Доброе утро! Ну, или дня, вечера, или даже ночи… Увы, я не увижу какое время суток у вас сейчас. Меня уже не будет на этом свете, когда кто-то найдёт эти записи. Я более, чем уверена в этом. Пусть мне всего лишь пятьдесят один год, я устала. Всё чаще у меня болит голова по утрам, глаза очень плохо видят, а после долгих прогулок с мужем я всегда устаю. В какой-то степени я ему завидую. Поразительно: он старше меня, причём на очень много, но намного активнее меня!
Возможно, это потому, что я отдала ему всю себя. Сделала всё чтобы он и наши дети были счастливы. И я рада ночно и дневно наблюдать за результатом выполненной мною работы. Мне пришлось расстаться со многим. Но я счастлива. Именно! Я счастлива! Пусть даже я уйду на тот свет раньше мужа, я умру улыбаясь.
Сейчас мы всей семьёй позавтракали и пока муж готовится к прогулке, я хочу оставить ещё одну запись. Буду обновлять их и писать по возможности. И продолжу своё повествование, опять же, там где закончила. Я делаю это не ради того, чтобы вас нагружать. А ради того, чтобы вы понимали, что за чем шло.
***
— Епь твою мать…
На корточках передо мной сидела женщина лет сорока в староватой одежде горничной и обеспокоенным видом заставила меня ещё больше офигевать. Но это херня по сравнению с тем, что она после мне сказала. А сказала она:
— Мадемуазель Даае, Вы себя хорошо чувствуете? Вы так внезапно упали в обморок прямо на лестнице.
По идее ничего такого служанка эта у меня не спросила. Но её слова и резкое появление так меня испугали, что я буквально отлетела от неё в сторону. Выглядело со стороны это так, как будто передо мной загорелся огонь и я отпрянула от него в ужасе.
В тот момент я была… Даже не знаю… Я была напугана, дезориентирована. Такого сна я не ожидала. Да и выглядел он более, чем реально. Боль в голове была столь реалистична, что я слегка тряхнула ею. От этого она разболелась пуще прежнего, а голос неизвестной мне женщины в наряде служанки как будто отдалялся. Так и было.
— Ох, боже! Мадемуазель Даае, пожалуйста, не двигайтесь! Я сейчас позову за доктором!
Восклицания эти причиняли не меньшую боль. Но самое странное и пугающее было дальше.
Я — тот человек, что нагадил в платье, когда увидел других людей. Бляха-муха, они были так ржачно одеты, что мне стало не по себе! Я до сих пор помню удивлённые взгляды в мою сторону. И их было настолько много, что я не могла сосчитать их.
Очнулась я в главном холле какого-то дворца, как мне показалось вначале. Я до сих пор помню каким величественным он мне показался! Да даже спустя три десятка лет там ничего не поменялось, хоть я и не разу более там не была. Я проснулась в самом центре тридцати метровой мраморной лестницы, что имела весьма необычную, не постесняюсь сказать, разветвленную конструкцию. Знаете, когда будете в театре гранд-оперы, то не забудьте взглянуть вверх и оценить великолепную потолочную роспись холла, как будете идти по лестнице.
Пока я не буду описывать всё строение здания. Скажу лишь то, что меня поражал ещё и внешний вид собравшихся вокруг меня людей. Мужчины были одеты в дорогие сюртуки и камзолы, а женщины носили роскошные платья с объемными юбками. У большинства из дам были высокие прически, а некоторые позволяли себе носить меха на плечах.
— Япона мать!.. Скажите-ка мне кто-нибудь, что это за маскарад?! — я и сама не заметила, что произнесла это вслух по всей видимости я в тот момент настолько, извиняюсь за мои русские маты, охуела от увиденного. Да и люди от моих слов также чуть на жопу не сели. — Серьезно, нарядились как на европейский карнавал!
— Бог ты мой!
— Что вы на это скажете?
— Что за вздор?!
— С головой у мадемуазель явно что-то не то.
— Она здорова?
— Не знаю…
Эти ряженые петухи и курицы кудахтали думая, что я их не слышу. Но я прекрасно слышала их и не могла скрыть раздражения. Не желая больше сидеть на коленках как ученик перед сенсеем, я хотела встать и возмутиться. Но мне и этого не дали сделать нормально.
Пришедший так называемый врач пришел с двумя санитарами которые пытались поднять меня с мраморной лестницы, но один из них от моего пристального взгляда снова уронил меня на лестницу. Причём так, что я с глухим стуком упала попой на твёрдую поверхность.
— Быляяяяя!.. Ну, что ты делаешь?.. — я взвыла от боли и недовольства, потирая ударенное место. От моих слов люди ещё больше удивились. Я же начала убеждаться в том, что кошмары в виде тумана и трясины не так уж и плохи. Там меня хоть никто не кидал.
— Мадемуазель Даае, что же с Вами случилось? Неужто опять этот призрак? — от вопросов этой бесячей служанки меня вдруг передёрнуло. Как она сейчас сказала? Призрак? Даае? Что-то знакомое…
— Замолчите, глупая! — вдруг шикнул на неё один из санитаров, чем явно обидел женщину. Но мне было не до неё. Когда эти косяковые носильщики наконец подняли меня и понесли вверх по лестнице, я начала задумываться.
Я была той ещё идиоткой в свои юные годы! Не видела очевидного и считала всё вокруг — сном, сказкой. Этот сон был слишком уж неприятным, да… Да и нелепым, чего утаивать?!
Тут явно было что-то не так. Никаких мини платьев, никаких штанов из экокожи, никаких ugly shoes, никаких наращенных ресниц, никаких «пельменей» вместо губ, никаких длинных острых когтей покрытых ядовитым гелем… Были лишь шикарная королевская атмосфера, богато одетые люди… Но когда служанка заговорила о призраке каком-то и уже раз десятый назвала меня «Даае», то мне стало не по себе. По телу побежали мурашки, а голова заболела. Доктор видимо это заметил и поспешил успокоить меня:
— Мадемуазель, не волнуйтесь. Я просто осмотрю вас. Остальных людей я попрошу из вашей гримёрной удалиться, если вам неловко.
— Да мне скорее от тебя будет неловко, деда, — мысленно скривилась я, отведя взгляд вниз. Вернее туда, вниз по лестнице, где уже явно о моём существовании позабыли. Люди снова начали ходить туда-сюда. А мне же оставалось висеть в руках носильщиках и думать, что всё это значит.
На ум пришло то, что это всё недавно прочитанный мною роман Леру Гастона. А что? Нередко ведь, если находишься под впечатлением, можно увидеть похожие на действия в романе сны?! Во только почему тогда я — Даае? Мать вашу, я — Диева! Мы с Кристиной по характеру нисколько не похожи!
Потом я начала думать, что случилось с моими руками. Они были не мои! И от осознания этого я опять едва ли не забиваюсь в истерику. Свои руки я отлично знаю! Ногти у меня, конечно, такие же — немного длинные и ровно подпилены, без лака или геля. Но, бля, у меня на руках есть родинки, шрамы, и на правой руке на указательном пальце я кольцо золотое ношу! Последнее, что от мамы мне досталось! То, что я вижу перед собой… Это отнюдь не мои ручищи. А эти ручки нежненькие, беленькие, чистенькие, без единой царапинки и с аккуратными ноготками.
Потом я посмотрела на себя. Насколько я помню, я засыпала в короткой, даже немного откровенной ночнушке. Сейчас же на мне её не было. Вместо неё на мне было длинное платье белого цвета. Оно не было пышным, рукава были длиной до локтей и с какими-то цветочными узорами на краях рукавов и на горле.
Проходя по длинному коридору, я взглянула на потолок. Там то я и на секунду увидела своё отражение сквозь роскошные резные элементы. И отражение моё было странным! Это определенно была я но, в тоже время, как будто бы кто-то другой.
На меня смотрели как на ебанутую. И это не удивительно. Невозможно вести себя адекватно, когда ты понимаешь, что уже далеко не дома находишься. Ипать ежа об корыто, я ж в Париже! Но тогда я этого ещё не понимала…
***
То, что со мной произошло после, не описать. Я лежала со слезами на глазах от осознания того, что случилось и кто я теперь… В том смысле, что я уже не я.
Мда, сейчас будут слова типа: Что ты несёшь?! Объясни нормально! Да, я бы и сама потребовала нормального объяснения ситуации, будь я на вашем месте. Не имею права обижаться на вас, так как это будет вполне резонно.
Короче, сейчас я лежала на ковре и лила слёзы. Ковер был тусклого сиреневого цвета, а в его центре была изображена чёрная роза. Не припомню такого… В гримерной.
Гримерная Кристины Даае была довольно просторной, чего не скажешь наверное о раздевалках балерин. Стены были с вензелями и имени спокойный красный цвет; по левую сторону от меня располагался не маленький туалетный столик на котором стояло небольшое зеркальце, пара пудрениц и помад; над столиком висело туалетное зеркало, а над и по разные стороны от него висело множество картин; отличался из всех этих картин, пожалуй, портрет какого-то человека — он был статен, несмотря на возраст, имел глубокий выразительный взгляд и забавную короткую бородку с усами; также рядом с туалетным столиком стояла парочка низеньких пуфов с деревянными ножками и красной сидушкой; в дальнем левом углу комнаты стоял большой шкаф с различной одеждами и сценическими костюмами, на стене рядом с ним висела красная занавеска, а на полу стоял мраморный горшок с искусственным цветами в нём; на центральной стене было ростовое зеркало по обеим сторонам которого висели тонкие бордовые занавески и серебристые бра; по правую сторону от меня на стенах висела парочка картин, три мраморных горшка с такими же искусственными цветами и большая, широкая ширма за которой, скорее всего, Кристина переодевалась перед каждым своим выходом… А, и ещё там стоял пустой пюпитр.
Эхе… Для тех, кто не знает, что такое пюпитр. Не-не-не, смущайтесь! Я и сама не знала, что это такое! Но теперь знаю. Пипютр, ударение на ю́ — это подставка для нот. Короче, очень милая и привлекательная гримерная для одной глупой, невзрачной хористки.
Перед тем как закрыться в гримерной и лежать на ковре обливаясь слезами, я минут пять осматривалась врачом который остался в недоумении. Я была здорова, жара не было, но пот обильно тек со лба. Я все была потной и на нервяке. Служанка, которую звали Бьянкой как я позже в ходе разговора узнала, всё время вертелась вокруг меня и переживала. Ну, точнее не вокруг меня. Вокруг Кристины. Вокруг Кристины Даае, в теле которой я по неизвестным мне причинам оказалась.
Прямо перед доктором я начала щипать себя то за шею, то за щиколотку сквозь платье, то за руку. Врач, санитары и Бьянка пребывали в недоумении.
Вы когда-нибудь слышали такие слова: «Надо ущипнуть себя чтобы проснуться, если ты спишь»? Так вот, я хотела проверить эти слова. И эта проверка успехом не увенчалась. Первое время я была более-менее спокойна, считая, что сплю. Мне думалось, что всё происходящее — это сон. Я пыталась себя щипать до красных следов на коже и слёз на глазах. Пока не поняла простую вещь — всё вокруг реально, я не сплю. Я оказалась… Не знаю где. То ли в книге, то ли в игре, которую я так и не успела открыть и поиграть в неё. Как она там хоть называлась…? А, да: «MazM: The Phantom of The Opera». Стоп, минуту, я- ЧТО??!
Еб же ж вашу мать! А как же моя жизнь?! Как же моя работа? Моя любимая тётя??! Тётя… Как же она будет волноваться! Она наверное уже меня потеряла! И от осознания этого мне стало только хуже…
После этого я впала в такую истерику, что врач порекомендовал Бьянке отправить меня домой, предварительно сообщив об этом директорам. Пока я ползала по комнате в истерике и с испуганными глазами глядя на всё вокруг, служанка мягким голосом произнесла:
— Мадемуазель Даае, я поняла в чём дело. Не стоит так переживать из-за критики. Сегодня и завтра отдохнёте дома. А послезавтра с новыми силами начнёте петь. Я сейчас сообщу господам Дебьенну и Полиньи, что вам нездоровится. Не бойтесь, вещи я ваши тоже принесу.
И она ушла, оставив меня одну в гримерной. Не медля, я заперла дверь на ключ, прижала его к груди, упала в центре комнаты и начала громко и истошно орать и рыдать.
Бля! В тот момент я совсем забыла о призраке. Бедолага наверное пиздец, как боялся. Столько всего услышал тогда! Готова поспорить, что русские маты из уст милой девушки ему раньше слышать не приходилось!
После, когда горло заболело, а дышать выходило с трудом, я посмотрела на себя в зеркало. Там уже не было меня. Не было Кристины Диевой… На меня сейчас по ту сторону зеркала глядела молодая девушка с очень длинными волнистыми светлыми волосами, концы которых окрашены в голубой цвет с блёстками, глаза были её серые, и одета она была в длинное белое платье простого кроя.
Это уже была не Кристина Диева. То была Кристина Даае.
