ахнув, схватила одну из первых игрушек, которую она вообще сделала. Это была колибри — правда, больше походившая на толстую курицу с разноцветными перьями. Она помнила, что подарила эту игрушку Изе на ее пятнадцатилетие, и была уверена, что сестра ее уже давно выкинула… — Иза… — Мирабель не знала, что и сказать. Изабелла села на пол, прямо посреди бескрайней цветочной поляны, и Мирабель, недолго думая, плюхнулась рядом. — Знаешь… Мне Долорес сегодня утром шепнула, что ты поговорила с Мариано, и сказала, что я не хочу за него замуж. И… Это правда. Я действительно не хочу. И не хотела. — Но почему ты сразу не сказала абуэле? — спросила Мирабель шепотом. Было страшно нарушить это зыбкое, хрупкое, словно росток, доверие, пробившее стену отчуждения. Изабелла опустила голову, срывая цветок и нервно обдирая лепестки. — Я ведь должна быть идеальной. И… нет. В детстве, когда у тебя пропала дверь, все как-то изменилось. Мама была все время с тобой, папа — с Луизой, а я… я сразу резко стала сама по себе. И абуэла… она как-то вспомнила, что я была ее любимой внучкой. Я ведь ревновала к тебе, — Изабелла резко рассмеялась, сминая цветок в руке. — Пока ты не родилась, я была ее любимицей, и даже не думала, что это может быть обидным для других. А потом все так… вывернулось. Я боялась опять стать никем в ее глазах. Подвести. Не оправдать ожиданий. — То есть, стать мной, — Мирабель осторожно положила ладонь ей на плечо, и Изабелла кивнула. — Я тебя почти ненавидела. Потому что ты можешь быть самой собой. Ты не притворяешься, не прячешь себя под маской. И ты можешь быть неидеальной — и тебя все равно любят! Изабелла ударила кулаком по цветам, и в воздухе закружились разноцветные лепестки. Мирабель, втянув голову в плечи, опасливо проводила их взглядом. — Я все делала ради семьи, — шепотом призналась Изабелла. — Была всегда милой, доброй и приветливой. Улыбалась. Рассыпала цветы. Танцевала с Мариано. Согласилась на эту… дурацкую… помолвку! Она снова ударила кулаком по полу и вскрикнула — Мирабель увидела, как среди безобидных, идеальных цветочков появился кактус. Вытянутый, с двумя асимметричными отростками… Изабелла, широко распахнув глаза, уставилась на него, а затем осторожно дотронулась до мелких иголок — и тут же отдернула пальцы с тихим смехом. — Он… колючий. — Ну да, — неуверенно отозвалась Мирабель, с опаской глядя на кактус — если он случайно взорвется, вреда будет больше чем от орхидей…  — Нет, ты не понимаешь. Он неидеальный — и живой. Он защищает себя. — Изабелла улыбнулась и ласково погладила кактус, едва касаясь иголок. Неожиданно она вскочила на ноги, упирая руки в бедра и с прищуром оглядывая комнату. — Отойди-ка. Мирабель поспешно бросилась за спину к сестре — а та, закусив губу, взмахнула руками. Цветы затрепетали, будто под порывами ветра — и медленно втянулись в пол. Вместо них наружу пробивались кактусы, акации с острыми шипами… Изабелла рассмеялась, запрокидывая голову. Ее комната, еще недавно похожая на райский сад, стремительно превращалась в дикие дебри, в которых даже зверям Антонио пришлось бы ступать аккуратно, чтобы не напороться на колючку. — А тебе не кажется, что ты немного увлеклась? — пробормотала Мирабель, отпрыгивая в сторону от росянки, попытавшейся поймать ее юбку. Изабелла оглянулась и нахмурилась — росянка поспешно втянулась в пол и проросла в другом месте. — Нет. Я хочу быть неидеальной. Я хочу быть собой. И если кому-то не нравится… то пусть он идет к черту! Мирабель потрясенно уставилась на сестру — та впервые выругалась! Изабелла, и сама это осознав, испуганно прижала пальцы ко рту. — А знаешь… вот такой ты мне нравишься больше, — Мирабель, неловко пожав плечами, шагнула к ней, и Изабелла ее обняла. С первого этажа донесся разъяренный вопль абуэлы: — Мирабель!