Странствия лицедея

      Слишком быстро адреналин, вызванный страхом и состоянием аффекта, закончился и уступил место изнеможению. Я понятия не имела, сколько мы успели пройти, прежде чем я рухнула на землю, чувствуя, как трясутся мои конечности.       — Кали, нет! Нет-нет-нет, — запричитал Камило. — Пожалуйста, вставай, нам нельзя сейчас останавливаться.       Такая колоссальная потеря крови стала настоящей катастрофой для моего организма. Пулевое ранение теперь даже близко не могло сравниться с болью в разодранной спине. Я видела свои руки, знала, что лицо у меня не менее мертвенно бледное, чем они. Если я пройду ещё хоть немного, я просто не выживу.       — Мне нужен отдых, — просипела я. — Камило я умру, если мы ничего не сделаем с моими ранами.       Здравомыслие возвращалось ко мне попеременно, в те моменты, когда тело не сражалось в лихорадочной агонии с самим собой. Настойчивый голос в голове призывал меня лечь и уснуть прямо здесь, и несколько раз он почти победил.       Мадригаль осмотрелся по сторонам.       — Подожди, я сейчас.       Он ушёл, а мне оставалось лишь сжаться в комочек, сосредоточившись на том, чтобы выровнять дыхание и не потерять сознание. Кажется, я просидела так совсем немного, когда лицедей вернулся, уже без вещей, и помог мне подняться.       — Я нашел место, где мы можем разбить лагерь, — сообщил он, перекидывая мою руку через свои плечи. — Здесь близко, соберись, Кали.       Мысль об отдыхе придала мне сил. Совсем немного, но этого было достаточно, чтобы добраться до раскинувшихся корней громадного дерева, которые были настолько большие, что, если бы я прислонилась к ним спиной, с другой стороны меня не было бы видно. Мадригаль помог мне сесть, осторожно, словно держал фарфоровую посуду, а не человека.       — Ты понимаешь в лечение больше, чем я, как мне тебе помочь? — спросил он, придерживая меня, чтобы я не упала на спину.       Я напрягла последние ещё функционирующие остатки своего мозга, вызывая в памяти травы, которые могли помочь при открытых кровоточащих ранах.       — Найди зверобой или горец, — выдавила я. — Зверобой ты наверняка видел, у него жёлтые цветы, собранные в соцветия. Ты сразу его узнаешь, если раздавишь цветок – руки окрасятся в фиолетовый, — у меня перехватило дыхание от накатившего болезненного ощущения, когда ветер пошевелил лохмотьями моей рубашки, из-за чего та задела раны. Передохнув, я продолжила говорить. — У горца длинный стебель, есть маленькие цветки, обычно бело-розовые. Листья остроконечные и узкие.       Мадригаль внимательно меня слушал, видимо боясь упустить даже малейшую, незначительную деталь. Когда я закончила, он с сомнением посмотрел на меня, словно боясь оставить меня здесь.       — Я вернусь так быстро, как смогу, — пообещал он и, повернув к себе моё лицо, потребовал. — Поклянись, что будешь делать всё, чтобы не потерять сознание и не уснуть.       — Если бы это было так просто, — выдохнула я, но, под жестким взглядом Камило, всё же сказала. — Обещаю.       Он убежал так быстро, что я даже моргнуть не успела. Хотя, в силу заторможенности всех процессов моего тела, моргала я тоже поразительно медленно. Так как двигаться я не могла, мне оставалось только не позволять своему мозгу переставать работать.       Я снова и снова прокручивала в голове пережитое, пока до меня не дошло, какой же на самом деле кошмар произошел в конце нашего сражения. В то же мгновение вся боль в моём теле утратила значение. Я про неё, конечно, не забыла – как уж тут забудешь? – но эта проблема тут же показалась мне такой незначительной, словно моя жизнь не висела сейчас на волоске.       Камило убил ягуара.       Он убил живое существо того же вида, что и лучший друг его младшего брата. Мне страшно было представить, что сейчас творится на душе Мадригаля. Мне было тяжело после воровства, но после убийства всё было бы гораздо хуже. Конечно, Камило сделал это, чтобы спасти меня, спасти нас и выжить, но это не отменяет самого факта убийства.       Мне хотелось, чтобы сейчас он оказался рядом со мной, в моих объятиях, изливая душу и снимая с души этот крест. Я боялась, что он опять закроется, что оставит всё в себе, переживая этот момент снова и снова. Я внезапно пожалела, что не пошла вместе с ним, хоть сил на это у меня бы не хватило. Оставшись в одиночестве, Камило мог не выдержать давления произошедшего, словить паническую атаку. И я не смогу ему помочь.       Физические ранения рано или поздно заживут, напоминая о себе лишь белёсыми шрамами, но психологическая травма, нанесённая столь тяжелым событием, могла оставить отпечаток в душе юноши на года.       Я вновь заплакала. От отчаяния, от бессилия. От того, что не могу ничем помочь Камило. Что я виновата в том, что произошло. Никогда раньше я не проливала слёз столько, сколько выплакала за сегодняшний день. Камило, вернувшись, застал меня трясущейся от рыданий. В его руках была целая охапка зверобоя, а в глазах застыла растерянность.       — Что с тобой? Кали, тебе стало хуже? — упал на колени рядом со мной парень, утирая слёзы большими пальцами. Я подняла на него опухшие глаза, но не смогла выдавить ни слова, всхлипывая и пытаясь успокоиться. — Прошу, держись, я не смогу без тебя, — шептал он. В глазах Камило стояли беспомощность и боль. Казалось, ему было больно оттого, что больно было мне. — Мы тебя вылечим, вот, смотри, я набрал зверобой, — он поднёс брошенные на траву растения. — Что мне с ним делать? Пожалуйста, скажи мне, я ничего не знаю о лечении, — он беспомощно перебирал стебли, умоляюще смотря на меня. Едва я открыла рот, чтобы ответить, как на глаза начала наваливаться темнота. Видимо, Камило заметил, как начали закрываться мои веки, так как тут же выкрикнул, обхватывая мои щёки. — Нет! Открой глаза, немедленно!       Я ощутила удар по щеке, но он казался таким далёким. Тогда за ним последовал ещё один, и ещё. И так, пока я наконец не разлепила веки, с трудом фокусируя взгляд на Камило.       — Слушай мой голос, не отключайся, — велел Мадригаль внезапно властным голосом. Казалось, чем ближе я была к смерти, тем больше самообладания и решимости появлялось у лицедея. — Я промою твои раны, что делать после этого? Что делать с растениями?       Я понимала, что должна ответить ему. От этого зависит моя жизнь. Но, с другой стороны, было бы так просто уснуть и больше не просыпаться. Стало бы так легко…       Если бы могла, я бы ударила сейчас сама себя. В разум ворвался настойчивый крик той части меня, которая хотела жить. Она подчинила себе язык, приказывая слабой стороне моей личности заткнуться.       — Растереть в…кашицу, — еле слышно проговорила я. — Всё. Цветки…листья…стебель.       — И наложить в виде мази на раны? — уточнил Камило, на что я лишь согласно мотнула головой. — Отлично, сейчас.       Продолжая говорить какую-то ерунду, видимо, чтобы я фокусировалась на его голосе, Камило отошел туда, где оставил наши вещи. Мигом расстелив спальник, он бережно уложил меня животом на него. Почувствовав близость места для сна, я тут же снова прикрыла глаза, но Камило ткнул пальцем в мою рану, отчего я взвыла.       — Не вырубайся, помнишь? — строго спросил лицедей, доставая кинжал из моих ножен на голени.       — Я уже н-не мог-гу, — простонала я. Камило принялся обрезать ту часть моей одежды, которая была безнадёжно испорчена. Если от задней части рубашки он избавился легко, то ткань топа, судя по ощущениям, перемешалась в сплошное липкое месиво с кровью и кожей. Мне оставалось только посочувствовать Камило, который всё это видит, и себе, учитывая, что сейчас он будет всё это отрывать.       — Сейчас будет больно, — предупредил он и, зажав одной рукой мой рот, чтобы я не привлекла своими криками других хищников, резко потянул на себя прилипшую ткань.       В глазах взорвались фейерверки всех видов боли, которые я только могла представить. Из-за красной пелены я не видела ничего и даже не почувствовала, что, стиснув зубы, чуть было не откусила часть кожи на ладони Камило. Моё тело дрожало от слабости, желая быстрее пережить весь этот кошмар.       — Ты молодец, всё хорошо, — бормотал лицедей, уверяя в этом не то меня, не то себя. Отстранённо я наблюдала, как он доставал из сумок наши фляги с водой. Когда прохладная жидкость полилась мне на спину, я даже расслабилась на мгновение, чувствуя невероятное облегчение. — Как мне измельчить зверобой?       — М-можешь его р-разжев-вать. Только…будь осторожен. Оно яд-довитое. Н-не прогл-лоти нич-чего, — я заикалась, периодически вздрагивая, словно рыдания всё ещё не прошли.       — На, выпей, — Камило поднёс флягу к моим губам и помог напиться. Сомневаюсь, что это принесло так уж много пользы, но дышать стало легче. — Я сейчас не смогу говорить, но ты должна постараться. Мы не можем быть уверены, что ты очнёшься, если сейчас уснёшь. Ты потеряла слишком много крови. Более того, ты вся горишь.       До его слов я даже не понимала, что причиной моей лихорадки была поднявшаяся температура. Организм боролся с повреждениями, используя все свои резервы как только мог.       — Говори, Кали.       И я заговорила.       Мысли практически меня не слушались. Я говорила обо всём, что придёт в голову. Возможно, во время этого словесного потока я выдала какие-то секреты, но внезапно я осознала, что меня это совершенно не волнует. Я доверяла Камило, знала, что ничего плохого не случится, даже если он узнает что-то сокровенное. Не знаю, когда ко мне пришло это осознание, но от него на душе становилось теплее. Жаль, что только на душе.       Время тянулось мучительно долго. Я говорила медленно, сбиваясь и неся какую-то чушь. Всё это время Камило активно жевал, измельчая растение. Когда вся моя спина была покрыта слоем зелёной кашицы, я уже произносила не слова, а беспорядочный набор звуков. Хоть боль и не исчезла полностью, она хоть немного притупилась, позволяя вдохнуть спокойнее. Единственной проблемой теперь было то, что мне всё ещё хотелось спать. До безумия. Ах да, ещё холод, как я могла забыть. Из-за потери крови мои конечности замёрзли, пальцы на ногах я вообще не чувствовала. Как назло, погода не становилась теплее. В последние пару дней было довольно прохладно, так ещё и сейчас я, почти без одежды, обескровленная, вся тряслась.       — Камило, мне нужно поспать, — еле волоча языком, сказала я. — Мне страшно, как и тебе, но у меня уже нет сил держаться.       Я вдруг прикусила язык, ойкнув, и поняла, что от холода у меня начали стучать зубы. Мадригаль посмотрел на меня так внимательно, что мне стало не по себе. Он взял мою руку и, видимо поняв, насколько холодные мои пальцы, крепко их сжал.       — Тебя нужно согреть.       — И чем же? — измученно посмотрела на него я. — Одежды почти не осталось, спальник такой же холодный, как и земля, — я вдруг провела пальцами дальше, по кажущейся обжигающе горячей руке лицедея. — Как ты остаёшься таким горячим в любой ситуации?       Кажется, мои слова подали ему идею, ибо на пару мгновений он завис, после чего, очнувшись, быстро встал, отпуская меня. Я смотрела на него вопросительно, следя за тем, как Камило сначала снял пончо, а затем и рубашку, оставаясь в одних брюках и ботинках. Закончив, он опустился рядом со мной и помог мне сесть. Я терпеливо ждала объяснений, с трудом держа глаза открытыми.       — Ты можешь согреться об меня, — объяснил Камило. — Температура моего тела достаточно высокая, чтобы тебе было тепло.       — Это сработает, только если я тоже буду без одежды, — заметила я, вспоминая, что, кажется, я где-то слышала о таком способе согреться. — Поможешь?       Без лишних слов, Мадригаль помог снять то, что осталось от рубашки, подцепил топ, медленно потянув его вверх, чтобы не задеть прилипшую к спине мазь. У топа теперь была полностью открытая спина, оставались лишь полоски ткани внизу, у поясницы, и наверху, около шеи и плеч. Меня пробило ещё большим холодом, когда последние остатки ткани исчезла с моего тела. Я обхватила себя руками, жмурясь, будто это мне поможет.       Никого из нас сейчас не возбуждала нагота, даже не смущала. Мы слишком устали, слишком многое пережили и слишком много времени провели вместе, в одиночестве, чтобы нас теперь заботили такие вещи. По лицу парня я видела, что для него сейчас было важно только то, что меня нужно согреть, остальное его не волновало.       Отодвинув меня в сторону, Камило лёг на спину в спальнике, откидывая верхнюю его часть.       — Быстрее, ложись на меня, — позвал он, раскрывая руки.       Я неловко подползла к парню, опираясь руками по обе стороны от него, чтобы не плюхнуться безвольным мешком на его стройное тело, кажущееся со стороны хрупким. Только моя кожа коснулась его, как тепло тут же стало проникать везде, минуя внешнюю оболочку моего тела и перемещаясь в самое нутро. Одной рукой я обняла его за пояс, а другую уложила рядом со своей щекой, на его груди. Камило был настолько горячим, что всё смущение и неловкость, которые ошивались где-то на границе моего сознания, тут же испарились. Я полностью вжалась в него, ища как можно больше соприкосновений с обнажённым телом лицедея.       Камило накрыл меня сверху сначала моей потрёпанной рубашкой, чтобы более тяжелая ткань не смазала кашицу из зверобоя, а после своим мягким пончо и, наконец, верхней частью спальника, служившей нам одеялом. Я приподняла голову, чтобы посмотреть на него с благодарностью, чтобы сказать, как я ценю всё, что он для меня делает, но Камило не позволил, рукой прижимая мою голову к себе. Он взял ту мою ладонь, что покоилась на его груди в свою, после чего поднёс к своему лицу, начиная обдувать своим тёплым дыханием.       — Я могу перевоплотиться в кого-то, на ком тебе будет удобнее лежать, — тихо сказал мне на ухо Мадригаль, отчего я вздрогнула.       — Нет, — слишком быстро выпалила я, приподнимаясь, так как до этого мои губы были практически полностью прижаты к его груди. — Мне удобно на твоём настоящем теле, — чуть помолчав, я добавила. — Я не хочу видеть здесь никого, кроме тебя, Камило.       Я почувствовала, как парень, растирая мои заледеневшие пальцы, стал покрывать их невесомыми поцелуями, что согревали лучше любых обычных прикосновений.       — Знаешь, а ведь есть один очень приятный способ, помогающий мужчине и женщине согреться, — прошептал Камило. Я уловила улыбку в его голосе и еле слышно рассмеялась, чувствуя, как всё сильнее и сильнее теряюсь в темноте подступающего сна. Я до конца не уверена, слышала ли я его следующие слова на самом деле, или они мне приснились. — Спи спокойно, mi amor. Я буду охранять тебя столько, сколько потребуется.