Regret is a Bitter Medicine

      Дневной свет практически ослеплял, заставляя Хакона щуриться. Постепенно четыре стоящие фигуры начали превращаться в силуэты людей. Это были трое мужчин и одна женщина, в руках у каждого по оружию, покрытому кровью, во взгляде — неподдельное любопытство. Трое из лиц были совершенно точно незнакомыми, но вот четвертое…       — Ты! — обвиняюще воскликнул Хакон, указывая на нее пальцем.       Девушка вздрогнула, отвела взгляд в сторону, а лицо ее вмиг стало смущенным и понурым. Она попятилась и попыталась спрятаться за одного из своих друзей. Ее грязно-светлые волосы были заплетены в косу; сама же девушка вновь была в свитере, но теперь уже в другом, и те следы, что ранее у нее на руке видел Хакон, были скрыты под тканью рукава. И все же не узнать ее крайне сложно.       Невозможно было не почувствовать то напряжение, которое снова накатило на Эйдена, и теперь то расслабленное состояние, вызванное минутами ранее от их дружеских подшучиваний друг над другом, осталось где-то позади. Несмотря на то, что Эйден сказал, что эти ребята помогли ему, наблюдать столько незнакомых лиц было как-то тревожно. Прежде чем Хакон успел сказать хоть что-то, один из мужчин шагнул вперед и восхищенно присвистнул. Незнакомец этот носил очки, левую линзу которых рассекала тоненькая трещина, а поперек носа растянулся большой шрам, уже потемневший от времени. У него темные длинные волосы, забранные в небрежный пучок, и, судя по всему, ему было явно не больше тридцати.       — Охренеть, — произнес с улыбкой мужчина. — Ты и правда это сделал, а?       Выражение лица Эйдена, должно быть, было не самым дружелюбным, и мужчина лишь коротко рассмеялся в ответ. Затем он переключил свое внимание на Хакона, одаривая его все той же широкой ухмылкой.       — Ты, должно быть, Хакон, — сказал мужчина, протягивая руку.       И не успел Хакон даже подумать о том, чтобы пожать ее, как Эйден резко повернулся всем корпусом в сторону, тем самым очень красноречиво препятствуя рукопожатию.       — Не трогай его, — последовал резкий ответ.       Вот это да. Хакон понятия не имел, с чего вдруг Эйден был так груб, но это не сулило ничего хорошего. Если что-то пойдет не так, будет плохо: четверо против двоих, один из которых — Эйден — был жутко вымотан, а второй, Хакон, не мог даже самостоятельно на ногах стоять.       Но мужчина, казалось, не смутился, его теплая улыбка не исчезла, даже когда он отдернул руку.       — Конечно, приношу свои извинения, — сказал он, убирая оружие в ножны.       На мгновение последовала неловкая пауза, во время которой Эйден то и дело кидал острые, пронизывающие взгляды на группу выживших. Вскоре мужчина заговорил снова, обрывая тишину:       — Слушай, мы явно начали не с той ноты. Аня, подойди сюда.       Светловолосая женщина прошаркала вперед и потупила взгляд в дерево, словно это была самая наинтереснейшая вещь в мире. Выглядела она при этом так невероятно неловко, что Хакону стало ее почти жаль.       Почти.       — Я… я сожалею, что… э-э… столкнула тебя, — тихо и все так же неловко произнесла Аня.       Хакон буквально чувствовал, как все тело Эйдена напряглось от гнева. Затем его ноги сжали чужие теплые руки — сильно, но не настолько, чтобы причинить боль.       Вдруг незнакомец укорил ее:       — Ну, ну. Вспомни, как мы с тобой репетировали.       После этих слов лицо Ани резко стало ярко-красным, она выплюнула едва слышное: «Заткнись!» и пошла обыскивать тела кусак, что валялись тут и там. Пока она это делала, Хакон вдруг понял, как же много вокруг валялось зараженных: возле входа в здание, должно быть, было не меньше сотни туш. Неужели эти ребята всю ночь охраняли вход?       Как интересно.       — Прошу простить ее, — прошептал мужчина, склонившись к Хакону. — Она впервые за пределами Шпиля.       Хакон вскинул бровь. Незнакомец выглядел вполне искренне, и, хоть обычно доверять приходилось с крайней осторожностью, сейчас Хакон не видел какой-то явной лжи с чужой стороны. В любом случае он ничего не мог поделать, ему и Эйдену, в конце концов, нужен был отдых, поэтому, куда бы они сейчас там ни направились, это по умолчанию наиболее подходящее место для восстановления сил.       И получения медицинской помощи, конечно же.       — Я никогда не умел злиться на таких прекрасных молодых дам. Считайте, что извинения приняты, — с улыбкой ответил Хакон, несмотря на то, что Эйден дулся в недовольстве.       Он коснулся местечка, где затылок Эйдена плавно переходил в шею, и это теплое ободряющее прикосновение заставило парня слегка расслабиться. Мир непредсказуем, и Хакон не мог винить эту девушку за то, что она заботилась о себе и своей подруге. Это, конечно же, не означало, что он перестал опасаться этих ребят — выжившие, в конце-то концов, имели тенденцию быть импульсивными, — но обиду держать в любом случае не стоило, особенно после того, как им предложили свою помощь.       Мужчина, казалось, почувствовал облегчение, на его губах появилась мягкая улыбка, и он кивнул.       — Спасибо, — быстро взмахнул рукой, и в их сторону направился еще один незнакомец. — Эйден, ты, вероятно, устал, Генри может помочь донести…       — Я в порядке, — холодно ответил Эйден, еще сильнее сжимая ноги Хакона.       Приближавшийся к ним Генри немедленно отступил и поднял руки в знак капитуляции. Эйден прошел мимо, и группа незамедлительно последовала за ним. Аня двинулась вперед вместе с одним из других мужчин, в то время как Генри следовал за ней по пятам. А тот самый незнакомец, что говорил больше всех, догнал Эйдена и Хакона и, замедлив шаг, стал идти с ними вровень. Судя по его тону и манере общения с группой, он, должно быть, был в некотором роде лидером.       Хакон взглянул на незнакомца и, не в силах больше сдерживать свое любопытство, спросил:       — А вы, ребята, кто такие-то?       Все они выглядели до странного молодыми, ближе к возрасту Эйдена.       — О, я разве не представился? — мужчина выглядел искренне удивленным этим фактом. — Я Алек, командир ночного отряда.       Затем он сделал паузу, словно понимая, что забегал вперед.       — Послушай, я должен извиниться, — сказал Алек, нервно потирая шею, прежде чем продолжить: — Моей задачей было присматривать за этими девочками. Я даже понятия не имел, что Санни отстала от группы, — он тяжело вздохнул, а во взгляде читалась та самая знакомая усталость, которую еще несколько лет тому назад изо дня в день видел в своем зеркале Хакон. — Прости, это полностью на моей совести. Самое меньшее, что мы можем сделать, это помочь тебе оправиться.       — Нет проблем, я все понимаю.       Хакон в свое время достаточно успел поруководить ночными бегунами, чтобы понять, что люди всегда и везде совершали глупости. Тот ребенок, должно быть, и был той самой Санни, о которой говорил Алек. Хакон до сих пор помнил панику на ее лице, когда она убегала от него, и ее заплаканные глаза, когда девочка стояла на краю крыши, загнанная в угол. Черт, она ведь и правда была всего-навсего глупым маленьким ребенком. Хакону всегда было легко отпускать прошлое; настолько, что это уже грозило стать его второй натурой. Он имел дело с достаточным количеством людей, чтобы научиться не беспокоиться о некоторых вещах, поэтому и не испытывал какой-то особой обиды на этих девчонок, всякое ж бывает.       Как-то так повелось, что, когда Хакона кто-то пытался прибить, с вероятностью в девяносто девять и девять десятых процента, что уже на следующий день он будет выпивать с этим типом в «Рыбьем глазе». Возможно, Эйден к такому не привык; должно быть, поэтому пацан выглядел таким напряженным и закрытым. Он был необычайно тих, что ему совсем не свойственно. Эйден же всегда был снисходителен, даже тогда, в Вилледоре.       Наклонившись к чужому уху, Хакон понизил свой голос до шепота и спросил:       — Эй, что случилось?       Ответа не последовало, поэтому Хакон быстро щипнул Эйдена за ухо, и тот, резко зашипев, повернул голову и с раздражением посмотрел наконец на друга. Хакон с заметным беспокойством уставился в ответ, и под этим взглядом Эйден, казалось, смягчился, напряженные черты его лица разгладились, он отвернулся и наконец прошептал:       — Мне это все не нравится.       — Да ладно тебе, — Хакон тихонько хихикнул. — Они не кажутся такими уж плохими.       Эйден бросил на него сердитый взгляд.       — Они столкнули тебя с крыши, — зашипел парень себе под нос.       — Ну и?       Хакону не впервой от кого-то получать, но несмотря на это, из них двоих Эйден казался куда более сострадательным. По крайней мере так твердили его поступки. В конце концов, Эйден ведь так много раз помогал базарцам, не так ли?       — Когда дело доходило до чужой доброжелательности, уверен, тебе в Вилледоре было гораздо труднее, — тихо произнес Хакон.       Наступила короткая пауза, во время которой лицо Эйдена приняло странное выражение: что-то вроде сочетания абсолютно нечитаемой гримасы и лица человека, которого только что подловили. Было ясно, что Эйден хотел что-то сказать по этому поводу, но в итоге он выдал лишь:       — Это другое, — тихое бормотание, в котором чувствовался оттенок отчаяния и разочарования.       Если уж на то пошло, ситуация Эйдена была гораздо хуже, чем его, Хакона. Он решил не продолжать разговор на эту тему, даже если чужой настрой все еще вызывал в нем любопытство.       Оглянувшись на Алека, который, на удивление, отошел в сторону, Хакон увидел, что тот протирал свои очки. Время от времени мужчина поглядывал на них, но все так же держался на расстоянии, и услышать их разговор он никак не мог.       Вокруг еще чувствовалось напряжение: Аня и единственный не представившийся мужчина шептались впереди, Алек шел на неловком расстоянии, а Генри молчаливо плелся позади.       Наклонившись вперед, Хакон положил голову на плечо Эйдена, криво усмехнулся и попытался все-таки растопить лед:       — Так что же это за Шпиль, о котором я так много раз слышал? — спросил он, когда группа шла по улице.       Алек снова заулыбался, чувствуя невероятное облегчение от того, что Хакон заговорил, и, подбежав, оказался рядом с Эйденом.       — Мы были всего лишь группой выживших, которая пряталась под землей во время падения Парижа. Потом мы стали встречать все больше и больше людей, как вдруг… — Алек широко взмахнул руками. — Бум! Община. Многие из нас пришли с улиц. В общем и целом мало что изменилось с того времени, — он сделал паузу и моргнул, словно осознавая, насколько странно прозвучали его слова. — Ну, кроме зараженных, наверное. Смотри, вон там.       Алек указал вдаль, минуя рукой несколько зданий, и там, куда он указывал, на холме раскинулось большое строение, а над ним, венчая, возвышалась высокая башня. По бокам от основной части этой башни имелись еще несколько, но чуть поменьше, покрытые пышными куполами. Хакон узнал это здание, он уже кучу раз видел его на абсолютно каждом туристическом буклете. Это был Сакре-Кер.       Слышала, что Сакре-Кер выглядит просто изумительно. Мы могли бы внести его в наш список, приписать прямо под Лувром.       — В следующем году.       …       Хорошо.       Сглотнув ком в горле, Хакон увидел высокие самодельные стены, возведенные вокруг бывшего достояния Парижа. Его некогда сверкающие белизной стены были испещрены следами граффити и отметинами прошедших лет. На вершине самого высокого пика развивался флаг — черный голубь на фоне белого полотнища. Деревянные поддоны были сложены тут и там по бокам здания, и это так сильно напомнило Хакону Базар, что у него аж защемило в груди.       Это и правда было изумительно.       — Оно называется Шпилем из-за башни сзади. Кто-то придумал это название, и оно просто… прижилось, — сказал Алек и пожал плечами.       Кинувшись вперед, Аня с ноги отбросила пошатывающегося кусаку, стоявшего у них на пути. Выпрямившись, она с отвращением взвизгнула — часть прогнивших внутренностей прилипла к ее ботинку. Идущий с ней мужчина рассмеялся и активно начал ее подтрунивать.       Они не казались такими уж плохими ребятами, по крайней мере не Алек и его маленькая группа.       Хакон даже не заметил, что его рука все еще лежала на шее Эйдена, лениво поглаживая ее тыльную сторону, пока сам Эйден внезапно не дернулся от щекотки.       — О, прошу прощения.       По правде говоря, это было неосознанно. Просто Хакону нравилось чем-то занимать руки, пока он сидел без дела. Вероятно, это просто дурная привычка. Как раз перед тем, как Хакон собрался убрать руку, Эйден остановил его:       — Все в порядке, — как-то слишком быстро выпалил Эйден.       На сердце у Хакона вдруг стало так тепло и уютно — Эйден порой был таким чутким, и его готовность пожертвовать собственным комфортом ради друга невероятно трогала. Хакон все же перестал двигать рукой, но позволил ей по-прежнему лежать на шее Эйдена. Какая-то его часть чувствовала покой и комфорт от этого прикосновения, но определить, почему, Хакон не мог. Эйден же, казалось, и правда не возражал, так что рука осталась там, где и была.       Алек с любопытством пронаблюдал за чужой чередой взглядов и жестов, и выражение его лица изменилось: внезапно его осенило понимание. Отвернувшись, Алек попытался скрыть улыбку.       Даже идя по дорогам, а не по крышам, им понадобилось достаточно много времени, чтобы добраться до Шпиля. На протяжении всего пути Хакон с удивлением наблюдал, как идущие впереди ребята легко и непринужденно расправлялись с кучками кусак, словно отмахивались от каких-то назойливых мух, не более. Несмотря на их юный вид, эти ребята казались вполне себе опытными бойцами.       Стоило только подойти ближе, Хакон увидел, что стены лагеря включали в себя не только территорию с Сакре-Кер, но и несколько близстоящих зданий. Да и сами стены, как оказалось при близком осмотре, были сооружены куда лучше тех, что окружали Базар. По ту сторону ярко доносились улюлюканья и крики, кто-то даже стал выглядывать наружу, рассматривая новоприбывших с нескрываемым интересом на юном лице.       Господи, да почему же большинство из них были так молоды? Хакон и без того потихоньку стал чувствовать себя настоящим стариком, а с Эйденом, несущим его на спине, это чувство начинало усиливаться. Как только ворота поднялись, впуская их внутрь, Хакон был поражен, когда перед его глазами предстала неожиданно процветающая община. Выглядела она совершенно иначе, чем тот же Базар. Во время его, Хакона, пребывания в Вилледоре там во всю шли борьба за власть и споры за воду, и довершали все это откровенно дерьмовые люди, готовые на все, лишь бы выжить. Каждый уголок Базара был пропитан эгоизмом людей, заботящихся только о себе, и сейчас, вместо всего этого дерьма, Хакон обнаружил, что очутился в невероятно развитом миниатюрном городке.       Первое, что бросилось в глаза, — это вода. Базар всегда испытывал проблемы с водоснабжением, еще до прихода Эйдена, но здесь ситуация выглядела далеко не так плачевно: здесь даже была специально зона, предназначенная для воды, с несколькими фильтрационными устройствами, а за ними — огромные баки с этой самой водой, вокруг которых возились несколько человек.       Неподалеку виднелось здание с проломленной крышей, укрытое самодельными стеклянными панелями; кажется, это была некая импровизированная теплица с кучей разнообразных растений. Внутри была женщина, медленно прогуливающаяся меж грядок и делающая какие-то заметки в своем планшете.       Ну и ну, тут даже был генератор, причем не один, а несколько: выглядели они самодельными, с кусками клейкой ленты в самых странных местах и с деталями, будто бы установленных туда случайно, но в общем и целом эти генераторы все же работали — тарахтели, подрагивали, но исправно питали все вокруг энергией. Хакон только и мог, что таращиться, пораженный состоянием этого места.       Однако была еще одна вещь, которая не могла не привлечь внимания: люди. Точнее, то, что было на них: те самые колотые раны, которые Хакон уже видел на Ане, были практически у всех, за исключением, правда, лишь нескольких особенно юных — их кожа оставалась неповрежденной.       Хакон знал, что это за отметины, он уже видел их на Эйдене, потому решил, что лучше не задавать лишних вопросов. И он был уверен, парень тоже заметил это: лицо Эйдена перекосилось в неподдельном замешательстве при виде этих отметин.       — Пойдемте, я отведу вас в медицинский центр, — сказал Алек, жестом приглашая Эйдена следовать за ним.       Аня и ее приятель уже давно куда-то испарились, а тот другой, что шел за ними (Генри, да? Хакон не уверен), махнул на прощание рукой и ушел в ту самую теплицу.       Их подвели к одному из небольших зданий рядом с Сакре-Кер, на его фасаде был нарисован большой красный крест, и, если присмотреться, можно было увидеть засохшие линии краски, тянущиеся вниз. Алек открыл дверь, пропуская гостей внутрь, и Хакон тут же принялся осматриваться: в помещении находилось всего несколько человек, однако ни один из них — на первый взгляд — не был смертельно ранен; неподалеку какой-то мужчина отчитывал другого, и, когда они проходили мимо этих двоих, Хакон вдруг уловил кусочек их разговора:       — … клянусь, оно даже не напало на меня! Просто как-то чересчур долго таращилось и…       Не дав парню закончить, доктор ударил его по башке бумагами и хмуро проговорил:       — Захлопнись нахрен, мне в любом случае нужно будет тебя проверить, идиотина.       Удивительно, но этот медпункт был организован в несколько раз лучше, чем те, что Хакону доводилось видеть раньше: были здесь и зоны для стерилизации оборудования, и бутылочки с маркированными лекарствами, убранные в чистые на вид шкафы. Хакон как будто попал в обычную медицинскую палатку военного образца. Конечно, было и то, что бросалось в глаза на фоне общего порядка, например, стул ручной работы с облупившейся краской или потертый пол с въевшимися пятнами, но в целом все очень даже впечатляло.       Алек подвел их к женщине, что стояла в дальнем конце помещения; у нее были длинные черные волосы, а на губах ярким акцентом лежала красная помада, как нельзя кстати подходившая ее холодному, статному виду.       — Эй, Исра! — окликнул ее Алек, жестом зовя Эйдена и Хакона за собой.       Когда женщина обернулась и увидела, кто именно ее звал, на лице ее залегла тень недовольства, которую не согнала даже широкая ухмылка Алека. Они заговорили, и с каждым новым словом, что вылетало изо рта Алека, Исра становилось все раздражительнее и раздражительнее. Тем не менее она все же подвела новоприбывших к кровати, на которую Эйден тут же осторожно положил ноющее тело Хакона. Тот быстро поблагодарил друга; в конце концов, Эйден наверняка был жутко вымотан после всего произошедшего. Парень слабо улыбнулся:       — Все в порядке, — и сказал он это так, словно помог Хакону подстричь газон, а не спас ему жизнь.       Эйден остался стоять рядом и слегка навис над кроватью, стоило только Исре приблизиться.       Алек с теплотой похлопал женщину по плечу, однако та лишь недовольно зыркнула на него, будто ей на это самое плечо только что нагадила птица.       — Эй, Эйден, — сказал Алек, наконец-то обернувшись к ним. — Как здесь все наладится, встретимся с тобой в главном здании, хорошо?       Эйден отрывисто кивнул. Во взгляде его все еще плескалось явное недоверие.       Придвинув стул, Ирса села напротив койки, и Хакон, не дожидаясь просьбы, закатал штанину. Женщина выглядела и вела себя уверенно, и не возникало никаких сомнений: она знала, что делала.       Воу.       А его колену и правда пизда.       Оно было аж пурпурным и с кучей темных синяков; заметно опухшая, на нее даже просто смотреть и то было больно. На мгновение воцарилась тишина. Ирса вдруг посмотрела на Хакона, изящно вздернув бровь.       — И с такой ногой вы еще умудрялись бегать, — безразлично сказала она, вновь вернув взгляд к колену.       Хакон только беспечно пожал плечами.       — Я полон сюрпризов, — он подмигнул.       Судя по ответному взгляду, Исру это никак не впечатлило.       — Ну что ж, тогда вот вам еще один сюрприз: ваше колено заживет не раньше чем через месяц. Три, если будете слишком сильно на него налегать.       Оу, а это уже хреново.       Должно быть, лицо Хакона слишком уж быстро скисло, потому что Исра не поскупилась на ухмылочку. Достав сигарету, она фыркнула и заключила ее меж губ. Та так и осталась незажженной.       — Считайте, вы еще легко отделались. Так, ладно, давайте сначала подлатаем плечо. Снимайте куртку, — сказала Исра и стала стерилизовать руки.       — Вы бы хоть для начала ужином угостили, что ли, — Хакон лукаво ухмыльнулся, но просьбу все же выполнил.       Выражение лица Исры было абсолютно нейтральным, но Хакон готов поклясться, что по чужим губам проскользнула легкая улыбка. Эйден тем временем все еще был рядом и внимательно наблюдал за ними, выглядя по странному раздраженным.       Неторопливо Хакон стащил с себя слои верхней одежды и морщился, потому что вместе с ними сдирались и запекшиеся корки крови. Увидеть, что там с плечом, он не мог, но, судя по тому, как быстро гримаса раздражения на лице Эйдена сменилась знакомым хмурым беспокойством, можно было сделать вывод, что все так же безрадужно, как и с коленом.       — Вы принимали какие-нибудь обезболивающие в течение последних двадцати четырех часов? — спросила Исра, осматривая раны.       — Да, из старого пузырька.       — Можете точно сказать, насколько он старый? — глаза Исры подозрительно сузились.       Хакон отрицательно покачал головой.       — Вы ведь понимаете, что я не могу вам дать еще обезболивающего, верно?       От безысходности хотелось выть. Почему, черт возьми, ему попался настолько компетентный врач? В Вилледоре ему никогда не задавали подобных вопросов, тамошние лекари просто пихали в руку горстку таблеток, чтобы помочь заглушить боль, и надеялись на лучшее. Хакон подумал о бутылке виски, которая все еще покоилась у него в рюкзаке, вот она бы отлично помогла справиться с болью. С другой стороны, ему следовало сохранять ясность ума, пока он здесь, в этом новом и незнакомом месте. Так что последнее, что ему сейчас нужно, это алкоголь, притупляющий чувства и усыпляющий интуицию.       Ирса что-то тихонько проворчала, и краем глаза Хакон увидел, как та стерилизовала пинцет. Затем спокойно протянула ему кожаный ремень. Он прекрасно знал, для чего это было нужно, но Эйден, напротив, с каждой секундой выглядел все более и более растерянным и нервозным.       Раскрыв рот, Хакон сжал зубами кусок кожи. Как ни странно, на вкус тот не был отвратительным, и оставалось только порадоваться, что Исра его предусмотрительно вымыла.       — Хакон, что…       Договорить Эйден не успел — Исра уже приступила к работе. Первый осколок стекла, который она стала вытаскивать из кожи, разогнал по телу Хакона волны боли, однако не прошло и пяти секунд, как с ним было покончено. Мелкие осколки в принципе не представляли собой проблемы, кровь, перекрывавшая обзор, — вот, что действительно усложняло дело.       А вот что до крупных осколков…       Блять.       Когда Исра вытащила более крупный кусок стекла, зубы Хакона прочно вгрызлись в кожу ремня, подавляя крик боли. Лицо женщины приобрело оттенок искреннего сожаления.       — Прошу прощения, — честно отозвалась Исра, вытаскивая еще один осколок. — Я не привыкла работать с такими людьми, как вы. Дайте знать, если будет слишком больно.       От боли у Хакона слегка закружилась голова. Такие люди как он? Что она имела в виду? Эйден, выглядевший максимально озадаченным, опередил его и спросил первым:       — Подождите, что значит «такие люди, как вы»?       Исра взглянула на него раз, а затем вновь сосредоточила свой взгляд на плече Хакона.       — Не ты, — сказала она, обращаясь к Эйдену. — Я имела в виду только его.       Парень с такой комичной ошеломленностью уставился на нее, что Хакон, не мучайся он сейчас в такой агонии, определенно позабавился бы. Исра тем временем вздохнула и, задрав рукав, продемонстрировала шрамы от игл.       И тут вспышка понимания озарила лицо Эйдена; Хакон своими глазами смог поймать тот самый момент, когда чужое лицо вытянулось от удивления и интереса.       — Я… я заметил, что многие из вас тоже… все ли здесь…? — буквально на одном дыхании вопросил Эйден, едва сдерживая свое любопытство.       Ирса кивнула, вытаскивая еще один осколок, который заставил Хакона зашипеть.       — Я почти закончила, — оповестила она, и в тоне ее голоса отчетливо слышалось раскаяние; не глядя на Эйдена, Исра ответила: — Ага. Похоже, многие страны мира пытались всеми возможными и невозможными способами отыскать лекарство. Некоторые вещи в людях никогда не меняются.       Стало понятно, что в этой общине обитало большое количество людей, прошедших сквозь чудовищные эксперименты. И тем не менее община эта процветала, и держалась она на людях, равных по возрасту с Эйденом и объединенных одним общим горьким опытом. От внимания Хакона не скрылся тот яркий огонек потрясения, что вспыхнул в глазах Эйдена, когда тот принялся задавать все новые и новые вопросы. Напряжение, впившееся в плечи парня, наконец-то спало, и по мере разговора поза его стала более расслабленной, свободной.       Хакон не мог избавиться от дурного предчувствия, что вдруг накатило на него, стоило только разговору Эйдена и Исры стать оживленнее. Но ведь хорошо, что Эйден вдруг нашел тех, с кем мог поговорить обо всем этом, не так ли?       Так почему же тогда Хакон так нервничал?