Сегодня ночь ещё темнее, чем вчера, Теперь она полностью готова. Звякнет пряжка ремня, а значит игра Начинается снова. ЛСП — Вверх-вниз
Теодор Нотт впервые плакал из-за девушки. А может, ему все это казалось — волшебный порошок, любезно предоставленный Панси, делал что-то невообразимое с его организмом. Теперь понятно, как она продержалась, когда ее родители сидели в Азкабане до суда. Скорее всего, она наслаждалась им день и ночь, даже не понимая, что происходит вокруг. Он уже пробовал подобные вещи раньше, когда думал, что она умерла в Малфой-мэноре, и после победы над Темным Лордом на одной из вечеринок с Блейзом, но сегодня сладкая пыль выворачивала наизнанку все эмоции, что глубоко спали внутри него. Эта магловская дрянь кипятила кровь в организме, будто он гнал на максимальной скорости своей метлы, и даже больше. А сердце билось так быстро, что, казалось, еще чуть-чуть и оно прорвется сквозь грудину, и ему придется бежать за несносным органом вслед. Чуть не выронив пачку с сигаретами, Тео подобрал начатую бутылку алкоголя у ног и сделал несколько глубоких глотков, не чувствуя вкуса. Горячие слезы снова обожгли бледные щеки, пот струился под рубашкой, и захотелось содрать с себя всю кожу вместе с одеждой, смыть с себя эту боль, облив алкоголем внутренности. Дрянной порошок не давал ему забыть о Грейнджер даже на секунду, а делал только хуже, подкидывая ему все моменты, когда они взаимодействовали. Он со злостью растер щеки и сжал зубы до скрежета, рассматривая звездное небо расширенными зрачками. — Идиот! — закричал он в пустоту ночи, но ему никто не ответил. — Теодор Нотт, ты полный кретин! Он затянулся сигаретой, закашлялся и сделал еще один крупный глоток магловского Джим Бима прямо из бутылки, стоя у окна на Астрономической башне. Хотелось кричать на весь мир, как ему плохо. Он все просрал. — Она меня любит, — прокричал он себе. — Любит, блять! Маленькая грязнокровка любила его, но приняла это за принуждение браслета. Он громко захохотал, давясь алкоголем. Она думала о нем утром, днем и вечером, и верила, правда верила, что это не ее эмоции, что это выдумка. Неужели она настолько боялась отношений с ним и его самого, что не могла даже на секунду принять такие мысли за правду, не списав их на проклятие. Мерлин, слышать это было ужасно и… Было больно. Чертовски. Наверное, ей было так же, когда он унижал ее из года в год, отравлял жизнь, принижал достоинство и разрушал самооценку. Конечно, она подумала самое худшее, что только можно. — Это карма. Он снял браслет — малышка победила его, даже не вводя войска. Теперь дело только за ней: впустит ли она одного Теодора Нотта в свой мирок или нет? Тео думал, что нет, потому что если она даст ему последний шанс все исправить — без лжи, отцовских зелий, браслетов и прочего — только он и его страстные чувства — то уже не отпустит ее никогда. И это будет пострашнее какого-то браслета. Это был ее последний шанс упорхнуть в дивный мир без его присутствия и начать жить, как она хотела. Она залижет раны, найдет себе какого-нибудь дебила с внешностью Уизли — или даже самого Уизли — и снова будет улыбаться и быть абсолютно счастливой. Было смешно — она начнет жить без него, а он загнется от собственной любви в своем поместье, окруженный алкоголем и шлюхами с медовыми глазами — как отец после смерти мамы. Зато она будет счастлива. Даже если без него. Он, шатаясь и держась за стены, начал неспешно спускаться с башни. Было бы забавно, упади он сейчас с лестницы, пьяный и разбитый. Газеты бы взорвались заголовками: «Молодой Герой войны свернул шею на лестнице Астрономической башни», а следом шла бы огромная статья, проливающая свет на всю его школьную жизнь. Они бы и про Грейнджер написали — сто процентов. Первая любовь, которую он унижал годами, ему отказала, и он, не в силах справиться с этой болью, покончил с собой столь болезненным магловским методом. Тео расхохотался и снова сделал глоток. Пойло было отменным, но абсолютно безвкусным для Нотта сейчас, зато крышу срывало конкретно — не зря Блейз получил от матери целый ящик. Теперь он мог распадаться на молекулы своих страданий с весельем целую неделю. — Тео, — голос знакомый. — Ты что, плакал? Что с тобой? Грейнджер стояла на самой первой ступеньке и смотрела на него своими медовыми омутами, переминаясь с ноги на ногу. — Я упал с лестницы и умер? — тупо спросил Нотт, снова делая глоток и некрасиво рыгнув. — Потому что если нет, то зачем ты здесь? Гермиона сморщила свой милый нос от его аристократичных манер и сделала шаг навстречу по ступеньке вверх. — Нам нужно поговорить, — упрямо продиктовала она, будто им нужно уроки делать, а не свою жизнь менять. — Прямо сейчас, — дожала. — Ну, ты получила то, что хотела. Браслет твой, делай с ним, что хочешь, а я занят — я бухаю, я отдыхаю, я веселюсь, — он помахал полупустой бутылкой и прошел мимо нее в темноту коридора. — Прошу меня простить, принцесса, у меня планы. Она шла за ним, топая, как маленький слон — он слышал. Ему сейчас действительно нужно было побыть лишь в компании бутылки, а смотреть на ее лицо именно сегодня было слишком больно и слишком сладко. Он успел по ней соскучиться, и будет не очень, если Нотт не сдержится, и тогда его точно приговорят к неделе Азкабана с дементорами за жестокое изнасилование Героини войны. Тут уж все адвокаты как один встанут на ее сторону, и даже папины деньги и связи в Министерстве не помогут. После одного дня с дементорами вряд ли в течение года даже по утрам вставать будет, а неделя... Черт возьми, он даже не хотел представлять, что с ним будет через целую неделю сиесты с пожирателями душ. И каким ударом это будет для Гермионы — тогда уж точно можно будет забыть о взаимности. Потому что если она не отстанет от него — он точно ее трахнет. Ширинку натянуло просто от мысли об этом — порошок сводил с ума. — Так соскучилась по члену, что теперь преследуешь? — лучше было ее просто разозлить, и она уйдет. — Папочка сегодня занят, — пропел он. — Было бы по чему скучать, Нотт, — фыркнула она ему в спину, но шаг не сбавила. Как маленький хвостик она следовала за ним все дальше и дальше, вглубь подземелий, пока Нотт не вошел в пустой класс, в котором раньше скрывал от близнецов Кэрроу провинившихся детей. Он с грустью допил остатки Джима и покосился на нее. Гриффиндорская староста вошла бесстрашно, как и всегда, даже палочку в руках не держала. — Почему ты снял браслет? Она села на парту и положила ногу на ногу — Тео залип на линии ее ног в гетрах — как он их только раньше не заметил. Юбка школьная, как обычно, только галстука нет — отсутствие данного элемента заставило его залипнуть на ее бледной шее, не стянутой удавкой. Захотелось оставить на ней множество укусов и синяков — Грейнджер бы такое точно понравилось. — Потому что мне надоело тебя уговаривать, — прорычал Тео, отворачиваясь и шаря по карманам мантии в поиске так необходимой сейчас пачки сигарет — нужно было занять руки, чтобы не дотронуться до нее. Он все же нашел ее и медленно прикурил от палочки, вдыхая дым. Грейнджер пялилась на него и качала ногой в нетерпении. Ногой в черных гетрах до коленок и магловских кедах. Грейнджер была такая худенькая, что утолщенная резинка гетр даже не впивалась в мягкое местечко чуть выше острой коленки. Он сглотнул и облизал пересохшие губы. — Ты всегда думаешь только о себе, ты знала? — он взорвался, он не мог закрыть рот, обрушивая на нее все, что накопилось за эти долгие дни. — Такая гордая львица, не смогла принять свои постыдные чувства к мерзкому слизеринцу и побежала сразу же снимать браслет, не разобравшись в ситуации. А как же твои чувства до браслета, когда ты сидела передо мной на коленях и глотала мою сперму? — она поморщилась от его злого тона, но молчала, не перебивая, как хорошая девочка. — Ты забыла, да? Конечно же, ты забыла, ведь роль жертвы такая идеальная, такая удобная во всех смыслах. Ты ведь не рассказывала своему любимому Поттеру, как думала обо мне раньше, годами, блять, и мечтала, чтобы я оказался между твоих грязнокровых бедер и отшлепал тебя? Что это всегда был только я? — он задыхался. — Нет. Она стиснула край парты, но ожидаемой истерики в ответ Нотт не услышал. Как же мило она склонила голову, будто покорялась ему. — Я так и думал, — он грустно рассмеялся. — Что ты хочешь теперь? Я снял браслет. Ты абсолютно, блять, свободна, Грейнджер. Нотт расстегнул верхнюю пуговицу рубашки и снял мантию, кидая ее на пол. Ему было и так жарко из-за алкоголя и волшебной пыли, а ее присутствие только усугубляло жар в груди. — Об этом я и хотела поговорить. Я была не права в некоторых моментах, — она прикусила губу и аккуратно посмотрела ему в глаза из-под ресниц. — Я подумала о наших отношениях и поняла, чего хочу. Если ты перестанешь быть таким собственником и будешь прислушиваться ко мне — я согласна попробовать еще раз. Он замер, и сигарета задрожала между пальцев. Грейнджер была послана ему Богом, космосом, вселенной — он не знал, кем, но был так благодарен этой неведомой силе за ее детскую веру в лучшее в людях, что он хотел благодарить всех. Тео не знал, что ему делать прямо сейчас, поэтому решил еще себя помучить — может, он вообще думает не о том, что она имеет в виду. Но как же хотелось, чтобы все вернулось, как было прежде. Если она захочет быть с ним… черт. «Надеюсь, когда я умру, я встречу это создание и поблагодарю его за то, что создал для меня такой идеал, как Гермиона». — В чем ты была не права? — жутко хотелось смочить пересохшее горло, он хрипел. — И какие отношения ты хочешь? — В том, что испугалась твоей опеки и не доверяла. Это мое личное дело. Он кивнул, внимательно ее разглядывая со спокойным выражением лица. Внутри же у него начался бразильский карнавал, и взрывались фейерверки. — Только в этом? — Ты стер мне память, — возразила она. — Я разозлилась и наговорила лишнего, как и ты. — Я знаю. Я говорил тебе, что у меня проблемы с общением, — рыкнул Тео. Гермиона укоризненно посмотрела на него. — Ты тоже должен извиниться! — сказала она. — Блять, мы опять ходим по кругу, Грейнджер! — он подошел ближе. — Чего ты хочешь от меня? «Скажи это, ну же». Она глубоко вдохнула и подалась вперед, прикрыв веки. Вкус ее сладких губ обрушился на покрытые алкоголем губы Тео, и он застыл, смотря на нее широко открытыми глазами. Она не двигалась, зажмурившись и дрожа — он тоже, глядя на ее подрагивающие веки с пушистыми ресницами. — Ты сделаешь все, что я скажу? — Она кивнула, не сводя с него глаз. — Все, что нам нравится? И не сбежишь? — Она снова согласно кивнула. Поцелуй, как в детском садике. Тео усмехнулся ей в губы. — На колени. — Она вздрогнула. Спустя несколько секунд Гермиона отодвинулась и быстро облизнула верхнюю губу, опустила взгляд и, не поднимая его, села перед ним на колени, склонив голову в подчинении. Она ощущала себя в этот момент заполненной, будто все встало на свои места с его появлением в ее жизни. Гермиона, правда, не знала, что именно: его голос, смех, запах сигарет, от которого она всегда морщила нос, или улыбка. Ей просто было нужно с ним помириться, она не хотела забывать все то, что между ними было. Грейнджер долго сидела за партой в библиотеке и думала-думала-думала, что ей делать. Когда он снял браслет, стало так… легко, будто все ее проблемы разом ушли, но… ощущение тотальной пустоты появилось в ней с его уходом. Гермиона решила, что попробует еще раз. Даст шанс, который не был дан с самого начала. Она посмотрит на их отношения сквозь призму того, как она себя чувствует в них: комфортно ли ей, спокойно и приятно. И если да, то будет их продолжать. А если нет… Как сказал Гарри после расставания с Джинни: «На одном человеке все не заканчивается». Тео в этот момент отошел на шаг назад, не веря своим глазам. — Ты так и не научилась целоваться, — его голос, как гром прозвучал сверху с легким смешком — он был прав. — И что мне с тобой делать? Она подняла голову и покрылась мурашками, когда он наклонился и провел большим пальцем по ее губам, очерчивая весь ее влажный жаждущий рот. Он еле себя сдерживал, веко подрагивало. Гермиона поняла, что снова, что опять началась эта игра, что он опять делает лишь то, что в итоге нравится только ей, забывая о себе. — Сколько раз мне еще нужно сделать это, чтобы ты, — он надавил сильнее, оттягивая нижнюю губу, — запомнила, как надо? Она жадно облизнула его палец, и Тео сглотнул, наблюдая, как она втягивает его в себя и мягко прикусывает, сидя перед ним на коленях, а затем снова втягивает в себя, будто бы… — Ох, блядь… Он склонился к ней окончательно и прижал ее лицо к себе так быстро, как никогда раньше. Они облизывали и кусали друга друга, больше напоминая драку, а не поцелуи, пока он не поймал ее губу и мягко не прикусил, отпуская. — Скажи мне, что ты хочешь? — он погладил ее щеку. В глазах все расплывалось от алкоголя и не только, его вело так сильно, в глазах мутнело, но он упрямо смотрел в ее чернильные зрачки своими расширенными. — Попробовать еще раз, — она обняла его и положила голову ему на плечо. — Без браслета. Только мы с тобой. Вместе. На равных. Он улыбнулся, обнимая ее сильнее. Как же вкусно она пахла. — Про член обидно было, — прошептал он ей на ухо, хихикнул и лизнул хрящик. — Я думал, что он тебе нравится. Гермиона заливисто рассмеялась и потянула его на себя. — Какой же ты пьяный. Вставай и пойдем спать.***
Она еле дотащила это тяжелое тело до их башни. Нотта сильно штормило из стороны в сторону. Именно от Забини она узнала, где искать непутевого слизеринца, опустошающего месячный запас алкоголя за раз. Сначала она заставила его выпить отрезвляющее зелье, которое взяла с собой специально для него, но оно действовало чересчур медленно, и Гермиона уже не надеялась на какой-либо толковый разговор сегодня. Она хотела обговорить с ним их шаткое положение сейчас, хотела все решить раз и навсегда. Он что-то шептал ей на ухо — какие-то вещи про черных вдов, ботаников, дементоров и стояк — или просто смеялся и трогал ее волосы, будто не мог остановиться. Он то сжимал ее пальцы и говорил, какая она красивая, то резко останавливался и прижимался к ее щеке губами, мелко целуя. Он был абсолютно пьяный и счастливый. С пьяными людьми Гермиона имела дело впервые, но дотащить не особо сопротивляющегося Нотта до гостиной смогла менее, чем за двадцать минут. И когда она уже сидела в его спальне на кровати и расстегивала его рубашку, он будто бы очнулся — зелье окончательно сняло с него морок. Резко схватив ее за руки, он потащил ее, непонимающую, что случилось, в сторону ванной комнаты. — Что ты творишь? — изумилась Гермиона снова, когда он легонько впихнул ее в душевую кабинку и вошел вслед за ней, закрывая дверцу. — Мне жарко, Грейнджер, — и выкрутил холодную воду прямо на них. Она задрожала из-за холода, пытаясь выйти, но он преградил ей путь отступления и сделал воду менее холодной, но все равно еле-еле теплой. Грейнджер встала в уголок душевой кабинки, чтобы не замерзнуть, и наблюдала за довольным Ноттом со скрещенными на груди руками. Она будто под гипнозом следила, как влажная ткань рубашки упала к ее ногам, а затем брюки и белье с носками. Он стоял абсолютно голый и намыливал по телу ароматную пену ее геля для душа. Медленно гладил тело, мылил волосы с приятной расслабленной улыбкой на лице. Быстро смыв с себя всю пену, он откинул назад влажные отросшие волосы и посмотрел на нее. — Раздевайся, Гермиона. Она вздернула подбородок, но ее напускная храбрость испарилась, как только Гермиона заглянула в его темно-зеленые глаза — почти черные сейчас из-за расширенных зрачков — и сильнее вжалась в стенку. Тео напоминал хищника. Он потянулся к вентилю и настроил воду на более теплую, даже горячую, видимо, поняв, что она не поклонница контрастного душа. — У нас теперь все будет по-другому, принцесса, так ведь? — она кивнула. — Завтра мы обговорим некоторые вещи о наших отношениях, что кому нравится и не нравится, чтобы не совершить ошибок. Ты же любишь составлять учебные планы, — он улыбнулся ей. — Не так, конечно, детально, но сегодня ты должна понять, что я — приказываю, а ты — слушаешься и исполняешь. Тебе же такое нравится? Когда грубо и прямо? Я прав? Если нет, я буду делать так, как нравится тебе, ты только скажи. Гермиона ничего не ответила, лишь медленно расстегнула блузку, наблюдая за его бесстрастным выражением лица, оставшись в кружеве бюстгальтера. Юбка следом упала к ногам, так же, как и вся одежда Тео ранее. Она перестала раздеваться и замерла. Он сжал губы и придвинулся к ней вплотную. Значит, ей нравится грубо и властно? Отлично. — Что ты не понимаешь в слове «раздевайся», Грейнджер? — она промолчала. — Раздевайся. Это приказ, — она подняла на него свои большущие глаза, — ты же хочешь быть для меня хорошей девочкой, Гермиона? У нее перехватило дыхание. Она вздрогнула, ощутив приятное тепло между ног от его грубого тона, и сглотнула вязкую слюну. Годрик, как же ей нравится его грубый тон. Сейчас никакой браслет не играл с ее эмоциями — она хотела всего сама: подчиниться, сесть на колени перед ним и сделать все, что он хочет, лишь бы он не останавливался. Так же медленно Грейнджер, поджав губы, расстегнула дрожащими от возбуждения пальцами петельки с крючками на лифе и стянула трусики. Вся одежда мокрым ворохом лежала под их ногами, но они абсолютно не обращали на это внимания, разглядывая тела друг друга. Она потянулась к гетрам, но Тео остановил ее, протянув руку к тонкой ключице, и пополз шершавыми подушечками вниз по девичьей зоне декольте. — Такая красивая. Взгляд Нотта прилип к ее влажной груди, покрытой капельками воды, и он игриво сжал один из напряженных сосков, щелкнув по нему пальцем следом. — У тебя отличная грудь, — он сжал обеими руками два мягких полушария, — идеально подходит для меня. Она пискнула, когда он с силой ущипнул розовый сосок и наклонился к ней, вобрав его в рот. Он нежно игрался с ним языком, другой рукой массируя вторую грудь, пока она тихо постанывала и пыталась потереться бедрами друг о друга. Зубы сомкнулись на чувствительной плоти, и девушка вскрикнула и уперлась в стену спиной, как в ловушку. Он открыл глаза и посмотрел на нее, нахмурив брови, и сжал зубы снова, оттягивая комочек на себя. Она задрожала, понимая, что мокро между ее ног явно не от воды из душа, а от боли и сильнейшего возбуждения. Она точно ненормальная. И тут же его длинный палец пробежался вдоль ее горящих складок, собирая липкую смазку. — Течешь от боли? Интересно. Он сжал зубы сильнее, щипая и посасывая, подушечками пальцев до боли впиваясь в мягкую кожу, делая ее розовой. Она громко застонала и ударилась затылком о плитку, но даже та ни на секунду не остудила ее жар. Рука сама собой потянулась к влагалищу, но ее остановил Тео, резко разворачивая ее спиной к себе и закрепляя ее руки своим школьным ремнем от форменных брюк. — Сегодня ты будешь доставлять мне удовольствие, поняла? — она почувствовала, как его горячая головка мазнула прекумом по ее бедру. — Ты должна отвечать, когда я спрашиваю. Поняла? — Д-да, — она оперлась лбом о кафель, но он развернул ее лицом к себе. — Обращайся ко мне более уважительно, — он снова потянул ее сосок, не спуская глаз с ее лица. — Я и так слишком добр к тебе. — Да, сэр, — она зашептала, принимая правила игры и сильно сдавив бедра, на что он улыбнулся впервые, как они вошли в ванную комнату. Она глянула на его грудь, затем пресс, добравшись до самого главного — его член стоял, гордо прижимаясь к коже живота, доставая головкой до пупка. — Нравится то, что видишь? — Она сглотнула. — Нравится, — застыла, быстро добавив: — сэр. — Мне тоже очень все нравится, малышка. Ты прекрасна, — он провел по ее горлу ладонью с зачерпнутым ароматным гелем для душа, опускаясь ниже вдоль ее тела. — Я хочу вымыть тебя. Стой спокойно и не мешай мне. Она кивнула и застонала, когда обе его ладони мягко прошлись по ее телу, покрывая его мыльными разводами с ароматом ягод. Пальцы игриво прошлись вдоль сосков, скользнули на ребра и немного пощекотали. Ладонь двинулась ниже по ее лобку, мимо влагалища, и перешла на ее мягкие бедра. — Ты везде такая гладкая, — он присел на колени перед ней и провел пальцами по икре, обтянутой тканью, — мне нравится. У тебя такая шелковистая кожа, — прошептал он, проведя носом по ее острой оголенной коленке и спуская вниз мокрые гетры, которые не разрешил снять ранее. — Хочу тебя облизать. — Спасибо, сэр, — прошептала и тихонько застонала, когда его пальцы сжались на внутренней части бедер и немного раздвинули ноги. Он направил в ее сторону лейку с водой и тщательно смыл пену с ее тела. — Я хочу, чтобы ты доверяла мне, Гермиона, — сказал он, выводя ее все еще связанную из душевой кабины и обтирая пушистым полотенцем. — Потому что в наших отношениях не будет больше никакого морального насилия и слез, как было раньше. Мы будем доставлять друг другу только удовольствие, узнавать чужие привычки и учиться. Вместе. Наверное, стоило начать этот разговор на неделю раньше, — он криво усмехнулся, ведя ее обратно в свою спальню. — Я думал, что ты ощутишь искренность моих чувств, но я забыл о твоем недоверии к себе. Впредь мы будем обговаривать все наши претензии друг к другу. — Лучше поздно, чем никогда, сэр, — сказала она, ступая влажными стопами на мягкий ковер. — Ты быстро учишься, — он погладил ее по голове, поощряя, но резко сжал ее влажные волосы и толкнул на кровать лицом вниз, — но я знаю, что ты любишь быть хорошей девочкой только на людях, чтобы никто не узнал, — он хлопнул ее по бледной ягодице, оставляя розовый отпечаток, — что только со мной ты можешь быть такой, как тебе всегда хотелось: грязной сукой, стонущей от хорошей порки и члена во рту. Она выгнула спину, потираясь щекой о вкусно пахнущие пряностями простыни чужой кровати, и громко застонала, когда его рука снова хлестким ударом обрушилась на ее зад. Из нее текло — она чувствовала, как смазка тонкой капелькой потекла по ноге вниз, щекоча кожу. Мерлин, своими словами он совершал над ней какой-то отдельный ментальный разнос, заставляя ее мозг посылать импульсы по всему телу. А руки нажимали на все ее эрогенные зоны. Он будто уже был внутри нее и делал с каждым словом надрез в ее сердце. Глубже и глубже, тонкой иглой в самое сознание. — Я позабочусь о тебе, маленькая Грейнджер, — чужие пальцы раздвинули ее ягодицы, и большой надавил на ее сжатое колечко мышц, мягко потирая ярко-розовую кожу. — Ты испытаешь все грани удовольствия со мной. Она услышала, как он сплюнул, и слюна попала прямо на место, где он касался ее секундой ранее. — С-сэр, — она испуганно дернулась, когда палец вошел в нее совсем чуть-чуть, обжигая изнутри, а затем ладонь снова обрушилась на ее горящую ягодицу. — Блядь, не с того мы с тобой начали, Грейнджер, — он выругался, отходя от нее. Гермиона слышала, как он что-то ищет в шкафу, звеня флаконами, и вскоре почувствовала, как на нее льется что-то теплое — послышался сладкий запах апельсинов и корицы. — Это смазка, — пояснил он, размазывая субстанцию по ее розовым бедрам, двигаясь к ложбинке между ягодиц. Он оставил в покое ее тело и пересел к ней на кровати лицом к лицу, поднимая ее голову за подбородок. — Мне нужно, чтобы ты придумала слово, малышка, если захочешь прекратить. Если тебе станет слишком больно, неприятно или страшно, ты всегда можешь остановить меня, и я мгновенно все прекращу, как бы сильно мне ни хотелось продолжать. То, чем мы занимаемся — это не простые игры. Я уважаю тебя и твой выбор. — Пусть это будет Калвера, сэр. — Тео усмехнулся, поглаживая ее щеку. — Я понимаю, спасибо. — Хорошо, милая. Значит, будет Калвера. А потом он взмахнул палочкой, и свет перед глазами потух, как и ее вера в то, что она смогла бы жить без Теодора Нотта дальше.