Мальчик в пузыре

Мыльная вода стекает с его кожи, пока он пытается оттереть тот сладкий запах гнилья, который прилип к его телу, как вечное напоминание о том, через что он прошел. Отвращение, испытанное во время возлежания рядом с двумя гниющими мертвецами. Он всё ещё помнит те ощущения, холод от прикосновения к окоченевшим трупам. Крики почти никто не слышал, только командир, который стоял и посмеивался над его истерикой. Ему хотелось разодрать его тупое лицо, заставить почувствовать тот же ужас и шоковое состояние, когда заледеневшая кровь разрывает внутренности. Он трёт своё плечо какой-то тряпкой до красноты, но даже это не очищает от грязи, с которой он столкнулся тогда. Камило думает, что скоро умрёт в этом кошмаре, поэтому ощущает жуткую необходимость проснуться дома и понять, что это всё – просто плохой сон. Жизнь в Энканто была не сахар, но жизнь за пределами долины – в разы хуже. Слёзы капают с его лица, прохлада воды, которая никак не волнует его озябшее тело. В других обстоятельствах это, несомненно, сломило бы его, но сейчас это – просто одно из неприятных событий, которых ещё будет много. Камило старается держать все свои стоны и вздохи при себе, губы немного подрагивают и это, к сожалению, остановить не получится. Он смутно помнит что-то из раннего детства, до того, как он получил свой дар. У него тогда было много друзей, с которыми он играл в полицейских и грабителей, используя палки и самодельные рогатки в качестве оружия. Сейчас это выглядело нелепо, но тогда эта глупость воспринималась всеми всерьёз. Камило нравилось быть грабителем, убегать и маскироваться, скрываясь от "закона", пока его не поймают и не "застрелят насмерть". Довольно страшная игра, если судить с его нынешнего положения, когда он успел увидеть и мучения, и смерть, а ведь это только часть того, что его ждёт. Это предчувствие чего-то плохого сотрясает его всего, заставляя всхлипывать, когда он слышит приближающийся звук тяжёлых сапог. Запустив руку в свои волосы, он хватает клочок прядей и сжимает их в кулак, слегка дёргая. Ничего особенного, ему даже не больно, и поэтому он делает это снова, и снова, и снова. Он старается поцарапать себе руку отросшими ногтями, но не получается. Камило беззвучно кричит, а импровизированный душ начинает шататься, когда солдаты подходят всё ближе и ближе. Время протекает слишком быстро, и вскоре самодельную ванную занимает первая группа партизан – его товарищей, напоминает он себе, потому что, как никак, но он уже часть этой революции. Он тоскливо вздыхает, прежде чем взять полотенце, чтобы вытереть промокшее тело. Им разрешают мыться не чаще, чем два раза в неделю, поэтому Камило старается использовать эти драгоценные минуты с пользой, ополаскивая волосы от пота и грязи. Из головы никак не выбросить те гнетущие мысли о том, что происходит вокруг него. Красноватые глаза Камило смотрят на юношу, который, как и другие, оказался в этой ванной. Грязные каштановые локоны обрамляют вытянутое лицо Карлоса, чьи овечьи глаза бегло оглядывают окружающую обстановку. Камило отворачивается от него и быстро выходит из тряпичной "комнаты", осторожно пробираясь сквозь густую растительность, которая, кажется, простирается до бесконечности. Он не может одеваться в присутствии кого-то, лишние взгляды смущают. Зелёная пыльная униформа вновь аккуратно одевается, заботливо обходя заранее забинтованные места. До ушей доносится знакомый голос. Мугре – неплохой парень и собеседник, если узнать о нём чуть больше. Обычно он держится особняком и старается говорить только приятные вещи, в то время как Нельсон – так по-настоящему звали Нестора – грубо и ядовито отзывается на любые слова, произнося всё, что есть на уме. — "Ты везунчик, раз тебе разрешили мыться раньше всех. Меня, вот, вид чужих членов напрягает," — в его голосе слышится некоторая настороженность, но его лицо спокойно, несмотря на то, как крепко он сжимает свою винтовку. Камило ценит эту невозмутимость, которая даёт ощущение, что всё хорошо и он просто разговаривает с каким-то старым знакомым. — "Нам запрещают мыться с женщинами, ну, ты сам понимаешь." — "Да мне как-то всё равно..." — "Да, мы в курсе," — Нестор фыркает. Его маленький рост компенсируется высоким уровнем нахальства. — "Ты выбрал свернуть с прямой дорожки на охуительно кривое шоссе. И твой друг-дебил помог тебе раскрыть своё настоящее нутро. Всё так?" Камило не уверен, сможет ли дальше держать язык за зубами. В голову сразу приходит неутешительный образ того, как его убили, потому что он не мог смириться с оскорблениями от козлов, подобных Нестору. Закрывая глаза, он облокачивается к дереву, стоящему позади него. Сильное и выносливое. О, как бы он хотел быть таким же. — "Ты знаешь, что это тебя не особо касается? Хотя, если ты, конечно, не заинтересован в нём." Мугре тихо смеётся на такой колкий ответ. Камило ждёт, что Нельсон набросится на него, ну, или хотя бы даст пощёчину, но ничего не происходит. Он лишь ухмыляется, начиная хихикать. Странные они, всё-таки. — "В ком? В твоём парне? Не-ет, чувак, можешь оставить своего уродца себе." Кто-то толкает его своей широкой грудью, и этот удар, совершенно внезапно, вызывает в нём раскаяние. Это навевает ему целую полосу из различных воспоминаний, сладкие и невинные образы двух танцующих вместе подростков, их полуночные побеги к полю, когда он давал ему целовать себя до бесчувствия, пока их семьи спали. Камило теряется в своих мыслях, смутно начиная осознавать неожиданную и мучительную потребность в Карлосе, которая сбивает с ног, словно идущий прямиком к нему поезд. Его дыхание приостанавливается на несколько секунд, когда он замечает его взгляд на себе. Карлос неловко кривит губы, прежде чем уйти прочь от входа в ветхую душевую. Его исчезающий вдалеке образ наполняет сердце печалью. Ребята, стоящие рядом, замечают эту изменчивость в его лице. Нельсон начинает кашлять, чтобы прочистить горло. Его мозолистые руки указывают на штурмовую винтовку, лежащую на земле. Вокруг мало что видно, но она, словно божий дар, освещена лунным светом. — "Иди быстрее и возьми её, ну же. Тебе нужно научиться стрелять, если хочешь выжить здесь." Даже Мугре удивился такой резкой смене настроя у друга, смотря на него, как на идиота. — "В такой час? Вы с ума сошли?" Хитрая улыбка украшает лицо Нестора, а задор в его глазах даёт ещё одно напоминание о том, что все они – практически его ровесники, кто-то старше, кто-то младше. Они не безмозглые монстры или убийцы, а обычные ребята, которые непонятно как оказались здесь. Были ли они добровольцами или их заставили принять участие в беспорядочной войне, что их окружает? Границы кажутся еще более размытыми каждый раз, когда Камило пытается в них вдуматься. — "Очевидно, что да. Слушай, забудь о существовании дня и ночи, лады? Война или революция вообще не спит. Ты не должен отдыхать, ты должен работать и не волноваться, какой сейчас час и пора ли тебе в кроватку. Когда оперативники направят на тебя свою пушку в три, мать его, часа утра, сон будет волновать тебя в последнюю очередь. Усёк?" Ему ничего не остаётся, кроме как кивнуть и покорно пойти за обоими солдатами, которые идут вперед, минуя знакомые деревья с кустами. Он знает, что дикая природа – постоянная опасность, которая может погубить даже самого подготовленного человека, поэтому он совсем не рад, когда они ведут его по тропе вглубь леса. Он несёт винтовку в своих неопытных и по-детски нежных руках. Рёбра почти не болят. Или болят, но те резкие покалывания уже перестали его заботить. Поддаваясь этим порывам, он делает себе только хуже, поэтому лучше игнорировать приступы изо всех сил. Местность, которая окружает их, начинает заполняться скалами, а под ногами тихо шуршит трава. Видимо, они на каком-то горном хребте. Камило ненадолго останавливается, оценивая пейзаж вокруг них, единственный, что не выглядит потускневшим и испорченным. Его учащённое дыхание успокаивается, что идёт ему только на пользу. Луна озаряет своим тусклым светом окружающие просторы, позволяя Камило внимательно всё разглядеть своими карими глазами. Коричневые волосы развеваются по ветру, влажные локоны медленно высыхают после мытья. И всё же, он вновь чувствует себя крайне замызганно, и в животе застревает тошнотворное чувство. — "Ух, Нельсон, всё, хватит. Я очень устал, и ты же знаешь, что они опять разбудят нас в четыре утра." — "Зачем?" — Камило продолжает идти, его шаги становятся неровными, а дыхание – прерывистым. Низкое давление и разреженный воздух делают процесс вдохов – самой невыполнимой задачей. Берцы, которые им любезно раздали в Циркасии, на несколько размеров больше, чем нужно, отчего он чувствует необъяснимую влажность вдоль подошв. — "Вставать так рано – просто преступление какое-то." Мугре лишь закатывает глаза на эту реплику, пока Нельсон вздыхает, мельком глядя на них. — "Мы не можем оставаться тут надолго, пиздюк. Нам нужно идти дальше." Знание того, что впереди его ждёт ещё один день нескончаемой ходьбы, достаточно, чтобы окончательно испортить ему настроение. Он нахмурился, его челюсть сжалась, когда он споткнулся о камешек, который отвлёк его внимание от происходящего. — "Это место подойдёт. Во-первых, ты должен научиться настраивать оружие. Ну, знаешь, перезаряжать патроны и научиться правильно держать его. Да не так… Пойди сюда, тупица." К его удивлению, он быстро освоился с винтовкой. Но она всё равно тяжеловата для его слабых рук. Каждый раз, когда ему нужно было выполнить какую-то серьёзную работу, он перевоплощался в больших и сильных людей, таких как Луиза. Теперь придётся научиться справляться со всем, используя собственное тело. (Он с каждой минутой всё больше ненавидит это бессилие, которое наполняет страхом всё его существо, показывая, как он неопытен и близок к смерти. Впрочем, он и не прочь умереть). Кроме того, Нельсон и Мугре оказываются хорошими учителями. Да, они позволяют себе отпускать насмешки и нелестные замечания, но дальше этого ничего не идёт. Камило запоминает только полезную информацию, пропуская обидные фразы мимо ушей. Люди жестоки, и он хорошо это усвоил. (Но не до конца. Ничто не сумело подготовить его к тому, что вскоре произойдет.) В конце концов, они отпускают его, и он еле добирается до их барака, сделанного на скорую руку, где уже давно дремлют другие ополченцы, лежа на гамаках, спальных мешках и простых картонках. Наполовину сонный, Камило только и делает, что клюет носом, не замечая ничего вокруг себя. Перед глазами колышутся отблески каких-то цветных образов, зевок вырывается изо рта, пока он не натыкается на кого-то высокого. Ноздри наполняются знакомым приятным запахом. — "Может перестанешь следить за мной, Карлос?" — Он пытается собрать весь свой внутренний гнев воедино, чтобы выплеснуть на него, но слова, сорвавшиеся с языка, звучат просто… Устало. Нет сил кричать, да и не хочется. Карлос хватает его обеими руками за плечи, заставляя Камило лишь тихо шипеть. — "Прекрати! Завязывай с этим!" — "Нет, ты завязывай с этим," — старший произносит это шёпотом, чтобы не привлекать чужого внимания. По их ежедневному расписанию, они уже давно должны быть в постели. — "Завязывай со своей детской обидчивостью, Камило. Тебе стоит немного повзрослеть и наконец понять, почему я это сделал." — "Дружище, послушай меня, ладно?" — Он нарочито подчёркивает эти слова. — "Я о-очень устал от этого разговора. Уйди с дороги и дай мне пойти спать, потому что, один Бог знает, как я хочу этого…" Камило старается контролировать свои эмоции, когда он видит, как искажаются черты лица Карлоса. Ему больно, что бы они не говорили друг другу, как бы он не глядел на него. Он – одна из многих причин, почему они очутились тут, в этом аду. Внутри груди всё неприятно сжимает, и как же он хочет больше никогда не чувствовать давления чьих-то чужих ботинок на ней. Не опыт, а сплошная мука. Всё, чего он желает – это пробраться к своему спальному месту, где его уже ждёт небольшая картонка. Но Карлос удерживает Камило, запрещая какие-либо дальнейшие попытки побега. — "Богом клянусь, я…" — "Ну и какого чёрта вы ещё не спите? Комендантский час уже давно прошёл. Ждёте особо наказания, мальчики?" — хриплый голос командира заставляет покрываться мелкими мурашками. Карлос, стоящий рядом, сильно опешил от такого внезапного появления Салазара. Они начинают заикаться. Оба напуганы, оба заперты в мире ужасов, о котором они никогда не просили. Ему следовало бы относиться к нему снисходительнее. Камило ненавидит себя за то, что пока не может этого сделать. — "Н-никак нет. Мы тренировались, командир," — Карлос отвечает быстро и более-менее чётко в такой напряженный момент. Поразительно то, как его лицо напрягается, и как он копирует позу солдат, стоящих на блокгаузе. В подтверждение своих слов, его руки крепко сжимают винтовку. Которой, к сожалению, нет. Мужчина, похоже, решает проигнорировать этот факт, притягивая к себе кудрявого мальчика. Он похлопывает ладонью по его спине, моментами трогая за волосы. — "Что-ж, это хорошо. Я знал, что ты всё схватываешь на лету. Ну, теперь мы пойдём отдыхать, да?" — "Простите?" — Карлос начинает что-то бормотать, но Салазару наплевать. Почему Камило не удивлён? — "Ты же не думал, что я оставлю свою игрушку чахнуть от одиночества в этом большом и страшном лесу? Пойдем, Камило," — мужчина приказывает ему, и что он может сделать? Только повиноваться. Ещё раз харкнуть ему в лицо не удастся. Но он может попытаться, если, конечно, согласен висеть вниз головой на этом идиотском дереве. Если цена за его страдания – безопасность семьи и затылок без пули, то нужно играть по-хорошему. Пусть разум и претит от мысли о ночёвке рядом с этим человеком. Человеком, который заставил его завалиться на трупы, слушая безумные речи. Даже гнилостный смрад смерти не так противен, как табачный запах Салазара. Нос немного морщится, и его толкают в сторону небольшой полупалатки, где командир расстелил свои спальные мешки. Камило бегло осматривает их. Толстые, чистые и почти без дырок. Хорошие, не то, что у большинства партизан, которые привыкли спать и на сырой земле. Но даже этой роскоши недостаточно, чтобы выдержать близость этого человека. Залазив в мешок, он припадает к мягкой ткани, которую не ощущал уже несколько дней. Она напоминает ему о тех ночах, когда он укутывался в шерстяное одеяло, согреваясь от холодной погоды. Если включить воображение, то можно представить, что он находится в своей комнате, но Салазар прижимается к нему всем телом, вытаскивая Камило из мира грёз. Его кулаки сжимаются, а щёки ощущают прикосновение сильных шершавых рук, которые так похожи на те, в которых он нуждается. Как же он скучает по ласковым отцовским объятиям, которые всегда называл дурацкими. Если бы эти объятия были тут, то, увидя его сейчас, тотчас обозвали бы дураком в ответ. Он шутит и смеётся внутри себя, в то время как его глаза стекленеют, наполняясь непролитыми слезами. Нужно скорее заснуть. Горячее дыхание обжигает шею, заставляя Камило испустить свой дух. Ладони потеют, сильнее обхватывая зелёные штаны. Он с трудом глотает воздух, которого очень не хватает, и паника настигает его, затмевая рассудок, но за этим не следует что-то большее. Сверчки всё также шумно стрекочут, и комары летают повсюду. Он старается зациклиться только на них, не обращая внимания на руки Салазара, что блуждают по его талии, давя на неё. — "Вы… Вы делаете мне больно. Мои рёбра…" — Командир не позволяет ему выбраться из его объятий, но ослабляет хватку, когда слышит покорный шёпот мальчика. Салазар начинает трогать его кудри. Они сухие и ломкие из-за отсутствия надлежащего ухода, но мужчина поглаживает их так, словно они – лучшее, к чему он дотрагивался за всю свою жизнь. Он любовно щупает их, запутывается, накручивая пару прядей на свой мозолистый палец. Эти действия должны успокаивать Камило, но они только и делают, что странно манят его, ни больше ни меньше. Уголки рта мужчины приоткрываются, чтобы что-то произнести. Камило тяжело вздыхает от непонятной доброты, пока Салазар трётся своей щекой об его лоб. — "Я не должен был приводить тебя к себе, что мои солдаты только подумают, когда узнают? Если они и сейчас на взводе, то тогда…" — Он томно произносит эти строчки, переходя на тихие смешки, от которых внутри всё содрогается. Широко распахнув глаза, Камило вглядывается в пустоту, отгоняя сознание от чудовищного настоящего. — "Эти гниды будут просто в бешенстве, Камило. Но я ведь ни в чём не виноват…" Он с трудом сглатывает, находясь в цепких лапах, что очень хотят подарить ему заботу и утешение, которое он действительно жаждет, но от родителей, а не от этого глубоко озабоченного человека. — "Всё это – только твоя вина. Кто вообще давал тебе право выглядеть… Выглядеть также, как он…" Он хочет вырваться и спросить, что за херню он ему несёт, пока не замечает его умиротворенное выражение лица. Командир, должно быть, заснул, и Камило понимает, что не сможет погрузиться в сон также просто. Ночь кажется ужасно длинной. *** Вероятно, потоп скоро охватит весь Энканто, если Пепа не остановит свой плач. Она не реагирует ни на что, постоянно что-то бессвязно бормоча себе под нос, продолжая хныкать в сильных объятиях мужа. Феликс изо всех сил старается сделать так, чтобы её эмоции не разрушили всё вокруг. Дождь не прекращается. Сеньор Вальдес весь промок, пока добирался до Каситы, и в любой другой день, она бы почувствовала себя крайне виноватой, но не сегодня, когда вся её голова забита лишь собственным сыном. Малыш Антонио пытался просить помощи у птиц, но это не дало никаких результатов. Грызуны почти никогда не помогают, а любимый ягуар рыщет следы в чаще леса, которая окружена высокими горами. Долорес так и не услышала Камило, и видно, как она бледнеет с каждой секундой. Никто не обвиняет её ни в чём, по крайней мере, пока, хотя, она и сама уже терзает себя в яме разрушительных мыслей, убирая с других потребность в её наказании. Пепа чувствует это, в конце концов, это она её родила. Она идёт с дочерью в главный зал, где её мать уже встречает у входа Вальдеса, который со скорбным видом снимает своё сомбреро. Пепа, видя его, старается сохранять спокойствие, но в последний момент срывается. Это невозможно терпеть. — "Вальдес!" — её громкий крик раздаётся по всему дому, отчего Долорес испуганно прижимает ладони к ушам. — "Твой племянник! Ты видел его сегодня утром!?" — "Пепа, успокойся. Дай сеньору для начала зайти, и, Джульетта, дорогая, сделай ему горячего шоколада, чтобы успокоить его нервы." Ярость снисходит на неё. Образовавшаяся тёмная туча борется с миллионами других погодных явлений, которые она успела разыграть. Она впервые так разозлена за свои пятьдесят лет жизни. Её глаза горят от переполнившихся внутри чувств, и даже Феликс не в состоянии удержать всё под контролем. — "Успокоить его!? Твой внук пропал! Лично я ни за что не успокоюсь и- срань господня, тебя это вообще волнует!?" — "Я, вроде как, сказала тебе успокоиться!" — Альма раздувает ноздри, показывая плохую сторону своего характера. — "Мы ничего не добьёмся, если ты продолжишь вопить так, словно ты сумасшедшая." — "Да, мама, я сумасшедшая, потому что мой сын пропал чёрт знает куда!" — Её сводит с ума то, что никто, кроме Долорес и ее мужа, не в состоянии осознать всю тяжесть ситуации. Тем временем, мужчина, стоящий перед порогом, заикается, пытаясь вклиниться в их разговор, который больше напоминает обычный балаган. — "Ох, кхм, Дона Альма… Если- если вы впустите меня, то я, пожалуй, соглашусь с Доньей Пепой. Я старался никогда не упускать из виду своего племянника с тех пор, как умерли его родители, храни их Господь. Поверьте мне, для меня эта ситуация тоже крайне… Странная…" Пепа поражена тем, что посторонний ей человек понимает её чувства. Сеньор Вальдес – невысокий плотный мужчина, напоминающий Феликса, с тёмными усами и лысиной, которая уже проглядывала на голове. Его глаза полны беспокойства, и она чувствует, что ему тоже знакомы те эмоции, от которых она страдает сейчас. Мужчина крепко сжимает своё сомбреро. Вид его крайне встревоженный, как и у неё самой – это так странно, словно Пепа смотрит на своё отражение в зеркале. Она замолкает, давая Альме позаботиться об этой ситуации. Спотыкаясь, Пепа идёт к лестнице, хватаясь за перила, пока её тело трясётся от рыданий. Чистое небо, прекрасный солнечный день, ни единого облачка, которые могут нарушить её покой. Она ждёт, что муж поможет ей встать и дойти до комнаты, но её обхватывают ладони, которые гораздо тоньше и нежнее. Тёплые, тёмно-бежевого цвета, они прижимаются к её платью с большой осторожностью. Бруно смотрит на неё своим обычным выражением лица: тревожным, слегка виноватым. Одно только это заставляет трепетать. Десять лет изоляции плохо сказались на нём. — "Всё в порядке. Пусть капает," — говорит он, по-доброму улыбаясь. Средняя из тройняшек прижимается к нему, немного согнувшись из-за их разницы в росте. Брат обнимает её, его руки гладят её дрожащую спину, пока она хнычет, прижимаясь к его зелёной руане. Мирабель кропотливо заботится о его одежде, но эта имеет тот же запах, который она почувствовала, когда впервые обняла его спустя долгих десять лет. Сердце обливается кровью от такой любви. Она души не чает в своём брате и это заставляет Пепу горевать о том, что из-за её ошибок слишком много дорогих ей людей отдалилось от неё. Словно прочитав её мысли, Бруно бросает на неё встревоженный взгляд, который она так боялась видеть с тех пор, как он вернулся. Ей нужно смириться с тем, что он пережил и принять его полностью, как брата, которого она обожает и по которому так чертовски скучала. — "Это не твоя вина, Пепа. И всё скоро разрешится. Камило вернётся домой." Так же, как и он. Пепа нервно кивает, прежде чем резко вздохнуть и сообщить ему, что у неё на уме. Она уверена, что ему это не понравится, но ведь она – мать в беде. Исключение сделать можно. — "Бруно, мне нужно одно из твоих видений. Ты должен помочь мне узнать, куда делся мой сын. Прошу тебя…" Его глаза расширяются, а сердце начинает биться быстрее. Он отпускает её, медленно качая головой. Он ни за что не пройдёт через это снова. Бруно не готов увидеть что-то столь важное, как судьбу его племянника. Память вновь подкидывает образ маленькой Мирабель, на чьи плечи упал непосильный груз, определивший для неё путь, о котором она никогда не просила. Путь, который запечатал её судьбу на десять лет жалкого существования в мире, которого она недостойна, в котором она - чужая. Он не пройдет через это снова. Не хочет. И поэтому он говорит ей "нет".