Regret is a Bitter Medicine

      Хакон искренне полагал, что для него это конец и что уже можно было смело помахать жизни ручкой на прощанье, но вскоре подобные мысли были быстро отброшены прочь благодаря знакомому силуэту в конце холла.       Эйден, не медля ни секунды, помчался прямо сквозь изголодавшуюся орду, с нечеловеческой легкостью сбивая с ног любого, кто вставал у него на пути: один зараженный угодил в стену, а другой расплющился об одну из закрытых дверей. Парень выглядел полностью неконтролируемым, а лазурные переплетения, сверкающие под кожей, были видны даже на расстоянии. Одна из банши, растопырив свои когти и намереваясь уже вонзиться ими в мягкую плоть, набросилась на Эйдена. Словно чувствуя чужие намерения, тот уклонился от удара, схватил банши за запястье и грубым рывком швырнул в пол, заставляя ее замолчать.       Следующим, кто решил попытать удачу, стал плевун: испещренный сочащимися гноем ранами, он отпрянул назад и уже приготовился извергнуть свою кислотную слизь. Хакон, остолбенев от шока, наблюдал, как Эйден в мгновение ока налетел на существо, схватил за челюсть и одним резким движением впечатал в потолок. По холлу пробежала знакомая дрожь.       Что ж, теперь понятно, почему здание так сотрясалось.       Орда встрепенулась, и кусаки ринулись прямо на кулаки Эйдена. Тот, вальсируя среди врагов, ловко избегал любой атаки в свою сторону. Не прошло и пяти минут, как Эйден убил их всех, не притронувшись ни к одному из своих оружий. Он разрывал тела на куски, будто это был сущий пустяк; будто сами зараженные были сделаны из бумаги. Когда последний из существ упал замертво, в коридорах не было слышно ничего, кроме тяжелого дыхания Эйдена. Все его тело было неподвижным, словно статуя, в окружении всех этих изуродованных трупов.       — Эйден…? — неуверенно позвал Хакон, и парень резко дернулся на звук.       Когда Эйден повернулся, Хакон вновь увидел их: эти темно-голубые линии тянулись от шеи и до уголков глаз, стальной блеск которых походил на маленькие огоньки среди всего этого полумрака больницы. С одной из его рук капала кровь, но Хакон прекрасно знал, кому она принадлежала.       Эйден бросился к нему, с этим пугающим хищным взглядом. Его глаза — дикие, обезумевшие, а скорость, с которой Эйден приближался, определенно должна была нагнать тревогу. Но в отличие от прошлого раза теперь Хакон не чувствовал обволакивающего разум страха. При виде своего друга он испытывал многое, но испуг? Нет, не в случае с Эйденом. Напротив, Хакон чувствовал невероятное облегчение, что снова увидел его. Вот почему он даже не вздрогнул, когда пацан навалился на него всем весом. Это не было похоже на то, что было там, внизу, в тоннелях, а, скорее, на какое-то восторженное медвежье объятие, которое Хакон охотно принял. Тело все еще болело после падения, но он не стал возражать и позволил Эйдену повалить себя на пол.       И снова Хакон почувствовал теплый язык на своей шее и зубы, почти любовно покусывающие кожу. Честно говоря, это вполне могло быть одним большим бредом. Кто знал, как долго эти обезболивающие находились в том пузырьке, верно?       Опустив взгляд вниз, Эйден чуть привстал и тихонько зарычал. Было даже забавно наблюдать, как тот возился с конечностями Хакона, пытаясь уложить его так, чтобы было удобно им обоим. Парень пару раз недовольно заворчал в попытках найти идеальное положение, и в конце концов ноги Хакона были заключены по обе стороны от бедер Эйдена, с комфортом расположившегося между.       Было несколько неудобно лежать вот так, тесно прижавшись друг к другу (особенно Хакону, у которого то тут то там что-то да болело), но Эйдена, похоже, это мало заботило. Он выглядел таким чертовски довольным собой, что Хакону захотелось рассмеяться.       Зрачки глаз Эйдена, прикованных к лицу напротив, были такими огромными — как два омута, окаймленные голубым тонким кольцом. Он склонился над Хаконом и вдохнул уже давно знакомый запах. Сам же Хакон не высказывал абсолютно никаких возражений. Возможно, ему все же следовало бы испугаться ярко-голубых вен на шее Эйдена или глаз, мерцающих непредсказуемыми оттенками, но он просто не мог найти в себе силы сделать это. Особенно, когда Эйден беспрестанно его лапал.       — Чувак, я так рад видеть тебя, — с доброй усмешкой признался Хакон.       Не похоже, что Эйден был в состоянии понять его, но затуманенный взгляд знакомых глаз казался вполне удовлетворенным. В каком-то первобытном смысле. Он посмотрел на Хакона, оглянулся на гору трупов позади себя, а затем снова на него. Казалось, Эйден ожидал какого-то вознаграждения, и Хакон подавил искреннее желание фыркнуть. Пацана сейчас можно было смело сравнить с самым настоящим золотистым ретривером.       — Да, да, ты очень славно потрудился, — протянув руку, Хакон взъерошил чужие темно-каштановые пряди.       По тому, как Эйден склонил голову навстречу руке, было видно, что он как никогда наслаждался всем этим вниманием к себе. Хакон просто не смог сдержаться и засмеялся, видя, как парень доверительно прижался к нему.       Между ног Хакона, совсем рядом с его собственным пахом, прижалась уже знакомая твердость. Наверное, ему должно было стать не по себе от того, что член другого парня находился в опасной близости от его собственного, но это же Эйден. Эйден, который перебил неизвестно сколько этажей этих чертовых зараженных, только чтобы добраться до него.       Эйден склонился ниже и уткнулся лицом в грудь Хакона, и… черт. Сердце как-то странно заколотилось, и Хакон, чувствуя, что не в силах удержаться, обхватил голову Эйдена руками.       — Блять, я и правда рад, что ты здесь.       Ему было плевать, что Эйден не до конца осознавал все, что вокруг него происходило, он заслужил эти ебаные объятия, и точка.       Глубокий гул эхом разогнался по холлу и ощутимой вибрацией прошелся по грудной клетке Хакона, которому потребовалось мгновение, чтобы понять, откуда — точнее, от кого — он исходил. Звук был громким, чем-то похожий на низкое рычание. В нем не было угрозы, наоборот, он каким-то странным образом успокаивал.       Но каким бы трогательным ни было их воссоединение, Хакон все еще чувствовал, как что-то упиралось во внутреннюю сторону его бедра.       Эйден, не сводя светлых глаз, все так же смотрел на него и чего-то ждал. Что ж, если Эйден хотел получить награду, то кто Хакон такой, чтобы отказывать ему в этом? Позже он свалит все на бред, вызванный обезболивающими — один хрен оно все равно было без этикетки, так что кто знал, да? В любом случае это было единственное объяснение, которое казалось более-менее адекватным, когда Хакон, задвигав бедрами, прижался теснее. И Эйден, похоже, оценил это: низкий, слегка приглушенный звук, сорвавшийся с его губ, звучал таким искренним облегчением. Парень, приподняв бедра, двинулся навстречу.       Хакон чувствовал это чужое пульсирующее возбуждение, и ему нравилась вся эта близость. Внезапно широкие ладони схватили бедра Хакона в тиски. Но вместо звериного рыка, как в прошлый раз, Эйден лишь тихо-тихо выдохнул.       Крепкая хватка не позволила Хакону вновь двинуть бедрами, хотя чужой стояк был слишком очевиден и довольно нескромно давал о себе знать. Наклонившись вперед, Эйден только ткнулся носом в плечо и недовольно заскулил. Что? Хакон ожидал того же, что и раньше, когда Эйден бездумно пытался найти облегчение в ближайших теплых объятиях, но не этого…       Резкий всплеск боли заставил Хакона зашипеть. Должно быть, действие обезболивающих сошло на нет. Его плечо, то самое, в которое уткнулся Эйден, расцвело от уже не сдерживаемой таблетками боли, и только сейчас Хакон понял, что куртка его была мокрая далеко не от застойной дождевой воды.       Хакон пошарил рукой по местам, где особенно сильно болело, и зашипел, когда увидел, что его ладонь от соприкосновения с порезами на коже побагровела. Некоторые из них были довольно глубокими. Дерьмо. Должно быть, он порезался о то самое стекло, в окно которого влетел. Впрочем, падение со всех этих этажей тоже, конечно, внесли свою лепту. Адреналин был просто адским наркотиком, притупляющим боль, и Хакон только сейчас почувствовал, насколько же он заебан.       Взглянув на Эйдена, Хакон, несмотря на свое не самое лучшее состояние, почти смешливо фыркнул, когда заметил знакомое беспокойство в чужих глазах.       — Я в норме, — усмехнулся Хакон. — Надо же, даже сейчас ты…       Из груди вырвался еще один тихий смешок. Если бы это был кто-то другой, то каменный стояк определенно ставил бы под сомнение искренность чужого беспокойства. Но так или иначе одичалые глаза Эйдена все еще сохраняли в себе привычные оттенки мягкости, и, несмотря даже на лазурные вены, покрывающие его шею и походившие на какое-то чересчур странное поле для игры в крестики-нолики, он действительно выглядел обеспокоенным.       Несколько минут они пребывали в комфортной тишине, и Хакон воспользовался моментом, чтобы хоть немного расслабиться, перевести дух. Все позади, он жив, и Эйден рядом. Как, кстати, тот вообще здесь оказался? Хакон взглянул на парня, вяло моргающего и прижавшегося к воротнику его куртки.       — Эй, да, ты, — позвал Хакон и легонько потормошил парня, на что в ответ получил лишь растерянный взгляд. — Мне тут нужно, чтобы ко мне снова вернулся говорящий Эйден. Ну же.       Конечно, Эйден не ответил, лишь выглядеть стал слегка раздраженным, что Хакон его тряс. Парень недовольно замычал и запыхтел, словно надеясь, что это отпугнет Хакона и тот от него отстанет.       Хакон понятия не имел, как вернуть пацана обратно, но, может, тут все в точности, как и с Вальцем? Этот полуебок обычно принимал УФ-таблетки, чтобы заглушить побочки от своих экспериментов. В любом случае у Хакона не было других вариантов. Приподнявшись, он выудил из кармана свою заначку с таблетками, притянул Эйдена ближе и, сомкнув пальцы на чужой челюсти, заставил того раскрыть рот. Эйден, как ни странно, почти не сопротивлялся и просто с любопытством наблюдал за происходящим.       Как только ему удалось опустить одну из таблеток Эйдену на язык, Хакон двумя пальцами аккуратно прикрыл ему рот. Чужие брови нахмурились в полном замешательстве, и уже через секунду Эйден, неприятно поморщившись, выплюнул таблетку. Пурпурно-белая капсула с глухим звуком отскочила от пола.       Хакон достал еще одну. В конце концов, он был слишком настойчивым, чтобы вот так вот просто сдаться. Эйден, правда, на этот раз даже рта не раскрыл и, прищурившись, стал смотреть на него уже с недоверием.       Ой, да ладно тебе, черт возьми.       И что теперь делать? Вырубить к хренам? Ждать у моря погоды? Не похоже, что Эйден в ближайшее время собирался потерять сознание, да и сам Хакон сомневался, что у него хватит сил усмирить его. Одно можно сказать наверняка: Эйден не пойдет на это добровольно.       Но как еще Хакону заставить его принять таблетку?       И тут абсолютно глупая идея гадким шепотом отозвалась в сознании. У Хакона не было ни шанса подавить ее в зародыше — та слишком быстро вытеснила собой все мысли.       Хакон уставился на Эйдена. Эйден, очаровательно наклонив голову, уставился в ответ.       Ну какое же это клише. Хакон за свою жизнь пересмотрел просто кучу плохих ромкомов с точно такой же вот глупостью, которую сгенерировал его мозг. Обычно он смеялся над разворачивающимися там абсурдными ситуациями, в которые то и дело попадали главные герои, но сейчас Хакону не до смеха. Он чувствовал, как его уши предательски запылали.       — Тебе… тебе бы лучше этого не помнить, — прорычал Хакон, внутренне содрогаясь от того, насколько же это все будет унизительно.       Эйден, конечно же, не ответил, лишь продолжал пялиться на него своим этим невинным взглядом и моргать с заметным любопытством.       Сунув таблетку себе в рот, Хакон оставил ее покоиться на языке. Не было никакой гарантии, что это вообще сработает, но и задерживаться в этой больнице уже было нельзя. К тому же он даже не знал, как долго Эйден находился без ультрафиолета. Опустив ладонь на чужой затылок, Хакон притянул парня ближе. Его губы встретились с потрескавшимися губами Эйдена, изо рта которого от неожиданности вырвалось удивленное мычание, и Хакон жадно поглотил его. Где-то на уровне инстинктов Эйден поддался, разомкнул губы, и теперь не составляло никакого труда протолкнуть таблетку ему в рот.       Вдруг Хакон почувствовал любопытное касание, легонько мазнувшее его нижнюю губу. Это тут же заставило его отстраниться, а лицо — загореться. Нет, ну серьезно? Он был взрослым человеком, так какого черта он вообще смущался? Это была необходимая мера, с которой он и так старался не затягивать. Хакону и раньше случалось реанимировать людей, еще тогда, в армии, так что это, считай, одно и то же. И все-таки было неловко. Эрекция, которая слишком отчетливо давала о себе знать, делала ситуацию еще более скверной.       И вот чего Хакон не ожидал, так это то, что его мгновенно притянут обратно и, будто бы изголодавшись, вопьются в губы. Это было так неаккуратно, влажно, но там, где Эйдену не хватало опыта, парень компенсировал чистым энтузиазмом и сильным желанием.       Боже, когда Хакона в последний раз так целовали? Или когда он сам целовал кого-то вот так? Хакон вздрогнул от неожиданности, когда теплая ладонь (к счастью, не пропитанная кровью зараженных) пробралась под одежду и скользнула вверх по спине. Промычав что-то нечленораздельное, Хакон поспешно разорвал поцелуй и жадно принялся глотать воздух. И как это вообще понимать? Все еще тяжело дыша, он попытался подняться на ноги, потому что теснота в джинсах стала ощущаться как нельзя сильнее. Нужно было приходить в себя.       Но стоило только Хакону зашевелиться, как Эйден подался вперед, в результате чего ему снова пришлось улечься на спину. От соприкосновения с полом больное плечо спасла лишь заботливо подставленная рука Эйдена.       Не раскидываясь драгоценными секундами, Эйден прильнул с поцелуем обратно — с таким рвением, какое имел лишь утопающий, отчаянно тянувшийся к воздуху. Сладкий вкус Эйдена заполонил рот, одурманивая похлеще наркотика. Пожалуй, Хакон должен быть обеспокоен тем, насколько же легко он открыл рот для своего друга; в конце концов, это было ненормально для друзей, не так ли? Друзья так себя не вели. Эйдена в его нынешнем состоянии нельзя было ни в чем упрекнуть — тот всего-навсего искал наиболее близкое, наиболее знакомое тело для удовлетворения своих потребностей. Так почему же Хакон не взял и не остановил его?       Поцелуй стал глубже, и Хакон несдержанно застонал. Он мог бы накормить себя враньем, внушив самому себе, что Эйден просто-напросто подавил его, но он знал: правда была охренеть как далека от этого дерьма.       Тепло тела Эйдена обжигало, каждое прикосновение к коже ощущалось как маленький электрический разряд.       И это так чертовски приятно.       Краем глаза Хакон заметил, как вены на чужой шее медленно запульсировали, когда рука Эйдена заблуждала по его спине, посылая вниз по позвоночнику легкое покалывание.       В какой-то момент воздуха критически стало не хватать, и Хакон отстранился, все еще чувствуя скопившееся напряжение внизу живота, причем не только свое. Эйден мгновенно отодвинулся следом, оставляя между его лицом и лицом Хакона лишь крохотные несколько сантиметров, и…       И вдруг замер. Все его тело напряглось, стоило только последним голубоватым линиям исчезнуть под кожей. Прямо на глазах у Хакона Эйден вновь вернулся в свое нормальное состояние: первобытный блеск, что опасливо мелькал во взгляде, тотчас исчез, и теперь на Хакона смотрели все те же два голубых океана.       Их поза опять была такой же компрометирующей, как и в прошлый раз, а сам Хакон все еще чувствовал фантомное давление губ Эйдена на своих собственных.       — С возвращением, — произнес Хакон, удивляясь тому, как — несмотря на некоторые нюансы –легко это прозвучало.       О, что-что, а вот смотреть на то, как лицо Эйдена стремительно меняло цвет, Хакону до безумия нравилось: лицо парня было настолько красным, что Хакон до сегодняшнего момента даже представить себе не мог, что такой цвет вообще существовал. Эйден же зашипел, завозился и в попытках отстраниться случайно саданул Хакона по пульсирующему от боли колену. Тот сразу же болезненно замычал, потому что и сам почти забыл о больном колене — боль была приглушенной, где-то на фоне и начинала казаться привычной.       Поднявшийся уже было на ноги Эйден в мгновение ока снова присел на корточки рядом. Лицо его все еще отдавало красным, но взгляд был сосредоточен и направлен исключительно на рану Хакона. Смотреть в глаза Эйден категорически отказывался.       — Ты можешь… — Эйден неловко откашлялся. — Ты можешь идти?       Хакон попробовал подняться и тут же потерпел неудачу. Он устало покачал головой.       — Нет, мое колено в конец разъебано, — ответил Хакон и поморщился, когда Эйден осторожно надавил на опухшую гематому.       — Ладно, давай-ка вытащим тебя наружу, — тихо сказал Эйден, развернувшись спиной, чтобы Хакон смог на нее забраться. — Нам нужно тебя подлечить.       Навалившись на заботливо подставленную спину, Хакон не смог не позабавиться этой смене ролей. Казалось, прошло бесконечно много времени с тех пор, как Хакон тащил на себе Эйдена, а на деле же не больше суток.       — Помнишь тот маленький городок, который мы как-то раз проходили? Ну тот, что за водопадом? — вдруг заговорил Хакон.       Эйден, поудобнее обхватив свою ношу, перешагнул через мертвого кусаку, чья голова находилась в пяти метрах от тела.       — Это тогда, когда ты попытался что-то там перепрыгнуть и круто облажался? Да, это я помню, — Эйден фыркнул, и хоть Хакон не видел его лица, он с уверенностью мог сказать, что на чужих губах плясала улыбка.       — Мы не будем поднимать эту тему, — тихо и ворчливо отозвался Хакон. — Я вообще про другое. Помнишь, что было потом? В церкви?       Почти страдальчески застонав, Эйден свернул за угол.       — Ты пытался… — продолжил Хакон, посмеиваясь, — Ты серьезно пытался перевязать мою ногу той хреновиной? И ничем другим? — хихиканье стало громче. — Просто тряпкой?       — Мне помогает! — запротестовал Эйден, шагая вниз по лестнице.       Глаза уже слезились, но Хакон всеми силами продолжал пытаться сдержать смех, норовивший вот-вот вырваться из груди.       — Ты просто… — прохрипел он. — Обмазал ее медом и…       Продолжить Хакон так и не смог — привалившись головой к шее Эйдена, его дико затрясло от смеха.       — Надеюсь, ты понимаешь, что в этот раз тряпкой и медом тут не отделаться, — почти серьезно произнес Хакон, по недовольному бурчанию Эйдена поняв, что уже достаточно его подразнил.       Сложно было сказать, насколько сильно пострадало колено, но без полностью функционирующих ног ему точно не выжить — таков закон нового мира.       Где-то с минуту Эйден молчал, затем:       — Мы вернемся в Шпиль. Там тебя подлатают, а потом мы уйдем.       Так, а вот здесь стоп. Хакон что-то пропустил? Что еще нахрен за «Шпиль»?       — А поподробнее? — попросил он, надеясь, что Эйден заполнит пробелы.       — Много чего успело произойти после твоего падения. Я думал… думал, что ты…       Хакон готов поклясться, что услышал, как заскрежетали чужие зубы, сжатые от нахлынувшего гнева. Он ничего больше не придумал, кроме как легонько провести кончиком пальца по напряженной челюсти Эйдена, вызвав тем самым у него тихое, удивленное мычание с остатками прежнего раздражения.       — Эй, ты и впрямь думал, что сможешь так легко от меня отвязаться? — Хакон попытался в шутку, и, кажется, у него это получилось, потому что мышцы лица Эйдена заметно расслабились.       — Это не смешно, — пилигрим вздохнул.       Эйден частенько так говорил, но Хакон же знал, что это неправда.       — В городе есть группа выживших.       Значит, в своих догадках Хакон оказался прав: эти девчонки никак не могли быть единственными выжившими на весь город.       — И среди них те, кто…       Хакон всем нутром чувствовал, как в Эйдене пробуждался гнев, но парень, глубоко вдохнув, все-таки поборол его.       — Так или иначе, — продолжил Эйден. — Они помогли мне оказаться здесь. Видимо, в качестве извинения за то, что скинули тебя сюда.       То, как Эйден отзывался об этих девчонках… было в этих словах что-то такое крайне грубое, они будто бы от слога до слога были пропитаны злобой.       — Это… мило с их стороны? — Хакон в полном замешательстве вопросительно вскинул бровь.       — Да, я тоже им не доверяю, — Эйден коротко хмыкнул и едва слышно вздохнул.       — Уверен, они не такие прям и ужасные, — сказал Хакон и крепче ухватился за друга, чтобы точно не шлепнуться больными костями о пол.       — Они скинули тебя с крыши. Дважды, — с заметным напряжением в голосе напомнил Эйден.       Возможно, случись все это в том старом и таком далеком мире, Хакон реагировал бы иначе. Но сейчас, находясь посреди этого хаоса, он не чувствовал ни гнева, ни обиды. По правде говоря, все случившееся не входило даже в том десять его впечатлений на всю жизнь.       Но вот то, что эти две незнакомки решили помочь, по-настоящему удивляло. Были ли их намерения искренними или нет — неизвестно, но Хакон все еще помнил лицо той маленькой девочки, заплаканное и с широко распахнутыми глазами от абсолютного страха. Вряд ли этот ребенок был способен на что-то плохое.       — Слушай, мы пойдем туда только для того, чтобы обработать твои раны, а потом просто уберемся подальше от этого города, — твердо отчеканил Эйден.       Хакон почувствовал легкое разочарование от подобного расклада: он так хотел посмотреть на город с высоты Эйфелевой башни, и теперь понимал, что возможность упущена.       — А как же наше свидание? — посетовал Хакон и через секунду почувствовал, как Эйден опасно пошатнулся, споткнувшись, должно быть, обо что-то на своем пути.       К счастью, парень быстро восстановил равновесие, и Хакон ему за это премного благодарен, потому что спасибо, падений ему теперь на всю жизнь вперед хватило.       Вдруг ни с того ни с сего Эйден зашелся в резком и громком кашле. Кончики его ушей были красными. Видимо, парень все еще отходил от того неловкого момента. По крайней мере так подумал Хакон.       Впереди, словно маяк, отчетливо различался свет восходящего солнца. Вот он, долгожданный выход.       Пауза уже стала подзатягиваться, когда Эйден, наконец, ответил:       — Хорошо. Думаю, мы можем задержаться здесь еще ненадолго.       Ах, до чего ж приятно было побеждать. Хакон не смог сдержать самодовольную улыбочку, растекшуюся по его лицу.       Когда они вышли на свет, все веселье испарилось. Там их ожидали четыре неизвестные фигуры.