То, что дороже всего

Вечер воскресенья ознаменовался новостью, взорвавшей беседу студенческой группы — они и ещё часть университета с новой учебной недели уходят на дистанционное обучение до особого распоряжения. Группа сразу разделилась на тех, кто бесконечно радовался дистанту, и тех, кого эта новость не восхитила. Марго и Даша оказались посередине — хорошо, что не надо будет рано вставать, но и дома своими делами позаниматься тоже не получится, ведь камеры и переклички даже на скучных лекциях никто не отменял. Чтобы ей было не так скучно одной дома, Разумовский тоже решил устроить себе и положительно относившейся к фрилансу части сотрудников неделю удалённой работы, так что почти каждый день утром они перебирались к нему в кабинет и не вылезали из-под документов, строчек кодов и учебных пар, морально поддерживая друг друга. Из приоткрытой форточки тянуло свежим утренним воздухом, тонкий белый тюль чуть пузырился, выглядывая из-под тяжелых занавесок. В комнате звучал монотонный голос лектора, в который раз объясняющего математические матрицы и задачи, решаемые с их помощью. Змейкой тянулись строчки кода на огромном экране Сережиного компьютера, в наушниках вещал очередной выпуск новостного подкаста, резюмирующего итоги предыдущей недели на фондовых рынках, на соседнем же мониторе была открыта доска со всеми задачами, что в данный конкретный момент должны выполнить рабочие отделы. Тишь и благодать, которыми Серёжа наслаждался, ловя грустные вздохи Марго, но не отвлекал, понимая, что сейчас они друг другу никак не помогут. После наведения шороху в офисе, где-то после обеда, должен был приехать Волков, так что вечер обещал быть томным, главное, придумать что-нибудь интересное. Сегодня он должен был провести показательную тренировку для новобранцев, что лично набирал к себе в службу безопасности, поэтому приедет скорее всего уставшим. Серёжа отвлёкся от компьютера, потирая уже успевшие устать за несколько часов работы глаза. В верхнем ящике стола обнаружилась целая коллекция пузырьков «Визина», почти все были пустыми, но пару капель ему удалось получить, выудив полупустой пузырек. Чтобы не пугать окружающих красными, как мак, глазами в сетке лопнувших капилляров и не страдать от постоянного перенапряжения из-за экрана, он, по настоянию Марго, теперь всегда таскал с собой флакончик другой. Так еще и Олег позаботился, распихав их по всем ящикам стола в офисе, дома и даже по сумкам и рюкзакам, время от времени проверяя и пополняя запасы. Промаргиваясь и вытирая выступившие в уголках глаз слезинки, мужчина встал и направился на кухню за чаем и чем-нибудь съестным. Организм требовал быстрых углеводов и сахара, и кто такой был Разумовский, чтобы себе любимому в этом отказывать. — Тебе какой чай заварить? Спину выпрями, сколиозница, — он легонько шлепнул тонкими длинными пальцами по лопаткам девушки, проходя мимо. — Зелёный, — буркнула Марго, не отрываясь от экрана и что-то яростно записывая в пухлую общую тетрадь, исписанную аккуратным кругленьким почерком с таким сильным нажимом, что листики аж закручивались. — От сколизника слышу. Сейчас она была особенно похожа на воробушка, как её иногда называл Олег. Белые волосы собраны на затылке в неаккуратный растрепанный пучок, глаза осоловелые с небольшими кругами от постоянного недосыпа. Пижамой служила старая серая майка с единорогом и шорты до колена, она мерзляво подогнула под себя ноги, выставив острые коленки и склонившись над ноутбуком. В отличие от сестры, Серёжа заморачивался даже с пижамами, придерживаясь мнения, что и дома надо выглядеть на миллион, поэтому его обычный домашний комплект составляли чёрные штаны, футболка и какой-нибудь яркий расписной халат. Сейчас это был длиннющий красный с золотым журавлем на фоне Солнца цвета охры, который Марго подарила ему на прошлый Новый Год, заморочившись с вышивкой. Через несколько минут на журнальный столик опустились две кружки с закручивающимся над ними дымком и тарелка с клубничным зефиром и овсяными печеньками, Серёжа ловко подсунул под них подставку, иначе Марго или Олег точно отчитают за следы на идеально чистом стекле. Одна кружка была просто огромной, со специальной крышкой и ложечкой в красно-белую полоску, другая же — обычная жестяная, покрытая яркой фиолетовой эмалью без всяких дополнений и вычурных узоров. Мужчина приземлился рядом на диван, с интересом заглядывая через плечо сестры в чужую конференцию и пытаясь понять, что же сейчас преподают будущим техникам. — Сгинь, я же с камерой сижу, — проверив, выключен ли микрофон, прошипела Марго, скосив на брата глаза и пытаясь не потерять нить рассуждений лектора, что с неимоверной скоростью переключал слайды. Она не успевала даже сделать скриншоты. — Ой, да кто меня там не видел, — отмахнулся он. — Всё равно все понимают, кто этот рыжий, мелькающий у тебя на фоне последние несколько дней, — Серёжа самодовольно улыбнулся, хрумкнув печеньем, после чего потянувшись за следующим, упустил несколько крошек на халат. Внимательно проследив, как они упали на пол, мужчина прикинул, что опять надо будет Кешу запустить, пусть погуляет. Через несколько секунд из зарядочной станции выехал пылесос, начав кружить по комнате. Неаккуратность Серёжи в еде соседствовала с безумным перфекционизмом в делах, так что все давно уже смирились. — Да иди ты нафиг, — Марго развернулась, спиной откинувшись на широкую мягкую спинку дивана, закинула ноги брату на колени и, устраивая ноутбук поудобнее, попыталась снова вникнуть в лекцию. — Маргош, опять пятки ледяные, — Разумовский, прикоснувшись к ногам сестры, подорвался с места и вышел из комнаты, через несколько минут вернувшись с яркими носками в руках. Он прикрыл форточку и, подтянув ближе к себе на колени её ступни, как маленькой натянул носки, дотянув почти до середины икры. Эта проблема была постоянной и нерешаемой. Марго не мёрзла только летом в адскую жару, когда Сережа и Олег помирали от высокой температуры, в остальное же время года она постоянно пугала мужчин вечно ледяными ногами и руками. Особенно было неприятно, когда она подбиралась к брату со спины и залезала холодными руками под майку, устраивая ладони на ребрах или пояснице. Дрожь в такие моменты бежала по всему позвоночнику, пробирая до костей, а мужчина прикусывал кончик языка, чтобы не разразиться благим матом с перепугу. Лекция Марго наконец-то закончилась. На семинар скинули кучу заданий, и объем явно был больше обычного: очередные расчётные таблицы и задачи, создавалось впечатление, что преподаватели верили, будто студентам заняться больше дома нечем, как решать их методички. Разумовская закинула всё в долгий ящик, сладко потягиваясь и сразу взяв в руки телефон, чтобы проверить многочисленные сообщения из нескольких бесед и новостных каналов. Распрощавшись на сегодня с Сережиным кабинетом, она оставила брата, громко отчитывающего маркетинговый отдел за просроченные задачи, и вернулась к себе в спальню, развалившись на диване, где и подушечка родная лежит и местечко уже готово. По видео связи Марго в стотысячный раз обсудила с Дашей сорвавшийся из-за карантина фестиваль. Студактив уже успел подготовить основную идею танца, выбрать сюжет и даже начать костюмы шить, девочки же помогали, чтобы точно попасть в команду, попутно проклиная уроки технологии в школе, где так и не научились нормально иголку в руках держать. Буквально на следующей неделе уже была назначена первая репетиция, где огласили бы основной костяк танцоров и запасных, конечно же, Разумовская с Рязановой метили чуть ли на первый план, но всё сорвалось, и теперь неизвестно, что вообще с фестивалем будет. — Кста-ати, — Даша загадочно улыбнулась, почти заполняя весь экран своей ухмылкой. — А знаешь, что? — Марго вопросительно выгнула бровь, быстро глянув на подругу и снова вернувшись к перебору содержимого компьютерного стола, за который взялась пару минут назад. Теперь на полу вокруг неё лежали все ящики, услужливо вытащенные Разумовским. — Гречкин с того самого дня ни одной истории не выложил. — И? — Марго ровным счетом не понимала, к чему ведет подруга. Ну не выкладывает и не выкладывает, ей то с этого что? Может, он свалил куда-нибудь, где интернет не ловит? Желательно, в места не столь отдаленные. — Ну что, и? — возмутилась Даша и если бы была рядом, гневно стукнула бы небольшим кулачком по столу. — Ты только представь, как Олег его напугал. Меня саму аж пробрало, когда он к нему подлетел и снёс, как локомотив на полном ходу. Милая моя, ты приглядись повнимательнее… — девушка состроила многозначительную мину. — У него пунктик на постоянный контроль и защиту, — попыталась объяснить уже привычное для неё поведение Олега Марго. — Ты не представляешь, сколько он дрался за меня и Серёжу, когда мы в «Радуге» были. Я его без ссадин или сбитых костяшек почти не видела, постоянно приходилось ему то перекисью очередную царапину заливать, то зелёнку из медпункта таскать. А после службы это вообще переросло во что-то… Но сейчас всё хорошо, — поторопилась объясниться девушка. — Ты ему и от меня спасибо передавай. Он так на тебя тогда смотрел, — мечтательно вздохнула Даша, не обратив внимания на разъяснения. — Тоже так хочу. — Так, Даш, разговор перескочил не на ту тему. Я для него как младшая сестра. Он меня как девушку не воспринимает, даже Марго почти не называет, почти всегда Гошей, — серьезно продолжила Разумовская, не желая подхватывать веселый тон подруги. — Ну ла-адно. Но на сестёр так не смотрят, — не унималась Даша. — До завтра, Даш. Увидимся на химии. Марго отключилась, отбросив телефон на кровать, но не рассчитала, и он все-таки упал на пол, благо, на ковёр, так что его целостности ничего не угрожало. Почему-то не хотелось обсуждать Волкова ни с кем, даже с Дашей. Странно это, она ведь серьезно не задумывалась над тем, могло ли быть что-то большее между ней и Олегом. Конечно, пару лет назад, когда бушевали гормоны и даже случайный взгляд от прохожего парня казался знаком внимания, она могла представить, что они именно пара, приправив эти мысли огромным количеством романтики, которой насмотрелась и начиталась в нежном возрасте. Но сейчас все это забылось, хотя отношения с Волковым всегда не поддавались какому-то четкому описанию. А если в порядке бреда предположить что-то большее, чем просто брат-сестра… Марго тяжело вздохнула, отгоняя мысли, и осела на пол, двигая стопку старых тетрадей, чтобы освободить место. С Рязановой ей повезло познакомиться ещё летом, когда, сидя в огромной и казавшейся бесконечной очереди на подачу документов в ВУЗ, они разговорились о русской классике. Предпочтения у них были диаметрально противоположными: одна обожала Достоевского, другая с горем пополам дочитала «Преступление и наказание» только лишь потому, что оно хорошо подходило почти под все темы в сочинениях. Марго зачитывалась Толстым, Даша не дочитала даже первого тома «Войны и мира», не выдержав обилия французского. Когда же выложили списки, их радости не было предела, потому что зачислены девушки оказались не просто на один поток, но в одну группу. После подруги мысли Марго вернулись к Олегу. А ведь на самом деле, они столько лет вместе, Серёжа в честь этого соц сеть назвал, хотя долгое время не сознавался даже им, почему выбрал такое название. Правда, Олег уезжал на несколько лет долг Родине отдавать, чем страшно разозлил Разумовского, что чуть ли посуду не начал бить, узнав об этом. Они ведь только-только обосновались в несколько обшарпанной, но уютной квартирке на окраине Петербурга, жизнь начала налаживаться. Серёжа успевал и в университете повышенную стипендию получать, и подрабатывал, чтобы маленькой сестре ни в чем не отказывать, а Волков будто потерялся в этом огромном море возможностей, когда Разумовский упивался свободой. Однажды Олег вернулся домой бритый почти налысо. Если до этого у Серёжи закрадывались какие-то сомнения — он не мог не замечать, что Волков будто в прострации, живёт на автопилоте и не планирует ничего дальше нескольких дней — то в ту секунду его мечты разбились о справки из военкомата, что стройной стопочкой лежали перед ним, и не мог поверить в то, что Олег уходит от них. Сережа решительно не понимал желания друга уехать, был уверен в том, что Волков бросает их навсегда. Сначала кричал и ругался до сорванного голоса, бил посуду, которую потом собирал Волков, не подпуская к острым осколкам Марго. Почти до самого отъезда с Олегом не разговаривал, но в итоге успокоился и даже сам устроил настоящие проводы, взяв обещание как можно скорее вернуться. В конце концов просто смирился с решением друга, приняв как должное и осознав, что все равно рядом с собой не удержит, не сможет привязать и заставить проживать чужую жизнь. От Марго тогда не укрылось, как после отъезда Волкова брат потухал с каждым днём, конечно, продолжал работать, но жить будто перестал. В депрессию тогда помог не уйти только груз ответственности за сестру и проект будущей соцсети. Разумовские почти три года жили от письма до письма, сначала год ждали со срочной службы, а потом последовал ещё один удар, который Серёжа сам бы не перенёс, просто сошёл с ума. Заключивший контракт Волков оставил их контакты для связи в экстренных случаях. После почти полутора лет нервного просмотра новостей с ближнего Востока, звонков раз в несколько месяцев с ужасной шипящей связью, им пришла похоронка, излагавшая, что капитан Волков О.Д. погиб при исполнении спец задания по вызволению пленных под Пальмирой и что командование выражает искренние соболезнования его близким. Марго тогда первый раз в жизни стало страшно за жизнь брата. Серёжа на себе волосы рвал, впал в апатию и почти неделю не выходил из дома. Он овощем лежал на кровати и отказывался даже от воды, что говорить о более серьёзной еде. Разумовский осунулся, похудел, поблёк, будто теперь на Земле остался лишь его отпечаток, а Марго тихо плакала по ночам в подушку, сдерживая в себе животный страх за Серёжу и за их будущее. Она не могла представить жизнь без Олега, они ведь всегда были вместе. Девочка тогда быстро поняла, что больше старшему брату положиться не на кого, и она не должна показывать слёз, ведь ему и без этого плохо. Ровно через три недели после злополучного звонка тишину квартиры разорвал новый. Звонили из военкомата и извинялись за чудовищную ошибку, произошедшую из-за бюрократической путаницы. Волков не погиб, но попал в плен и оказался со смертельными ранениями в госпитале без каких-либо подтверждающих личность вещей и документов. Говорили, что он недавно пришёл в себя, и скоро свяжется с ними. Это было похоже на злую шутку. Надежду сначала отобрали, а потом вернули, когда Сережа почти свыкся с мыслью, что родной человек больше не вернётся, не хлопнет оглушительно входной дверью, не растолкает утром, потому что все опаздывают на пары и в школу. Что скорее всего именно ему придётся встречать цинковый гроб с другом детства и заниматься вынимающими душу похоронами. Волков вернулся домой только через полгода, с трудом выкарабкавшись с того света, не похожий на себя. Испуганно вцепившись в ладонь брата, Марго вытягивала шею, чтобы разглядеть Волкова в бесконечной толпе людей, выползающих из поезда. Она даже испугалась, в первое мгновение не узнав в бородатом и уставшем мужике их Олежу. Он смотрел исподлобья, будто одичавшая собака, отвыкшая от ласки и доброты, весь покрытый шрамами, с грязным загаром, что покрывал и без того смуглое лицо, шею и руки, испещренные мелкими шрамами, загрубевшими от оружия. Отчужденность пропала, стоило только Марго, стоя на перроне и перекрикивая громкоговорители, сказать, что с такой бородой он похож на дядюшку Ау из старого советского мультика. Олег тогда улыбнулся, смеяться своим новым, чуть лающим хриплым смехом еще стеснялся, сдержанно выразив эмоции. Потом были курсы лечения ПТСР, кошмары, бессонные ночи и встречи рассвета не в кровати, а с сигаретой на балконе, но и это всё уже в прошлом. Из коридора послышались гулкие шаги и шуршание каких-то пакетов. Вспомнишь Солнце, вот и лучик.

***

Алтан окопался в своей оранжерее после тяжёлого трудового дня — пришлось объяснять слишком упёртым предпринимателям, на чьей территории они находятся. Бокал вина стоял неподалёку, переливаясь благородным гранатовым цветом, рядом лежала маленькая острая лопатка, которой он перекапывал грунт, заточенная не хуже хутага* и резавшая землю как масло. В руке тяжело лежал добротный секатор. На лопатку налипли комья влажного мягкого чернозёма, чуть осыпаясь на теплый кафель. Слева, неподалёку, играл в теплом свете точеными гранями высокий кальян с колбой из черного стекла, с золотой шахтой и крупным удобно лежащим в другой руке длинным мундштуком. В голове лениво перетекали планы на вечер. Алтан давно хотел поискать хорошего массажиста, а если удастся найти акупунктурщика, то чуть ли не ближайшую неделю точно можно считать успешной. К тому же, его давно ждали старые отчеты, что нужно перебрать и либо отправить в утиль, сохранив сканы, либо отправить в хранилище. Часть папок лежала под журнальным столиком, но основные материалы ждали в кабинете наверху. Парень старался не осквернять свою святая святых серьезными делами, поэтому чаще всего в оранжерее либо заслушивал доклады от Вадима, одного из немногих, кому было позволено сюда заходить, либо занимался рутинным перебором бумажек. В общем-то, ничего серьёзного, к тому же из важного сегодня лишь Вадик должен был явиться с отчётом. Считай, полностью свободный вечер, который можно со спокойной душой потратить на себя любимого, потом отправившись откисать после тяжелого дня в ванную и наконец-то заняться волосами, уставшими от кос. Вдруг медитативную атмосферу прервала вибрация телефона, неприятно дребезжащего по поверхности стола. Алтан с тяжким вздохом стянул специальные перчатки с когтями для разрыхления земли и отложил в сторону. Приняв вызов, парень склонился над растением, с близоруким прищуром рассматривая странную сыпь, недавно появившуюся на листьях, мысленно прикинув, что надо либо залезть на специализированный сайт в поисках чудо-средства от этой напасти, либо поехать в любимый цветочный и проконсультироваться там. — Что-то серьёзное? — без приветствия начал он, уже понимая, что сестре от него что-то нужно. — Ты же понимаешь, что по другому поводу я не позвонила бы? — Юма любила многообещающие паузы в разговорах, чтобы оппонент начинал нервничать, путаясь в догадках, что же она скажет дальше. Так она выводила человека из равновесия, но Алтан уже давно не ведется на её излюбленный метод переговоров. — Через несколько недель будет открытие казино «Золотой Дракон». Тебе надо там быть. — Как я понимаю, это не обсуждается? — Алтан попытался скрыть огорчение в голосе, принявшись грызть мундштук, который начал крутить в руках. Он очень не любил такие сборища. — Какой ты у меня понятливый, — он расслышал подобие улыбки в ее голосе, но обольщаться не стал, ожидая продолжения шоу. — Надо будет встретиться с Разумовским и сделать так, чтобы к основному раунду переговоров он был согласен со всеми пунктами договора на наших условиях, а не на тех, что он там себе напридумывал. Делай, что хочешь, но к моему приезду все должно быть готово, нам сейчас крайне нужны эти деньги. Материалы будут у тебя завтра-послезавтра. — Алтан откинул голову, мученически выгнув черные графитные брови. Юма же прекрасно знает, что они друг друга на дух не переносят, ну вот зачем их лишний раз сталкивать, неизвестно чем же это закончится в этот раз. — Ты уверена, что там нужен именно я, если тебе так важен Разумовский? — последняя попытка откреститься от этой поездки. — Пора взрослеть, вылезать из любимой оранжереи и вести дела с людьми, которых хочешь пристрелить. Иначе так нежной ромашкой и останешься. Приглашение я скину позже, — холод сквозил в каждом ее слове, пробирая до костей сидящего в тропически душной оранжерее Алтана. Не прощаясь, Юма прервала связь. С Разумовским у Дагбаева были особые отношения. Они просто не выносили друг друга на каком-то подсознательном уровне. Выдержки хватало только на общие фото, подтверждающие присутствие на благотворительных вечерах. Они были слишком разными, чтобы просто так разойтись: один жаждал власти, поднимаясь с самых низов, другой же хотел от криминальной власти откреститься, но все больше погрязал в ней, как в болоте. Серёжа все детство и юность провел в нищете, пока Алтану приносили все на тарелочке с голубой каемочкой, правда, пока мама была жива. В один момент всё кардинальным образом поменялись: Дагбаев потерял мать и на долгое время утратил возможность свободно передвигаться, другой же получил все, о чем мечтал. — Ваше Золотейшество… — распахнув тяжелые створки дверей, в оранжерею вальяжно зашёл Вадим, размахивая тонкой папкой с документами. — Вечер выдался удачным, а ночной променад в лесополосу с парнями прошел вообще на ура. Несколько пуль в затылок, и два жмурика отдыхают под слоем земли и дерна. — А мне зачем ты это резюмируешь в таких красках, достаточно было сказать, что документы ты доставил. Или тебя нужно учить, как начальству отчитываться? — Алтан даже не повернул головы, крепко затягиваясь табачной смесью, забурлив водой в колбе, после окутывая себя белым маревом. К фамильярным обращениям он уже привык давно, первое время, конечно, бесился, пару раз даже до повышения голоса доходило, когда мужчина совсем забывался, но потом Дагбаев принял это как данность и неизбежность. Все равно он почти никакой силы над Драконом не имеет, тот подчиняется Юме, и то, не всегда. — Видимо, ты не сильно спешил, — через несколько минут молчания продолжил парень, выдыхая слова вместе с очередной порцией сладковатого дыма, заполняя пространство молочной дымкой. Начальство не в духе. Туманище стоял такой, что разглядеть что-то конкретнее силуэта, сидящего на полу, не смог даже Дракон с его 100% зрением. Дагбаев затерялся в клубах дыма и неясных очертаниях своих любимых растений, похожий на гусеницу из диснеевской Алисы. — Летел на крыльях ночи, Алтан Одсэрович, только бы поскорее вас лицезреть, — не меняя тона, ответил Вадим, прикидывая, как бы поскорее свалить домой и наконец-то поспать пару часов подряд впервые за неделю в собственной кровати. Алтан в последнее время лютует, редко отпускает его из поместья, а полноценных двух выходных Дракон уже и не помнит. Нарушая все рамки приличий и буквально завалившись на тахту, жалобно скрипнувшую под внушительным весом мужчины, он закинул ноги на журнальный столик, благо, заявился не в ботинках, на которые налипла лесная грязь, а в кроссовках, что использовал для передвижения по поместью. Вадим продолжил крутить в руках тонкую папочку, что явилась причиной нескольких смертей несколькими часами ранее. Мужчина скинул легкую невесомую куртку и остался в своей любимой красной борцовке, поводив затекшими плечами, отчего заиграла яркая татуировка. — Прострелить оба колена или одного хватит, а, может, начать с постепенного отрубания пальцев? Никогда не пробовал ходить на костылях? — будто между прочим спросил Алтан, прикидывая, где в оранжерее у него припрятано оружие, с сожалением отмечая, что быстро до него добраться не сможет. — Намек понят, что ж вы так сразу шипите, по-человечески сказать нельзя? — состроил Дракон самую невинную мину, на которую только был способен, но от греха подальше опустил ноги. Вадим сегодня был особенно весел. Показательная казнь бодрит лучше кружки крепкого кофе с утра. Бурят закатил глаза и вновь глубоко затянулся. Дракон всегда поражался, как можно в таких количествах потреблять дым, будь то кальян или электронки, что были раскиданы по всему поместью, и еще не скопытиться от того, что легкие просто перестали воспринимать кислород без никотина. Интересно, Золотейшество стометровку с таким графиком курения добежит или на пятидесяти сляжет? — На костылях ходить очень неудобно, — прошипел Алтан, но переключился на более насущные проблемы, понимая, что спорить с мужчиной сегодня бесполезно, а одергивать за неподобающее поведение так тем более. — Что там с Разумовским, мне надо будет встретиться с ним. — Не выдержал вашей ядовитости после последней встречи, покошмарил всех в офисе пару дней, а сейчас почти неделю из квартиры не выходит, окопался и работает из дома. Девчонки тоже не видно, на дистанционке. Волков везде, впрочем, как обычно, — Вадиму всегда было интересно, на чем сидит Олег, что у него бесперебойный запас энергии и титаническое терпение, если он почти 25/8 находится в обществе Рыжего. — Продолжай наблюдение. Алтан аккуратно вытянул ноги, в который раз затянулся и протянул ладонь к мужчине, забирая папку, из-за которой пришлось распрощаться с несколькими вроде бы неплохими, но такими неверными подчинёнными. С крысами в Дагбаевском клане прощались быстро и без сожалений. Пока парень методично листал документы и, по привычке близоруко щурясь, рассматривал фото, хотя был в очках, Вадим глаз не сводил с Дагбаева. Как же так? Он-то помнил его совсем цветочком, маминым любимчиком, одним из тех, кто краснеет при слове секс в любом возрасте. Немного капризным, совсем чуть-чуть заносчивым, но в общем-то неплохим пацаном, что бросал любопытные взгляды из-за спин деда и матери. А сейчас перед ним сидит холодная статуя, покрытая сеткой трещин, на совесть заделанных, скрытых под слоями штукатурки, но все-таки трещин-шрамов, покрывающих ноги. А сколько их еще внутри прячется, не физических, но моральных, о которых никакому психологу не расскажешь? Если в старшей сестре Вадик сразу почувствовал стержень, присущий Баатару, то пацан, надо отдать должное, взрастил его в себе самостоятельно. Долго и упорно нежность и человеколюбие вытравлялись из пацана, но он не сломался под этим гнетом. Почти. Под Юмжит он все-таки прогнулся, став одним из генералов ее армии, хотя, при должном желании мог бы претендовать на статус главы клана, он ведь все-таки наследный принц. А кто из полководцев и правителей не совершал ошибок и не терял личный состав на полях сражений? Потому Вадику было откровенно интересно, как милая фарфоровая статуэтка, ставшая прочной мраморной статуей, нежный цветочек сакуры, разросшийся до смертельно опасных зарослей манцинеллы* решит вопрос с Разумовским. Дракон хоть и корчил усиленно из себя откровенного дебила и придворного шута, лишь бы всегда хмурое золотко улыбнулось, мог по достоинству оценить красоту и хитросплетение гениального плана - пары по истории искусства он почти не прогуливал. В голове у чуть захмелевшего от тяжелого дыма Вадика пронеслось интересное сравнение, чему он противненько про себя посмеялся, но виду не подал. Алтан ведь, как русалочка незабвенного Ганса Христиана, будто по иголкам каждый день ступал. Шрамы давно зарубцевались и покрылись вязью татуировок, что видели только Дракон, да прислуга, когда пацан по дому ходил в шортах и плавал в бассейне. Но чуть что — ноги начинало крутить и выворачивать судорогами, порванные когда-то мышцы и нервы не смогли восстановиться, по каким бы клиникам и больницам пацана не возили, былую чувствительность вернуть не смогли. Осень и зима с постоянными дождями и сыростью были для парня самыми худшими врагами, ему бы жить подальше от Питера где-нибудь на побережье под мягким южным солнцем, а не в постоянной промозглой влажности ужасного климата, так нет, угораздило же тут прижиться. Так что не восхититься младшим Дагбаевым у Вадима никак не получалось — он своими глазами видел, как после подобных увечий психика у людей рушится окончательно, так это у взрослых дядь, уже совершивших убийство, уже много дерьма на свете повидавших. А тут будто и нет страшных травм, от которых в больнице наркотиками накачивали, чтобы от болевого шока на тот свет не отъехал. Будто бы Алтан иногда обессиленно не опирается о стену после долгих приемов, когда никто не видит, не стонет облегчено, когда любимый массажист наконец-то разминает каменные мышцы. О том, что творилось в душе у пацана, когда только умерла мать и какие там скрываются триггеры и тараканы, никто не знал, да и, по мнению Вадима, никто не узнает. — Ты еще здесь? Свободен, — уставший, но не утративший стальных ноток голос Алтана вырвал мужчину из задумчивости. — Ухожу-ухожу.