Regret is a Bitter Medicine

      Стоял полдень. Солнце висело прямо над головой и согревало после холодного ветра. Облака на небе выглядели так, словно собирались все окутать собой и низвергнуть на землю дождь. Вокруг так и плясали все верные признаки того, что сегодня следовало бы разбить лагерь раньше обычного.       Тишина стояла мирная, со слабым шуршанием Эйдена, возившегося с чем-то позади Хакона, что шел всего на шаг впереди. На дороге почти не было зараженных — всего один или два неуклюжих трупа, да и те были истощены настолько, что едва стояли на ногах. Хакон без какого-либо труда валил их буквально с одного удара.       Все шоссе было усеяно брошенными когда-то в спешке машинами. К сожалению, это означало, что Эйдену обязательно нужно было остановиться возле каждой, открыть багажник, залезть в салон и проверить все это на наличие чего-нибудь ценного.       — Тебе обязательно пытаться унести все, что видишь? — с явным раздражением отозвался Хакон, уже не выдерживая всех этих заминок.       Эйден выглянул из окна со стороны пассажира, вскинул брови, как будто говоря: «Ох уж этот старый добрый я, да?» и помахал клочком ткани, улыбаясь. Материал был в хорошем состоянии, и Эйден, не теряя времени, уже наматывал его на рукоятку метательного ножа.       Хакон должен был отдать ему должное: Эйден умел адаптироваться. Как-то раз Хакон стал свидетелем того, как этот пацан без каких-либо колебаний схватил копье из ближайшего трупа и запустил его в лицо ревуну, прежде чем тот разорался бы на всю округу. Чистое безумие. По правде говоря, Хакон сначала даже не поверил в то, что он только что увидел.       Впереди на автостраде был обрыв, который разделял эстакаду на две части. Ничего такого, с чем Хакон бы не справился, но он все же оглянулся на своего спутника, чтобы оценить его реакцию: Эйден тоже не выглядел обеспокоенным и уже затягивал ремни на своем рюкзаке покрепче.       Тогда все в порядке.       Хакон разбежался и — чтобы точно добраться до другой стороны — совершил прыжок лишь в самом конце, едва успев и слегка споткнувшись после, когда оказался на нужной ему части эстакады. Он развернулся к Эйдену; тот все это время внимательно за ним наблюдал. Затем, отступив на несколько шагов, парень рванулся вперед, с каждой секундой набирая все больше и больше скорости для прыжка. Мгновение — и обрыв был с легкостью пересечен. Оказавшись на другой стороне — дальше того места, где стоял Хакон, — Эйден успел вовремя пригнуться и тем самым смягчил свое приземление.       — А неплохо, малыш, неплохо, — Хакон восхищенно присвистнул. — Растешь на глазах.       Эйден накрыл лицо руками, когда понял, что будет дальше.       — О боже, пожалуйста, только не поднимай эту тему.       — Я хотел сказать, — несмотря на просьбу, Хакон все же продолжил. — Что здесь нет лестницы, которую в случае чего я бы тебе смог скинуть. Было бы слегка проблематично продолжать путь без тебя.       — … и ты все равно это сделал, — Эйден застонал, в то время как беззлобный смех Хакона эхом разнесся по автостраде.       — Ой, да ладно тебе. Наивно полагать, что я просто так возьму и забуду про тот случай! Это же было уморительно!       Эйден хоть и плелся где-то на шаг-два позади, но Хакон был уверен, что пацан то и дело закатывал глаза.       Они продолжали идти, лишь время от времени останавливались, когда Эйдену ну-вот-позарез нужно было осмотреть стотысячную машину за день. В целом, им потребуется три или четыре дня, чтобы добраться до окраин Парижа, и вот там покой природы станет воспоминанием, а возможность смеяться и громко разговаривать — роскошью. Уж Хакон-то знал.       Это был безмятежный и бесценный опыт.       Шоссе, распростертое на эстакаде, открывало невероятно живописный вид на склон холма, и Хакон даже мог увидеть птиц вдалеке: эти маленькие черные точки, собравшись в стайку, отдыхали на дереве с рыжими листьями. Где-то чуть в стороне виднелся небольшой городок; одинокий, с этими разрушающимися каменными зданиями и пожравшими всю его местность зарослями, походившими, скорее, на большое и мягкое покрывало.       Хакон сделал большой глоток воды.       — Не мог бы ты рассказать мне о своей жене?       … и чуть не поперхнулся от такого неожиданного вопроса, лишь чудом не пустив воду через нос.       — Это не… — словно осознав, насколько резким был вопрос, лицо Эйдена окрасилось смущением. — Я… мне просто стало интересно. Знаю, странный вопрос с моей стороны, и ничего страшного, если ты не захочешь на него отвечать. Мне всего лишь любопытно.       — Нет, нет. Ты просто застал меня врасплох.       Да не то слово.       — О которой из ты хочешь узнать? — Хакон попытался скрыть лукавую улыбку.       Эйден перепрыгнул через разбитую кучу бетона, ноги его с приглушенным стуком коснулись земли. Лицо все еще пылало красным.       — О любой, я думаю. С Лоан я уже знаком.       Хакону потребовалось мгновение, чтобы сообразить ответ. Он, сказать по правде, не часто думал о своих женах, прошлое для него осталось в прошлом. Но Эйден смотрел так пристально; парень явно ждал ответа.       — Полагаю, я могу рассказать тебе об Эбигейл. Она была моей третьей женой после того, как все полетело к чертям собачьим, — сам того не ведая, на губах Хакона зародилась слабая улыбка. — Не женщина, а настоящий вулкан. Язык, подобный хлысту, и удар, который вышибал почву из-под ног быстрее, чем ты смог бы опомниться.       — Интересно, есть ли у тебя типаж, — сухо отозвался Эйден.       — Возможно, и есть, — Хакон зашелся в задорном смехе. — Наша первая встреча сложилась… не при самых приятных обстоятельствах, скажем так. Она на полном серьезе собиралась меня убить.       — Почему?       — Может, из-за того, что я пытался украсть ее вещи, а может, и нет.       Эйден фыркнул, перепрыгивая багажник вместо того, чтобы просто обойти его.       — В свою защиту скажу, что я не знал, что это ее вещи! Если кто-то не умел запирать свои двери в Вилледоре, что еще мне тогда оставалось делать? Разворачиваться и уходить?       — Может, просто ничего не красть? — заметил Эйден.       — Хочешь сказать, что за все время, проведенное в городе, ты не взял ни одной вещи ни из одного дома? — ответом на вопрос стало ожидаемое молчание, и Хакон с самодовольным видом кивнул. — Так я и думал. Кроме того! Ее ночлежка была настолько убитой, что я решил, будто она давно уже заброшена!       Эйден, кажется, догадывался, что произошло дальше, но все же попытал удачу:       — Прошу, только не говори мне, что ты прямо так и сказал ей.       — Именно это я и сделал! — Хакон снова зашелся в веселом смехе.       — Тогда неудивительно, что она пыталась тебя убить, — подойдя к одной из брошенных машин, Эйден с ухмылкой вытащил из нее какой-то металлолом и, подбросив тот в воздух, убрал к себе в сумку.       — Я убедил ее не протыкать меня ржавой отверткой, с того момента мы и поладили. Раньше она была художницей, затем стала работать в спортивном центре. У нее были настолько сильные бедра, что она бы ими могла запросто раздавить мне голову, если б того захотела, — шутливо поделился Хакон.       Это было так давно, что он едва мог вспомнить ее лицо. Каждый раз, когда он пытался это сделать, перед глазами всплывал лишь блеклый образ, казавшийся чем-то чужим и далеким.       — Мы бегали по всему Вилледору, собирая припасы и помогая всем, кому нужна была помощь. Раньше было так много людей; людей, которые хотели делать добро, помогать. Наша группа была быстрее и проворнее любого миротворца и базарного лакея. Тогда мы даже бегали по ночам, не боясь выползающих из своих укрытий кусак, — рассказал Хакон, и голос его был полон ностальгии и гордости.       — Тогда? И что же изменилось?       Помолчав, Хакон миновал старый грузовичок с выцветшими буквами компании по мытью окон. Зеленый мох змеился по давно уже сдувшимся колесам. Стекло со стороны водителя было полностью разбито, а вот зеркала заднего вида — пусть и треснутые — еще держались.       — Очень многое. Я тогда руководил ночными бегунами, — мягко ответил Хакон.       — Ты? — Эйден, казалось, здорово удивился.       — Что? Ты мне не веришь? — из груди Хакона вырвался легкий смешок.       Эйден на мгновение замолчал, прежде чем все-таки ответить:       — Нет, я верю. Просто… слышал, что от ночных бегунов уже ничего не осталось.       Невысказанное, но такое очевидное: «Что произошло?» так и витало в воздухе. Хакон тяжело вздохнул.       — Так и есть, — это было сказано без особой интонации, просто тихое признание, которое, кажется, хотелось сделать еще тише, подавить совсем. — После того, как вирус мутировал, наша группа становилась все меньше и меньше. Всякое случалось. Пока…       Это хоть и было в далеком прошлом, что боль от воспоминаний уже давно смолкла, но даже зажившие раны оставляли после себя шрамы.       — Пока в конечном счете от нас не осталось ничего, — Хакон почувствовал, как его грудь сдавило.       Шаги Эйдена позади ускорились, и вот он, наконец, поравнялся с Хаконом.       — А что насчет…?       Что насчет Эбигейл?       Хакон не мог знать, что сейчас отражалось на его лице, но глаза его все же были сухими, несмотря на невидимый груз, давивший на сердце.       — Она… пыталась спасти ребенка. Он был ловким, но новичком, совсем еще юным.       Пауза. Обрывки воспоминаний, раздробленные временем, замелькали в сознании, и Хакон вспомнил того тощего паренька, который выглядел так, словно только-только окончил среднюю школу. Он был рыжим? Нет… возможно, светловолосым. Он так жаждал помочь, что невозможно было не заметить тот огонь решимости, что горел в нем ярким пламенем.       — Он не виноват, эта вылазка сама по себе была ошибкой. Пацан получил травму и самостоятельно передвигаться не мог. Я хотел забрать и Эбигейл, но она не позволила, сказала, что вернется сама.       Эйден совсем затих. Его шаги совпадали с шагами Хакона.       — Я смог вернуть ребенка на базу, но… Эбигейл так и не появилась.       Последовала минута абсолютной тишины, прежде чем Эйден спросил:       — Что потом случилось с этим ребенком?       — Он умер от потери крови в ту же ночь.       Хакону не нужна была жалость Эйдена, но и лгать ему он тоже не хотел — только не снова. Было странно вновь вспоминать про всю эту историю. Возможно, воспоминания о той ночи должны были делать больнее, но время — могущественный целитель. Все это затерялось в прошлом, и вспоминать об этом сейчас — как случайно вспомнить фильм, который ты когда-то смотрел, но затем позабыл о нем, и позабылись детали, лишь сюжет остался.       — Когда думаешь об этом сейчас, понимаешь, как нелепо все в итоге вышло, — пробормотал Хакон. — Лишиться жизни ради спасения того, у кого не было ни шанса. Я не знаю, о чем она только думала.       Хакон засмеялся, и смех этот даже ему показался слишком пустым, бесцветным.       — Думаю, она сделала то, что считала правильным и верным, — тихо произнес Эйден.       Нежная рука мягко опустилась Хакону на плечо, и от этого прикосновения по телу разлилось такое тепло, какое бывает, когда сидишь возле мирно горящего костра и чувствуешь, как его огонь бережно ласкает твою кожу. Хакон оглянулся и с удивлением заметил, что в глазах друга не было той самой жалости. Напротив, взгляд Эйдена был мягким и понимающим, с тихим принятием, какое сам Хакон испытывал уже много раз.       — Да, она всегда была такой, — Хакон возобновил шаг, и рука Эйдена пропала, а вместе с ней и тепло.       Хакон вдруг почувствовал, как в этой неловкой паузе зародилось сильное желание извиниться — и то ли это желание было его собственным, то ли Эйдена. Но прежде чем он успел что-либо обдумать, Эйден первым прервал тишину:       — На что это было похоже? Быть частью ночных бегунов?       Эти слова были сказаны все с той же мягкостью в голосе, но теперь же с отчетливым чувством тоски, которую распознать не смог бы только глухой. Хакон посмотрел на Эйдена, на этого пацана, которому на вид было не больше двадцати пяти: чужой взгляд был устремлен вперед, а в глазах мерцали странные эмоции, определить которые было почему-то невозможно.       И вдруг Хакону вспомнились люди, чьи образы давно уже стали безликими. Они тоже были такими же молодыми? Эбигейл? Фрэнк? О, Фрэнк. Хакон его ненавидел — тот был дерзким, упрямым, человеком идеалов. Прирожденный лидер. Перед каждой вылазкой Фрэнк собирал всех вокруг себя и распылял ободряющие речи. Посвящения, всякие штуки для укрепления командного духа — временами это было, пожалуй, даже слишком.       Хакон скучал по этому мудаку гораздо больше, чем готов был себе в этом признаться.       Когда наступала зима, они все усаживались возле камина — то пели, то делали причудливые теневые фигуры в ярком свете ультрафиолета. Хакон, кажется, даже по прошествии лет мог услышать слабый смех и треск дров, охваченных жаркими объятиями огня. Словно сон, о котором Хакон не имел роскоши даже помыслить, эти отзвуки и картинки из прошлого были размыты и слишком быстро исчезали, не оставляя после себя ничего, кроме следов от чувств, что давно уже ушли.       — Это как… снова вернуться домой, — наконец ответил Хакон.       — Хотел бы я это застать, — задумчиво протянул Эйден.       Хакон вдруг живо представил себе эту картину: вот Эйден с ними, поет их песни, выбирается на вылазки… Перед глазами пронеслось огромное множество воображаемых сценариев, где Эйден так легко стал частью их команды.       — Знаешь, а ты бы отлично вписался, — ухмылка заплясала на губах при одной только мысли об этом.       — Думаешь?       — О, ну конечно, — Хакон кивнул. — Уже даже представил, в какое дерьмо ты бы мог вляпаться. Если твое пребывание в городе что и дало понять, так это то, что ты притягиваешь к себе неприятности как магнит, малыш.       Эйден вновь растянул губы в улыбке, и делал он это все чаще и чаще в присутствии Хакона. Тот, в свою очередь, чувствовал определенную гордость за это, ведь, несмотря на их общее прошлое, они все же смогли сохранить хорошие отношения.       Путь продолжился, но, кажется, ненадолго: над головами уже нависали тучи; скрывая солнце в бело-серой пелене, они стремились засеять собой каждый участок неба. Пройденный за день километраж позволял остановиться на ночлег, и, судя по серому небу, время было как раз удачным.       — Эй, Хакон, — переступая с ноги на ногу, Эйден уставился в небо. — Как думаешь, может, нам стоит…       Внезапно воздух разрезал истошный вопль — такой пронзительный и нечеловеческий.       Мгновенно напрягшись, Эйден и Хакон обернулись, чтобы посмотреть туда, откуда доносился звук. Что это, какая-то неизвестная тварь? Довольно пугающие перспективы.       Страх нарастал, и вот уже за одиноким криком последовал ужасающий хор из голосов остальных зараженных.       — Нам неебически срочно нужно прятаться! — не раздумывая ни секунды, Хакон схватил Эйдена за запястье и, затолкав того под ближайший грузовик, юркнул следом.       Грохот сотряс землю, и мгновение спустя мимо них пронеслась целая орда бегущих кусак. Один из них споткнулся о дыру в бетоне, и нога его, проскользнув туда, тут же переломилась. Попавший в ловушку кусака двигался неестественно и отчаянно пытался от чего-то уползти. Это было настолько странно, насколько вообще возможно. Кто-то когда-нибудь вообще слышал о том, чтобы нежить резко пускалась в бегство? И по какой причине?       Ответ на этот вопрос последовал не более чем через долю секунды.       Что-то… нет… кто-то приземлился на крышу машины рядом с тем самым грузовиком, под которым прятались Эйден и Хакон. Удар был настолько сильным, что смог пробить крышу, и та, заскрипев металлом, провалилась в салон. Со своего места Хакон смог разглядеть ноги существа — того самого, что заставило нежить бежать в страхе, — и ноги эти были угольно-черными, с проступающими красными венами, что поднимались выше, на бледную гниющую плоть. Это существо смахивало на прыгуна, но… оно носило одежду: ткань рваных штанов развивалась на ветру, но, несмотря на общее состояние, сами штаны были странным образом чистыми.       Существо спрыгнуло с крыши, потянулось вниз и одной рукой начисто снесло голову застрявшему в дыре бетона кусаке. Сердце Хакона бешено забарабанило в груди. Что за нахрен? Он никогда не сталкивался ни с чем и близко похожим на это — ни в Вилледоре, ни в Харране. Чем бы ни являлась эта штука, она точно не была обычным прыгуном. Нежить никогда не нападала друг на друга. Хоть это и не означало, что они вежливо уступали друг другу дорогу, чтобы ненароком не задеть локотком, но, если кто-то более крупный использовал мощную атаку, ему было плевать, кто стоял у него на пути. Но Хакон прежде не видел, чтобы кто-то так активно охотился на своих же: он слышал хруст костей, а затем с ужасом наблюдал за тем, как кровь ручьем лилась всего в нескольких сантиметрах от их укрытия. Последовал звук рвущейся плоти и скрежет зубов. Воображение вырисовывало жуткую, но, вероятно, достаточно достоверную картину.       Остатки разлагающегося черепа упали прямо рядом с Эйденом и Хаконом. Низкое, утробное рычание. Существо наклонилось вперед, но будто бы стеснялось наконец обнаружить их. Оно было менее чем в метре от грузовика и, наклонись еще немного, точно бы увидело их. Однако именно в этот момент раздавшийся впереди вой заставил существо отпрянуть в сторону, издать ответный, не менее жестокий, пробирающий до костей. Существо, не колеблясь, ринулось вперед, и было оно быстрее любого летучего, которого Хакон когда-либо встречал.       Обернувшись, Хакон увидел, что Эйден смотрел туда, куда только что умчалось это существо. Тот выглядел таким же ошеломленным, как и сам Хакон, а глаза его были широко распахнуты от шока и страха.       Что это, блять, вообще такое?