Жизнь помотает и выбросит прочь, Но даже в самую темную ночь Ты была и, надеюсь, будешь со мной.
Снова не успел — Самая темная ночь
Обед проходил в напряженном молчании. Тео — Гермиона проклинает свое неумение говорить «нет» — попросил ее сесть с ним за стол Слизерина, и Гермиона понимала, что это было просто фатальной тупостью с его стороны и огромной наивной ошибкой — с ее. Наверное, с возрастом она должна была понять, что некоторые вещи, такие как температура воды при замерзании или цвет волос Уизли не меняются, как и отношение слизеринцев к ней. Гриффиндорку и раньше особо не жаловали на данном факультете, хотя она надеялась, что после войны ненависть к таким, как она поутихнет, раз со слизеринцами с этого года теперь учатся маглорожденные — зря надеялась. Если Блейз, Малфой — кое-как, Панси с парочкой других слизеринцев со старшего курса хоть как-то обозначили свое смирение по отношению к ней в достаточно положительном ключе, то другая часть факультета, включая почему-то младшие курсы, рассматривали ее появление за столом Слизерина как нарушение личных границ, учитывая, что она не сделала ничего плохого, по ее мнению. Но, судя по их взглядам, сделала. Родилась, например. Дышала с ними одним воздухом. Встречалась с их негласным главой. И ладно бы, если бы это были взгляды простой заинтересованности — Гермиона со спокойной душой бы приняла такое праздное любопытство к ее не особо интересной персоне — так нет, это были взгляды, наполненные ненавистью и негодованием, из-за того, что она рядом. Что она с ними за одним столом. Будто от нее воняет грязной кровью. Аппетит, который и так редко радовал гриффиндорку своим присутствием, сейчас испарился вовсе — ее тошнило. И даже теплая широкая ладонь Тео, держащая ее руку прямо на виду у всех, не успокаивала ее, а лишь разжигала больше ненависти в глазах смотрящих, заставляя нервничать еще сильнее. Нотт внимательно посмотрел ей в глаза, и она прочла в них настоящее беспокойство — он тоже был то ли напуган данной обстановкой за столом, то ли разозлен тупостью младших — она не могла понять. Хотелось просто сбежать из Большого зала. Гермиона с тоской перевела усталый взгляд на стол родного факультета, откуда раздавался громкий смех и разговоры, и перехватила ответный взгляд друга. Она видела, с каким пониманием на нее посмотрел Гарри, сидя рядом с Роном, набивающим рот едой, улыбнулся и молча кивнул ей через весь стол, подбадривая. «Не подбодрило, Гарри. Прости». Ее знобило и кидало в жар одновременно. Она неловко выдернула потную ладонь из сжатых пальцев Тео и разрезала кусочек мяса, чтобы унять тремор в теле — тоже не помогло. Как там говорил мистер Грин: «Если тебя что-то беспокоит — посчитай до десяти, будто ты в одиночестве своего мира, думаешь о самых лучших моментах в своей жизни». Один: Ей приходит письмо из Хогвартса. Два: Она кидается Гарри на шею после комы из-за василиска. Три: Гарри выпускает патронуса, и это самое красивое чудо, что она видела. Четыре: Она на вершине Эйфелевой башни вместе с родителями. Пять: У нее самый высший балл по всем экзаменам. Шесть: Виктор Крам кружится с ней в вальсе в центре зала. Семь: Она видит улыбку Теодора Нотта, направленную на нее. Восемь: Медальон наконец-то разрушен. Девять: Гарри, живой и улыбающийся, обнимает ее в больнице. Десять: Они победили. На секунду стало будто легче дышать. Девушка потерла переносицу и съела кусочек мяса, еле его проглотив. Еда застряла в горле. Гермиона бросила свои жалкие попытки пообедать и посмотрела на преподавательский стол, попутно пытаясь отвлечься от скопища ментальной ненависти, парящей в воздухе. Дышалось с трудом. Макгонагалл восседала во главе стола и что-то увлеченно рассказывала новому преподавателю по Трансфигурации — бывшей ученице Гриффиндора Алисии Спиннет. Та начала преподавать вместо Минервы, и у нее отлично получалось; молодая практикантка нравилась Гермионе, и пусть была лишь чуть старше Грейнджер, и бывали моменты, когда она запиналась на лекции, но все равно Алисия держала в узде все факультеты. Гораций Слизнорт, полный и румяный, сидел рядом с вечно хмурым Снейпом и новым профессором-аврором Фоули, который скучающе сидел за длинным столом, барабаня по нему пальцами, и смотрел в никуда. Будто почувствовав ее хмурый взгляд, новый преподаватель повернулся к столу Слизерина, приподнял брови — не ожидал увидеть там гриффиндорскую героиню войны — и криво улыбнулся. Гермиона опустила глаза в нетронутую тарелку. Ей не хотелось с ним переглядываться, этот человек ей не нравился. Наверное, его внешняя схожесть с Сириусом Блеком должна была прибавить ему пару баллов, но нет. Он напрягал. Его взгляд напоминал острый скальпель, режущий ее мозг, и если Гарри после учебы в аврорате превратится в это, то она сейчас же побежит отговаривать его от этой глупейшей затеи. Все авроры, которые встречались на ее пути, были, мягко говоря, или кончеными параноиками, или самовлюбленными мудаками. Неприязнь к этой профессии появилась еще на четвертом курсе, когда Аластор-Барти Грюм-Крауч обучал их непростительным. И пусть он не был аврором на самом деле, он заложил основу недоверия, а слова нового преподавателя о мнении в Министерстве относительно их знаний сразу напомнили о тошнотворно розовых нарядах Амбридж и тарелочках с котятами, резвящимися с клубками пряжи. Гермиона внутренне содрогнулась от воспоминаний: теперь она не могла спокойно смотреть на котят, не вспоминая эту подлую женщину. Розовая жаба своим присутствием нанесла ей настоящую психологическую травму. Поэтому положа руку на сердце Гермиона признавала, что просто отказывается любить нового профессора, да и не обязана она была даже привыкать к нему — пара месяцев, и девушка закончит учебу и окунется в работу над медицинским центром — вот, что действительно было важно. Поэтому, подведя итог, Гермиона сделала неутешительный вывод: все эти хитросплетения предшественников не давали и шанса на положительный отзыв Гермионы о Фоули. — Как вам Фоули? — спросил Блейз, и Гермиона внутренне застонала: она не хотела ни смотреть на него, ни слушать разговоры о нем. — Я думал, что к нам придет кто-то на пенсии, опытный, а не молодой аврор. Может, Министерство следит за нами, вы как думаете? — Да кому ты нужен, Блейз! Разве что своей мамочке! — фыркнула Дафна Гринграсс. — Но ты прав — он такой молодой, ему даже тридцати нет, — жеманно улыбнулась; Гермиона сжала кулак под столом, размышляя о мерзких котятах, — и не женат. Такой улов кому-то достанется. Блейз рассмеялся, переглядываясь с Малфоем, который ни слова не проронил за все время обеда, будто держа наравне с Гермионой обет молчания. А может, ему было просто не интересно общаться с кем-то, и все мысли занимала предстоящая поездка к Нарциссе. Его лоб был нахмурен, а длинные пальцы сжаты в замок — он тоже ничего не ел. От созерцания слизеринца ее снова отвлекли чужие голоса. — Он твой двоюродный дядя, даже не думай, Дафни, — Забини придвинулся ближе и прошептал, но все прекрасно все слышали, — хотя, инцест — дело семейное. Тебе не в первой. Нотт прокашлялся и извиняюще улыбнулся Гермионе. «Ну уж нет, Тео, одной улыбкой ты не исправишь мое мнение об услышанном». — Да мы тут все друг другу родственники, и что теперь? — Дафна смеялась, будто они обсуждали кубок по квиддичу. — Развлечься можно даже с двоюродным дядей. — Вряд ли он обратит на тебя внимание. Только если ты нарушишь закон, — Блейз ущипнул ее за бок, и она неприятно завизжала, — и ему придется тебя допросить. Малфой рассмеялся, Гермиона скосила взгляд на его идеально ровные зубы. Слизеринец выглядел лучше с улыбкой на лице, чем с нахмуренным лбом. Он посмотрел на Гринграсс и приподнял светлые брови, скалясь в усмешке: — Дафна была бы не против такого допроса, она же любит ролевые игры, — Гермиона зажмурилась, чересчур громко выдыхая и тем самым привлекая к себе нежелательное внимание слизеринцев. Все разом посмотрели на нее, словно только вспомнили, что Грейнджер сидит рядом с ними и все прекрасно слышит. Она будто попала в совершенно другой мир: за столом Гриффиндора никогда не было подобных разговоров — девушка даже представить себе не могла, что можно обсуждать такое при всех, да еще и впутывать в это преподавателя, двоюродного дядю. Мерлин, слизеринцы не зря прослыли настоящими секс-маньяками. А ведь она в это не верила. До сегодняшнего дня. — Грейнджер, а как тебе новый профессор? Горячий, да? — Панси подмигнула ей под недовольный взгляд Нотта. Теперь, если ранее кто-то за столом не смотрел в ее сторону, то теперь смотрел уж точно. — Я не особо его разглядела, — Гермиона кинула на Фоули быстрый взгляд и нахмурилась от столь пристального внимания змей. — Как аврор он силен, бесспорно, но как преподаватель — пока не ясно. Он нас еще ничему не научил. Драться на дуэли — дело не хитрое. Нотт кивнул ее словам, и уже открыл рот, чтобы что-то сказать, но его перебил громкий голос: — Да какая разница, какой он препод, — фыркнула Дафна и откинула светлые волосы на плечо в нервном жесте, — он такой... Ммм, я бы хотела провести с ним пару отработок. Я, он и… — Тебе найти мальчика для твоих фантазий, Гринграсс? — зашептал Нотт обманчиво мягким тоном. — Ты ведешь себя, как кошка в течку. Противно слушать. — Ой, а кто это заговорил? — ответила Дафна так же мягко. — Ведь совсем недавно проводил тренинги для девушек о том, как правильно сосать. Забыл? Или ты теперь такой весь из себя правильный староста мальчиков? Гермиона ошарашено посмотрела на Тео, но тот лишь нервно улыбнулся и развел руками, мол, ну да, а что? Гермиона знала, что он ловелас, но проводить тренинги? — Да его руководство с четвертого курса до сих пор гуляет по Хогвартсу среди девушек. Это лучшая техника минета! Грейнджер, неужели ты не читала? Уверена, что у Браун был буклетик. «Что за…» — Эмм, нет, Дафна, — Гермиона покраснела. — Я не читаю все книги, которые существуют в Хогвартсе. И буклеты тоже. Малфой посмотрел на нее и рассмеялся. Его грудь обожгло той самой догадкой, зачем она распускала волосы, когда ее неясный шепот «он меня заставил» поразил его в самое сердце. Ей не нужна брошюра, Нотт уже провел с ней приватное занятие. Чем они еще могли заниматься под таким количеством запирающих в пустом помещении. Ревность поднялась комком в горле, он уже не контролировал свой язык, хотя только недавно пообещал самому себе не делать ей больно. — Я думал, ты читаешь всю существующую литературу, Грейнджер, — наклонил голову, и волосы упали на глаза. — Или Нотт уже провел для тебя индивидуальный урок? Он вел себя как идиот, а ей не нравилось здесь сидеть, слушать эти пошлые разговоры и тем более отвечать на эти дебильные вопросы. Гермиона отвернулась от него, проигнорировав. — Ну ладно, — Дафна улыбнулась, — значит, Тео действительно провел с тобой сразу практику? А правда, что у него такой большой, как говорят? Давай, рассказывай! Гермиона просто встала и, не оглядываясь, вышла из Большого зала, вырвав свою руку из руки Тео, что отчаянно попытался ее остановить. — Гринграсс, закрой рот! — Тео не выдержал, кинув в нее Силенцио. — Гермиона, стой! Он нагнал ее на выходе и прижал к себе. — Мне не нужно было вести тебя в наш серпентарий, прости, — он сжал ее талию, не давая вырваться. — Хей, малышка, ну ты чего? Дафна всегда такая, ей лишь бы посплетничать, как Лаванда Браун. Я, честно, никому и ничего не рассказывал. Это только между нами. Гермиона раскраснелась от унижения. Ее никогда не ставили в тупик подобными вопросами, и она считала верхом бесстыдства обсуждать подобное на людях, а не в спальне за закрытой дверью. И пусть ей нравились особенные вещи по меркам нормы в интиме, ее воспитание не позволяло ей в открытую такое обсуждать. Даже с Джинни она стеснялась говорить про свои фантазии. Подруге пришлось напоить Гермиону, чтобы та со спокойствием выслушала обо всех ее любовных похождениях с пикантными подробностями. Пока троица гриффиндорцев скакала по лесам в поисках крестражей, другие восполняли пробелы в половом воспитании. А сама Гермиона, лишь выпив целую бутылку, смогла признаться Уизли в своих желаниях. Это было так инфантильно, что она страшилась подобных разговоров, но такой была Гермиона, так она воспитала сама себя, и если бы не ее железная хватка, то, возможно, они бы сейчас не сидели в Большом зале, а лежали в могилах. Все. Потому что в то время, пока все ее одноклассники изучали секс и свои тела, Грейнджер штудировала книги в поисках хоть какой-то помощи в спасении Гарри от сумасшедшего волшебника. Пока все ходили на свидания и прятались в чуланах для метел, она изучала заклинания, которые спасут им жизнь или хотя бы помогут сбежать. Когда Нотт на четвертом курсе составлял эту нелепую брошюру, Гермиона рыдала в подушку от страха и беспокойства за Гарри на Турнире. И нет, она не винила Поттера в своих пробелах в половой жизни — она всецело посвятила себя защите и заботе об этом человеке, ни разу не опошлив эту дружбу. И слизеринцы… Они не виноваты в том, что обсуждали при ней привычные для них вещи. Просто Гермиона не такая. Она с детства не вписывалась ни в одну компанию, и сейчас ничего не изменилось. Никто не виноват. — Я просто растерялась, — она склонилась ближе к его ароматной шее — он безумно хорошо пах. — Я не привыкла говорить о таких вещах столь… свободно. — Мне нужно было предупредить их вести себя тише, — Тео застыл, когда она прижалась к нему сильнее. — Они идиоты. В следующий раз такого не повторится. Гермионе захотелось расплакаться. Просто неожиданное чувство тоски и меланхолии окатило ее тело при мысли, со сколькими девушками переспал Тео, но она заставила себя переключить внимание на его аромат, чем поддаваться секундной истерии. Это все уже в прошлом, Тео с ней. — Ты правда так помешан на сексе? Гермиона отпустила его и отошла на шаг, наклонив голову. — Секс помогал отвлечься от мыслей об одной дерзкой гриффиндорке, а брошюра, — он смущенно почесал нос, — просто детские шалости, не бери в голову. Я не учил никого, это бредни девочек-сплетниц. — Это тоже своего рода помешательство. Я уже успела понять, что ты из себя представляешь. — Смотря, что ты имеешь в виду под помешательством, — Тео напрягся — ему не нравилось, когда она говорила с ним в таком тоне. — Я думаю, это не лучшее место для подобного разговора. Он увел ее в сторону пустого коридора и откинулся на стенку, шаря по карманам в поиске начатой пачки. Нотт сжал в пальцах сигарету, но прикуривать не стал, разглядывая молчаливую Гермиону. — Ты нервничаешь. — Ты констатируешь факты, Тео. Конечно, я нервничаю. Мой мозг только что изнасиловали. Он промолчал, ухмыльнувшись, и закурил. Ему так хотелось к ней прикоснуться, укрыть ото всех, чтобы она не расстраивалась из-за пошлых слов идиотов-однокурсников. Чтобы не думала о нем как об извращенце, пишущем дурацкие брошюрки. Его чувства слишком ярко проступали, он не мог контролировать тремор в пальцах — пепел упал на чернильную ткань мантии, пачкая ее. Мурашки поползли по телу. Блять, ему было необходимо ее коснуться хотя бы просто пальцем. Просто для себя. Лично. Убедиться, что она рядом с ним и никуда не уйдет. Как же он боялся, что она снова его покинет… Все эти низменные эмоции вперемешку с тем, что так долго восхвалялось веками — желание трахнуть и желание заботиться и лелеять — в итоге все его желания были лишь о том, чтобы она была в безопасности с ним, рядом с ним, под ним. Он закрыл глаза, вспоминая, звук ее стонов и глаза, полные доверия. Гермиона же думала о нем лишь как о животном, жадном до секса. Провал. А она стояла и смотрела на него, будто не понимала, что с ним происходит из-за одного лишь ее взгляда. Сердце сжалось в тиски. Будто он снова обдолбан. — Я скучал, Гермиона, — он выдохнул, держа ее за руку. Она удивилась, сжав его ладонь теплыми пальцами. Посмотрела, настойчиво выискивая ответ в зеленых глазах напротив. Не поняла, задумалась, прикусив губу. — Не понимаю, мы же сегодня практически весь день вместе, — она нахмурилась — глупая, такая глупая. — Я скучал по тебе всю жизнь. Она улыбнулась, сжав его пальцы сильнее, почти до боли. — Нам пора отправляться в банк, Тео. Идем, гоблины не любят ждать.