the dead don't dream

Солнце село несколько часов назад, но Таббо по-прежнему стоит на коленях перед этим надгробием. Дрим - терпеливый человек, но раздражение все же растет. Что ты делаешь? Он мертв. Он больше ничего не сможет для тебя сделать, так что иди. Проваливай. Дрим остается поодаль, прячась за одним из немногих оставшихся деревьев. Он пишет в своей книге, и наблюдает за молодым президентом Нью-Л'Менбурга с чем-то менее меньшим, чем неприязнь. Дрим не испытывает неприязни к мухе, попавшей в ловушку собственного дома. В крайнем случае - досаду. Таббо, похоже, и не думает уходить. Дрим отрубил бы мальчишке голову и бросил его труп в пустую могилу, если бы это могло ускорить процесс, но смысл не в этом. Игра совершенно честна. В глазах других Томми останется мертвым. Никто не побеспокоится о том, чтобы проведать мертвого ребенка, никто не задастся вопросом о состоянии трупа, которое должно лежать на шесть футов ниже. Дрим уже хорошо поработал, останавливая посетителей, но это будет последним гвоздем в гроб. Дрим почти смеется за своей маской. Гвоздь в гроб. Это он предложил похоронить Томми, укутав его во флаг, так же как и предложил похоронить его вдали от Нью-Л'Манберга. Никаких посторонних глаз, никакого гроба, который придется вскрывать. Проще простого. Если бы Таббо встал, и пошел, блять, домой. Большая часть Великого СМП хорошо освящена, но Дрим стоит достаточно далеко в темноте, чтобы видеть несколько монстров, бесцельно бродящих по округе. Прошло уже несколько часов. Он устал ждать. Дрим достает топор, пытаясь тупым концом оттолкнуть зомби в сторону Таббо, так же делает и со скелетами. Затем он ждет. Таббо отпрыгивает от могилы, испуганно хватаясь за меч. — Иди. Он того не стоит, оставь его, – бормочет Дрим себе под нос, внимательно наблюдая за ним поблескивающими из темноты глазами. Таббо отходит от могилы, когда зомби подходит ближе, не желая, чтобы свечи и цветы были растоптаны тяжелой тушей нежити. Дрим принимает это к сведению. Раз уж Таббо так сентиментален и заботится о оставленных подарках, ему придется переставить все как следует. Вероятно, весь сервер стал таким сентиментально убогим. Привязанности и все такое. — Блять, ну наконец-то. Беги. Радуйся, что это всего лишь зомби, ты, маленькая крыса, – Дрим делает шаг вперед, пока Таббо направляется к противоположному краю обрыва, пытаясь найти достаточно безопасный участок, чтобы вернуться к более освященной части прайма. Он ждет в тишине еще несколько минут, просто чтобы убедиться, что больше никто не появится. Он - гадюка, готовящаяся напасть; все его тело напряжено, кажется, что он даже не дышит, стараясь прислушаться. Даже выйдя из-за дерева, за которым он прятался, стоило бы пройти кому-нибудь при свете фонаря, никто не заметил бы неподвижную тень, которая была лишь несколько темнее, чем все остальные. В эту ночь луну закрывают густые облака. Он прислушивается еще минуту. Ничего. Только теперь он подходит к могиле, словно охотник к добыче. Он наклоняет голову, глядя вниз на взрыхленную землю с веселой усмешкой, перечитывая эпитафию. Здесь лежит ТоммиИннит. Солдат, брат, друг. Теперь ты можешь отдохнуть. — У меня другое мнение на этот счет... Дрим опускается на колени, задерживаясь на мгновение, чтобы запомнить маленькие безделушки и жалкие дары, которые были даны мертвецу. Он задувает свечи, отбрасывая их в сторону, с цветами он обращается более деликатно, ведь лепестки легко ломаются. Он с насмешкой смотрит на компас, положенный перед камнем. Как хорошо, что Таббо решил оставить это для своего лучшего друга. Это могло бы нарушить планы Дрима, если бы однажды Таббо проверил его и увидел, что игла по-прежнему вращается. Эта операция более тонкая, но Дрим не торопится; он осторожно поддевает ножом стеклышко компаса и убирает его, не оставляя ни единой царапины. Он осторожно поднимает иглу и отскребывает крошечные руны, старательно вырезанные Гоустбуром на обратной стороне. Он заменяет иглу. Больше он не светится, а игла указывает на север. Идеально. Если Таббо усомнится в том, что чары могут угаснуть, то это, конечно, можно будет оправдать смертью цели. Он откладывает компас к цветам. Теперь более сложная часть. Хотя, у Дрима есть лопата, но это все же работа. — Блядский Сэм, конечно же ты вырыл глубокую могилу, может, стоило рискнуть кремацией... – он раздраженно хмыкает. Теперь он должен быть осторожнее, ему не хочется повредить труп еще сильнее. Если он случайно оторвет палец, это может вызвать немало проблем. Земля уступает место ткани. Дрим видит один из трех иксов флага Л'Менбурга. — Вот ты где... – выдыхает он, отбрасывая лопату в сторону. Дрим легко спрыгивает обратно на твёрдую землю и приседает рядом с ним. Он уже давно прошел точку невозврата, но все еще оглядывается через плечо, выискивая потенциальных свидетелей, которых можно положить в пустую могилу, прежде чем закопать. Ночь остается безмолвной, и эксгумация Томми проходит без каких-либо очевидцев. Дрим отодвигает в сторону флаг. Томми выглядит не таким опрятным и красивым, как на похоронах. Он весь в грязи, она заполнила его открытый рот и осела на ресницах. Это хорошо. Дрим бы не смог придумать ответа, с чего это он вдруг стал чистеньким и отполированным после столь долгого пребывания в изгнании - грязным и изможденным. Кто-то прикрыл его окровавленную одежду мундиром Л'Менбурга. Так не пойдет. Дрим усаживает его, шея мальчика обмякла, а голова безжизненно прислонилась к плечу мужчины. Он снимает мундир, как с куклы, прежде чем Томми падает назад с глухим стуком, голова приземляется под неестественным углом, кости были переломаны во время смерти. Он бросает мундир обратно в могилу вместе с флагом. Дрим осматривает его еще раз, стирая часть грима с шеи, где Эрет и Паффи так тщательно старались скрыть синяки, сделанные самим Дримом. Он был рад, что они выглядели беспорядочными; синяки от сломанной шеи скрывали более старые - в виде отпечатков рук. Этого он не мог оправдать самоубийством. — Подожди еще немного, Томми. Сначала мне нужно прибраться, – Дрим похлопывает его по холодной и закоченевшей щеке, а затем принимается за работу по восстановлению могилы, закапывая место, где лежал Томми, и тщательно очищая землю от травы. Еще несколько минут уходит на размещение свечей и цветов; компас, наконец, занимает свое положенное, центральное место на могиле. Дрим стоит, любуясь своей работой. Никаких свидетелей. Никаких улик. Могила так же безупречна, как и во время погребения. Дрим перекидывает тело через плечо и направляется к главному порталу. Он уже находится вершине утеса, и вдруг задумывается. Зачем таскать мертвый груз? Дрим бросает Томми на землю позади его же драгоценной скамейки. Эта сцена может быть забавной. Дрим делает еще несколько записей в своем дневнике, а затем достает гораздо более ценную книгу. Он будит Томми ударом по скамейке. — Проснись. Томми вскакивает с криком, и Дрим тут же хватает его, крепко удерживая и закрывая рот. — Тихо! Ты хочешь разбудить весь сервер?! – шипит он. Он чувствует, как Томми дергается в его руках, пытаясь заговорить или отдышаться, широко раскрытые серые глаза- они были голубыми, Дрим готов поклясться, что раньше они были голубыми- мечутся в панике. Томми начинает давиться. Дрим отстраняется, и Томми резко кашляет, выплевывая грязь на траву. Томми, кажется, полностью дезориентирован. Затем он видит скамейку. — О боже, о блять- — Томми, я сказал, заткнись! – Дрим снова закрывает ему рот. — Какого черта ты здесь делаешь? Ты ведь знаешь, что я должен убить тебя за то, что ты здесь. Ты знаешь, что я должен причинить тебе боль, но я не хочу этого делать. Томми не может перевести дыхание, он не знает, как он здесь оказался, что произошло. Ему кажется, что он теряет рассудок. Последнее, что он помнит это разделенные на две части, противоречивые воспоминания: первое - строительство башни, второе - старший брат, держащий его в руках. Неприятный, ночной холодный воздух колит кожу, и все его тело болит, он чувствует скованность и боль, и ему так холодно- почему ему так холодно, почему вокруг него грязь- Томми пытается заговорить, но давится от собственных слов. — Отвечай мне, Томми, – Дрим не дает ему времени на раздумья, гнев сменился леденящим, требовательным тоном. — Что ты здесь делаешь? — Н-Не- я н-не поним-маю... – Томми хрипло заикается. Его голова раскалывается, в ней все так перемешалось и исказилось, что он не может ничего разобрать. Дрим наклоняет голову, маска, смотрящая на него, безучастна и жутка, и Томми словно чувствует, как она разъедает его. Кажется будто он гниет, а ночной воздух, запах травы и тусклый свет фонарей на пути прайма- как он сюда попал?! Как он блять- все это слишком, чересчур... — Хм, – спокойный голос Дрима выводит его из этого состояния, словно пощечина. Его тон теперь спокоен и надменен, в нем больше нет кровожадного негодования - появляется некий родитель, ругающий ребенка; хозяин, ругающий собаку за порванный ботинок. — Ц-ц-ц. Ты нарушил самое большое наше правило, Томми, но знаешь, что? Я буду снисходителен. Мы вернемся в Логстедшир, и как насчет того, чтобы я просто уничтожил твой провиант? И никакой охоты несколько дней. Небольшая голодовка - более чем справедливо. Томми может понять только одно. Дрим контролирует ситуацию, и Томми знает, сколько боли это может принести. — Ты не собираешься... ты не собираешься убить меня? – (навредить, он хотел сказать навредить, но это слово само вырвалось, и он не уверен, почему. Томми кажется, что это должно было быть другого рода мольба-) — Нет, Томми! Я не собираюсь убивать тебя. Я хочу, чтобы мы по-прежнему проводили время вместе, даже несмотря на то, что ты пришел сюда, – ласково говорит Дрим. Томми цепляется за единственный якорь, который у него есть. Он скучает по старшему брату. — Спасибо, Дрим- о боже, спасибо, – облегчение не сильно. Он знает, что все могло быть намного, намного хуже. — Я-я знаю, ты сказал, что он больше не з-заботится обо мне, но... Я не могу умереть здесь, не могу так поступить с Таббо. Я пытаюсь соблюдать правила, Дрим- мне все еще очень жаль, спасибо- я не могу позволить Таббо думать, что я умер в изгнании. Не могу. Он будет думать, что это его вина. Дрим улыбается за своей маской, взъерошивая грязные волосы Томми, затем берет его за руку и помогает ему встать на ноги. Томми тут же теряет равновесие, его ноги слабы и неустойчивы. Но Дрим не отпускает его. Он ведет Томми прочь от его собственной могилы, которую он едва может разглядеть за холмом. — Все хорошо, Томми. Правда, если что-то подобное случится снова, мне придется принять более жесткие меры. А пока, мы просто позаботимся о твоем провианте, – он обнимает Томми за плечи - тиски, а не утешение. Томми быстро кивает, отчаянно пытаясь показать, что понял. Почему ты не можешь вспомнить вспомнить вспомнить- — Я- я не знаю, как оказался здесь, Дрим. Мне так жаль, последнее что я помню- – Томми замолкает. Последнее, что он помнит, это то, как он планировал построить башню. И Уилбура. Но это не может быть реальностью, это невозможно- — Все в порядке, Томми. Я отведу тебя домой. Стоит ему это сказать, Томми оглядывается на тот земляной домик на холме с неописуемой тоской, и на мгновение ему кажется, что что-то в этом доме смотрит в ответ; в эту долю секунды, бешено бьющееся сердце Томми, не понимая почему, молит прошлое: помоги мне. На обратном пути Томми пытается собрать воедино свои беспорядочные мысли, но его слишком переполняют чувства. Он не чувствовал многого уже очень, очень давно- как давно? Откуда ты знаешь? КАК ДАВНО?- так что он может сосредоточиться только на том, чтобы шагать вперед, снова и снова, и лишь рука Дрима на его плече помогает ему стоять на ногах большую часть времени. Когда они возвращаются в Логстедшир, там нет ни башни, ни каких-либо следов произошедшего. Томми помнит, как строил башню. Он помнит постройку, но ее здесь нет, и после этого все словно расплывается; и если он каким-то образом очнулся возле своего старого дома... он опять отключился? Ходит во сне? Он не знает. Он помнит Уилбура. Он помнит, как Уилбур рассказывал ему о вещах, которые больше не имеют смысла. Хотел бы Томми понять хоть что-нибудь. Ему кажется, будто он сходит с ума. Дрим говорит что-то. Томми смутно слышит его, но слишком потерян, глядя на темноту бесконечно простирающегося океана. Эта темнота так знакома... — Томми, – Дрим выводит его из раздумий, хватая за плечо и заставляя повернуться к нему лицом. Из-за маски трудно что-то понять, но, судя по всему, он чего-то ждет. — ...Что? – Томми моргает, пытаясь сосредоточиться. Но эта безучастная улыбка и пустые глаза не похожи на настоящее, полноценное лицо; как лицо его брата, говорящее ему, Дрим что-то делал. Дрим раздраженно вздыхает. — Я спросил, как ты себя чувствуешь. — Н-Нормально, – Томми словно в тумане, - неуверенный и нервный. Он помнит, что это не тот ответ, который желает слышать Дрим. Такое ощущение, что это было несколько месяцев назад. — Ну, я- я имею в виду, мне очень холодно. Типо, реально холодно, прямо пробирает до костей и вся херня. У меня все болит и- пальцы коченеют и не сгибаются. Знаешь, я до сих пор хромаю, с тех пор как сломал- — Мне плевать на то, что было ранее, Томми. Сосредоточься на реальности, – Дрим достает маленькую книжонку. Томми смотрит на него. Он просто хочет понять. — Томми, – Дрим бьет его по голове, хотя это едва ли можно назвать ударом, Томми приходилось страдать гораздо сильнее. Но удар, кажется, отдается звоном в его черепе, нервы протестуют против их внезапного использования, сигналы проходится по телу, пока это не становится просто болью просто болью просто болью- — Я не буду повторять еще раз, – резко говорит Дрим. — Б-Больно, – прохрипел Томми. Он не может перестать смотреть на эту книжку. Он не может прочитать ее отсюда и знает, что ближе лучше не подходить. — Что за боль? – спрашивает Дрим. — Как будто на мне вторая кожа, будто ветер- будто все, блять, не перестает трогать меня, – бурчит Томми. Он дрожит. Со стороны океана дует холодный, соленый бриз, и, несмотря на свое беспокойство, он соскучился по свежему воздуху. Соскучился? Как долго ты был без него? — Д-Дрим? – Томми уставился на глубины океана. — М-могу ли я тебя кое о чем спросить? — Если ты сначала ответишь на мои вопросы, то возможно, – коротко отвечает Дрим. — Оу. Дрим вздыхает, сделав паузу в своем писании, обдумывая что-то в своей голове. — В чем дело, Томми? — Как долго я был в отключке? Или... ушел, или что бы это ни было. Дрим на мгновение задумывается. Томми хочет сделать шаг назад. — Как долго, по-твоему, тебя не было? Томми чувствует, как его охватывает паника. Есть неправильный и правильный ответ. Он не знает. — К-Казалось, словно целую вечность. Мне казалось, что я был в этой ебучей, адской пустоте целую вечность. Дрим сухо усмехается. — Конкретнее, Томми. Это было похоже на... дни? — Месяцы. — Месяцы? — Д-Да, казалось, что прошло несколько месяцев, – наконец отвечает Томми. Он начинает дергать себя за волосы. Боль знакома. Он помнит на его кожу обрушилась боль словно от иголок, ощущение того, как его разрывают на части и собирают заново, и обнимающие руки Уилбура, и на долю секунды ему казалось, что с ним все хорошо- — Не дури, Томми. Прошло всего лишь пара дней, – ехидничает Дрим, лихорадочно записывая. Пауза. — Все это время я искал тебя. Ты действительно напугал меня, Томми. — Извини, Дрим. Мне жаль, извини- – Томми, спотыкаясь, отступает назад, будто этого можно избежать. Он едва держится на ногах. — Это были месяцы, должны были быть месяцы, словно вечность прошла, или даже, ебаные годы, я не знаю, и Уилл сказал- У-Уилл сказал... – Томми резко прерывается. — ...Уилбур сказал что? – спрашивает Дрим. В его тоне есть что-то угрожающее. Прошли месяцы, и Томми все еще помнит, какой след может оставить этот тон. Томми не взвешивает свои варианты. Он не может придумать нужную ложь для Дрима, чтобы он оставил его в покое. Что сделает Дрим? Убьет его? Томми снова поворачивается к белой маске, его челюсть напряжена. Он чувствует как пульс отдает в животе. — Он сказал мне, что я мертв. Мгновение тишины, они с Дримом просто смотрят друг на друга. Томми не видит его глаз, но знает, что они направлены на него. Может быть, всего лишь на секунду, думая о том, что Уилбур на его стороне, он расхрабрился. Дрим откладывает книгу и шагает вперед, медленно и методично, возвышаясь над подростком. Храбрость Томми слабеет, умирая. Дрим наклоняет голову и кладет руку на плечо Томми. — О, Томми, – в голосе Дрима нет злости; он звучит мягко и жалостливо. — Ты действительно пробыл здесь слишком долго, не так ли? Прости, я должен был быть рядом чаще. Я имею в виду: потери сознания, попадания в неприятности, кошмары, а теперь еще и это? Это немного тревожит. Ну, то есть, бред - это единственное, чем я могу это все описать. Если ты был мертв, то что это, Томми? Какая-то загробная жизнь? – Дрим смеется. — Нет, Томми. – Дрим прижимает руку к груди Томми. — Чувствуешь его? – сердце Томми бешено бьется в груди, словно птица, пытающаяся вырваться из клетки. Она не должна быть там. — Сердце все еще бьется. Не переживай. Я не позволю ему остановиться. Будь это гневом, Томми было бы за что цепляться - за что бороться или прятаться, в зависимости от того, насколько все плохо, но жалость? У Томми на это ничего нет. — Я, блять, схожу с ума? – хрипло спрашивает Томми. — Я не знаю, Томми. Но что бы ни случилось, я буду рядом, хорошо? – затем Дрим делает то, что пугает Томми больше всего за эту ночь. Он обнимает его. Томми снова плачет: это не слезы облегчения, не присутствие Уилбура, вытаскивающего его из темноты. Томми рыдает в плечо Дрима, потому что никак иначе не может выразить охвативший его ужас. Его глаза остаются открытыми, глядя на темные воды. Все это неправильно, и он ничего не может с этим поделать - ни бежать, ни бороться, и никто не придет ему на помощь. Спокойствия совсем нет, потому что Дрим позволяет ему; позволяет ему обнимать в ответ и проливать слезы в футболку, и это совсем не больно. Раз уж это не больно, то почему Томми боится еще сильнее? Дрим отстраняется, нежно похлопывая его по плечу. — А теперь, Томми. Мы должны покончить с этим. У тебя была достаточно тяжелая ночь. Томми делает шаг назад. — ...Что? – Томми смотрит на руки Дрима, ожидая увидеть меч. Ничего. — Мне все еще нужно сжечь остальные твои вещи, — Дрим говорит это так, словно это уже очевидно. — Ты уже должен был привыкнуть к этому, Томми! Может, старая рутина пойдет тебе на пользу. Томми вспоминает: его тайник разрушен, Грибной Генри мертв, Дрим забрал всю его еду. У Томми оставалось только то, из чего можно было построить башню... Дрим разводит огонь, давя на плечо Томми, вынуждая сесть рядом с ним. Яркость пламени ослепляет его. Он так долго был в темноте, пока Уилбур не вытащил его- Дрим бросает в огонь немногочисленные инструменты Томми в огонь, а после идет обратно в Логстедшир, продолжая опустошать сундуки, которые Гоустбур поставил рядом со своим маленьким домом. — Ох, Гоустбур оставил тебе суп! Как мило, – довольный собой, Дрим продолжает легкомысленно болтать. Все это отправилось в огонь. Томми почти слишком сломнен, чтобы почувствовать горечь от этого зрелища. — Итак, есть еще какая-то еда? Что-нибудь еще, что я должен сжечь? – Дрим скрестил руки на груди, дразняще ожидая, что Томми проговорится. — Н-Нет, – Томми все еще затерян в собственных мыслях; слова мертвого брата не дают ему покоя, пока он смотрит в огонь. Запах жарящегося мяса и кипящего бульона заставляют его желудок болеть от грядущего голода. Томми и забыл, сколько видов страданий существует. — Уверен? – издевка. — Я могу... я могу проверить, – Томми идет к своим немногочисленным сундукам в палатке. Не то чтобы у него было хоть что-то в принципе. — Позволь мне, – Дрим проходит мимо него и начинает опустошать сундук в свой инвентарь, и вместо этого кладя туда что-то свое, дабы заполнить пустоту. Дрим сжег бы все, что у него есть. — Н-Ну же, мужик, это же просто хлам! – Томми следует за ним, отчаяние подростка быстро раздражает Дрима. — Хватит ныть, ты уже давно должен быть мертв! – Дрим дразнит его, бросая в огонь дрова и скудные запасы железа. — И-Извини, я просто- – Томми хочет продолжать возражать. Он держит это в себе, наблюдая за тем, как все оставшиеся сгорает. — Думаю, это все, – вздыхает Дрим. — Хэй, не будь таким мрачным. Это словно очищение, верно? И это всего на несколько дней, потом я дам тебе что-нибудь поесть. Некоторые люди ведь держат пост? Считай, это тоже самое! Ты искупаешь вину. Увидимся завтра, Томми. — П-подожди! – Томми почти кричит на него. Дрим замирает. Томми слышит угрозу. — Что, Томми? — П-Прости, я просто- Пожалуйста, не уходи. Пожалуйста, я не могу сейчас быть один. Л-Лишь одна ночь, умоляю тебя, я не могу быть здесь один! – Томми не хочет снова плакать. Он подается вперед, словно хочет схватить Дрима, но быстро одумывается. — Хм, – Дрим смотрит на него, кажется, его это забавляет. — У тебя проблемы, Томми. Я не должен вознаграждать тебя за это. — Я-Я знаю, но если ты уйдешь... я пиздецки боюсь, что очнусь черт пойми где, – отчаянные, горестные слезы. — Пожалуйста, не оставляй меня одного снова. Я-Я- Т-Ты можешь забрать еду на подольше, и-или как ты хочешь, просто останься на ночь- Дрим смеется. — Окей, хорошо, хорошо, не нужно быть таким убогим. Только на ночь. Они остаются у костра, Дрим прислоняется к бревну, а Томми сворачивается калачиком чуть поодаль от пламени. Слишком тепло. Томми бодрствует, ждет. Часами он смотрит в темноту широко раскрытыми глазами. Слабый свет от костра придает миру достаточно очертаний, помогая ему не впасть в заблуждение того, что он все еще находится в той пустоте, думая, что Уилбур каким-то образом придет и спасет его. В конце концов он встает: — Дрим? – он должен был убедится, хотя и понимает, что если разбудит Дрима, его может настичь наказание. Он старается отогнать эту мысль, потому что если его поймают за тем, что он планирует, ему повезет, если он отделается лишь побоями. Дрим не забрал свои вещи с сундука. Дрим не беспечен, это не было ошибкой или недосмотром, Томми не смог бы перехитрить его ни в чем, и Дрим был безошибочным в своем мнении - он верит в собственно слепленную, сломленную фигуру Томми. Он знал с полной, абсолютной уверенностью, что Томми никогда не попытается украсть у него, если только у него нет тяги к смерти. К счастью, у Томми эта тяга есть. И он помнил, что там было. Книга, в которой Дрим писал неделями. Уилбур сказал ему, что Дрим что-то делает. Томми должен узнать, что. По крайней мере, знать причину, почему он сходит с ума. Он знает, что ответы находятся в зоне досягаемости; он должен попытаться, даже если это убьет его. Томми снова выглядывает из палатки на тлеющий костер, фигура Дрима остается неподвижной. Здесь довольно тихо, не считая приглушенного плеска волн, и развевающегося на ветру полотна палатки. Это похоже на шепот, достаточно громкий, чтобы перекрыть звук шагов, ступающих по траве. Сейчас или никогда. На боковых сторонах страниц - кровь. Его дрожащие руки проводят по ним в бледном, лунном свете. Он открывает первую страницу. Первые две строчки написаны второпях, неровно; то ли от волнения, то ли от спешки. Сначала он ничего не понимает. «Снова в сознании, легкая боль. Трудно определить ее интенсивность, так как много ноет. Видел Уилбура. Сказал, что это "знакомо", буду выяснять дальше.» Леденящий ужас. Последующие записи более ровные, написанный постфактум. «Сработало. Это, блять, сработало. Этот идиот стоял слишком близко к взрыву и сломал себе шею, когда его отбросило назад. Так что я использовал ее. Книгу Шлатта. На данный момент у меня есть несколько копий, находящихся в разных местах. Он показался,» - подчеркнуто яростно. «Показался бог, и вернул его обратно. Томми сказал, что это было похоже на сон. Забавно. Он не понимает, что произошло. Раз уж я знаю, что это работает, буду продолжать в том же духе. Он кажется склонным к ответам на вопросы, еще бы, я уже его тренировал. Назревают другие возможности. Буду ждать подходящего момента.» «Он загнал себя в ловушку. Я стою на краю того места, куда он упал. Я периодически проверял, когда он переставал кричать слишком долго. Не мог слишком часто высовываться, ему не нужно знать, что я здесь (сам он, судя по всему, не уверен); много крови - хороший знак. Он должен умереть в течении нескольких часов. Монстры добрались до него. Крики отличались от того, когда он пытался перевязать рану - более резкие. Я знал, что скоро все закончится. Я наблюдал. Он был слишком занят, и не заметил меня. Он довольно неплохо сражался, учитывая сломанную ногу. Потребовалось три зомби, чтобы утихомирить его. Извлечение было довольно раздражительным, - пришлось вытаскивать его из ямы. Наверное, было бы легче, если бы он был жив, но, думаю, оно того стоило. Медленная смерть - завораживающая и трудноосуществимая.» «Исследование в голодании отложено, так как возникла необходимость в пищевом вознаграждении. Значительный прогресс в послушании. Должен приготовится к отсутствию еды в течении нескольких недель.» «Есть проблемы с памятью. Или просто легко изменить его восприятие реальности. Я несколько раз убивал его, топил, а когда возвращал его - он был сбит с толку. Возможно, это связано с тем, как долго он находится мертвым. В следующий раз я подожду, пока наступит трупное окоченение, и посмотрю, изменится ли его память. » «Он думает, что просто теряет сознание. В этот раз он действительно потерял сознание, я воспользовался случаем, сломав ему шею. Хочу знать, изменит ли повреждение спинного мозга ощущения, которые возвращаются к нему при пробуждении. При возвращении его шея болела, но никаких нарушений не было. Стоит попробовать еще раз.» «Лгать становится труднее. Он не до конца понимает, что его жизнь - моя. Иногда я просто хочу задушить его и сказать, что это все равно не имеет значения. В любом случае, не стоит подвергать риску результаты его осознанием. Так гораздо интереснее (осмелюсь сказать, веселее? Когда он паникует, смотря на меня отчаянными глазами - как это может быть не весело?) Неважно. Ему не нужно знать, что я бог, дабы поклоняться мне.» Томми должен прекратить читать прямо сейчас. Ему не нужно больше ужаса, чем эти буквы, выжженные в его глазах, ему не нужно знать, что я бог, дабы поклоняться мне. Он читает дальше. «Нужно еще немного поработать над обучением послушанию. Сегодня он сорвался. Я починил его. Сначала подумал, что убил его, но он жив, просто без сознания. Буду продолжать лишать его пищи, кроме той, которая нужна для дальнейшей зависимости.» «Самостоятельное нанесение ран. Прыгнул. Я пришел позже, чем обычно. Это может предоставить интересную возможность. Нужно убедится, что все остальные перестанут наведываться, пока я смогу забрать труп. ДОЛЖЕН убедится, что они не подумают о кремации. Интересно, чем чревато откладывание воскрешения? Может привести к долгосрочным повреждениям, ЦНС и т.д.» «Жду возможности доступа к трупу. Занимает больше времени, чем ожидал. Слишком много непредсказуемых факторов, но это должно исправить ситуацию. Больше никаких людей, ищущих его. Еще одна ночь ожидания, пока эта тупая пешка свалит, зато больше никаких проблем с ним, никаких расспросов о Томми все это ебаное время. Могу поэкспериментировать с посмертными условиями. Провести тест без доступа к трупу? Сжечь его? (рискованно)» Записи более торопливые, на странице размазана грязь. «Труп почти не поврежден при извлечении. Оживлю его сейчас, чтобы облегчить транспортировку. Место достаточно уединенное, свидетелей быть не должно.» «Долгосрочная смерть растягивает восприятие времени на месяцы. Сказал ему, что прошло всего несколько дней (правда), утверждая, что его сны, должно быть, обманчивы и т.п. Поверил. Пока никаких признаков подозрения. Он уже знает, что лучше не задавать вопросы.» «Разложение обратимо, так же, как и зелье здоровья на рану. Ему больно от этого. Возможно это не имеет к этому отношения из-за старых синяков и/или сломанных костей от прыжка. Возможно, трупное окоченение сыграло свою роль. Ему холодно <- (еще одна причина подумать о сожжении- посмотреть, влияет ли способ смерти на повреждения, но опять же, присутствуют факторы риска, которые следует учитывать) его глаза теперь в значительной степени серые, раньше были блекло-голубыми. Не уверен, от смертей или продолжительного изгнания.» «Послушание теперь может быть меньшей проблемой. Он боится, что я оставлю его, после того как я пригрозил ему этим. Должен уделять больше внимания: давать награды, нормировать положительное мнение, еду, отдых, соглашаться остаться и другое. Никогда недостаточно, чтобы он привык- — На что ты смотришь, Томми?