Т.М.Р.»
Это утро началось хуже, чем любое в её жизни. Она уже смирилась с головной болью, которая сопровождала и не отпускала в начале каждого дня. Эти ощущения уже не казались ей мучительными — она привыкла к тому, как тяжелеют веки, не позволяя распахнуть глаза, или к тому, как всё темнеет при резких движениях. Было интересно, что это давящее воздействие прекращалось, стоило ей выпить купленное в ближайшем магазине успокаивающее зелье с проверенным составом. К любым здешним травам она теперь относилась скептически и с большим подозрением. Как выяснилось, в ванной комнате лежал один из видов дурман-травы, запрещённый в её времени, поэтому она никак не могла бы узнать его или те свойства, которыми он обладает. Этот вид трав предлагали, то есть просто оставляли в комнатах, самым уставшим и измотанным гостям — к этой категории, вероятно, и отнесли Гермиону. Она узнала об этом, вернувшись со встречи с Джонатаном и неожиданным гостем — Томом Риддлом, — во время эмоционального разговора с хозяином паба. Тот её уверял, что подобное больше не повторится, но она видела, что мужчина искренне не понимал, что именно ей не понравилось. Ну конечно, что же?! Уже на протяжении двух месяцев её жизнь напоминала безвкусную кашу, сваренную по отвратительному рецепту. Каждый из дней она проводила в компании бесполезной литературы, в которой не было абсолютно никаких новых или полезных сведений. Вчитываясь в написанное, она была готова непритворно поверить, что её случай невозможен и прыжки во времени на такой длительный отрезок — выдумка. Но она здесь. Никто бы не поверил. А ей и некому было рассказывать. Все её попытки встреч с молодым Альбусом Дамблдором обрывались на корню. Её убеждали, что он странствует, и никто не может с ним связаться. Всё, что оставалось Гермионе, это записывать собственные мысли и рассуждения, общаясь с единственным собеседником — бумагой, — и освобождать голову от излишка размышлений. В этом времени она была абсолютно одна, ей было действительно тяжело жить в полном одиночестве наедине с головными тараканами, но у неё не было выбора. Её возможное общение с Джонатаном Эйвери оказалась невозможным по ряду причин. Для начала — его близкая дружба с будущим Тёмным лордом. Гермиона знала, что тот очень чутко выбирал людей в свой ближний круг, и Эйвери не мог быть обычным добродушным юношей с чистым сердцем. Здесь был подвох, но Гермионе не хотелось знать какой. Следующая причина — самая важная, из-за которой она сомневалась в состоянии своих умственных способностей после перемещения в прошлое, рассчитывая вероятность того, что тот тёмный маг — Том Риддл — пинал её не только в живот, но и приложил несколько раз головой об острые углы. Во время поиска крестражей они с Гарри тщательно углублялись в биографию Волан-де-Морта, и ещё тщательнее вчитывались в сказки, переданные ей Дамблдором. Им нужны были подсказки, но их не было в отличие от её случая сейчас. Ей стоило сфокусировать внимание не на том, как она переместилась, а на том — куда. Это был дом, пропитанный тёмной магией, — почему? — наверное, в нём был проведён опасный ритуал, создающий похожий шум. Хорошо. Тогда то кольцо на её руке — личная реликвия Мраксов, в которую вставлен воскрешающий камень, потому как Гермиона узнала символ, высеченный на его поверхности. Их семья — потомки Певереллов — первых владельцев даров смерти, а Том Риддл — потомок Мраксов. Именно это они выяснили с Гарри ещё во время странствий. Что же ей рассказал Поттер об этом кольце? В него Волан-де-Морт вложил часть своей души, то есть сделал из него крестраж, впоследствии уничтоженный лично Дамблдором, который также упомянул Гарри, кто был жертвой, выбранной Риддлом для проведения ритуала. Счастливчиком оказался его отец-магл. Вот и детали, которые в трезвом уме Гермиона быстро сложила бы в целый паззл, но сделала она это гораздо позднее, чем нужно, перечитывая сборник «Сказок Барда Бидля». Она попала в тот момент истории, когда Волан-де-Морт осквернил тёмной магией кольцо, превратив в крестраж. Это наталкивало на мысль, что время, в котором она оказалась, было выбрано не просто так. Камень, лежащий в лесу, перенёс её в тот последний момент истории, когда оставался чистым, не наполненным душой психопата. Это значило, что она очнулась не в ловушке, а в доме Риддлов, наверняка в компании нескольких трупов его семейки. Все эти факты лежали на поверхности, но спутанные мысли и сыр-бор в её жизни не давали вовремя понять очевидное — она носит крестраж Тома Риддла, который к тому же невозможно снять. Она пыталась бесконечное множество раз, но даже самые вывернутые по сложности заклинания не помогали, а любое воздействие на кольцо, чтобы его уничтожить, откликалось мгновенной болью в теле. Ей стало казаться, что оно срослось с ней. Поэтому причина её изоляции от общества была ясна — дурацкое положение, в которое она сама себя загнала, познакомившись с Джонатаном Эйвери. На ужине она лично встретилась со своим ночным кошмаром, а на его прямой вопрос соврала, придумав несусветную чушь. Это было совсем не похоже на Гермиону Грейнджер, но что сделано, то сделано, и необходимо разбираться с последствиями. Она не могла понять Риддла и причину, почему он до сих пор не убил её, зная её местонахождение. Сбегать было бесполезно, ведь за ней наверняка была установлена слежка, поэтому, продолжая рыться в книгах, Гермиона ждала, когда он сделает свой ход. Жить стало страшно. Каждый вечер хотелось плакать от отчаянья. Она скучала по самым близким людям и боялась того, что может больше никогда с ними не встретиться. А как они там? Живы? Гермиона точно нет. Если была бы возможность умереть, оставив от себя лишь оболочку, это отлично описало бы её состояние. Переживать заново и вариться в котле воспоминаний без шанса получить новые — было хуже любой пытки. Её семья, родные, близкие — всё осталось где-то за пределами её реальности. В другой жизни. Время летело, и боли внутри становилось больше. Она ведь и не попрощалась ни с кем, а просто исчезла. Бросила их. Просто сбежала в безопасное время. Как ей это принять? Зачем она здесь? Как ей вернуться? Вопросы оставались без ответов до сегодняшнего утра. Сегодня головную боль сопровождал громкий стук. Гермиона успела подумать, что фантазия с дятлом воплотилась в жизнь, и скоро в её голове появится приличное дупло, но, прислушавшись, она удивилась тому, что стук шёл от окна. Прежде чем открыть и забрать у совы письмо, она выпила отвратительное, но действенное зелье. Гостья оказалась строптивой птицей, пытаясь несколько раз укусить её за палец, но, всё-таки вырвав конверт из её лап, Гермиона стала его рассматривать. Он не был похож на те, в которых ей присылали письма из Хогвартса, уведомляя об отказах во встрече. В её руках был белый конверт без подписи. Голова вновь немного закружилась, и прежде чем открывать письмо, она присела на кровать. В комнате стало душно, а ладони вспотели. Догадки о личности отправителя не были утешительными, поэтому она провела маленькое исследование, боясь вскрывать конверт. Единственное, что она нашла в нём особенного, был приятный аромат от бумаги, но Гермиона решила, что это замашки общества этого времени, однако не успокоилась, продолжая невольно колебаться. Она не решалась развернуть конверт, поэтому, прожигая пустое пространство на бумаге, следила за войной своего любопытства и здравого смысла. Любопытство победило, а сама Гермиона поняла, что сражённым оказался не её здравый смысл, а лично она проиграла в этой игре. Буквы, выведенные идеальным почерком, точно намертво отпечатались в её памяти, ведь она давно сбилась со счёта, сколько раз перечитала написанные слова. Этого она и ждала — новый ход и новые правила.***
Стоя перед входом ресторана, в котором прошёл её последний ужин за пределами паба, ей до смерти было страшно. По спине пробегал мороз, сопровождаемый племенем мурашек — они вовсе не племя воинов-защитников, а те, кто позорно указывал бесстрашной гриффиндорке на её безвыходное положение. Ей предстоит аудиенция с Волан-де-Мортом. Что чувствовал Гарри, идя к нему в лес на верную смерть? Что чувствовать ей? Гермиона в который раз проверила наличие бисерной сумки, куда сложила все свои вещи. Та была зачарована с использованием чар незримого расширения, что позволило уместить внутри не только обновлённый гардероб, но и её мини библиотеку. Конечно, всю новоприобретённую литературу она брать с собой не стала — только необходимое. Её вещи из будущего так же были при ней: палатка, старая одежда и всё необходимое для жизни в лесу. Если после «дружеской беседы» она выйдет живой из этого ресторана, то больше никогда не пренебрежёт безопасностью во имя комфорта. Никогда. На удивление дверь распахнулась сама — наверное, она слишком долго стояла у входа. Внутри было пусто: ни людей, ни персонала не было видно, а вместо света люстры помещение освещалось неярким люмусом под потолком. Этого света хватало лишь для того, чтобы осветить единственный стол, оставшийся в помещении. Мурашки вновь напомнили о себе, и по телу пробежала лёгкая дрожь — точно не от холода. Сквозь темноту Гермиона уверенно прошла ближе к столу — было ясно, что именно этого от неё и ждут. Её позвали играть и до того, когда она узнает новые правила, ей придётся подчиниться. На столе лежал ещё один конверт, идентичный полученному утром. В этот раз она уже не копошилась, а уверенно развернула его. Слов оказалось больше. «Мисс Грейнджер, Прошу прощения за подобное представление, но поймите — я не мог иначе. Придя сюда, вы сделали всё, что от вас было необходимо. Большое вам спасибо, я признателен вам за понимание. Начну с того, что я знаю о вашем положении. Наверняка перемещение из будущего дело не лёгкое, но я к этому не причастен. Единственное, что меня интересует, это кольцо на вашем пальце. Оно принадлежит мне, но вы ведь не можете его снять? Хочу обрадовать вас новостью, что учебный год вы проведёте в школе чародейства и волшебства Хогвартс. На время учебного года вы отправитесь туда со мной. Я разобрался с вашими документами и условиями поступления. Вам необходимо приобрести нужные вещи — ниже есть список — и прибыть на платформу в нужное время. Не разочаровывайте меня, билет найдёте в конверте. До встречи!Т.М.Р.»
***
Где начинается выбор и заканчивается судьба? Наблюдая за сменяющимися пейзажами за окном её купе, Гермиона не знала ответ. Она столкнулась с такой судьбой, выбрать которую никому не пожелаешь. Это значит, что она не умеет выбирать? Или ей не дают этот выбор сделать? Страшно уже не было. Ей стало противно, как только она вышла на платформу и ещё противнее, когда закрыла дверь купе. Даже здесь она была одна. Как детская куколка выполняла чужие прихоти. Хотелось уйти, сбежать, что угодно, но не получалось. Желания не всегда совпадают с возможностями так же, как и возможности с желаниями. Она искренне хотела найти Риддла и обрушить на него свою тираду негодования, но нужно ли это было? Может ли она позволить себе совершить ещё одну ошибку? Когда поезд только тронулся, она обратила внимание на людей, стоящих за окном, — на их лица, слёзы и улыбки. Они махали, кричали, плакали, переживали за своих детей. Вот в чём счастье — любовь и внимание. Ты осознаёшь ценность чего-то, лишь потеряв это. Уже и солнечные лучи падают на кожу не так нежно, и небо кажется тусклым, а лес за окном только там и останется — за стеклом, так же, как и её счастье. Её место в жизни, которого в этом времени для неё нет. — Гермиона? Она вздрогнула, резко оборачиваясь на голос, — перед ней был Джонатан. — Извини, не хотел напугать. Рад видеть тебя здесь. Джонатан Эйвери — можно ли ему доверять? Мог ли он быть одним из пожирателей смерти, который просто не дожил до её времени? Волан-де-Морт всегда разбрасывался людьми, не предавая значения никому, кроме себя. Ей хотелось доверять стоящему в двери гостю, но могла ли она позволить себе такую роскошь? В прошлый раз она оказалась не лучшей подругой, бросившей своих друзей умирать. По щеке покатилась слеза. — Ты плачешь? — обеспокоенно прошептал он, садясь рядом. — Ты в порядке? — Знаешь, Джонатан, — усмехнулась она, вытирая слёзы с лица, — этот вопрос уже стал традицией наших встреч. Он тепло рассмеялся, желая согреть её улыбкой, но до сих пор упрямо ждал от неё объяснений. Гермиона поняла это и решила сказать правду. — Я просто… просто сильно скучаю, — раздался всхлип, и слёзы безостановочно полились из глаз. — Я не знаю… что это, я просто… Она пыталась оправдать своё состояние. Недавно она думала о разумности общения с этим человеком, а теперь беспомощно плачет, показывает себя уязвимой, жалкой… Тут она резко задержала дыхание, теряя слова и мысли. Эйвери просто обнял её. Ни как враг врага, а как человек человека. Она и не пыталась вырваться, ведь ей нужно было это — нужна была поддержка. Слёзы слишком долго были заперты за не разбиваемой стеной, которой хватило выдержать много ударов, но не вышло сдержать маленькую трещину. Со слезами её покидали и чувства — ей казалось, что её внутренний сосуд пустеет, оставляя огромную дыру. Из неё вырвали часть — её счастье. Разве человек может без этого жить? Она не знала, сколько они так сидели в тишине, которую нарушали её горькие всхлипы — ужасная мелодия из боли и сбитого дыхания. Гермиона не хотела, чтобы мутная пелена, размытая в глазах, прояснилась, и она увидела перед собой человека Тёмного лорда — ей хотелось вечность прожить в этих успокаивающих объятьях. Таких обычных, естественных и добрых. Как друзья. — Спас… спасибо, — выдохнула она, потому что так было надо. — Ничего, Гермиона, тише, — тихо успокаивал он. — Тебе это было нужно. Этого и хватило, чтобы успокоить её, оставляя с ней лишь смирение и спокойствие. Было тихо, но не одиноко. Она была не одна. Открывая дверь купе, Джонатан знал, что она будет здесь, желая поговорить и узнать о том, как она проводила время, потому что с ней действительно было интересно разговаривать. Также он был готов выслушать её вопросы, оставаясь уверенным в том, что она не понимает действий Тома и сгорает от любопытства. Он по-настоящему удивился, обнаружив её в глубоком отчаянии. Джонатан Эйвери — врождённый эмпат, обладающий способностью напрямую чувствовать эмоции другого человека, но, взглянув в её глаза, ему не нужно было обладать никаким даром, чтобы понять, что она сломлена. Её слёзы оказались прямым подтверждением этому, и он не мог сдержать порыв помочь и успокоить её, ведь испытывать подобное было невыносимо. Он не понимал причин её глубокой печали, в которой она с лёгкостью могла захлебнуться. Был ли смысл спасать утопающего, если сам можешь утонуть? Когда всхлипы прекратились, и дыхание стало спокойнее, он понял, что Гермиона уснула. Они не общались и не виделись два месяца — они не были друзьями. Всё это время он считал её глупой лгуньей, не понимающей, в какую ситуацию она попала, но теперь усомнился в этом. Её внутренние метания, сомнения, горькие слёзы — у этого должна быть причина. Даже сейчас он видит кольцо на её пальце. Почему? Это девушка-загадка, которой очень тяжело внутри. Что могло её так разбить, что она уснула на его плече? Доверилась, успокоилась. Дверь купе шумно открылась, но Гермиона не проснулась. Он чувствовал её внутренне спокойствие, превратившееся из бушующего шторма в безмятежную гладь. — Что здесь происходит? — громко спросил Том, застав эту картину. Джонатан чувствовал в нём злость и удивление, что подтверждали его широко открывшиеся веки. — Тише, она уснула, — очень тихо прошептал он. — Я тебе позже всё объясню. Тот внимательнее осмотрел их, разглядывая девушку в таком состоянии, и кивнул, тише закрывая за собой дверь. Вот они и остались одни. Он, она и боль, пронзающая её даже во сне. Она не знала, сколько они так ехали. Гермиона проснулась в полном покое, утыкаясь в чьё-то плечо. Сразу проскочило воспоминание, как именно так её утешал Гарри, когда она не выдерживала давления наваливающихся на них одна за другой проблем. Но, составив логическую цепочку событий, Гермиона поняла, что рядом с ней не лучший друг, а Джонатан Эйвери. Мысль о помощи ущербным снова хотела посетить её, пока она не отстранилась и не наткнулась на его взгляд. Из него будто лились реки искренности, ведь эти глаза успокаивали и подбадривали, а когда к ним подключилась добрая и лёгкая улыбка, она невольно ответила свои и рассмеялась. Просто улыбаться и смеяться — этого ей не хватало. — Я действительно уснула на твоём плече? — сквозь смех проговорила она, касаясь глаз рукой, как будто проверяя на наличие слёзы. — Поверить не могу. — Это не страшно. Мы почти приехали. А тебе повезло, ведь ты и не заметила эту скучную поездку. Это и было её счастье? Такие честные улыбки и солнце через стекло, заставляющее чуть жмуриться. Она нуждалась в этих эмоциях. — Готова к учёбе? — когда они чуть успокоились, поинтересовался он. Они сидели на одной стороне скамейки лицом друг к другу немного ближе, чем положено, из-за чего Гермиона могла рассмотреть красивые светлые вкрапления в его глазах. Внешность людей при падающих прямых солнечных лучах становиться краше — здесь было именно так — он, казалось бы, светился изнутри. Всё внимание, конечно, перетягивали его идеальные кудри, так аккуратно обрамляющие его лицо, но глаза цвета сливочной карамели успокаивали. В этом купе застыл их собственный солнечный мирок где, как ей казалось, источников света было несколько. — Конечно, ты же знаешь моё пристрастие к знаниям! — чуть возмутительно начала она. Настроение поднялось и хотелось не только смеяться, но и шутить, чтобы ловить другие улыбки. — Не сомневаюсь, что ты попадёшь на Когтевран, — со знающим видом Джонатан констатировал это как факт. — Почему же? Может Пуффендуй? Моя эмоциональность сегодня отлично соответствовала этому факультету. — Ты читала о них? — сначала удивился Джонатан, но потом, закатив глаза, продолжил: — Конечно же, читала и знаешь всё о Хогвартсе. Я угадал? — Прямое попадание — ты прав. Знаю всё и даже больше. А с какого ты факультета? — поинтересовалась она, но, помотав головой и посмеиваясь от собственной придуманной шутки, продолжила: — Дай угадаю, ты с Гриффиндора? Такой доблестный герой-спаситель, готовый прийти на помощь страдающим? Он театрально ужаснулся, схватившись за сердце. — Я глубоко оскорблён вашим предположением, мисс-оказывается-не-всезнайка. Я учусь на Слизерине, — гордо обозначил он, указывая на её явный промах, но Гермиона это знала, ведь перед ней друг истинного слизеринца, который в приближённый круг не выбрал бы представителей других недостойных факультетов. Она ещё театральнее, чем он, вздохнула с наигранным ужасом в глазах. — Никогда бы не подумала! Раздался звук открывающейся двери, которая в это время просто ужасно громыхала, и на пороге показалась девушка с волосами, точно языки пламени. Аккуратные рыжие кудри длиной по пояс напомнили Гермионе о Джинни, и их с Джонатаном маленький солнечный мирок без проблем и воспоминаний оказался разрушен. Она успела недовольно вздохнуть, прежде чем девушка, стоящая в дверях, окликнула её соседа: — Эйвери, почему я должна тебя везде искать? Ты забыл о собрании старост? — с неподдельным возмущением проговорила она, переводя взгляд на Гермиону, глазами осматривая её и улыбаясь только губами. — Новая студентка? Я — Оливия Пруэтт, рада познакомиться. Её слова звучали как заученный текст. Вероятно, она было глубоко недовольна Эйвери, что не позволяла себе отвлекаться на другие эмоции. — Да, я — Гермиона Грейнджер, — та протянула руку, на что Оливия слегка приподняла брови, но осторожно ответила. — У тебя такие холодные руки. — Ты права, я была в купе, где первокурсники ехали с открытым окном и, даже не подумав о том, чтобы его закрыть, замерзали. Бедные дети, — она покачала головой, но, вспомнив, зачем пришла, ещё раз злым взглядом уставилась на Джонатана. — А ты обязанности старосты выполнять собираешься или нет? У Тома теперь есть дела поважнее. При упоминании Риддла Гермиона резко втянула воздух, но постаралась скрыть своё негодование, которое эти двое никогда бы не заметили, прожигая дырки в глазах друг друга. Джонатан ушёл, извинившись и попросив не скучать, и оставшийся путь до школы она ехала в одиночестве, но ей стало легче. Гораздо легче.***
Она однажды слышала, что никто не надевал шляпу дважды. Её решения никогда не оспаривались, и в этом не было необходимости. Но существовали ли случаи, когда она сама себе противоречила? На первом курсе Гермиону определи на факультет львов, чему она была очень рада, считая Гриффиндор самым лучшим. Там она встретила преданных друзей, отыскала поддержку и любовь. По пути к распределяющей шляпе у неё даже мысли не возникало, что она может попасть в состав другого дома, но с Гермионой Грейнджер постоянно случается невозможное. Разговор со шляпой был не долгим, но занимательным. — Так-так мисс Грейнджер, что я вижу! В вас бушует неугасимый огонь, вы так смелы и уверенны в себе, и всё это не замечая ваши лидерские качества и высокий ум, — тут шляпа звонко засмеялась, а в Большом зале повисла тишина, ведь это не типичное для неё поведение — она могла ворчать или петь, но не смеяться. — Обман, хитрость, как вы смелы! Это очень ценится там, куда вам нужно. Вы же знаете, что вам нужно? — Нет… — робко протянула Гермиона, отвечая на эту нелепицу. — Побороть страхи, мисс Грейнджер. Слизерин! Раздались аплодисменты и поздравления, но для неё это был приговор. Шляпа точно сломалась, ведь это невозможно: она — гриффиндорка! Гермиона всю жизнь провела на этом факультете! Быть не может, чтобы её отправили к змеям. Может, переиграем? С разочарованием она шла мимо поздравляющих её студентов, отвечая им лживой улыбкой. Как давно она стало её надевать? И как часто ей ещё это предстоит? Она присела рядом с Джонатаном. Со змеёй можно выжить, если в ней нет яда. Нет же?.. Кто-то в стороне усмехнулся, а она, продолжая знакомиться со студентами, потянула тыквенный сок. Вновь задумываясь о выборе, ей хотелось кричать, чтобы сорвать с себя эти оковы судьбы. Может, ей это не нравится, потому что события развиваются не в её пользу, и, может, хорошие планы судьбы она назвала бы выбором? — Всё-таки не быть тебе самой умной на факультете, Гермиона, — с театральным разочарованием сменил её собеседника Джонатан. — Смирись. — Почему это? — не поняла шутку Гермиона. Что дало ему усомниться в её знаниях? — На нашем факультете никто не сможет соревноваться занудством с Томом, — вновь при его упоминании её обдало холодком, а Джонатан, сделав паузу, поднял в непонимании бровь. — Или ты хочешь попробовать? Ему было смешно? Гарри рассказывал ей об успехах Волан-де-Морта в школе, но не до такой же степени, чтобы с ним никто не мог сравниться. Это было сомнительно. — Не хочу, — категорично ответила Гермиона. Только сейчас ей показалось странным, что Джонатан не поинтересовался причиной её пребывания в Хогвартсе. В своих лживых планах она ничего не упоминала об этом — такое не могло не вызвать его любопытства. Он знает что-то от Риддла? — Джонатан, — заговорщически прошептала она, — у меня вопрос. — Какой же? — в такой же манере отозвался он. — Зачем я здесь? Он отстранился и напрягся, выискивая кого-то глазами. — Я не тот, кто должен об этом тебе рассказать, но... вы можете поговорить сегодня. — Хорошо, — спокойно выдохнула Гермиона, стараясь успокоить зарождающуюся злость. Риддл ещё трон в Хогвартсе не поставил? — Может, тебя проводить до подземелий? — скорее для любезности предложил Джонатан. Студенты как раз стали расходиться по гостиным факультетов, поэтому появился отличный шанс уйти. — Я правильно поняла, что ты староста? Тебя не отстранят с поста, если ты не будешь присутствовать на сопровождении первокурсников? — Но Том... Предполагая что-то страшное, Гермиона его перебила: — Я сама доберусь. Она подскочила и направилась к выходу, желая убраться подальше от людей. Краем глаза она заметила, что кто-то решил составить ей компанию — легко было догадаться кто. Готова ли она сейчас к разговору? Он же не позволит себе навредить ей на территории Хогвартса? Или он просто отрежет ей руку, чтобы вернуть крестраж? Хотя, помня то, как он разбрасывался ими в будущем, она была не удивлена его не особой озабоченностью этим вопросом. Теперь Гермиона будет заперта на весь учебный год в одних стенах с монстром, ведь Риддл в этом возрасте уже убивал. Не ей было судить о ценности чужих жизней, ведь и от её руки пали несколько пожирателей, но в моральном смысле она спасала свою жизнь, а Риддл пошёл на это из собственной прихоти и желаний. Убийца. Он опасен, и именно он… — Мисс Грейнджер! …идёт прямо за ней. — Том Риддл? — обернувшись, отозвалась она. Он застал её в пустом коридоре, куда она забрела в процессе размышлений. Не самый удачный расклад. — Вы не потеряетесь? Гостинная факультета в другой стороне, — учтиво и обеспокоенно уточнил он, но Гермиона видела его насквозь. За этой доброй и притягательной улыбкой скрывался обезумевший и жестокий человек. Ладони сжались в кулаки, а взгляд направился в его глаза, о чём она сразу пожалела. Тепло напомнило о себе — за два месяца она забыла об этом приятном чувстве, когда его красные глаза пересекаются с её. Это раздражало — почему он не может сразу перейти к делу? Для чего эти формальности? Она оторвалась от его горящих рубиновых глаз и широким быстрым шагом подошла к нему, держа безопасное расстояние, чтобы среагировать на возможную атаку и выставить при необходимости щит. — Риддл, прекращай этот спектакль! Что ты от меня хочешь? — Сразу к делу? Разумно, — с насмешкой пожал плечами и встал в более расслабленную позу. Любезная улыбка пропала. — Как невежливо, Гермиона. Ты в сороковых годах — научись сдерживаться. Словно удар. Хлёсткий и болезненный. К делу, так к делу! Ей надо было выяснить степень его осведомлённости о её положении, а тем более узнать источник, из которого он мог получить эту информацию. Она была знакома всего с одним человеком, который знал всё и обо всех, — Дамблдор. Гермиона до сих пор надеялась на личную встречу с ним, но обстоятельства не изменились, и даже к началу занятий он не прибыл в школу. Его не было в Большом зале. — И что тебе известно обо мне? — Всё. Гермиона замерла. Как?.. — Откуда... ты это знаешь? — голос чуть дрогнул. — Я многое знаю, — стал издеваться, скрещивая руки на груди. — Лучше уточняй, что имеешь в виду, иначе получишь не те ответы. «Вот это у него эго! Как люди умещаются с ним в одном пространстве, если он занимает не один квадратный метр лишь своим самомнением? Что дальше? Букет амбиций и правил для общения со слишком много-мнительным о себе лордом?», — подумалось ей, прежде чем она решила аккуратнее выбирать вопросы, определяя необходимость более тщательного и точного подхода к общению с ним. Будет сложно. — Почему кольцо не снимается? Гермиона взяла себя в руки, пусть их разговор и походил больше на допрос. — Я не знаю. — Что это значит? — Я понятия не имею, почему моё кольцо не снимается с твоего пальца, Грейнджер, — специально уточнил,чуть приближаясь. Гермиона видела, что он перед чем-то сдерживается. Может, он собирается наброситься на неё? Вот чёрт... Она с опаской осмотрелась, понимая, что ей некуда бежать. — Зачем я здесь? Риддл иронично поднял бровь, после чего она поспешно поправила себя: — Для чего я нахожусь в этой школе? — Чтобы быть под присмотром, — с ухмылкой отозвался он, явно довольный таким раскладом. Почему он вообще продолжал с ней этот бессмысленный разговор? Гермиона задумалась и опустила взгляд. Всё так просто? Ни пыток, ни боли, ни смерти? — У тебя больше нет вопросов? — нетерпеливо. Ей всё казалось жутким. — Нет. — Значит, теперь я начну задавать вопросы. Угроза слишком прямая и очевидная. Ей надо играть дальше, не показывая ожидаемую уязвимость. Здесь нет выбора — только принятие новых правил. — Хорошо, — словно поставила подпись на договоре, составленном не в её пользу. — Рад, что мы понимаем друг друга, — пауза. — Так тебя проводить до гостиной? — Нет. Когда он развернулся, чтобы, наконец, покинуть безлюдный коридор, ей стало легче дышать. Кислорода стало больше, а незамеченное ранее оцепенение спало. Она и не понимала, что они стояли неподвижно и просто прожигали дыры, говоря взглядом больше, чем вместили бы тысячи слов. Он оставил её в одиночестве, но на самом деле теперь она была не одна. У неё были ответы.