Мальчик в пузыре

В то утро Пепа испытывает странную и неописуемую пустоту внутри себя. Самоуничижение терзает грудь, как нож, вонзившийся в неё со всей силой, и даже Феликсу не под силу успокоить её своей добротой и лаской. Она, конечно, ценит его старания; она ценит всё, что делает её муж, потому что знает, что он делает это из самых лучших побуждений. Справится с её переменчивым настроением – задача не из лёгких. В ней всегда есть страх того, что, однажды, муж устанет от неё, от её дара, который больше походил на проклятие. Пепа рано просыпается и пытается как можно быстрее одеться. Успокоиться и отвлечься – единственное, о чём она может думать, пока выбирает из гардероба своё сегодняшнее платье. Оранжевое с красными узорами на юбке – то, что надо. Её рыжие локоны ниспадают каскадом на спину, и для того, чтобы хорошо уложить их, ей потребуется любимая расчёска и немного крема. Сильные и чуткие руки мужа вырывают её из мира мучительных раздумий. — "Пепи, всё хорошо?" — Он осторожно спрашивает её своим бархатистым голосом, пока не замечает, что над ними начинает появляться облако. В её чертах проступает раздражение, а губы начинают кривится. Она недовольно рычит, и начинает размахивать руками. — "Ах, любовь моя, погоди." — "Аргх, как же меня бесят эти облака! Шу-у, шу-у!" — Ей нужно ещё через многое пройти, прежде чем полностью совладать со своим талантом. Она замечает настороженность на лице мужа, когда слегка поворачивается, чтобы посмотреть на него и вымученно улыбнуться. — "Всё в порядке." — "Да, я знаю, дыши," — Руки Феликса помогают ей стряхнуть облако, которое медленно начинает рассеиваться, как только Пепе удается спокойно вздохнуть. Чистое-чистое небо. Радуга. Она расслабленно кивает, положив руки ему на плечи. — "Лучше?" Она смущённо облизывает губы, потому что, как ей может быть лучше, когда в голове столько неприятных мыслей, появление которых она не может контролировать. Впрочем, для неё это стало чем-то нормальным: Пепа никогда не умела контролировать то, что говорит или думает. И все в долине постоянно упрекали её за это. Все, кроме Феликса. Её муж всегда был нежен с ней, что заставляло её порхать от той любви, которую, как она думала, она не сможет испытывать ни к кому, кроме своих детей. С самого раннего детства, она представляла себя совершенно одинокой, ибо, кто в самом деле будет терпеть такого человека, как она? Всё изменилось, когда появился мужчина её мечты. Пепа перестала верить в какие-то возможные долговечные отношения с тех пор, как её брат стал отталкивать потенциальных женихов своими видениями, но Феликс… Феликс заставляет верить в обратное. Верить, что настоящая, бессмертная любовь всё же существует. И больше всего на свете она боится, что их дети не смогут испытать того же. Особенно, её средний сын. — "Милый, я— я думаю, что мы перегнули палку, когда разговаривали с Камило вчера…" Судя по выражению его лица, он давно догадывался, чем она была так озабочена этим утром. Он тоже чувствует свою вину за это, и единственное, что он может предложить ей – своё понимание. — "Мне тоже так кажется, Пепи. Я весь вечер думал об этом, даже засыпая," — он тяжело вздохнул, когда убирал локоны, спадающие на лицо жены. — "Если Камило правда запутался в себе, то, думаю, мы ничем не смогли помочь ему, только сделали всё намного хуже." Пепа обнимает себя, платье укрывает её от той снежной бури, что окружила их. Этим невозможно управлять. Она пытается, но не может. В голове проясняется слишком много воспоминаний, и почти все из них не очень приятные. — "Когда я была ребёнком..." — произносит она низким голосом, подходя к одному из окон своей комнаты. Она немного изменилась с тех времён, например, вышла замуж, но это ничего не меняет, она по-прежнему трепещет перед своей детской порой, что дала ей кучу добрых и горьких воспоминаний, это видно по её глазам. — "Мы с Бруно очень часто ругались. Мы собачились сильнее, чем Мирабель с Исабелой сейчас," — она закатывает глаза, а затем кротко улыбается, стоит Феликсу прижаться к её спине. Ей нравится тепло его тела. — "И я… Я была очень жестока к нему, Феликс. Я была жестока к нему даже тогда, когда видела, как он нуждается в моей помощи." — "Mi vida…*" — "Хватит, я правда делала много плохого. Я винила его во стольких вещах, когда что-то шло не по плану, будто бы он влиял на будущее, а не просто предсказывал его. Но ведь это было не так. И когда Бруно рассказал Джульетте и мне о том, что ему… Нравился какой-то мужчина… Я всё рассказала маме," — облако над ними темнеет и из него начинает покрапывать мелкий дождик, что уже намочил её платье. Чёрт, придется опять переодеваться. — "Нет, дорогой, отойди! Ты ведь промокнешь!" Муж не слушает, лишь разворачивает её, что приглушить тихий плач своим поцелуем. Руки поднимаются и обхватывают обе её щеки. Пепа разрывается на части от его ласк, всхлипывает, видя, что одежда намокла от капель воды, которые всё падают и падают. — "Мне всё равно, mi vida*. Я же вижу, как ты нуждаешься во мне," — он улыбается и, боже мой, за эту улыбку можно было отдать всю свою жизнь. — "Ты винишь себя за то, что мы неправильно подступились к сыну. Но всё ещё можно исправить. Камило здесь, и он нуждается в нас. Давай перестанем плакать и станем самыми лучшими родителями, какими можно быть." Она кивает, потому что он прав. Проливая слёзы, она ничем не решит эту ситуацию. Нужно попросить прощения, и не только у сына. В конце концов, она всю жизнь была так несправедлива ко всем из-за всяких пустяков, а Бруно, хоть и вернулся в семью, но так и не получил даже самых банальных извинений. Она не может поверить, что для того, чтобы осознать это, ей нужно было всего на всего испытать такой серьёзный стресс, как накануне. А может и не нужно было, может она всегда хотела признать правду, только не могла посмотреть ей в глаза из-за дурацкой гордости и страха. К счастью, у неё есть Феликс, понимающий и привязанный к ней. В её жизни могло быть много других хороших и плохих мужчин, которых отпугнул Бруно, но она всё равно благодарна ему за многие вещи, и одна из них – встреча с таким замечательным человеком, отцом её детей и спутником жизни. Несмотря на продолжающийся дождь, Феликс с жаром целует её губы и держит её в своих праведных и душевных объятиях. Ему удаётся успокоить её, и, что не удивительно, погода тоже утихомирилась. В Энканто, как и в её душе, светит солнце. — "Ай, дорогой, ну и беспорядок… Давай-ка, я сменю наряд, и мы поговорим с Камилито, ладно? Он только и ждёт этого, а я не хочу допускать ту же ошибку ещё раз… И заставлять нашего барашка страдать ещё больше из-за меня," — Пепа сухо сглатывает, гладит правую щеку мужа, прежде чем выбрать другое платье, что она наденет этим утром. Она не может идти завтракать в таком виде. Её муж рад, что смог чем-то помочь, хотя он и знает, что это сродни прикладыванию холодной влажной тряпки к ране, которой придется заживать очень долго. По крайней мере сейчас. Когда Феликс перебрался в Энканто и был безумно очарован женщиной из семьи Мадригаль, он знал, что попадает в логово львов. Семейство было прекрасным, любимым, но в нём было столько внутренних ран и проблем, в их, якобы, идеальном созвездии, в которое он сам, как окажется позже, будет вовлечён. Он принял их игру, потому что увидел в этой рыжеволосой женщине с выразительной улыбкой свою настоящую любовь. Труднее всего было смириться с тем, что эти раны появятся и у их будущих детей. С тех пор, как родилась Долорес, он стал испытывать сильные головные боли, которые испытывает каждый отец. А когда раскрылся и её дар, то он понял – их брак будет не самым лёгким. Было тяжело видеть, как дочь страдает из-за своей способности, которая причиняла ей такую невыносимую боль. Он с грустью вспоминает те ночи, когда он засыпал с ней в одной кровати, и как она всхлипывала у него на груди, потому что снаружи было слишком шумно. Затем на свет появился Камило, с его невероятной способностью перевоплощаться, сменять свой облик настолько часто и быстро, что можно было только гадать, что внутри у него настоящего. Ему всегда было трудно читать эмоции сына, отчего он невольно задумывался: может, он не такой уж и хороший отец? Вчерашний день только укреплял его сомнения. Узнать, что твой сын в замешательстве из-за своего влечения к… другим парням, это... Он никогда не думал, что это произойдёт с ним. Это больно и это разочаровывает его, Пепу, и, как ему кажется, самого Камило. Печально осознавать, что он, строя из себя примерного родителя, вообще не имел представления о том, через что проходит его сын. Он столько всего упустил. Но Феликс держится, продолжая улыбаться только для своей жены. Видимо, своё притворство Камило унаследовал от него. Дом Мадригалей, как обычно, полон бодрости, музыки и хорошего настроения, особенно после восстановления Каситы и возвращения Бруно. Отношения со всеми были всё ещё натянутыми, но, впрочем, какая семья может так быстро прийти в себя после такого? Альма старается исцелить свои собственные травмы, о которых она поведала своим потомкам. Учась на её ошибках, каждый стал сам прокладывать свой путь к исправлению. Когда Пепа, закончив переодеваться, приходит в главную столовую, почти вся семья уже проснулась. Джульетта раздаёт каждому чашки с горячим шоколадом, пандебоно* подаётся на расписных тарелках вместе с маслом и кусочками сыра. Пепа замечает, что её дочь и Мирабель выглядят измученными, будто за всю ночь ни на секунду не сомкнули глаз. — "Вы расскажите нам, что произошло с Камило вчера?" — К всеобщему удивлению, Исабела первая решает прервать ту тишину, с которой они проводят свой завтрак. С тех пор, как в доме всё постепенно стало налаживаться, её стиль претерпел изменения. Вместо нежных сиреневых тонов, в которых она появлялась раньше, она стала носить платья более тёмного оттенка. Жёлтые цветы украшают её волосы, и, несмотря ни на что, она по-прежнему выглядит безупречно, даже не особо стараясь таковой быть. — "Нет. Не перед…" — Альма бросает быстрый взгляд в сторону Антонио, который вот-вот уткнётся носом в свою тарелку. Она не сомневается, что он вновь засиделся допоздна, играясь с животными в своей комнате. Пепа наклоняется, чтобы поцеловать его лоб, а правой рукой поглаживает его густые чёрные волосы, которые растут всё больше и больше. Будто им всё равно, как часто их стригут. Она улыбается, хоть всё её внимание обращено на единственный пустующий стул. Камило не с ними, и это начинает беспокоить её, стоило только это заметить. Губы сжимаются в тонкую линию, когда она переводит взгляд на Феликса, который в ответ лишь пожимает плечами. Он тоже не знает, где их ребёнок. Последнее, что она хотела: волноваться о том, куда запропастился её сын. — "Никто из вас его не видел?" — спрашивает Луиза, слегка нахмурившись, переключая внимание всех членов семьи на себя. В этот момент, Пепа успевает заметить то, каким бледным стало лицо её дочери. Неужели, она что-то знает? — "Он всегда такой шумный по утрам, но сегодня я не слышала ни единого звука из его комнаты." Слышала... Теперь всё внимание семьи перешло на Долорес, которая, кажется, слегка напугана этим. Она нервно кашляет, прежде чем успевает заговорить, а Джульетта тревожно наблюдает за ней, когда наливает в свою чашку кофе. — "Долорес, ты слышала своего брата?" — Пепа спрашивает слегка строго, потому что видит, как бегают её нервные глаза. Здесь явно что-то не так. Пальцы брюнетки играют друг с другом, её лицо опущено, а кожа, освещённая лучами солнца, постепенно начинает темнеть из-за того, что погода становится всё более мрачной. Всё, потому что средняя из тройняшек Мадригаль опять начинает волноваться. И всему виной один из её детей. — "Долорес?" Матриарх семьи пытается наладить ситуацию, разговаривая с внучкой менее требовательным тоном, в то время как рука Феликса лежит на ноге Пепы. Его прикосновение снимает лишний стресс, но не весь, потому что она прекрасно понимает, что происходит что-то странное. Она – мать, чёрт возьми. Как ей не бояться сейчас? Возможно, она не идеальный родитель, но Камило – её маленький барашек. Она никогда не забывала о нём, даже после рождения Антонио, всегда поддерживая с ним особую связь. Он всегда будил её с чаем или кружкой вина, заставлял её улыбаться, когда ей было нехорошо, и обнимал её со всей своей детской любовью, несмотря на то что сам уже давно не малое дитя. — "Я– может быть, я… Я позволила Камило встретиться с Карлосом прошлой ночью. И, может быть…" — Долорес издает визг, плотно закрывая свои уши. Именно этот жест и наполняет всех отчаянием. — "М-может быть, я больше не слышу его! Вообще!" Сознание Пепы замедляется, отказываясь принимать эту информацию. Наступает чудовищная тишина, прерываемая оглушительным криком. Гром окружает Каситу, когда абуэла кладёт свои тяжёлые руки на плечи своей дочери. Феликс трясёт жену, пытаясь вывести из этого состояния, пока она сама, внезапно, не встала со стула. — "Возможно, он прячется где-то, hija*, ты же знаешь, какие у него бывают выходки…" — "Нет, мама! Я прямо сейчас пойду искать своего ребёнка. Прошу меня простить," — огромное облако преследует Пепу, но ей не до него. Она собирается найти Камило, даже если для этого придётся перерыть весь Энканто до основания. *** Через два дня после избиения им придётся покинуть это место. Так говорит ему доктор, меняя бинты. Одно из ребер сломано, и поэтому он должен носить белые повязки, которые сжимают грудную клетку, но не препятствуют процессу дыхания. Камило всё равно на это, потому что дышать и так невозможно. Любой вдох или выдох отдаётся резкой и ноющей болью. Его нос должен был зажить сам по себе, но Сара, племянница Доктора, решила ускорить процесс выздоровления, немного исправив переносицу – и он признаётся, что кричал. Очень сильно. За три дня, он испытал столько боли, которую не думал, что испытает вообще. Но он не планирует жаловаться им. Всё, чего он хочет, – это узнать, жив ли Карлос и куда, чёрт возьми, они собираются его увезти. — "Они напали на армейский гарнизон в Циркасии, поэтому, мы не можем больше оставаться тут. Нам нужно идти в горы," — объясняет Доктор, и из его слов становится ясно, что они с Сарой не обычные гражданские. Их также заставили присоединиться к этим людям, хотя и не понятно, зачем. Он узнает, что есть два способа присоединиться к войскам: либо по собственному желанию, либо по принудительному призыву. Последнее похоже на то, что пережил он с Карлосом. — "Кто... Кто они?" — Он спрашивает с особым придыханием, от которого начинает болеть его душа, потому что даже обычный разговор даётся ему с большим трудом. Доктор с любопытством наблюдает за ним, но не задает лишних или глупых вопросов. В этих глазах, скрытых за парой толстенных очков, проскакивает доброта, вперемешку с неясной тоской. — "Партизаны, кто же ещё. Подпольная организация, созданная из благородных побуждений, теперь только и делает, что выгоняет людей из домов, грабит, убивает, да продает кокс. Мне жаль… Что эта война продолжает красть из семей детей, подобных тебе, Камило. Я хотел бы помочь тебе, но, думаю, уже слишком поздно." — вздыхает доктор, когда видит то, во что одет Камило. Кажется, он уже готов к мобилизации. Тёмно-зелёная рубашка, форменные брюки и боевые ботинки. Это единственное, что у них было, и оно слишком велико для него. Ну и ладно. Главное, что одежда прикрывает от холода, остальное не особо важно. Когда они пытаются поставить его на ноги, то ничего не выходит. Внезапная боль напрочь сбивает почву из-под ног, и требуется ещё несколько попыток, чтобы он, наконец, встал и пошёл. Его грудь всё ещё болит, а сам он, как маленький оленёнок, пытается протиснуться сквозь гарнизон, который полон солдат. Для него это – абсолютно новый мир, не очень приятный, но всё равно новый. Ему кажется любопытным, что тот идеальный пузырь, в котором он всегда жил, так сильно отличается от реальной жизни, которой живут люди за пределами Энканто. Он хочет думать, что не везде так, что тут можно отыскать и что-то хорошее, но верится в это с трудом; он видел только страдания с тех пор, как они пересекли реку Мальпаридо. — "Глянь-ка, принцесса наконец-то вернулась в замок," — Нестор приветствует его и Камило теперь знает, что он не бил его тогда. Да и сейчас не будет, но мелкую дрожь в теле невозможно унять. — "Ты в курсе, что заставляешь меня завидовать тебе? Я бы тоже хотел, чтобы за мной также поухаживали." — "Эй, хорош, Нестор. Оставь его в покое," — это другой парень, тот, который напал на пожилую пару в Циркасии. У Камило сжимается челюсть от скопившейся злости, но он делает всё, чтобы промолчать. Лучшая стратегия – не привлекать лишнего внимания к своей персоне. Он сосредотачивается на поисках Карлоса среди толпы незнакомых лиц. Он давно не может найти его, и ладони начинают потеть, что свидетельствует о нарастающей тревоге, но нужно успокоиться. Паника ничего ему не даст. Он сделает всё для того, чтобы выжить. Просто нужно успокоиться. Чистое-чистое небо. Радуга. — "А я ничего не делаю, просто, кто-то уже успел нацепить на себя корону…" — "Меня чуть не грохнули, а ты всё смеешь считать, что я "нацепил корону"?" — Нет, промолчать не получится. Он произносит это так злобно, что, кажется, будь у него дар его матери, то рядом прозвучал бы гром, а молния в мгновение ока ударила бы точно в гарнизон. Разбитые губы всё ещё сухие, ибо всё, что он пил за день – лёгкий бульон, который дала ему Сарита. Неудивительно, что его желудок начинает урчать от голода. — "Хотя, наверно, вы давно привыкли к такому. Все обращаются с вами, как с животными, не считаются с вашим мнением. Минимальная забота для другого злит, да?" Губы самого высокого парня расплываются в улыбке. Его коричневая кожа, поджаренная под солнцем, очень сочетается с его зелёными, как трава, глазами. Прямые и редкие волосы спрятаны под форменной фуражкой. Ему, видно, ещё нет и восемнадцати. — "Ну, ты это сказал, не я. Скоро и сам привыкнешь к этому." Нестор тихо посмеивается, крепче сжимая винтовку. Камило замечает, что его окружают люди с оружием, которые способные за секунду оборвать его жизнь, если того захотят. В его доме самой большой опасностью был бы камень, случайно брошенный Луизой, или удар молнии, нанесенный его мамой. Мысли о таком делают его жутко беспомощным, ему хочется плакать от этого, поэтому он старается держаться от них как можно подальше. Проще сосредоточиться на своей боли и пути, который им предстоит. Они собираются идти в горы, и эта их идея угнетает ещё больше. Его ноги едва выдерживают собственный вес, и он понимает, что доктора не будет рядом с ним, чтобы в любой момент помочь. Но все мысли внезапно вылетают из головы, когда его талия ощущает хорошо знакомую хватку на себе. — "Отвяжись," — раздраженно пробормотал он. Этот приступ нежности был совершенно не к месту. Но теперь он спокоен. Карлос в порядке, если не считать уродливого, подбитого глаза и нескольких отметин на руках. Он смотрит на него, пытаясь посочувствовать, но затем вспоминает, как легко тот раскрыл им его дар, его семью, засунул свой сраный нос туда, куда не нужно было. Карлос замечает, как мрачнеет лицо младшего, и он даже не может поцеловать его, чтобы заслужить прощение; не перед ними всеми… А если бы и мог, то это был бы их самый худший поцелуй. — "Камило, мне нужно было это сделать," — он говорил так, будто заранее репетировал эти строчки. В его тёмных глазах плещется лишь вина и уязвимость, которая не вызывает жалости, только гнев. Как он мог. — "Мы бы умерли, если бы я ничего не сказал." Мадригаль говорит шёпотом, потому что ни один ополченец ни за что не узнает о его жизни. — "Я был готов умереть за свою семью, а ты? Подверг весь город опасности словами, что исходили из твоего рта, Карлос, и я никогда не прощу тебя за это. Никогда, понимаешь?" Он пытается подтвердить свои слова, делая пару шагов назад, чтобы уйти, но боль в копчике заставляет припасть к земле – почти припасть, потому что Карлос крепко схватил его за талию и не собирался отпускать. Пока он помогает ему встать, командир Салазар покидает часть, чтобы обратиться к своим войскам. Если можно было дать определение этому человеку, то Камило безоговорочно назвал бы его пугающим. Его нескладная, но грозная внешность и улыбка придают ему вид самого настоящего лидера. В его глазах заметно, что он много всего повидал в жизни, в них есть задор и злобный блеск, который обещает тебе только неприятности. Тем не менее, кажется, все в этом месте безмерно уважают его, все, кроме Камило и Карлоса. Они выглядят, как несчастные воробушки в гнезде чёрных жестоких ворон. Впрочем, они таковыми и являются. Чужие среди своих. Взгляд командира фиксируется на нем, задерживается там на несколько секунд, прежде чем направиться к шеренге солдат. Камило замечает в этих прямых рядах людей всех возрастов, а их там всего-то около сорока. От мужчин за тридцать, до двадцатилетних парней и мальчиков десяти лет. Его желудок скручивается в приступе подступающей тошноты, когда он видит, как огромный автомат висит на их маленьком теле. Обычное детство и невинность, кажется, позабыты тут давно. Их руки подрагивают, а мягкие округлые лица постоянно напряжены. Их суровые взгляды невольно заставляют вспомнить об Антонио, его младшем брате. Стоит только представить его рядом с ними, как он начинает тяжело дышать и испытывать неясное отвращение. — "Надеюсь, вы были достаточно любезны с нашими новичками, товарищи. Нестор и Мугре займутся их обучением, ясно?" — Упомянутые кивают, и хватка Карлоса ослабляется, когда он собирается уходить. Ну и хорошо. Его присутствие начинает огорчать Камило, а он не хочет огорчаться на него. Он знает, что незрел, потому что старается обвинить во всех проблемах только его. На самом же деле, виноват никто другой, как он сам. Он ещё долго будет корить себя за тот день, когда согласился на этот глупый побег. — "Камилито, ты идёшь со мной. Я не дам тебе умереть так быстро. Пока что." Мужчина смеётся над своими словами, словно это какая-то остроумная шутка, и собственнически притягивает Камило слишком близко к себе. Последнему противна эта непонятная близость, его тошнит от всего: ощущение этого человека рядом, горький запах табака, пота, а также осознание того, как он выглядит со стороны. Ещё чуть-чуть и он блеванёт на свои новые туфли. Кроме того, рука Салазара слишком сильно давит на его повреждённые ребра, и ему приходится напрячься, чтобы не закричать. Взгляды других партизан презрительно направлены к ним, словно, они винят в чём-то этого слабого мальчика, который украл внимание их командира. (Он должен был заплакать от стыда, но это всё доставляет ему лёгкое и странное удовлетворение). *** Должно быть, уже прошло почти пять часов, когда они доходят до окраин Монтенегро, чьи горы будут идеальным пристанищем для них ближайшие пару дней. Ноги Камило полны язв, которые жгли пятки настолько, что он уже не ощущает ничего, кроме тупой боли. Он не особо ноет, стараясь просто негромко вздыхать и успешно игнорировать Карлоса, который тайком подходит сзади и предлагает понести Камило на своей спине. Он уже давно заметил, что парень чувствует себя обязанным ему, стремится показать, как он виноват, будто это какая-то его заслуга, но он не сможет сдвинуть его с места. Камило может простить многое, но предательство, что могло подвергнуть опасности его семью? Всей любви в мире недостаточно, чтобы выпросить прощения за такое. Юноша, что всегда общается с Нестором, Мугре, предлагает ему спиртное из кантимплоры*. — "Вот, antioqueño* — твой новый лучший друг. Сделает даже самую трудную дорогу приятной," — он слегка улыбается, когда протягивает ему флягу и Камило - с недоверием, конечно, потому что мама всегда говорила не совать в рот ничего неизвестного - делает очень маленький глоток. На вкус как чья-то моча. Он сразу же сплёвывает напиток на землю, и, нахмурившись, смотрит, как Мугре заливается смехом. — "Не-ет, hombre*, не смей тратить пойло попусту. Пей, как следует," — Нестор просовывает кантимплору* обратно в его руки, и Камило, поморщившись, делает ещё один глоток и передаёт напиток дальше. Так ему будет легче игнорировать навязчивые мысли, которые крутятся в его голове. Его семья, Карлос, причина, по которой он оказался в столь щекотливой ситуации. Он знает, что ему нужно бежать как можно быстрее, но перед этим надо восстановить утраченное здоровье, если он не хочет внезапно помереть в дороге. Ещё нужно изучить дорогу и запомнить места, по которым они ходят. Салазар всегда идёт впереди всех, а за ним – солдаты, которые патрулируют местность и которые за любое резкое движение безропотно стрельнут в него, попав точно в затылок. — "И где же наш маленький колдун смог раздобыть гуаро*?" — Нестор усмехается, когда видит в его руках бутылку с гуаро*, его лицо искажено явным раздражением. Они почти одного роста, но его мышцы и крупное телосложение заставляют Камило выглядеть букашкой на его фоне. Он решает промолчать и убрать бутылку. Разговаривать с кем-то таким – себе дороже. Внутри становится неприятно от того, что Нестор, как и все остальные, знает о его способности. О его семье. Кантимплора вновь, пройдя весь свой маленький путь, возвращается в его руки. Его челюсть напрягается, и он снова отпивает из неё, прежде чем вернуть обратно владельцу. Напиваться до потери памяти – не самая лучшая мысль. Последний раз он принимал алкоголь после восстановления Каситы, когда мама разрешила выпить пару бокалов вина во время деревенских празднований. Он помнит, как будто это было вчера. Он тогда не соображал абсолютно ничего, что происходило с его телом. Сейчас бы это ощущение пошло только на пользу, может быть, тогда бы он перестал чувствовать, будто разваливается на куски. — "Товарищи! Мы собираемся переждать здесь ночь, надеюсь, ваши умы помнят, как ставить палатки, да? Четыре палки и спальный мешок. Тото и Рената позаботятся о вашем ужине. Он консервированный, так что, не особо обольщайтесь," — Салазар поворачивается и смотрит на них. Их окружают деревья, растительность, и, кажется, вдалеке виднеется небольшое поселение? Видно, что командир уже бывал в этих местах, поскольку чувствует себя достаточно уверено в этих густых зарослях. Его взгляд вновь прикован к Камило, и он беспардонно манит его пальцем к себе. — "Ты! За мной." В горле вновь появляется комок, который трудно проглотить не только из-за воспалившихся гланд, но и из-за трудности с дыханием. Тело Камило истощено, он чувствует, как каждый сустав внутри сильно ломит. Его кровавая и порванная от мучительных пыток руана валяется в гарнизоне, который они давно покинули. Ему кажется, что все его силы, всё его здоровье находится в этом потерянном куске ткани, в его единственном воспоминании о доме. От Камило осталось только его имя и его внешность, которая и так часто меняется, отчего он старается больше не смотреться в зеркала, потому что сквозь эту униформу и эти синяки невозможно увидеть самого себя. Единственное, чего он хочет больше всего на свете, — оказаться внутри Каситы рядом со своей мамочкой. Когда он с большим трудом поднимается и ковыляет за Салазаром, то представляет, что он идёт по улицам Энканто, которые, как обычно, полны жизни, веселья и приятных улыбок. Он представляет себе те парранды*, которые устраивались по любому случаю, думает о празднике Антонио, о том, как они отдыхали на нём. Он пытается думать, что его ноги болят от долгих танцев, а не от приближающейся к нему реальности. Он пытается представить, что идёт к младшеклассникам, чтобы поиграть с ними, а не в заросли за человеком, который может его убить. Салазар тащит его за рукав, чтобы заставить идти быстрее, и Камило только и делает, что пыхтит, потому что этот темп шага ему не под силу. Он спотыкается о ветки, камни и закрывает глаза, чтобы слёзы случайно не пошли из них. Он не собирается плакаться ему. Ни за что. — "Шире шаг, малыш, я не намерен ждать тебя целый день." Он хочет послать его нахуй. Очень хочет. Они идут около десяти минут, пока не останавливаются. Салазар приводит его к маленькому ранчо, настолько маленькому, что, похоже, там смогут ужиться только двое человек. Стены лачуги сделаны из какой-то жестянки, а забор, окружавший небольшую землю, соткан из верёвки. Он замечает небольшие отверстия от пуль, и это говорит о том, что не так давно здесь были люди. Следы борьбы, конфронтация. Первое, что приходит ему на ум, в то время как он гримасничает от отвращения, почувствовав неприятных запах, исходящий от этого места. Он морщит нос, вздрагивает, готовясь уйти, но крепкая хватка командира препятствует его отступлению. — "Что-ж, сынок. Не так давно, тут были паракосы*. И раз тебе эта фраза ни о чём не говорит, то скажу проще – здесь были парамилитарес*, армейские шавки. И всё, что тебе нужно знать о них, это то, что они мерзкие куски дерьма, и, если ты увидишь одного из них, ты должен схватить его и передать мне, вот так…" — Салазар толкает его в сторону дома, где лежит что-то большое и неподвижное. — "Холодно, не так ли?" Глаза Камило, которые так буднично скользили по этой свалке, внезапно остановились. Он перестаёт дышать и, кажется, что кровь циркулирует в нём с бешенной скоростью, поднимается к голове и опускается вновь вниз, оставляя холодный пот на его коже. Перед ним лежат два мёртвых тела, оба в какой-то чужой форме, с распахнутыми глазами и ужасом, который выгравирован на их бледно-серых лицах. Мухи кружатся рядом с ними, садятся на рот, глаза, нос, их интимные части тела, и то, что Камило не стошнило прямо сейчас – большое достижение. — "Ты должен перестать бояться смерти, Камило. Ты ведь собираешься работать на меня. Тот дар, что у тебя есть… Он будет только моим," — мужчина шепчет ему на ухо своим хриплым и опасным голосом. А мальчик рядом с ним начинает трястись от шока и растерянности. Он не был готов к настолько суровой реальности. — "Ты будешь моим инструментом и до тех пор, пока ты им являешься, я буду защищать тебя. Никто и пальцем не тронет твою семью. Тебе это ясно?" Он чувствует, как земля рядом с ними начинает яростно содрогаться, готовясь разорваться и извергнуть что-то из себя. Этот роковой момент будет долго преследовать его в кошмарах. Всхлип застревает в горле, и, не получив одобрительного ответа, Салазар толкает его. Он падает прямо на тела этих мёртвых военных. Камило начинает потихоньку осознавать, что, похоже, Бога всё-таки нет. А если Бог есть, то у него нет сердца, раз он не откликается на его мольбы о помощи.