Больше нет чувств от сна в одной постели. Я любил тебя в четверг, но есть семь пятниц на неделе. Все остатки сигарет между нами поделены. Разбивай все зеркала, ведь так сказали мне демоны. Три дня дождя — Перезаряжай
Малфой лениво откинулся на мягкую спинку дивана, поглаживая Панси по голове. Было неожиданно именно здесь встретить Нотта, тем более в паре с Грейнджер. Панси громко причмокнула, и Драко открыл глаза, смотря в одну точку на стене, где было небольшое пятнышко. Знал он, что не стоило идти сюда — после напряженного завтрака настроения для интимных игр не было совсем. То, что у него встал — уже достижение, но кончить он вряд ли сможет, даже если Панси будет стараться изо всех сил. В голове толпились странные мысли. Ему все никак не давало покоя, что здесь делал Тео с грязнокровкой? Ну не трахал же, в самом деле, но накладывать столько запирающих заклятий ради обычного разговора? Да кто поверит в эту чушь? Хотя ее гриффиндорские идиоты поверили бы во все, что сказала бы им святая Грейнджер, даже если бы они застали ее, сидящую на члене Нотта, и она бы сказала, что просто упала на него. Они бы сожрали все, что она им кинет. Хорошо, что он не гриффиндорец. Отвернувшись от стены, Драко опустил взгляд. На полу он заметил неяркое мерцание. Заколка? Но что она делает здесь, да еще и на полу в этой пустой комнате? И тут же, когда Панси сильнее сжала губы и что-то простонала, Драко понял, что было не так, когда он вошел. Ее волосы. Ее блядские локоны с шоколадным отливом. Копна ее чертовых кудрявых волос, которые так раздражали. Высокая прическа, на которую он сегодня обратил внимание. Раздражающей заучке такое было неожиданно к лицу, подчеркивая хрупкость шеи и общую бледность кожи, а тут, сидя на этом самом диване, она заправляла за уши распущенные волосы. И молчала. Что нужно было сделать с ней, чтобы заставить гриффиндорскую львицу смолчать в ответ на его нападки? И опять же. Валяющаяся заколка и распущенные волосы. И если Нотт не трахнул ее здесь, на этом самом диване, наматывая ее волосы на кулак, то Малфой сломает свою палочку и признает себя пуффендуйцем. Мысль о Грейнджер, распластанной под его телом в задранной юбке и рваных колготках, стонущей своим высоким голосом от удовольствия, вызвала приятную волну внизу живота. Он должен ее трахнуть хотя бы просто для галочки, чтобы иногда вспоминать вкус своей победы над мерзкой всезнайкой. На чистоту крови можно ненадолго и закрыть глаза — ему не впервой мараться. Но с каждым днем Драко со страхом понимал, что Грейнджер чище многих чистокровных ведьм, и наказы отца о кристальной чистоте крови канут в лету. Была проблема. Тео представляет для него опасность, и если он узнает, кто трахнул его любимую грязнокровку, то будет делить соседнюю камеру с Люциусом. Не Драко, конечно, — он будет мертв, а Тео — слишком, блять, опасный для окружающих. Ох, как же Темный Лорд хотел его в свои ряды, когда они думали, что Поттер мертв. Драко даже не подозревал, что Волан-де-Морт может так лебезить перед кем-то. Простит ему всех убитых Пожирателей, содействие Ордену и даже папашу-дезертира примет обратно с почестями, и главное… что же главное, Малфой, вспоминай. Ну же. Сосущая член Панси никак не помогала вспомнить. Он мягко отстранил ее и помотал головой, пряча член в белье. Откинулся на диван полностью и начал вспоминать. Улица. Битва. Мертвый Поттер. Нотт вышел вперед из толпы, пока Темный Лорд с ним говорил, как со старым другом, а потом, когда слизеринец подошел ближе — что-то изменилось. Змеелицый скривился, но все равно сказал что-то наподобие: «Ты получишь ее Нотт, обещаю. Грязнокровки не особо ценный товар, но после того, как я с ней наиграюсь, ты обязательно ее получишь», а потом змея, меч, вспышки заклинаний, оживший Поттер, и началась битва. Неужели он прочел что-то в мыслях Нотта в тот момент? Что за идиот будет думать о грязнокровке Грейнджер, стоя перед Темным Лордом? Люциус как-то говорил Драко, что Грейнджер нужна Темному Лорду, что он даже пощадит ее за непревзойденный ум, если она склонит голову в подчинении. Вот только она бы никогда не сделала так, никогда бы эта девчонка не предала Поттера. Драко помнил, какая оглушающая тишина стояла, когда он направлялся в сторону Пожирателей к своим родителям. Никто его не окликнул, а если бы она была там… она бы точно крикнула свое коронное «Малфой!», сверкнула обиженным взглядом медовых глаз в его сторону, но все равно бы ничего не смогла изменить. Уже потом он узнал, что она лежит в больнице, а спас ее теперь всеми любимый Нотт. И это было правильно. Хорошо, что она не видела его позора. Ему хватило воспоминаний об ее пытках. — Ты сегодня витаешь в облаках, — протянула Панси, укладывая голову на его плечо. — На выходных отец будет знакомить меня с женихом, надеюсь это будет не дряхлый дед. Драко неопределенно хмыкнул, не сводя глаз с заколки на полу. Пока Панси одевалась и поправляла макияж, он незаметно для нее нагнулся и поднял сверкающий предмет, быстро положив в карман мантии. Он обязательно спросит у Грейнджер об этой маленькой вещичке, возможно, заставит сознаться в том, что они тут делали, и попросит об одолжении, дабы не рассказывать никому об их с Ноттом отношениях. Удача впервые улыбнулась ему за эти дни. Панси удивленно посмотрела на его улыбающееся лицо, но он лишь закинул руку ей на плечи и повел вон из комнаты.***
Патрулирование проходило… обычно. Они встретились в гостиной без пяти минут девять и молча двинулись по темным коридорам, освещая себе путь палочками. Сначала было слишком неловко: он вел себя так, будто ничего не случилось, будто пару часов назад она не сидела перед ним на коленях, а он не вылизывал ее рот со стоном, называя самой лучшей. Может, ему стыдно? Гермиона хмыкнула: Теодор и стыд — это антонимы. Может, он просто не хочет ее смущать? Они же теперь пара? Учитывая все их взаимодействия и отношение Нотта к ней, она была в этом уверена. Гермиона мечтательно улыбалась и незаметно поглядывала на его бледное лицо. Мерлин, он был такой красивый в свете слабого люмоса: его профиль был четко очерченный, волосы будто светились, а губы блестели. Ей хотелось прижаться к нему и поцеловать. Он все видел. Тео думал обо всем, что между ними было и приближался к неутешительному выводу, что обычные отношения его малышке просто наскучат. Гермиона в итоге выкинет его, как прочтенную книгу, причем не самую интересную в ее жизни, и он останется в одиночестве навсегда, потому что другую Грейнджер он вряд ли найдет. Нет, ему нужно было что-то придумать, ему нужно было влезть ей под кожу, а обычные оскорбления по типу «грязнокровка» и связывающие заклинания уже не сработают. Она любит пожестче — изнасиловать? Ей это только понравится — она рождена, чтобы сидеть перед ним на коленях. Тео хмыкнул. Поэтому такой вариант он сразу откинул. Она всегда будет под ним по собственному желанию. Он не насильник. Больше всего на свете Грейнджер ценила что? Храбрость и знания. Честность, открытость. Доверие и любовь. Что, если отыграться не на ее теле, а именно на чувствах? Но как? Блять, думай-думай-думай. Он не хотел ее обидеть слишком сильно — он хотел, чтобы она только на секунду, как и он, укололась такой же острой реальностью. Чтобы девочка поняла, что не все будет лишь по ее желанию. Боль от отказа все еще играла с его чувствами. Слишком высокая самооценка не давала оставить все как есть, не отомстив. Да, Тео был мстительной сволочью даже по отношению к своей девочке. Потому что если он не научит ее той истине, что за свои поступки нужно расплачиваться, то уже никто не научит, не сломав ее шаткий мир, только-только восстанавливающийся после войны. Она спросила его об отце, и он решил на время отложить свой внутренний монолог и подумать обо всем позже. Нотт начал неторопливый разговор о новом селекционном растении, которое прислал ему отец из Аргентины, и Гермиона с головой ушла в обсуждение плюсов и минусов его яда. Незаметно для себя она рассказала о своем желании открыть медицинский центр с услугами маглов, и Тео на это даже не усмехнулся. — Значит, тебе нужны спонсоры, — просто сказал он, заворачивая на лестницу и предварительно проверив ее направление, чтобы они не застряли в коридоре. Гермиона замерла, разглядывая его спину. Они разговаривали свободно, и ее улыбка становилась только шире. — Спонсоры? — переспросила. — У меня много денег, мне не нужны спонсоры, — вздернула подбородок вверх, слишком гордая, чтобы просить у кого-то деньги. Нотт усмехнулся и под недовольный взгляд Гермионы прикурил сигарету, припрятанную за ухом. — Дело не в деньгах. Спонсорство необходимо не только ради капитала, это так же клиентура, реклама, поставки нужных тебе материалов из заграницы, а также поддержка других семей, своеобразная «крыша над головой». Думаешь, у тебя не будет конкурентов на рынке? — он усмехнулся. — Тебя съедят и даже косточек не оставят, если ты будешь одна. Гермиона хотела было уже начать спорить, но поняла, что он прав. Открывать свое дело с нуля и без должной поддержки — пустая трата времени. — Моей поддержкой был бы Гарри, — неуверенно начала она оправдываться. — Грейнджер, он, несомненно, Герой войны и все такое, но чего его слово стоит в бизнесе волшебной Британии? А я тебе скажу — ни кната оно не стоит. Тебе нужны связи с чистокровными семьями, такими, как я или Малфой. Гермиона расстроенно поджала губы и посмотрела на свои удобные конверсы. Ведь не пошла бы она патрулировать всю школу на каблуках. Слова Нотта были правдой, что она упорно не хотела признавать. — И что мне делать? — прошептала девушка, смотря на кончик сигареты. Нотт наколдовал темпус и замедлил шаг, равняясь с ней. — Мне нужно посмотреть план проекта, тогда я смогу помочь тебе с организацией банкета. — Банкета? — удивилась гриффиндорка. — Сегодня уже поздно объяснять, но завтра после занятий мы сможем с тобой сесть и обсудить вопрос, — прошептал он и придержал ей дверь, когда они вошли в старый класс, откуда раздавались шорохи и пыхтение. — Маклагген, не изменяешь привычкам, — рассмеялся Нотт, пока Кормак и девушка из Когтеврана поспешно одевались. — Я думал, что ты перестал водить сюда дам. Гермиона тактично отвернулась от обнаженных однокурсников, рассматривая пустую картину. Видимо, ее жителя тоже смутила данная ситуация. — Минус десять очков Гриффиндору и Когтеврану, — огласила Гермиона, когда ученики уже одетые стояли и смотрели на них с Ноттом. — Ох, Грейнджер, — сально облизался Кормак, и та поморщилась, — как дела? — Нормально, — буркнула, крепче сжимая палочку. Взгляд упал на Нотта, что молча глядел на парочку пойманных любовников, поигрывая сигаретой. — Пойдем дальше, Грейнджер, — кивнул на выход, ожидая, пока она двинется с места, но ее остановил голос Маклаггена. — Не хочешь сходить в Хогсмид на выходных? По ходу у Маклаггена вообще мозги отшибло на тренировке по квиддичу, потому что когтевранка удивленно посмотрела на него и поджала губы. Кто бы согласился идти с ним на свидание после такого. Спрашивать девушку о встрече, когда рядом стоит та, с кем ты занимался сексом минуту назад… м-да. — Нет, — Гермиона направилась к двери, — у меня уже есть с кем туда пойти, — усмехнулась она. Маклагген и Нотт последовали за ней, и Кормак не отступал. — И с кем же? Грейнджер остановилась, недовольно посмотрев на него, а следом перевела выжидающий взгляд на Нотта: тот стоял с безразличным выражением лица и молча смотрел в ответ, приподняв бровь в немом вопросе. Вот оно. Мерлин, можно же сыграть на ее чувствах. Не оскорблять, а просто игнорировать. Как она его, когда он открыл ей свою душу. Просто промолчать и все. Паника, промелькнувшая в ее глазах, заставила Тео закусить губу. Одна часть его отчаянно кричала: «Обними ее, скажи, что она твоя!», но другая — более стойкая, говорила: «Молчи и наблюдай». «Ты сделала мне больно своим отказом, Грейнджер. Я такое не забываю и буду делать тебе больно в ответ. Только вот ты от меня никуда не денешься. Я растопчу всю твою гордость, ты будешь есть с моих рук, ничего и никого не замечая, кроме меня одного. Я буду для тебя всем, как и ты для меня». Но сначала… Сначала, малышка, нужно немного пострадать, как страдал он. Это самая малость. «Ну же, — думала в этот момент Гермиона, — Нотт, скажи, что я с тобой, покажи, что ты не стесняешься меня, и я для тебя хоть что-то значу. Что это не просто сексуальные игры. Что это не игры. Пригласи меня на свидание. Ну же». Шли секунды. Она молчала. Он молчал. Маклагген фыркнул и рассмеялся, прерывая их игру в гляделки. — Ну? Или забыла его имя? Он хоть знает о твоем существовании? Может, это было разовой акцией, ну, ты понимаешь, — и поиграл бровями. Нотт снова прикурил сигарету, шурша пустой пачкой. Гермионе захотелось вырвать эту вещь из его рук и растоптать. Почему он молчит? Почему он, блять, молчит? Не опровергает его слова никак. Криво усмехнулся, склоняя голову, и облизал губу. «Скажи хоть что-то! Я умоляю тебя! Скажи, что это не разовая акция! Скажи! Покажи!» Слеза побежала по щеке. — Пошел ты, — взорвалась она. — Пошел ты на хрен! Она побежала от них, не разбирая дороги. И злилась, просто кипела от бурлящей, как лава, злости и обиды. Она ненавидела тупого ублюдка Кормака, задающего ненужные вопросы, молчащего Нотта, который не воспринимал ее, как девушку для свиданий, а лишь как игрушку, разовую, сука, акцию, но больше всего — себя, что поверила, что думала о взаимности и чувствах. О любви. Какая тупая дура. О каких чувствах может идти речь, если все разговоры сводились к одному и тому же? Все их разговоры были или криками, или обсуждением старостата. Сегодня впервые, когда он спросил ее о будущем, она… она растаяла. Подумала, что ему, правда, есть дело до этого. До нее. Что она ему, правда, нравится. Чувства только у Гермионы. У Нотта же только инстинкты. Она бежала так долго, пока легкие не закололо от боли. Присела на корточки и закрыла глаза руками, рыдая в голос. Почему он не сказал ничего? Почему? — Почему? — взвыла она, впиваясь ногтями в ладони. — Чего ты орешь, Грейнджер? Малфой стоял напротив и брезгливо осматривал ее сверху вниз. — О, это ты, — рассмеялась, размазывая слезы по лицу, — мне сегодня везет, как утопленнику, — и ударилась головой о стену. И еще раз, и еще, чтобы все мысли выбить из своей тупой башки, потому что врут заголовки газет, нагло врут: она не умнейшая ведьма современности, она тупая как пробка, она хуже Лаванды Браун, раз поверила, что Нотту от нее что-то нужно, помимо пятиминутного траха. — Если ты решила выбить свои мозги, то делай это где-нибудь в другом месте, а не в подземельях. Иначе на нас повесят твое убийство, — хмыкнул он, рассматривая ее бледное лицо. «Что с ней? Она же должна патрулировать с Ноттом, а не рыдать в одиночестве». Он скрестил руки на груди и облокотился на стену, так и прожигая ее дрожащую фигуру взглядом. Она сидела в тонкой белой футболке, обхватив себя от холода руками, и светлых джинсах, обутая в странную обувь с белыми мысами. Интересный… образ. — Проблемы в Раю? Она резко отняла руки от глаз и уставилась на него. — То, что ты тогда говорил на вечеринке, — просипела, — что чистокровные никогда не будут встречаться с грязнокровками и тем более жениться на них, это правда? Гермиона смотрела на него таким больным взглядом, что его сердце на секунду сжалось. Он посмотрел себе под ноги, не зная, что ответить: сломать ее полностью или дать надежду. — Некоторые семьи более или менее, — он прикрыл глаза, — демократичны в выборе партнеров. Но чаще всего женятся хотя бы на полукровках. У всех по-разному. — Ясно, — шмыгнула носом, — спасибо за правду, Малфой. Она, пошатываясь, поднялась с места и пошла дальше по коридору. Драко направился следом. — Зачем ты за мной идешь? — Почему твои волосы были распущены сегодня? Они одновременно задали вопросы и застыли друг напротив друга. Гермиона снова всхлипнула, будто услышала что-то ужасное, и закрыла глаза, как будто бы пытаясь очнуться от кошмара. Драко полез в карман и достал заколку, показывая Грейнджер. — Я нашел это в комнате Слизерина после того, как вы с Ноттом ушли. Почему она валялась на полу? — впился взглядом в дрожащие губы. «Ну же, скажи, что вы там делали». — Он заставил меня, — прошептала Гермиона, смотря в серые глаза напротив, будто покрытые тонким слоем льда, на котором она когда-то поскользнулась. — Что заставил? — спросил с нажимом. — Распустить волосы, Малфой. Можешь оставить заколку себе. Я больше не буду ее носить. Она пошла дальше, но он все равно двинулся следом, не понимая, что вообще она имела в виду. Заставил распустить волосы? — И что же еще он заставил тебя сделать? Она промолчала, ускоряя шаг, уходя дальше и дальше от него, перешла практически на бег. Но он догнал. Гнев сочился из каждой клеточки его тела, заставляя его руки жить своей жизнью. Не видя ничего перед собой от злости, он сжал ее предплечья в болезненной хватке и уставился в заплаканное лицо. — Что, блять, еще он сделал с тобой, что ты теперь стоишь и ревешь, как первокурсница?! Гермиона замерла, смотря в бледное лицо и сжатые в гневе губы. — Вот именно, — она улыбнулась с болью, — он ничего не сделал, ничего не сказал ему, понимаешь? — она облокотилась на его грудь, прижимаясь лбом к форменной рубашке. — Я просто грязнокровка, — рассмеялась, пока его пальцы скользнули вверх по ее руке к плечам, — я даже не достойна похода в Хогсмид. Скажи мне, Драко, — подняла полный печали взгляд на него, — я достойна свиданий? Его мозг просто отключился, когда она назвала его по имени таким ласковым, хриплым шепотом. Ее медовые глаза ярко блестели от слез, под пальцами прощупывались острые косточки плеч, а длинные ресницы слиплись стрелками в уголках глаз. Он, не чувствуя пол под собой, наклонился к ней ближе и поймал ее вдох своими губами. — Достойна, — прошептал. Он медленно, еле касаясь, поцеловал ее влажные соленые губы, целомудренно, без языка, и прижал к себе. — Что ты, — она дернулась, но он не отпустил, — ты такой же, как он, отпусти меня! Малфой стоял оглушенный, как под заклятием. В висках бился пульс, он не понимал, что он делал. «Ты же просто хотел ее трахнуть. Какие достоинства, какие свидания». Нет, ей и так досталось, он не будет делать хуже. Он не Нотт. — Тебе тоже будет стыдно! Зачем вы со мной так поступаете? — снова заплакала, опуская лицо. — Зачем вы так со мной? Я же… живая, — и Драко сильнее обнял ее, будто закрывая от всего мира. Его трясло, ее тоже. Стоять с ней вот так обнявшись было волшебно. Мерлин, он не обнимался с девушкой просто так с курса третьего, а теперь стоит в темноте подземелий и прижимает ее лохматую голову к своей груди. Он сумасшедший. Его, видимо, знатно контузило на войне, а он и не заметил, жил себе спокойно, пока одна прекрасная грязнокровка не решила уткнуться влажным носом прямо в его гулко стучащее сердце. — Малфой, — Гермиона отодвинулась и усмехнулась, — ад покрылся льдом прямо сейчас. Ты меня утешаешь. «Блять, нет, назови мое имя, пожалуйста, я же не вынесу твое холодное «Малфой» теперь». Не после того, как его пробило ознобом от звука ее голоса. — Ты пойдешь со мной в Хогсмид на выходных, Гермиона Грейнджер? — спросил он и замер. — Как друзья, конечно, — быстро добавил, боясь отказа, — просто… мне не будет с тобой стыдно, даже если подумают иначе. И если ты захочешь, то… Он не договорил. Она рассмеялась, и Драко подумал, почему он раньше не слышал этого прекрасного звука. — Я согласна, Драко Малфой. Он отпустил ее, сжав напоследок плечи. — Держи, — протянул ей платок и расслабленно откинулся на стену. — Может, объяснишь, почему ты плакала? Она вытерла лицо и устало вздохнула, направляясь к Башне старост. Гермиона промолчала, а он не стал давить. Около входа в гостиную старост сидел Нотт и устало курил сигарету. — Доброй ночи, — кивнул Драко и решил уйти, понимая, что точно будет лишним, хотя уходить категорически не хотелось. — Увидимся завтра. Нотт молча смотрел в ее заплаканное лицо и выдыхал кольца дыма. — Почему убежала? Поднялся, отряхивая пепел с брюк. Под ногами валялось с десяток окурков. — Не делай вид, будто тебе интересно, — она произнесла пароль, но картина молча покачала головой. — Что за? Ты поменял пароль? — Слишком много людей его знают, а я бы не хотел, чтобы нас тревожили, — пояснил он, подходя ближе. — И какой новый пароль? — Калвера, — портрет бесшумно открылся, впуская их внутрь, — нейтронная звезда, самая близкая к Земле. Гермиона не хотела с ним разговаривать, решив, что найдет информацию о ней сама. — Тебе было больно? — не выдержал Тео, наблюдая за ее напряженной спиной. — Да, — она развернулась, в глазах блестели слезы. — Мне чертовски больно. Его зрачки расширились от звука ее дрожащего голоса, он как сумасшедший впитывал ее слова, растягивая губы в улыбке, но она этого уже не видела, захлопывая дверь в собственную спальню. «Малышка, поверь, тебе еще не было больно. Больно будет немного позже. Просто потерпи, и я сломаю тебя до конца. Никто не поможет, никто не узнает, ты никому не сможешь рассказать — у тебя буду только я. И ты полюбишь меня так же сильно, как я тебя».