Я справлюсь с этим!

— Это ты! — выдыхает Хенджин, наконец оторвавшись от губ брата.       Минхо растерянно хлопает глазами. — Ты тот человек, который мне очень сильно нравится. Я обещал, что расскажу тебе, — поясняет Хван, — так вот, я говорю. — Оу.. — только и может сказать Ли. Все происходящее до сих пор кажется ему каким-то нереальным. — Почему ты молчишь? — не выдерживает младший. — Ты не рад? Тебя это расстроило?       Минхо прикрывает глаза, откинув голову на диван и, улыбаясь, еле слышно шепчет: — Слишком хорошо, чтобы быть правдой. — Что? — не может разобрать его слов Хенджин, — что ты там бормочешь? — он снова близко наклоняется к лицу брата. — Я говорю, что у меня такое чувство, будто я умер и попал в рай, потому что это даже круче, чем во снах. — В каких снах? Тебе снилось, как мы целуемся? — младший довольно улыбается, снова начиная покрывать легкими поцелуями щеки и нос Минхо. — Умхм, — то ли утвердительно, то ли блаженно мычит старший. — Минхо, ты ничего не хочешь мне сказать? — игриво косится на него Хенджин. — Спасибо, — кажется, это единственное, что сейчас может выдать Ли. Ему так хорошо, он словно под кайфом: тяжело не то что говорить, а вообще думать и даже просто шевелить языком, если этот язык, конечно, не находится во рту у младшего. Но всё же, собравшись с силами, он добавляет: — Это лучший момент в моей жизни, — и, блаженно улыбаясь, притягивает брата к себе в объятия, ласково гладя по спине.       Поняв, что от старшего сейчас никаких объяснений не добиться, Хенджин просто расслабляется в его руках, наслаждаясь столь долгожданной и желанной тактильностью брата. Через какое-то время его дыхание становится глубоким и размеренным, и Минхо понимает, что младший уснул. Он аккуратно берет Хенджина на руки и несёт в его комнату, расстилая кровать и укладывая его спать прямо в домашней одежде. У него была мысль переодеть младшего, но он испугался, что, во-первых, разбудит его, а во-вторых, что тогда они могут вообще не уснуть сегодня.       Ли садится на кровать брата и какое-то время еще гладит его по волосам. Кажется, алкоголь и эйфория окончательно отпустили, и теперь в голову лезли разные неприятные мысли. “Как изменится их с Хенджином жизнь после сегодняшнего вечера? Изменится ли она, или утром младший сделает вид, что ничего не произошло? Но вроде бы он сказал, что Минхо ему тоже сильно нравится. Тоже? А Минхо-то ему сказал, что он ему нравится? Вот кретин! Он так ему ничего и не сказал!” — Ли мысленно бьет себя по лбу. Он бы ударил и в реальности, но все еще лень двигаться.       “А может и к лучшему, что он ему ничего не сказал? О чем Минхо вообще думал? Он что, уже нафантазировал хэппи энд для их истории? Даже если они признаются друг другу во взаимных чувствах — это всё равно ни к чему хорошему не приведет. Они всё еще остаются родными братьями, а значит ни о каких романтических отношениях и речи быть не может! Завтра же он скажет Хенджину, что это была просто случайность, недоразумение по пьяни, что он просто неправильно всё понял! Да уж, как тут можно неправильно понять чужой язык у себя во рту?” — горько усмехается Минхо, глядя на мирно посапывающего Хенджина. Он поцеловал брата в щеку, аккуратно поправил его одеяло и пошел спать в свою комнату. Скорее всего, завтра будет тяжелый день, и нужно выспаться.       Минхо разделся, рухнул в постель и, кажется, моментально отрубился. Ему снова снился Хенджин, он обвивал его руками и ногами, страстно прижимался к нему, шептал ему на ухо слова любви, а потом укусил за сосок. Черт! Это было больно! Минхо проснулся и чуть не вскрикнул, увидев перед собой лицо брата. — Прости, твоя грудь настолько соблазнительная, что я не удержался. — Хенджин, что ты тут делаешь? — старший в панике начал шарить по кровати в поисках одеяла, чтобы хоть немного прикрыться, потому что спал он обычно голый. — Я проснулся, а тебя рядом нет; мне стало так грустно и одиноко, и вот я здесь, — радостно улыбаясь, заявил младший. Но заметив, как Минхо натягивает одеяло чуть ли не до подбородка, он нахмурился: — Что это ты делаешь? В комнате же тепло. — Да, но я голый! — возразил старший. — И что? Только не говори, что ты опять… — глаза Хвана блеснули нехорошим огнем, — ...стесняешься меня! — И прежде чем Минхо успел среагировать, младший скинул с него одеяло и уселся сверху. — Потому что иначе, ты сам знаешь, что тебя ждет! — Он начал быстро наклоняться к Минхо, пытаясь укусить его за нос. Минхо с громким полусмехом-полукриком перехватил руки брата и начал вертеть головой в разные стороны, уворачиваясь от укуса. — Нееет, — кричал старший, — остановись! Нет! Ахахха… Я не стеснялся! Хенджин, аххааха, немедленно прекращай баловаться! — Не стеснялся, говоришь? — Хенджин отстранился и недоверчиво на него сощурился. — А зачем тогда начал натягивать одеяло? — Я... — Минхо запнулся, — ладно, ты прав, я застеснялся. Только не надо меня кусать, пожалуйста, — он выставил руки перед собой в оборонительном жесте, — я осознал свою ошибку, и больше это не повторится. К тому же ты уже укусил меня, пока я спал. — Хён, — Хван начал любовно оглаживать плечи брата, перемещая руки на ключицы и спускаясь ниже на грудную клетку, — ты прекрасен. Ты должен гордиться своей внешностью, а не смущаться её. Ты что, зря так усердно работаешь в качалке, что ли? — усмехнулся он. — А если ты стесняешься меня, то для этого тем более нет никаких оснований, — он уже дошел до живота Минхо и начал обводить пальцами очертания пресса. Ли шумно вдохнул — живот всегда был его чувствительным местом. — Потому что я люблю тебя любым, — продолжил младший.       Минхо из последних сил пытался сохранять рассудок, вспоминая всё то, о чем он думал, сидя на кровати брата всего пару часов назад. Кажется, он хотел сказать ему, что поцелуй был случайностью. Но сейчас, когда Хенджин уже несколько минут гладит Ли по обнаженному торсу, а он до сих пор не остановил его, это казалось каким-то неуместным. Или все-таки стоит это сказать? Может еще не поздно остановиться?       В этот момент Минхо громко ахнул, почувствовав руку брата на своем возбужденном члене. “Подождите, что? Возбужденном? Он что всё это время лежал со стояком, пока Хенджин сидел на нем? Позорище!” Дальше думать стало сложно, потому что Хван начал плавно двигать своей рукой по возбуждению старшего. — Хенджин, что ты делаешь? — кое-как смог прошептать Ли. — Делаю тебе приятно, а на что это похоже? — Зачем? — Потому что люблю тебя, хён! — Хенджин чувственно облизал нижнюю губу.       “Господи, пусть это будет сон, пусть это будет всего лишь еще один влажный сон”, — начал шептать про себя Минхо, с силой втягивая воздух сквозь зубы, когда хватка на его члене усилилась.       Хенджин собрал естественную смазку с головки, распределил ее по всему члену и продолжил ритмично двигать рукой.       “Блять”, — Минхо зажмурился. Это было хорошо, это было слишком хорошо, и, скорее всего, потом он будет ненавидеть себя за это, но сейчас он положил руки на бедра младшего, осторожно скользя ладонями вверх к резинке его домашних штанов. Хван привстал, помогая брату приспустить штаны вместе с боксерами и освободить его член. Конечно же он уже был возбужден, и “о боже!” Минхо вдруг понял, что его маленький братик оказался совсем не маленьким! Ли нервно сглотнул, почему-то первая мысль была, что это в него не поместится.       Он как-то слишком трепетно, словно священный артефакт, взял член брата в руку и начал медленно по нему водить, Хенджин тут же принялся двигать бедрами ему навстречу, еле слышно поскуливая. От этого звука по всему телу старшего пробежали мурашки. Он хорошенько облизал ладонь, чтобы облегчить скольжение, и стал двигать рукой быстрее. Хенджин простонал уже в голос, положив свою руку поверх руки брата, помогая ему задать нужный темп, при этом не забывая доставлять удовольствие старшему. В какой-то момент его стоны стали громче и требовательнее: — Да, да, хён, вот так, ахх… ещё! Да!       Всё это начало сводить Минхо с ума: если раньше его любимым звуком был смех Хенджина, то теперь он понял, что самый его любимый звук — это хвановы стоны. Он даже не заметил, как в какой-то момент сам начал всхлипывать и шептать любимое имя. А потом ощущений вдруг стало слишком много: рука младшего на его члене, его собственная рука, ласкающая Хенджина, блаженное выражение лица брата, в порыве страсти закусившего нижнюю губу, все эти стоны и вздохи. Минхо почувствовал, как удовольствие начало стремительно нарастать, и он с криком кончил в руку Хвана, все еще продолжая дрочить младшему. “Охренеть!” Он поднял взгляд на брата, по лицу которого разлилась довольная улыбка, а потом Хенджин резко зажмурился, губы широко раскрылись в немом крике, и он, тяжело дыша, обильно кончил на руку и живот старшего. “Вот и выспались”, — почему-то подумал Минхо, когда младший рухнул рядом с ним на кровать. — У меня там на столе есть сухие салфетки, а в тумбочке влажные. Если хочешь, я сам за ними схожу. — Минхо сделал попытку подняться. — Нет, хён, я схожу, лежи, — Хенджин резко оторвался от кровати, быстро спрыгнул с нее (“И как у него только силы остались?” — подумал Ли), схватил со стола салфетки, тут же вернулся обратно на кровать, и начал вытирать сначала Минхо, а потом себя. — Хён, тебе понравилось? Это же было здорово, да? — в его взгляде боролись сомнение и надежда. Сердце Минхо сжалось от умиления, захотелось притянуть младшего к себе, крепко обнять и никогда не отпускать. — А ты как думаешь? — Ли игриво улыбнулся только одним уголком губ. — Я не знаю, хён, ты мне ничего не говоришь, — как-то совсем жалобно прозвучал Хван, выбрасывая использованные салфетки на пол и натягивая обратно боксеры и штаны.              Минхо сдался: — Иди сюда, — он потянул брата на себя и уложил головой себе на грудь, крепко обнимая и поглаживая по плечу. — Конечно, мне понравилось, глупенький. Разве мне могло не понравиться? Я же тебя обожаю!       Хван поднял на него глаза, и в них было столько счастья, что Минхо готов был расплакаться. Однако он вынужден был продолжить: — Но, Джинни, ты осознаешь, что мы делаем то, что не должны делать? М? — он ласково погладил младшего по волосам. — О, хён, ну перестань, — капризно протянул Хенджин, — ты серьезно опять хочешь начать эту тему про то, что мы братья и нам нельзя? — Взгляд из счастливого тут же превратился в упрямый. — Вообще-то именно это я и собирался сказать, — Ли постарался посмотреть на брата максимально серьезно, как учитель на ребенка. — Да? — Хван вдруг сел и уперся ладонями в грудь старшего, — и почему же? Уж точно не потому, что у нас дети с отклонениями родятся, правда?       Минхо открыл было рот, чтобы что-то возразить, но Хенджин не дал ему и слова вставить. — Тогда почему? Потому что нас окружающие осудят? Ну знаешь, мы и так с тобой геи, так что нас осудят в любом случае, тогда какая разница по какому поводу?! — Дело не только в этом, — Минхо старался сохранять спокойный тон, потому что младший уже разошелся, — ты же понимаешь, что это патология? Даже если отбросить общественное мнение, чисто с физиологической и психологической точки зрения, испытывать сексуальное и романтическое влечение к близким родственникам — это ненормально! — Ненормально?! — ехидно ухмыльнулся Хенджин, — Лучше жить ненормальной, но счастливой жизнью с любимым человеком, чем нормальной, но несчастной, пытаясь отрицать свою любовь.       Туше. Минхо больше не знал, что ему ответить. Взывать к разуму было бесполезно, рациональные аргументы на брата явно не действовали, а идти через манипуляции Ли не хотел. — Хорошо, сейчас уже поздно, давай завтра об этом поговорим? — Думаешь, завтра моё мнение об этом изменится? Хён, не знаю, как ты, но я уже год про это думаю! С тех самых пор, как осознал, что люблю тебя больше жизни, я начал думать о том, как нам с этим жить, и сможем ли мы с этим жить. И знаешь, что я понял? Что мне наплевать на всех и вся, если ты ответишь мне взаимностью, то я буду до последнего бороться за нашу любовь! — О, милый, — сердце Минхо дрогнуло, ком подступил к горлу. Ему было приятно слышать, что брат тоже давно уже его любит, но и больно от осознания, что он так же, как и сам Минхо, уже столько времени страдает от этой любви, что он уже год живет не зная, взаимны ли его чувства, имеет ли он на них право, мучается от осознания неправильности этих чувств. Все это очень остро срезонировало в Минхо. Но вдруг его как молнией ударило! — Год? Ты влюблен в меня уже целый год? — вылупился он на брата и тоже сел на кровати. — Ну да, если не больше. — То есть все твои прикосновения и объятия были вовсе не такими невинными, как я думал? — кажется, только что мир Минхо перевернулся с ног на голову.              Хван рассмеялся, от чего Минхо почувствовал себя полным идиотом: — То есть все это время, пока я считал себя грязным извращенцем, вожделеющим невинное создание, ты специально меня провоцировал? — А как еще я должен был поступить, хён? Я, конечно, догадывался, что ты тоже ко мне неравнодушен, но я же не мог в лоб заявить о своих чувствах. А что если бы я ошибся, и они оказались невзаимными? Я бы потерял сразу и возлюбленного, и брата! Тебе ли не понять моих страхов?! — с досадой кинул он в Минхо последнюю фразу. — И вообще, если бы не мои провокации, мы бы так и не получили всего этого. — А что мы получили, Хенджин? — Минхо вдруг самому стало страшно от того, насколько грозно прозвучал его голос. Ему показалось, что сейчас он впервые поругается с братом. Ха, с братом! Кажется, он совершенно не знает человека, сидящего перед ним…       Но ссоры не получилось, потому что после его злобного вопроса на глазах младшего заблестели слезы, голос задрожал; из храброго тигра, который еще недавно готов был порвать любого ради защиты своих интересов, он снова превратился в беззащитного цыпленка и жалобным голоском пролепетал: — Ну если всё, что между нами сегодня произошло, для тебя, хён, ничего не значит… — он шмыгнул носом, задрав голову вверх, чтобы сдержать влагу, — то тогда действительно, это всё было напрасно. Прости, если… — и тут его губы и подбородок затряслись, слезы быстрыми ручейками покатились из глаз, и он не смог закончить фразу, потому что разрыдался.       А вот это уже старый добрый Хван Хенджин: там где не удается взять напором, мы берем манипуляциями. И перед этим Минхо точно бессилен. Он никогда не мог спокойно смотреть на слезы младшего, он готов был согласиться на любые условия, лишь бы в этих чудесных, обожаемых глазах сверкала радость, а не боль и обида. — Джинни, ну ты чего? Я совсем не это имел в виду, — Минхо начал обнимать младшего, целуя его мокрые от слез щеки. — Ну не плачь, мой хороший, мой замечательный, мой самый лучший, — от этих слов Хван, кажется, разрыдался еще сильнее, крепко прижавшись к груди брата. — Джинни, я очень тебя люблю, и безумно благодарен за то счастье, которое ты мне подарил, я никогда не был так счастлив, как сегодня. Слышишь?       Минхо припал губами к макушке Хенджина и начал шептать: — Я не знаю, как нам лучше поступить, я правда не могу ничего тебе обещать… Но мы постараемся что-нибудь придумать, чтобы выйти из этой истории с минимальными потерями, хорошо? Чтобы все были счастливы, да? — он обхватил лицо брата руками, вытирая слезинки большими пальцами, заискивающе заглядывая ему в глаза.       Хенджин кивнул, всё ещё вздрагивая от рыданий, но уже начиная успокаиваться. — Хочешь сегодня спать со мной?       Снова кивок. — Вот и славно, только можно я натяну на себя какую-нибудь одежду, а то я боюсь, что иначе мы сегодня вообще не уснем.       Младший хихикнул. От этого звука в груди у Минхо потеплело.       Он аккуратно уложил брата головой на подушку, быстро надел шорты и футболку, лег рядом с ним и крепко прижал к себе: — Всё хорошо? — Угу. — Сладких снов, Джинни. — Сладких снов, любимый.       “Любимый? О господи!”, — Минхо снова зажмурился. Завтрашний день легким точно не будет...