Тень на стене

Последнее утро года началось с дикого вопля Антонио. Мирабель, даже не проснувшись толком, кубарем скатилась с кровати и бросилась вниз, столкнувшись на лестнице с tía Пеппой, которая выглядела так, будто могла бы испепелить неизвестного обидчика своего сына даже без своего волшебного дара. — Антонио, mi hijito, что случилось? — tía Пеппа резко остановилась в проходе, и Мирабель налетела на нее, протирая глаза кулаком. Антонио посмотрел на них с широкой улыбкой на лице, прижимая к себе носуху. — Мама! Мирабель! Вы смотрите, это же Райа ! Она вернулась ко мне! — Милый, ты уверен? — с сомнением протянула tía Пеппа. За их спинами слышались голоса и спустя пару мгновений вся семья спустилась вниз. Антонио быстро закивал, поглаживая зверька. — Конечно, это именно она. И она тоже меня узнала! — носуха старательно обнюхивала его ухо, издавая стрекочущие звуки. — Пожалуйста… мама, абуэла…. Можно она останется с нами? Он умоляюще сложил руки на груди, и даже носуха притихла, глядя на Альму, которая остановилась в проходе. Абуэла тяжело вздохнула. — Тонито, ты уверен, что сможешь… убедить ее не шалить в доме? — Да! — тут же заявил мальчик, и смешавшись, шепотом добавил. — Я постараюсь… Абуэла поджала губы, с сомнением покачав головой, после чего махнула рукой, пробормотав себе под нос: «Хотя бы не ягуар, и за то спасибо». Просияв, Антонио прижал к себе носуху, которая зафыркала, будто понимая, что ей разрешили остаться в доме. — Раз уж мы все так рано проснулись, за что спасибо Антонио и вернувшейся Райе, — произнесла абуэла, складывая руки на груди, — предлагаю заняться уборкой. Пусть все плохое уйдет вместе с годом. А те, кто недостаточно хорошо себя проявят, ничего не получат от Папы Паскуале! Завтракать пришлось в буквальном смысле на ходу. Предстояло убрать все комнаты, вычистить кухню, подмести дворик, протереть всю посуду, перестелить кровати… и конечно, приготовить еду на праздничный вечер. В доме приятно запахло сандалом — папа и tío Феликс старательно отмывали полы, добавив в воду несколько капель сандалового масла, и этот запах мешался с ароматами санкочо и пирога. Ближе к вечеру Мирабель уже казалось, что у нее сейчас отвалятся руки и ноги, но мама быстро сунула ей пару шариков бунуэлос, и она почувствовала, как силы возвращаются — и дело было не в волшебстве, а в той любви, которую мама вкладывала в свою еду. — Мирабель, не забудь переодеться в новое, — напомнила Джульетта, вытирая руки о фартук и окидывая кухню строгим взором, будто полководец — войска. — Так, ну, думаю, хватит… Камило! Только попробуй стащить что-нибудь до ужина — не посмотрю, что ты молодой и растущий организм! — Да я и не собирался! — тут же отозвался кузен, шмыгнув носом. Мирабель только хмыкнула. На улицах уже слышались первые взрывы смеха и звуки музыки, и она покосилась за окно. Жаль, что ей пока по возрасту не разрешат после полуночи погулять и посмотреть на карнавал… Может, в следующем году она уже пойдет вместе с сестрами. За ужином обменялись подарками — которые, конечно же, тайком принес Папа Паскуале. В этот раз у Мирабель почти не было времени, и она ограничилась действительно мелочами — tía Пеппа с улыбкой набросила себе на плечи вывязанную крючком шаль с изображением солнца и тучи, мама с восторгом рассматривала новый фартук… Смущаясь, Мирабель протянула абуэле еще один сверток. Та чуть вздернула бровь и вытащила шаль — темно-красную, с вышитой свечой… и двумя забавными гусеницами, заключившим эту свечу в круг. Мирабель заметила, как замерла рука абуэлы, когда она дотронулась до вышивки. — Спасибо. Это… хорошая работа, — сказала Альма. — Две гусеницы… Надо же. Ты помнишь. — Мне правда нравилось, когда ты ее мне пела в детстве, — тихо ответила Мирабель. Абуэла, кивнув, набросила шаль на плечи. За окном становилось все светлее от множества огней, то и дело вспыхивающих в городе, и Долорес тихо вздохнула, ерзая на стуле. — Можно мы пойдем в город? — не выдержав, спросила она, и родители, переглянувшись с абуэлой, кивнули. — Спасибо! — Антонио, Камило, Мирабель, вам еще рано, — осадила их абуэла, строго подняв руку. Камило тут же взвыл: — Но мне уже шестнадцать! — Два дня как. — Но абуэла… — Нет. В следующем году — гуляй, хоть до утра. — Мир так жесток, — с трагической миной заявил Камило, роняя голову на стол. — Ничто не излечит эту душевную рану… — А еще один кусочек пирога? — с улыбкой спросила Джульетта, и Камило тут же сел ровно. — Это будет непросто, но вот если два кусочка пирога… — Наш сын — шантажист, — вздохнула tía Пеппа, прижавшись к своему мужу. — Какой кошмар. Дождавшись, пока за Луизой, Изабеллой и Долорес закроется дверь, Мирабель с грустным вздохом принялась помогать убирать со стола. Антонио не очень расстроился — он сидел в обнимку с Райей и кормил ее нарезанным манго, поглаживая короткую шерстку. Камило, для приличия повертелся рядом, перетаскивая тарелки, а потом улизнул — и Мирабель подозревала, что ее кузен уже мчит со всех ног в город. Она поднялась к себе и уже хотела лечь, не дожидаясь полуночи, как в дверь кто-то постучал. Мирабель непонимающе уставилась на tía Пеппу, которая приложила палец к губам и с заговорщицким видом скользнула в детскую. — В общем, сейчас взрослые будут слушать музыку, предаваться воспоминаниям и пить агуардиенте, так что… если хочешь — иди в город. Только, ради всего святого, постарайся не попасть в беду, хорошо? Найди сестер и будь с ними рядышком. — Спасибо, — слегка растеряно произнесла Мирабель, и tía Пеппа, улыбнувшись, пригладила ее волосы. — Я удирала в город, когда мне исполнилось четырнадцать, и твоя мама постоянно меня прикрывала. Ах, и да… если найдешь там моего сына — разрешаю отвесить ему подзатыльник, чтоб не убегал, не получив разрешения от старших! Мирабель, просияв, закивала. Через пять минут, едва снизу донеслись звуки музыки, она тихонько, на цыпочках, спустилась вниз и вышла за дверь дома, чувствуя, как внутри все дрожит от ощущения праздника. В конце концов, у нее еще впереди двенадцать виноградин — и она знала, что загадает. На площади уже было шумно и весело, мимо нее проходили горожане в масках: и звери, и цветы, и даже ведьмы — Мирабель помахала рукой Сесилии, которая, сдвинув в сторону длинный крючковатый нос, подмигнула ей. Все вокруг казалось залитым солнечным светом — каждый надел что-нибудь желтое, чтобы в новом году сопутствовала удача. Сестер она нашла сразу — во многом благодаря Луизе, которая возвышалась над остальными жителями Энканто. Мирабель заметила, что ни Изабелла, ни Долорес не удивились ее появлению. — Меня абуэла тоже не хотела пускать в город, когда мне было пятнадцать, — сказала Долорес, поправляя свое желто-красное платье. — Но папа пообещал прикрыть нас с Изой. И мы до полуночи тут гуляли! — О да, было весело, — Изабелла расплылась в улыбке. — Я сделала аньо бьехо из цветов, и в полночь его развеяла… — Ну, а я чуть не оглохла от салютов и ударов колокола, но этого того стоило! — закончила Долорес. Музыка стала еще громче, и Долорес упорхнула танцевать, звонко стуча каблучками по камням площади. Мирабель заметила, что Луиза стоит уж очень прямо, старательно глядя … точнее, не глядя в сторону, пока ее пальцы теребили подол лимонно-желтого платья с лиловыми и синими цветами. Повертев головой, она заметила Хоакина Террехо, который буквально не сводил глаз с ее средней сестры. — Лу, еще немного, и Хоакин на тебе дыру прожжет, — проворчала Изабелла, тоже заметившая эти странности. — Ну и ладно, — буркнула Луиза. Изабелла и Мирабель переглянулись. Они, конечно, не стали лучшими подругами за эти недели, но понимать друг друга без слов у них получалось всегда. Положив руки Луизе на спину, они с силой пихнули ее вперед, и Хоакин, сорвавшись с места, тут же повел ее танцевать. — Готово, — с довольным видом сказала Изабелла, и приобняла Мирабель за плечи. — Так, теперь только ты… — О нет, сеньорита Совершенство, даже не думай, — возмущенно замотала головой Мирабель. — Ты старше, вот тебе и идти танцевать. — Тут нет никого, с кем бы мне хотелось… — Изабелла вдруг запнулась, заморгала и поправила волосы, которые и без того лежали идеально. Мирабель заметила Лукаса, того самого неболтливого друга Мариано, который с хмурым видом стоял у стены. — Иза… серьезно? — недоверчиво спросила Мирабель. Сестра только фыркнула. — У него такие суккуленты… — Звучит, как что-то неприличное. — Да ну тебя! Это такие растения. Очень красивые. И нет, не надо этого выражения лица, он мне не нравится. Просто… — Просто суккуленты красивые, — кивнула Мирабель. От смерти ее спас Камило, возникший за их спинами, как по волшебству. — Сеньориты, я вас нашел, — радостно заявил он, приобняв их. Мирабель задумчиво покосилась на него. — Твоя мама просила отвесить тебе подзатыльник, если я тебя увижу. — В таком случае, ты меня не видишь. И я принес нам виноград! Как же мы без желаний-то в эту ночь? Заиграл аккордеон, выводя первые, щемящие звуки вальенато. Камило, закатив глаза, тут же начал тихонько подвывать: «О, моя любовь, моя жизнь, без тебя все плохо, а с тобой хорошо, ля-ля-ля…», но заткнулся, стоило Изабелле ткнуть его локтем. К ним, фыркая и отдуваясь, вернулась Долорес и без тени сомнения легонько стукнула брата по спине. — Это чтобы не удирал из дома без разрешения старших, — сказала она, обмахивая себя ладонью. — Ох, ну и жара в этом году… — Просто кто-то слишком весело плясал, — Камило показал ей язык. — Что ж ты на вальенато не осталась? Поймала бы своего красавчика и вперед: «Моя любовь, моя жизнь…» — Камило, когда ты влюбишься, честное слово, я тебе этот разговор припомню, — рассердилась Долорес. Камило истово перекрестился: — В таком случае, уж лучше не влюбляться вообще. Мирабель отвернулась, чувствуя комок в горле. Да, в чем-то кузен был прав. Уж лучше не влюбляться. «Tengo herido el corazón, Y me sangra la canción Ya no puedo estar sin ti», — выводили певцы, и ей стало совсем тошно. «Черт бы побрал вальенато» — пробормотала она себе под нос, пользуясь тем, что все равно никто не услышит. Над городом проплыл первый удар колокола, и Камило с видом фокусника вытащил пару гроздьев винограда из внутреннего кармана своего пончо. Изабелла тут же сморщила нос: — Фу, гадость какая! Я это в рот не возьму… — Mi prima perfecta, тогда придется тебе оставаться без новогодних желаний! Сеньориты, не стесняйтесь, тут хватит нам всем, я специально выбирал… Мирабель бездумно отщипывала виноградины, бросая их в рот. У нее было только одно-единственное желание, которое она повторила целых двенадцать раз. Может, с какого-нибудь раза боги ее и услышат… Когда догорело чучело старого года, Мирабель решила вернуться домой: глаза слипались, да и устала за сегодня. Камило благородно вызвался ее проводить — правда, Мирабель подозревала, что ее кузен и сам с ног валится от усталости. Прокравшись домой, где уже было тихо и темно, они торжественно пожали друг другу руки и разошлись по комнатам. Мирабель, зевнув, свернулась калачиком под тонким одеялом, прижимая к себе игрушечного дракона. По спине пробежал холод, и Мирабель открыла глаза, лежа на траве возле дома. Она огляделась — это был… Энканто? Только тусклый и серый, словно бы затянутый туманом. Да еще и эта сырость… Мирабель вздрогнула, чувствуя, как ночная рубашка пропитывается влагой и неприятно липнет к спине и ногам. Захлопали крылья, и Мирабель почти без удивления увидела сову, опустившуюся на крышу ближайшего дома. Сова крикнула, переступая с ноги на ногу, и Мирабель, кивнув, поднялась с травы, ежась от сырого холода. Она пошла следом за птицей, которая вела ее прочь от мертвого города, через мост, мимо деревьев, затянутых паутиной — Мирабель видела мелких паучков, сновавших по нитям, на которых блестели капли-бусины… Выше, еще выше, пока влажный, холодный воздух не начал жечь легкие, словно пары уксуса. Мирабель остановилась резко, словно ее ударили — хотя, так оно и было. Идакансас лежал на камне, и его плащ на груди был залит кровью. — Нет, — одними губами произнесла она, делая шаг вперед. На плечо опустилась чья-то рука, похожая на птичью лапку. Мирабель бросила взгляд в сторону — рядом с ней стояла женщина с головой совы. По серой земле скользили темные тени. Подняв голову, Мирабель увидела круживших в небе птиц с черными крыльями, которые медленно опускались вниз. — Он сам собою проклят, сам себя терзает каждую ночь, — женщина-сова наклонилась к самому ее уху, и Мирабель почувствовала, как сжались пальцы-коготки на ее плече. Кондоры опустились на мертвое тело, цепляясь когтями за плащ, опуская загнутые клювы вниз… — Что мне делать? — сухим, словно песок, голосом спросила Мирабель, чувствуя себя так, словно это ее рвут на части. — Найди его душу среди этих птиц. Привяжи ее к телу. — Почему… — Мирабель сжала пальцы в кулак, следя за кондорами, которые не обращали на нее внимания. — Мне нравятся те, кто нарушают запреты Бочики. Он — порядок и строгие правила. Я — хаос и жизнь. А ты не стой просто так, — богиня толкнула ее в спину, и Мирабель сделала несколько торопливых шагов. Птицы одновременно подняли головы, глядя на нее одинаковыми темными глазами. Мирабель растерянно повертела головой. И как тут искать… «В именах слишком большая сила скрыта, дева моя. Если ты знаешь имя — ты можешь завладеть душой» — Идакансас, — позвала она. Птицы продолжали следить за ней, и только… только у одного кондора глаза на долю секунды загорелись зеленью. Она вытянула руку, указывая на него пальцем. — Это ты. Оглушительно захлопали крылья, и Мирабель с воплем отскочила назад — кондоры тяжело отрывались от тела, поднимаясь в воздух… И в следующую секунду обрушились на нее. Заслоняя лицо руками, она попятилась, чувствуя, как ее бьют волны стылого, мертвого воздуха, поднятого крыльями, и услышала разъяренный крик. Рискнув, она опустила руку, глядя на битву, развернувшуюся практически над ее головой. Три птицы, медленно поднялись в воздух, даже не взмахивая крыльями, словно плывя в воздушной реке, и Мирабель с опаской покосилась на оставшегося кондора, опустившегося на землю. — И как мне тебя возвращать? — спросила Мирабель. Кондор посмотрел на нее с очень выразительным видом и медленно раскрыл и закрыл крылья. — Здорово, потому что я тоже не знаю. Помедлив, она присела рядом с птицей и провела пальцами по спине. — Если бы ты только знал, как мне тебя не хватает… Ай! — она испуганно вскрикнула и тут же рассмеялась: кондор прихватил ее палец клювом. Правда, настолько осторожно, что она почти не чувствовала этого. — Ладно. Пошли, сообразим что-нибудь. Кондор кивнул, и, поднявшись в воздух, перелетел к своему телу. Мирабель, вздохнув, потерла подбородок. Так, а что теперь-то ей нужно сделать? Она обернулась, но богиня уже исчезла. «Уж могла бы и объяснить понятнее» — проворчала она, и кондор издал скрипучий крик, глядя на нее с укоризной. Потоптавшись по собственной растерзанной груди, птица неожиданно подогнула ноги и села, распластав крылья, почти полностью закрывая человеческое тело. — И чем же мне тебя привязывать… — пробормотала Мирабель, лихорадочно размышляя и теребя ленточку ночной рубашки. — Я, конечно, могу оторвать подол… Или траву найти, чтобы длинная… Кондор поднял голову и очень внимательно уставился на ее руку. Мирабель, опустив голову, хлопнула себя по лбу и выругалась, тут же прикусив язык. Без ленточки ворот ночной рубашки то и дело норовил сползти то на одно, то на другое плечо, и она нервно дергалась, пытаясь удержать одежду на себе. Кондор прихватил клювом воротник, и Мирабель с благодарностью кивнула. Она знала, что лента не такая длинная, как ей бы того хотелось, но почему-то ее хватило на то, чтобы привязать оба крыла к его рукам. — Я просто надеюсь, что не наврежу еще больше, — тихо сказала Мирабель, осторожно завязывая узел. — И… Вернись, пожалуйста. Хоть ненадолго. Кондор закрыл глаза, и Мирабель отшатнулась — он словно втянулся в мертвое тело, исчезнув без следа. Она осторожно потянулась вперед, дотрагиваясь до холодного лица. Над головой пролетела одна тень, затем другая, третья… Мирабель понимала, что нужно уходить, но все вглядывалась в неподвижное лицо, надеясь уловить хоть малейшее изменение… Становилось все холоднее, по подолу ночной рубашки расползся тонкий ледок, и только тогда она поднялась на ноги. Туман заволок все вокруг, лишь где-то сверху кружили кондоры, издавая резкий клекот. Мирабель завертела головой, пытаясь найти дорогу домой и двинулась наугад. На божественную помощь явно не было смысла надеяться. Ноги окатило холодом — она зашла в реку. «Вот будет весело, если я подхвачу воспаление легких во сне» — проворчала Мирабель, идя по течению. С каждым шагом в ступни словно впивались иглы, да и мокрый подол тоже не добавлял приятных ощущений. Она уже была готова повернуть назад, когда впереди замаячило светлое пятно. Мирабель ускорила шаг, а затем и вовсе побежала, разбрызгивая воду — там горела свеча, там распахнула двери родная Касита… Мирабель проснулась, дрожа от холода и с головой накрывшись одеялом. Она села на кровати, пытаясь пригладить взъерошенные волосы и замерла, не донеся руки до головы: ленточка ночной рубашки пропала. Мирабель осторожно откинула одеяло, с подозрением уставившись на постель — простынь была чистой и сухой, что немного утешало: она хотя бы не бродит во сне. С кухни уже донесся запах готовящихся ареп, и Мирабель, встряхнувшись, встала с кровати. Она хотела уже выйти из комнаты, но остановилась, глянув на шкаф. Решительно распахнув дверцы, она достала с верхней полочки маленькую коробочку — золотые серьги, которые ей подарили родители на пятнадцатилетие. Она надела их, привыкая к ощущению — все-таки, они были немного тяжелее, чем ее самодельные сережки, и вышла из комнаты, сияя улыбкой. Заглянув на кухню, она увидела там не маму или папу. Tía Пеппа с сердитым видом швырнула пригоревшие арепы в ведро, раздраженно прошипев ругательства. Заметив Мирабель, она на мгновение смутилась. — Я не знаю, они постоянно у меня пригорают! — Давайте вместе? — предложила Мирабель, и tía Пеппа, вздохнув, протянула ей миску с тестом. — Нет-нет, я просто буду переворачивать арепы! — Лентяйка, — с улыбкой хмыкнула tía Пеппа. Мирабель закивала и сосредоточилась на арепах. На запах потянулись и другие: первым, конечно, был Камило, чей желудок урчал на весь дом, потом и Луиза вместе с Антонио… — Пахнет просто потрясающе! — заявил Антонио. — Мирабель, очень вкусно! — Ну, это готовила твоя мама, — Мирабель развела руками. — Я просто их переворачивала. — Мама! И ты столько лет скрывала от нас свои кулинарные таланты? — возмутился Камило, накладывая на тарелку уже шестую арепу. Tía Пеппа строго кашлянула. — Это только в честь нового года. Ненавижу готовить, постоянно то слишком много соли, то слишком мало, то пригорит, то недоварится… Как Джульетта с этим справляется?! — Никак, — отозвалась мама, заходя на кухню. — Только долгие часы практики. Кстати, действительно очень вкусно… В тебе погиб великий повар, hermanita! — Думаю, я переживу эту потерю… Семья шутила и смеялась, и Мирабель, отвлекшись от их голосов, уставилась в окно. Ей хотелось верить, что все плохое действительно осталось в прошлом году.