***
Дрим не боится Техноблейда, но он предоставляет угрозу. Когда он проходит мимо него по пути прайма, спустя лишь несколько дней после убийства Томми, он ожидает высказывание. Техноблейд и Филза просто продолжают идти. Чудно, но за ними нужно присматривать. Сегодня это не является его целью. Он проверяет другой, свой излюбленный проект. Сэм находится за пределами масс черного камня и обсидиана, рассекающий горизонт, когда появляется Дрим. — Привет, Сэм! Как продвигаются дела? – радостно приветствует его Дрим. — Ох! Господи, Дрим, ты меня напугал, – Сэм хватается за сердце, и Дриму на мгновение кажется, что он видит, как изо рта у него валит дым. Сэм нервно смеется и продолжает. — Хорошо! Все идет очень хорошо. Осталось лишь несколько доработок. Нужно проверить много редстоуна. — Не сомневаюсь, – Дрим опирается на многочисленные сундуки с припасами Сэма, любуясь своим заказом. — Она прекрасна. — Что? – Сэм оглядывается на тюрьму. — В каком-то смысле, да. Я надеялся на большую грандиозность, с лавой и прочим, но главное то - чтобы она тебе нравилась. – Сэм изменился с тех пор, как взялся за этот проект. Сначала он планировал со страстью и наивностью, но потом начал сомневаться, зачем вообще Дриму нужна тюрьма. Он пытался изменить пару вещей, построил внутренний двор. Ничего из этого не задержалось. Работая столь долго, с таким человеком как Дрим, Сэм научился не задавать вопросов. — Как там- – Сэм резко замолкает, бесполезный вопрос померк в его груди. Как там Томми? Дрим замечает паузу, кладя руку на плечо своего старого друга. — Я понимаю, Сэм. Такое ощущение, что я видел его совсем недавно. Томми не должен был уйти таким образом. Просто некоторые люди ломаются легче, чем другие. Никто в этом не виноват, просто жаль, что так получилось. Сэм кивает, не совсем понимая, что для Дрима значит «сломаться», но, в любом случае, он принимает его сочувствие. — Да. Он был хорошим ребенком. Дрим не отвечает. Сэм вздыхает, прислонившись спиной к сундуку рядом с ним. — Знаешь, я пытался предложить ему место проживания во время изгнания. Дрим резко поворачивается в его сторону, правая рука сжимается в кулак у деревянного сундука. — Воу, – Сэм поднимает бровь, смотря на него. — Он не согласился, очевидно. Не то чтобы это уже имело значения. Прошло много времени. Не злись на меня за то, что я пытался присмотреть за мертвым ребенком. — Точно, точно... – Дрим расслабляется, но словно как-то вынужденно. — Когда... – Дрим прочищает горло, пытаясь унять напряжение в голосе. — Когда ты предлагал ему? Остаться или что-то в этом роде. — Очень рано, – у Сэма нет причин не говорить ему. Как он уже сказал ранее, сейчас это уже не имеет значения. — Достаточно рано, - он был слишком горд, чтобы принять помощь. Не знаю, как ты заставил его доверять тебе настолько, чтобы позволить продолжать навещать. Дрим тихонько смеется. — Скажем так, очень, очень тщательно. — Да. Я уверен, что ты сделал все, что мог, – не понимает Сэм, пытаясь его утешить. — Иногда ты просто не знаешь, что происходит в чьей-то голове, понимаешь? — Определенно. — И боже, бедный Таббо, – Сэм морщится. — Этот ребенок и так через многое прошел. Он уже давно казался одиноким, но теперь люди, похоже, не хотят оставлять его в покое. Это просто отстой, что его любимому человеку пришлось умереть, чтобы люди начали о нем беспокоится. — Кстати говоря, – встает Дрим. — Я пообещал кое-кому, что проведаю Таббо. Так что, думаю мне пора. — Конечно, я продолжу работу. Увидимся позже, Дрим. Передавай Таббо привет. И что я думаю о нем. — Передам, Сэм. – кивает Дрим, прежде чем вернуться на тропинку прайма и оглянуться через плечо на тюрьму. Сэм сказал, что она почти готова, но Дрим знает, что это ложь. Дрим еще не подготовил своего Надзирателя. Он хорошо заплатил Сэму, но недостаточно, чтобы заставить его молчать. Не без какого-то более... убедительного стимула. Дрим знает, что найти Френ будет непросто, но Томми все равно никуда не денется. Таббо находится с Квакити, Фанди, Ранбу и Гоустбуром, когда появляется Дрим. Когда они замечают его, то ведут себя так, словно в комнату зашел учитель. — Привет, Дрим, – приветствует его Квакити с миролюбивой улыбкой, но в его глазах все расчетливо. — Что мы может для тебя сделать? — Для меня? Ничего, – учтиво кивает Дрим. — Просто решил проведать. Посмотреть, как все держатся. — А ты как думаешь, мужик? – Фанди как всегда резок. — Мы отлично держимся, Дрим! А как иначе? – Гоустбур - самый веселый из них, бесцельно парит вокруг него. Дрим оглядывается на остальных членов группы, каждый из которых корчится, за исключением Ранбу, на лице которого отображается печаль, исходящая от понимания, - а может, и страха, - что он видит себя в мертвом человеке. Дриму любопытно. Поэтому он продолжает говорить, словно не заметил кислую скорбь на лицах других. — Ну, после произошедшего с Томми, я подумал, что тебе захочется немного компании. — О, да! Мы все здесь скучаем по Томми, как он? – радостно спрашивает Гоустбур. Дрим оглядывается на собравшуюся группу. Таббо напряженно смотрит на него; в его глазах нет просьбы, а лишь ожидание того, что он солжет, и некая угроза за этим, если Дрим решит поступить иначе. Дрим находит забавным то, что Таббо, должно быть, думает, будто он может сделать с ним все, что угодно. Нет никаких последствий, который этот маленький, жалкий последователь мог бы ему привнести, - но он подыграет ему. Лишь бы игра оставалась веселой. — Точно, Гоустбур, он эм, – думает Дрим. — Устал, – под маской дрогнула улыбка. — У него болит горло. Вчера он не мог много говорить. — Ох, как жаль! Может, я принесу ему немного Блю! Я могу принести ему и мед! – поставив себе новую задачу, Гоустбур направляется к своей канализации. — Тебе не нужно было так подробно рассказывать, – хмурится Квакити, неодобрение было очевидным. — Ну, я полагал, что вы не хотите, чтобы Гоустбур знал. Мне показалось, что это было довольно убедительно, – Дрим надменен, несмотря на все свои усилия изобразить доброжелательность. — Дело не в том, что мы не хотим, чтобы он знал, – голос Ранбу низок и угрюм. — Мы вообще-то, говорили ему об этом уже три раза... — Ага, не доходит, – Фанди поджимает челюсть, наивность его мертвого отца особенно раздражает его. — Что ж, думаю, вы старались изо всех сил, – в голосе Дрима слышится сочувствие. — Слезы обжигают его. Мы не будем заставлять его плакать еще больше, – голос Таббо, спокойный и бесчувственный. Он бросает взгляд на Ранбу, почти бессознательно. Дрим принимает это к сведению. Это уязвимость. Полезно. — Гоустбур и в хороший день не сможет справиться со своими чувствами, так что. – Таббо не замолкает, а гнев его нарастает. — Попробуй сказать ему, что его брат умер. Посмотрим, как ты справишься, когда он начнет спрашивать, когда, блять, его призрак вернется домой и где компас, по которому его можно найти- – Таббо замолкает, делая глубокий вздох, его чувства снова оказываются за стеной. — Так будет лучше, – заканчивает он более спокойно. — А что по поводу компаса? – спрашивает Дрим. — Ну, знаешь, тот, который он мне сделал, чтобы я мог видеть, где находится Томми, – объясняет Таббо. Он делает дрожащий вдох, пытаясь успокоиться, стараясь оставаться сильным, как и всегда. — Он... он перестал работать. На днях я был на его могиле и... он больше не светится. Будто чары просто испарились. — Мне жаль, Таббо. То есть... я не знаю, чего ты ожидал, но уверен, что это все равно больно, – Дрим, похоже, думает, что он проявляет доброту, а не снисходительность. В целях дипломатической безопасности, никто из собравшихся на это не указывает. — Ну, мне пора идти. Просто хотел проверить как вы тут держитесь. – Дрим кладет руку на плечо Таббо; на долю секунды, Таббо отстраняется, прежде чем заставить себя остановиться. Дипломатия. — Если тебе что-нибудь понадобится, просто протяни руку. Я пытался присмотреть за Томми, но по крайней мере, я могу позаботиться о его лучшем друге. Дрим носит маску не просто так. Он рад, что они не видят его удовлетворения, когда Таббо кажется подавленным после его слов. Достаточно было даровать ему титул лучшего друга, и стойкость Таббо увяла. На протяжении всего этого дня Дрим видел каждый его расчет, действия и ходы. Техноблейд, Сэм, Таббо, Л'Менбург, Томми - каждая деталь встала на свое место. Таббо позволил Дриму положить руку ему на плечо. Старые враги, острый дискомфорт в горе, но Таббо предпочел избежать неуважения, а не собственного удобства. Идеально. — Спасибо, Дрим. У нас тут, знаешь ли, городские дела, – Квакити хотел, чтобы Дрим ушел. Дрим великодушно подчиняется. У него есть более важные дела.***
— У меня от него до сих пор, блять, мурашки по коже, – бормочет Квакити, когда Дрим покидает их границы. — Он не снимает доспехов. Никакого уважения. — Он вернул нам Томми, – Таббо смотрит вслед уходящему Дриму. У него больше нет сил злится. — Он так же является тем, кто забрал его, – подмечает Фанди, скрещивая руки на груди. Никто из них не упоминает, что именно Таббо отдал приказ о его изгнании. Эта деталь умерла вместе с Томми. Таббо достаточно настрадался за свой выбор. — Что ж, раз он ушел, – Квакити переминается с ноги на ногу, нетерпеливо ожидая возобновления их первоначального разговора. — Таббо, я знаю, что сейчас не лучшее время, и не воспринимай это так, будто я давлю на тебя или жду, что мы начнем действовать сейчас, но мы все просчитали. Техноблейд падет, а потом... – он прерывается. — А потом Томми покончил с собой, – Таббо произносит эти слова, пожалуй, слишком спокойно. Они крутят этот разговор уже множество часов. — Я знаю, что ты напуган, Квакити- Квакити отщетенился: — Я не- — Хорошо, не боишься, – Таббо выглядит намного старше. Он и так выглядел паршиво из-за всех этих битв, но в нем есть что-то еще. Словно в нем потух огонек. — Получается, еще меньше причин заниматься этим ближайшее время. Я не собираюсь устраивать заговор мести ради чьего-то эго. Мы потеряли достаточно. — Ты так говоришь, будто у нас даже нет шансов- – обиженно вклинился Фанди. — Разговор окончен! – огрызается Таббо, вставая на ноги. — Если вы все хотите убежать и отвлечься на поиски другого человека, которому можно причинить боль, вперед! Но вы, блять, не будете делать это с моей помощью, или под флагом моей страны! Прежде чем кто-то успел возразить, Таббо уже идет по тропинке прайма прочь от них. — Черт, я не думал, что Таббо... – Фанди морщится. Он смотрит на Квакити в поисках указаний. — Так, не Техноблейд. А что насчет-? — Дрим? – Квакити хмыкает. — Да, было бы неплохо. Но ты слышал Таббо. – Квакити хмурится, погрузившись в размышления. — Я все еще пиздецки ненавижу этого парня, но если он действительно был последним человеком, который был рядом с Томми... — Ты же не собираешься сказать, что мы просто отпустим его, – усмехается Фанди. — Нет, не это, но... – Квакити мрачнеет, глядя вдаль горизонта в сторону дома Томми и его могилы. — Дай ему тоже немного времени. Найти труп ребенка... — Я не думаю... – Ранбу запнулся, глядя в сторону, куда ушел Таббо. — Что, Ранбу? – Квакити выглядит так, словно надеется, что Ранбу возразит, что он, возможно, даже поддержит его в поисках Техноблейда. — Я не думаю, что Дрим присматривал там за Томми, – тихо говорит он, сильно нахмурившись. Он смотрит на землю, не на них. — Он следил за ним лучше, чем мы, – вздыхает Квакити. — Как бы мне ни было неприятно это признавать. Мы бы не узнали ничего о том, что происходит с Томми, если бы Дрим не рассказал нам хоть что-то. — Ну, может, он не все нам рассказал... — Ранбу, чувак. Если ты что-то знаешь, просто скажи, – Фанди бросает на него взгляд. — Я ничего не знаю, правда, но Дрим сказал... – Ранбу делает паузу,сомневаясь. — Ну же, – подталкивает его Фанди. — Дрим говорил, что ему лишь казалось, что Томми просто немного грустный. Может, это просто... моя точка зрения, я не знаю, но когда я видел Томми в последний раз, он был несчастен. Квакити наклоняется, его тревога усиливается. — Настолько, что ты подумал, что он может...? — Нет, не это. Определенно не это, но... – Ранбу не знает ничего из этого наверняка. Его воспоминания об этом в лучшем случае туманны, большинство писем от Томми он, похоже, потерял, но у него все еще есть ощущение, что есть здесь что-то странное. Более странное, чем его мертвый друг. Ранбу не продолжает. Квакити вздыхает. — Может быть, Таббо прав. Мы мало знаем и... нам нужно объединиться, если мы хотим что-то сделать. Поэтому мы оставим Техноблейда и Дрима. Пока что, – Квакити не намерен сидеть в своей печали, но он знает, когда нужно отступить и подождать. В одиночку справиться с Техноблейдом он явно не мог; без Таббо не пойдет и Ранбу, а Фанди никогда не был самым храбрым или самым сильным бойцом. — Ужасно мило с твоей стороны, Квакити, – приподнимает бровь Фанди. Квакити не злится. — Люди умирают, и от этого вещи меняются. Фанди смотрит в сторону канализации за холмом. — Да. Меняются, не так ли?***
Проснись. Томми сразу же откашливает кровь. Она по-прежнему густа и засела в горле, не давая воздуху проникнуть в легкие. Он в незнакомом месте. Все болит. Вот это уже знакомо. Томми рвет на обсидиан; он выплевывает густую, старую кровь, пахнущую гнилью. Наконец ему удается сделать хриплый вдох. Он ложится на пол, обсидиан шершав и остр. Он не должен быть таким уставшим после смерти. — Тяжелое пробуждение? – голос Дрима, весел и холоден, заставляет его резко сесть. Дрим стоит в дверях комнаты. Томми пытается рассмотреть окружающую обстановку, но его внимание приковано к Дриму, на случай того, если тот подойдет ближе. В комнате темно, стены покрыты слоем обсидиана за исключением проема, где сейчас стоит Дрим, возвышаясь и загораживая единственный свет позади себя. Томми видит каменные ступени, уходящие вверх. Все. Томми пытается заговорить, обвинительный комментарий тяжело засел в груди. Где я, сука, нахожусь?! Томми хрипит, хватаясь за горло, но его усилия приводят только к боли, и он давится еще большим количеством крови. Дрим любопытно наклоняет голову, приседая рядом с ним. Комната маленькая, три на три. Томми все равно пытается отстраниться. — Скажи что-нибудь. Томми давится на словах пошел нахуй, горло мучительно протестует. — Хах, – Дрим смеется. — Наконец-то нашел способ, как заставить тебя заткнуться. – он встает, довольный. — Выглядишь напуганным, – поддразнивает его Дрим. — Ну, то есть, ты и раньше боялся, но сейчас все по-другому, верно? Твоя способность раздражать была единственным, что у тебя осталось. Кто знает. Ты можешь и не вернуть ее. Томми ненавидит, что страх так сильно отражается на его лице, но Дрим прав. Томми потерял достаточно, он не может потерять и свой голос. Он даже не в состоянии умолять Дрима о помощи, информации, да о чем угодно. Томми не знает, где он. Он не знает, что Дрим планирует делать дальше. Он все еще видит ошеломленное лицо Техноблейда, видит измученное беспокойство Уилбура. Теперь есть лишь эта жуткая улыбка. Томми хочет сказать: какого хуя ты собираешься со мной делать? Хватит тянуть время, заканчивай с этим, ебаный трус. Но даже если бы у Томми и был голос, вряд ли бы у него хватило смелости на подобные слова. — Может, я починю тебя позже. Если это навсегда, то, хей, с другой стороны, мне больше не придется слушать твое сраное нытье. Это может уберечь тебя от неприятностей. И ты не настолько туп, чтобы быть неграмотным, верно? Если у меня будут вопросы, - ты напишешь ответы. Томми чувствует, как в нем поднимается горький гнев. Это почти успокаивает. Если он может чувствовать что-то по отношению к Дриму, кроме страха, значит, он - все еще он. Во всяком случае, в какой-то степени. Не настолько, чтобы у Томми хватило духу попытаться ударить Дрима в его тупое, блядское лицо. — Прости, это было грубо, – произносит он так, словно рассказывает шутку. — Я постараюсь быть справедливее к тебе. Тот трюк, который ты провернул, – качает головой Дрим, и Томми еще сильнее вжимается в стену. — Должен сказать, я впечатлен. Использование углей и бегство, когда дыма было достаточно, чтобы я тебя не видел. Ты действительно заставил меня преследовать тебя... и ты был так близко, верно? Достаточно, чтобы заставить меня нервничать. Когда я услышал твой крик, я выстрелил, – смеется он. Дрим знает, что каждое слово - это еще один нож в груди Томми. Поэтому он не останавливается. — Это было очень близко. Еще бы секунда, и Техноблейд мог бы даже защитить тебя! Томми не может сдержать скулежа, даже несмотря на боль. Он не хочет думать о том, как больно будет плакать с таким голосом, не дай бог закричать, а зная Дрима, это более чем возможно. Дрим замолкает на мгновение, выражение лица невозможно прочесть. Томми может только с ужасом ожидать. — Я впечатлен. Это не ложь, Томми, – Дрим быстро переходит от насмешливого и веселого тона к низкому, угрожающему. — Однако мне придется тебя наказать. Томми чувствует, как его сердце бешено колотиться, ударяясь о грудную клетку, - оно тоже не может сбежать. Томми сжимает руки в кулаки, ногти царапают обсидиан. Ему нужно выбраться отсюда. Вполне логичное заключение; эта комната с самого начала внушала страх, но Томми вдруг отчетливо понимает, насколько она мала, как стены смыкаются все теснее, и единственный выход загораживает Дрим. — Не волнуйся, я не убью тебя. Просто заставлю тебя пожалеть о том, что я этого не сделал, – Дрим вернулся к своему прежнему оживленному тону, откинувшись на пятки. — Умереть от жажды... хм, полагаю, это не совсем приятно. Так. Ты останешься здесь, хорошо? Один, – Дрим снова наклоняется, так, чтобы они оказались лицом к лицу. — И знаешь, что я собираюсь сделать? Я пойду проведаю Таббо. Твоего старого, лучшего друга, – Дрим ухмыляется за маской. Томми знает это. — Знаешь, он так расстроен из-за тебя. Ты покончил с собой, и это его вина. Хорошо сработано. И это даже не было ложью. Ты сделал все это для меня, так что спасибо тебе. И теперь никто не будет тебя искать, разве это не чудесно? У тебя есть могила, Томми! Лучше, чем у Уилбура, что забавно, ведь вы оба ушли одним и тем же путем. Увидимся через неделю или вроде того, хорошо? – он собирается уходить, но останавливается. Томми отказывается смотреть на него, уставившись в обсидиановый пол. На нем уже есть его кровь. Дрим берет его за подбородок, заставляя снова посмотреть на белую, бездушную маску. — Знаешь, я могу оставить тебя здесь навсегда, – в его словах нет даже злобы. Это просто констатация факта без чувств или угрозы. Это еще хуже. — Я мог бы оставить тебя здесь, пока ты... не умрешь от голода, или, скорее, от жажды. Вернусь, оживлю тебя, и снова уйду. Твое существование может быть таким навсегда. Я хочу, чтобы ты подумал об этом. О своем поведении, пока я не вернусь. Если вернусь. Теперь Дрим уходит. Томми смотрит ему вслед, представляя, как срывает с него эту маску, засовывая ее ему в глотку, дабы посмотреть, понравится ли ему это. Его гнев угасает в тот момент, когда Дрим замуровывает выход обсидианом. Очередной слабый скулеж вырывается с болью, когда он, шатаясь, поднимается на ноги и бросается к гладкой стене из обсидиана, которая теперь окружает его. Томми нащупывает край, но на нем нет ничего, кроме тонкой щели меж камнями; может, достаточно широкой, чтобы Томми мог ухватиться за свет, пробивающийся сквозь нее, но не настолько, чтобы понять, как выбраться. Лишь дразнящее напоминание о том, что мир существует за пределами этого места. Это похоже на лимбо, но на этот раз Уилбур никогда не появится из темноты, чтобы спасти его. Я бил кулаками по стенам до крови, и это ничего не дало. Слова Уилбура возвращаются к нему, как предупреждение. Но это не останавливает Томми от попыток, даже когда больно, даже когда его кровь все больше окрашивает обсидиановые стены. Комната слишком мала. Она настолько мала, что стоит ему сделать пару шагов, и он упирается в стену. Она словно сжимается, все сильнее и сильнее, - как будто его хоронят заживо. Он не может этого вынести, не может дышать, а выхода нет. Обсидиан режет его руки, когда он царапает стены. Он бросается на дверной проем, который Дрим запечатал, снова и снова, даже когда от этого появляются синяки. Когда он сворачивается на полу, ребра болят. Его руки в крови, ногти поломаны. Как и говорил Уилбур. Он пытается подавить слезы, заглушить желание кричать и умолять кого-нибудь вытащить его, ему нужно выбраться выбраться выбраться выбраться- Проходят дни, прежде чем Томми настигнет неминуемая смерть. Тишина давит на него, как камень, и он слышит свое колотящиеся сердце, бешено пытаясь продержать жизнь. На второй день он перестал бороться. Не то чтобы у него было какое-то представление о том, что дни проходят. Углубившись в свою могилу, в очередной отчаянной попытке он пытается закричать, и то ли от боли, то ли он усталости - он падает, теряя сознание. Он был слишком обезвожен для слез уже несколько дней, если вообще мог оставаться в сознании достаточно долго, чтобы плакать. Он так долго пробыл в темноте, что уже не видит, сколько крови покрывает стены. Он просто хочет снова увидеть свет, выпить воды. Боже, он бы отдал что угодно ради воды... Когда Томми умирает, сначала он даже не замечает. Он не спит. Это самое удивительное - он снова в сознании. Ему все еще больно, в этом нет ничего нового; но потом он понимает, что это боль не от старых травм, не от острого камня, на котором он лежит - а знакомые булавки да иголки его атомов, которые начинают распадаться на части. Хоть когда-то Томми чувствует облегчение. Он больше не хочет пить. По крайней мере, эта боль знакома. Он может снова найти Уилбура. Он просто продолжает падать. Может ему стоило уже перестать бояться закрытых пространств, но это бесконечное небытие все еще остается склепом. Он не может вытащить себя из него. Он даже не пытается, потому что сквозь кровь, истерику и боль он может думать только о том, что Таббо знает, что он убил себя. Он падает и ему больно, но все это не имеет значения, потому что Таббо думает, что он мертв. Что Томми убил себя, и он будет винить себя, - Томми знает, что так и будет. Он бросил своего лучшего друга с этим несчастьем, и теперь никто не будет его искать. Это конец. Его последний выстрел. Теперь все думают, что он мертв, и, судя по тому, что сказал Дрим, он позаботился о том, чтобы это подтвердилось. Томми получил могилу. Это больше, чем когда-либо получал Уилбур. Томми это не утешает. Еще больнее осознавать, что его любили достаточно, чтобы оплакивать, но недостаточно, чтобы спасти.