***
Томми не знает, сколько он просидел в камере. Достаточно долго, чтобы он проголодался. И заскучал. В другой камере еще хуже, но, по крайней мере, он был занят тем, что испытывал ужас от давящих стен. Он думает об этом только потому, что сейчас он раздражен. Скука лучше, чем душащий ужас. Томми остается лежать на кровати, свернувшись калачиком, его взгляд покинул лаву, и теперь был направлен на цветы. Ромашки и васильки. Они начинают умирать, несколько лепестков уже опали. Может быть, цветы должны мучить его. Они заставляют его еще больше желать выйти на улицу. Томми не был на улице уже... ну, месяц, или больше полугода, если считать ту неделю, которую он провел мертвым. В любом случае, он скучает по солнцу. Томми нужно найти себе занятие, может, написать что-то в одной из тех книг, которые оставил ему Дрим. Он должен себя чем-то занять, он слишком много думает о цветах. Может, Дрим просто решил, что они, блять, украсят это место, не во всем же есть скрытый замысел. В последнее время Дрим был слишком добр. Томми не оскорбляли и совершенно не били с тех пор, как Дрим его вернул. Кстати говоря. Томми слышит звук редстоуна, и сразу же подскакивает на ноги, когда лава опускается. — Привет, Томми! Извини, что задержался сегодня, – Дрим радушен. Он извинился перед Томми за свою задержку. Как будто Томми заслужил такое уважение. — Но я думаю, это все исправит! – Дрим заходит в камеру и бросает что-то на кровать Томми. — Одежда? – Томми не знает, почему он так удивлен. — Ага! Самое время, верно? От тебя немного разит мертвечиной, – подшучивает Дрим. — Приведи себя в порядок и встретимся в центральном коридоре. — Э-э, хорошо, Дрим, – быстро соглашается Томми, какая-то отчаянная часть его надеется, что Дрим отведет его наружу. Он осматривает одежду. Черные джинсы, которые, как он уже понял, будут ему коротковаты, армейская зеленая рубашка с длинным рукавом. Ничего красного или белого. Никакой куртки, что очень жаль, потому что здесь пиздецки холодно. Есть в ней что-то странное: это просто одежда, но кажется, словно это униформа. Но все же лучше, чем то, что у него сейчас. Томми не осознавал, насколько плохо было его состояние. Рваные остатки рубашки прилипли к коже, некоторые даже слиплись с коркам старых ран. Сначала он пытался медленно это убрать, но это было все равно, что срывать пластырь. Он отдирает ее от своей кожи, резко вдыхая. Даже когда грязная рубашка исчезает, он все еще представляет собой месиво из засохшей крови, грязи и струпьев. Томми не знает, сколько времени дал ему Дрим. Он хочет хотя бы немного смыть кровь. Томми подходит к раковине и берет тряпку, висящую на ее краю. Изо всех сил он старается не обращать внимания на цветы. Томми сначала протирает руки, но ему кажется, что это бесполезно. Засохшая кровь прилипла намертво, и ему довольно больно пытаться ее смыть. Томми уже привык к боли. Он знает, что боль не прекратится в ближайшее время, но он может быть хотя бы чистым. В итоге Томми садится на пол. Даже когда он избавился от крови, его кожа, словно полотно, покрыто темными и красными пятнами. Старые синяки и раны наполовину зажили. Волосы спутаны, - и это очередная проблема, - но он все же пытается хоть как-то их отмыть. Простое попадание воды на лицо приносит облегчение. Тряпка уже испорчена кровью. Он отбрасывает ее в сторону вместе со старой одеждой, новая определенно лучше. Но все же материал новой рубашки немного грубоват. Он не чувствует себя в ней самим собой. Напоминает неудачную шутку, - Томми уже давно не чувствовал себя самим собой. Этот зеленый цвет какой-то неправильный. Он не похож на зеленый цвет рубашки Таббо, его банданы- Томми быстро подносит руку к горлу. Его сердце учащенно бьется, а паника растет. Зеленая бандана Таббо исчезла. Она пропала. Томми понятия не имеет, когда он ее потерял. Это могло быть несколько недель назад, могло быть в любое время, когда Дрим убивал его или вырубал. Это не имеет значения. Бандана пропала. Томми судорожно вдыхает. Он не может сейчас плакать. Дрим хочет его видеть, и он всегда злится, когда Томми плачет. Томми шмыгает, яростно потирая глаза. — Н-Ну же, Томми. Держи себя в руках, мужик. Сломаешься из-за этого позже, – голос Томми хрипл и слаб, по-прежнему дрожит. Томми устал от потерь. Он до сих пор не знает, куда делся его компас. В том, что Дрим забрал его у него, был хоть какой-то смысл. Томми не мог найти Таббо без него, но бандана? Нет никакой практической причины забирать ее, только жестокость. Не давай этому ублюдку больше своих слез. Томми делает еще один глубокий вдох, глядя на тощее тело в плохо сидящей одежде, которую он не узнает. Он пытается уцепится за что-то похожее на самообладание. Он смотрит на свои новые носки, выделяющиеся белым цветом на фоне обсидиана. Дрим дал ему полный комплект чистой одежды, но не хватало одной вещи. Дрим не дал ему обувь. Томми и так не питал особых надежд, но теперь он тем более был уверен, что Дрим не выведет его на улицу ближайшее время. Единственный выход, который Томми видел до сих пор, - портал в Незер. Ничто так не говорит о том, что ты никогда не выберешься отсюда, как мысль о том, чтобы пробежать босиком по аду. Томми может провести так годы. У Дрима нет причин прекращать для него это состояние существования. Его новым лимбом может стать эта камера, где единственное место, куда он может надеяться попасть, - это огромная, зловещая комната. Он изо всех сил старается похоронить эту мысль. Если это будет продолжаться, он сойдет с ума. Даже больше, чем уже сошел. — Дрим? – зовет его Томми в центральном коридоре. — Хей, Томми! – Томми вскрикивает, когда Дрим отзывается у него за спиной. — Б-Блять, мужик, ты напугал меня до чертиков- – Томми хватается за грудь, пытаясь восстановить дыхание, сердце дико колотится. — Ох, я не хотел, приятель. Я просто собирал кое-какие вещи. У меня есть план, который, думаю, тебе понравится, – Дрим проходит мимо него вниз по лестнице, оглядывая огромный пустой зал, прежде чем остановиться на пустой золотой платформе справа от портала. Слова Дрима скорее пугают, чем утешают его, но Томми все равно следует за ним. — Для чего это? – он с опаской смотрит на две золотые платформы. — Что? – Дрим смотрит на другую платформу. — Прямо сейчас, ни для чего. Они для... планов на будущее. – как и всегда бывает, он говорит это так, будто знает что-то, чего не знает Томми. — Просто подумал, что это будет хорошим местом. В остальной части зала слишком темно. — ...Хорошим местом для чего? – Томми смотрит в сторону портала. Он не собирается бежать, но и не будет притворяться, что это не заманчиво. Его босые ноги на жестком бедроке говорят об обратном. — Ну, ты знаешь, как я позволял тебе умереть или иногда убивал тебя, а потом возвращал обратно? – Дрим говорит это так, словно это простая, легкомысленная вещь, а не история ужасов. — Ну и, я хочу продолжать это делать. Томми отступает назад. Он знал, что это произойдет. Он не удивлен, но не хочет этого. Он так устал. Томми закрывает глаза, челюсть напряжена, словно в ожидании удара. Может быть, ему удастся снова увидеть Уилбура. Тот факт, что Дрим так старательно разрабатывает этот план, усиливает страх Томми. Он представляет, что смерть будет медленной и мучительной. — Эй, эй, – Дрим кладет руки на плечи Томми, напрягая его снова. — Все в порядке, – говорит он так, словно успокаивает испуганное животное. — Я сказал тебе, что у меня есть план. Эти эксперименты важны. Мы... исследуем бессмертие вместе, верно? – он будто ждет ответа Томми. Томми ничего не говорит, просто разглядывая свои носки напротив незеритовых ботинок Дрима. — Я постараюсь сделать так, чтобы было меньше боли, – Дрим подчеркивает это обещание объятием. Томми напрягается. Он не отвечает взаимностью. Он ненавидит то, как он изголодался по прикосновениям, то, как он хочет обнять в ответ, словно Дрим не монстр, который только и ждет, чтобы он проявил такую слабость. — Т-Ты попытаешь сделать так, чтобы не было слишком больно? – тихо говорит Томми, когда Дрим наконец отстраняется. Он ненавидит то, как отчаянно надеется. — Да! Не обещаю, но я должен попытаться, верно? – Дрим поворачивается обратно к платформе и идет к ней с излишним энтузиазмом. Это похоже на место для жертвоприношения. — И-Или ты можешь вообще меня не убивать, – заикается Томми. В каждом слове искрится безрассудство. Дрим не злится, дразняще усмехаясь. — Ну же, Томми. Ты знаешь, что я не могу этого сделать. Как я уже говорил, это важно. Разве ты не хочешь, чтобы я придумал способ сделать так, чтобы все твои маленькие бывшие друзья в Л'Менбурге не умерли? — Не понимаю... – пробормотал Томми. — Как мои смерти должны этому помочь? — Всему свое время, верно? – Дрим кивает ему на платформу, и Томми подчиняется слишком легко, учитывая его страхи. — Садись. – Томми повинуется. Затем он видит нож в руке Дрима. — Нет- Т-Ты же говорил, что будет не так больно, – Томми собирается подняться на ноги, но Дрим вдавливает руку в его плечо, заставляя остаться на месте. — Верь мне, Томми, – Дрим все еще проявляет такую доброжелательность, голос низкий и обнадеживающий, несмотря на смысл того, что он говорит. — Если ты хочешь знать, что происходит, я попытаюсь... повредить твой спинной мозг. Настолько, чтобы остальное тело не чувствовало боли, понимаешь? Томми молчит, слова вселяют в него ужас. Дрим, блять, ебанулся на голову. — Это временно, – хмыкает Дрим. Томми слышит в его голосе усмешку. — Давай просто попробуем. Если ты не хочешь испортить свою новую рубашку, не мог бы ты приподнять ее? Чтобы я мог добраться до твоего позвоночника? Томми видит нож. Он точно знает, что планирует сделать Дрим. Его тошнит от ужаса. Тем не менее, он повинуется. — Не шевелись. Он повинуется. Он повинуется до тех пор, пока в его спину не вонзается нож, но Дрим оказывается быстрым. Прежде чем Томми успевает подумать о том, чтобы сопротивляться, встать, даже отпрянуть в сторону, - сквозь боль от ножевого ранения Томми понимает, что не чувствует ног. Или груди. Он даже не уверен, дышит ли вообще. Но он чувствует, что его голова ударилась о золотую платформу достаточно сильно, что он видит пятна. Это не безболезненно, и это не просто боль. Это новый вид ужаса, который Томми не может припомнить, чтобы когда-либо испытывал раньше. Томми уже знал, что здесь он постепенно теряет свободу воли, но это кажется совсем другим чудовищем, - когда это проявляется в неспособности контролировать или даже чувствовать свое тело. Это также не безболезненно в обычном смысле. Боль от ножа в спине распространяется по рукам, в груди словно еще один клинок, и Томми слышит свои собственные мучительные попытки дышать, когда в легких почти ничего не чувствуется. Дрим появляется в поле зрения, наклоняется, чтобы посмотреть на него. — Ниже ножа, чувствуешь ли ты что-нибудь? – Дрим спрашивает так, будто это какое-то интервью, а не Томми, корчащийся в агонии на земле перед ним. Томми не может говорить. Может быть, он и может, но он слишком сосредоточен на попытках дышать, чтобы даже попробовать. Дрим вздыхает, все больше раздражаясь. — Просто кивни. Или, если ты не можешь этого сделать, моргни один раз - это «да», два раза - «нет». Еще раз, ниже ножа, чувствуешь ли ты что-нибудь? Томми качает головой, и ему кажется, что нож обжигает его, боль распространяется по всему телу при каждом движении. — Интересно. Все еще болит? Я имею в виду ножевую рану. Медленный и болезненный кивок. — Хм. Думаешь, оно того не стоило? Томми озадачен. Трудно думать, когда его отвлекает полное отсутствие чувств. Дрим продолжает, оставаясь все таким же спокойным и бодрым, как и раньше. — Какую бы боль это не приносило, потеря чувств того не стоит? Ты так думаешь? Томми корчится, когда нож сдвигается в ране от того, что, по его предположению, он пытается вдохнуть. Дрим хмыкает, вставая на ноги. — Поговорим, когда ты немного придешь в себя. – Дрим обходит его. Томми не может даже повернуть голову, чтобы оглянуться, но это не отсутствие чувств, а просто боль и изнеможение. Томми пытается закричать, когда Дрим вынимает нож. Это просто хриплый, скулящий выдох. Затем нож оказывается у него в груди, прямо над сердцем. Он возвращается в знакомую пустоту. Он не видит Уилбура, но внезапное возвращение чувств - хотя и смутная, искаженная боль от того, что его разрывают на части - кажется милосердием. Его голова прояснилась, и все, о чем он может думать, это о том, как легко Дрим буквально вонзил нож ему в спину. Он не удивлен. Но и легче ему от этого не становится. Может, Дрим хотел, чтобы он нашел книгу. Томми прочитал драгоценную записную книжку Дрима, и он изменился. Все его смутные представления о сдержанности исчезли. Ему больше не нужно было притворяться, играть какую-то роль спасителя, помимо той, которой он был на самом деле. Теперь Дрим может играть с ним, пробовать различные акты насилия и убийства безо всякой причины для секретности. Дрим отличается и в других отношениях. В последнее время он стал более дружелюбным. Даже сейчас, вонзив в него нож, он сказал, что хочет посмотреть, сможет ли это уменьшить боль. Перед Томми словно пелена тумана, ему сложно рассуждать, было ли это искренне или нет. Как бы то ни было, Дрим потерпел неудачу. Томми никогда раньше не испытывал подобных мучений, а учитывая прошедшие месяцы, это о многом говорит. Томми надеется, что Дрим не вернет его назад слишком рано. Он хочет отдохнуть. Может быть, даже поговорить с Уилбуром, если он сможет убедить его прекратить попытки вернуть его на железнодорожную платформу. Проснись. Томми просыпается на том же месте, где умер. Он смотрит на Дрима, блеск золотой платформы причиняет боль его глазам. Не так сильно, как все остальное, болит просто все. Не только спина - все его тело ощущается как один огромный синяк. — С возвращением! Итак, насколько это было больно? Стоит ли оно того, чтобы не чувствовать остальное тело? – Дрим достал свою книгу. — Н-Нет, абсолютно, блять, не стоит, – хрипло заикается Томми. Дрим кивает, что-то записывая. — Ну, в следующий раз не жалуйся, что слишком больно. Я дал тебе альтернативу, – пожимает он плечами. Томми не может выразить словами то изумление, которые у него вызывает Дрим, просто говоря. Дрим убьет его снова. Он позволит- точнее, сделает так- чтобы это было больно, и если Томми вздумает жаловаться, то он будет кричать на него. Томми ненавидит то, как легко он следует логике Дрима. Он должен быть возмущен, а не стыдиться мысли о том, чтобы сказать Дриму, чтобы тот прекратил причинять ему боль. Томми ничего не говорит, закрывая глаза от яркого блеска золота. Он чувствует кровь на своей спине. Если Дрим и может пожалеть его, то только сейчас. Поэтому Томми решается на глупость. — Дрим, могу ли я... Могу ли я выйти наружу? – голос Томми такой хриплый и осипший, и вопрос такой пугающий, что сначала Томми кажется, что Дрим его не услышал. Длинная пауза, Дрим смотрит на него. В голосе Дрима нет ярости, только леденящий, покровительственный тон. — Нет, Томми. С чего ты взял, что это хорошая идея? – Дрим начинает уходить, вытирая кровь Томми со своего ножа. — П-почему нет? – Томми пытается сесть, поднимаясь на шатких ногах. Он старается не обращать внимания на лужу крови позади себя. — Если ты рядом, я никуда не уйду. Я ничего не сделаю, обещаю. Я- я просто хочу увидеть солнце. Я согласился со всем этим, не сопротивлялся и даже не просил тебя остановиться. Я буду хорошим. Т-Ты сделал мне больно, и-и я не злюсь, лишь прошу об одной вещи, пожалуйста? — Почему ты споришь со мной, Томми? В последний раз, когда ты был на улице, ты попытался покинуть место своего изгнания, – Дрим холоден, с каждой секундой в его голосе словно появляется что-то опасное. — С чего ты взял, что ты заслуживаешь этого? Томми хмурится, мысленно размышляя: риск превыше награды. Томми не может придумать, как заслужить снисхождение Дрима, кроме как быть хорошей маленькой лабораторной крысой. В этом нет смысла - чтобы он не сделал, он не вызовет ничего большего, чем просто похвалу Дрима. Если он продолжить настаивать, Дрим может убить его, бросить в камеру на неделю, перестать кормить. Это, конечно, мрачный исход - то, чего следовало бы избегать, но, впрочем, ничего нового. Если он замолчит - то останется хорошим, и Дрим вернет его в ту другую комнату до следующего раза, когда он ему понадобится. Эта комната лучше. Там есть вода, свет, кровать. Те цветы, которые до боли напоминают ему о том, что есть снаружи. Томми будет продолжать настаивать. Какие еще страдания может подарить ему Дрим? — Теперь я согласен на твои эксперименты! Несмотря на все то, что ты со мной сделал, я не сопротивляюсь! Все могло бы быть гораздо сложнее, д-для нас обоих- – Томми резко вздыхает, отшатываясь назад, когда Дрим бьет его по лицу. — Несмотря на все, что я с тобой сделал? – шипит он. — Я наказал тебя за твое поведение, и вот как ты себя ведешь? Ты прав, это могло бы быть намного сложнее для нас обоих, но я точно могу гарантировать, что это будет сложнее для тебя. – Дрим возвышается над ним. Томми смотрит на него, поднося руку к своей пылающей щеке. — Ты сказал, что мы друзья. Повисла тяжелая тишина. Томми отказывается отстранится первым, уставившись на эту маску, ожидая, ударит ли Дрим его снова, или продолжит идти. Ему интересно, слышит ли Дрим, как колотится его сердце. Кажется, что это довольно громко. Дрим смеется. — Конечно, я твой друг, Томми. Как ты думаешь, почему я не хочу, чтобы ты был снаружи? Тебе нравится нарушать правила, - всегда нравилось! И поскольку мы друзья, я не дам тебе такого шанса, потому что тогда мне придется наказать тебя еще хуже, – Томми вздрагивает, но Дрим просто кладет руку ему на плечо. — Прости, что мне пришлось тебя ударить, но ты зашел слишком далеко. Ты не можешь так поступать, ясно? Томми все еще насторожен, ища в Дриме хоть какой-то признак гнева. Он кивает. — Отлично. И, знаешь что, если ты пообещаешь больше не выдвигать подобных требований, я позволю тебе провести сегодняшний день на улице. Как насчет этого? — ...Правда? – Томми совершенно не верит ему. — Только на этот раз, хорошо? – Дрим направляется к механизму из редстоуна вдоль дальней стены. Томми застыл. — Ну же. Не заставляй меня передумать. — Х-Хорошо, – Томми быстро присоединяется к нему, сердце по-прежнему бешено колотится. Томми вздрагивает от громкого звука редстоуна и инстинктивно подходит ближе к Дриму. Платформа поднимается ввысь. Они уже на полпути к выходу из подземелья, когда Томми задается вопросом, не собирается ли Дрим столкнуть его с края. Затем они оказываются на устойчивой земле в пещере. Здесь уже теплее, что могло бы стать облегчением, если бы Томми не нервничал. Дрим выходит первым, Томми следует рядом, пока они поднимаются вверх по склону. Томми не знал, чего ожидать, но плато выветренной саванны - явно не то. Здесь тепло и бриз пахнет солью. Он видит океан, пролегающий на множество миль. Это не просто саванна - это остров. Томми уже знал, что оказался запертым в ловушке, но, ступив на тесное плато, где акации пустили корни, несмотря на постоянный гул ветра, он оглядывается по сторонам, и не видит ничего, кроме синевы. Вода находится далеко внизу. Одно только падение убило бы его, если бы ему не повезло удариться о воду и утонуть, или разбиться о камни. Какого черта Дрим беспокоится о том, что он, блять, сбежит? Бежать куда? — Красиво, правда? – Дрим видит, что он смотрит на него широко раскрытыми глазами, и принимает страх возвышенностью за трепет пред красотой. — Вообще-то, я не планировал провести здесь весь день, так что, – Дрим кивает ему дальше по острову. Гора, в которую Дрим встроил лифт, возвышается над ними еще выше. Томми, несмотря на всю переполнившую его тревогу, все еще хочет остаться здесь. Хоть ненадолго. Томми не чувствовал солнца уже месяц, а может, и восемь, если учитывать смерти. Он скучал по ощущению теплоты. Здесь слишком светло, видеть трудно, и ему приходится постоянно щуриться. Запах сухой травы и соленой воды ошеломляет, но это не значит, что он готов от него отказаться. — Иди сюда, Томми, – Дрим по-прежнему не звучит сердито, наоборот - до жути радостно. — Что? – Томми не может перестать смотреть на далекий горизонт. Его сокрушает осознание того, что он понятия не имеет, где находится. Даже в Логстедшире он знал, как попасть домой, знал, как найти помощь, даже если эти варианты казались невозможными, но они, по крайней мере, существовали. Теперь нет ничего. Томми еще никогда не чувствовал себя таким загнанным и отдаленным. Если та темная пустота - это загробная жизнь, то это, несомненно, какой-то новый вид чистилища. — Как я уже сказал, я не могу оставаться, чтобы торчать с тобой тут весь день, поэтому я оставлю тебя здесь, а перед закатом приду и заберу тебя обратно, хорошо? – в руках Дрима - цепь. Томми застывает, вырванный страхом из своей горькой тоски. — Что ты- Какого хуя- – он отступает назад. — Подожди минутку, Томми. Это ты умолял остаться снаружи. Это единственный способ оставить тебя здесь одного. Томми на мгновение задумывается, просить ли его вернуться или позволить Дриму сделать это. Как будто у него когда-либо был выбор. — Х-Хорошо. — Дай мне руку, – Дрим выжидающе смотрит на него. Томми колеблется еще мгновение, оглядываясь на океан, а затем на пещеру, из которой они пришли. Он подчиняется. — Только вокруг запястья. А потом я прикреплю ее к дереву. – цепь достаточно тугая, чтобы сдавить, но не настолько, чтобы перекрыть кровообращение. Она так же достаточно длинная - даже когда Дрим обматывает ее вокруг молодой акации, Томми вполне может отойти на пятнадцать футов. — Что ж, увидимся позже, Томми. – Дрим уходит. Томми все еще стоит на месте, ошеломленный последними пятью минутами, но он выныривает из этого состояния, когда Дрим начинает уходить. — П-Погоди, Дрим, ты... – Томми не знает, что он собирался сказать. Ты действительно собираешься бросить меня вот так? Очевидно, да. Дрим оборачивается. — О! Вот дурак, – корит себя Дрим, качая головой. — Спасибо за напоминание, чуть не забыл. Томми пытается поймать стеклянную бутылку, которую бросает ему Дрим. Это вода. Ее не очень много. — Увидимся позже, Томми! – затем он уходит, возвращаясь в пещеру, откуда, по предположению Томми, он уйдет через Незер. Томми остается один. — Я... – Томми не знает, с кем он пытается заговорить. Он стоит как вкопанный, бутылка с водой свободно болтается в его руке. Он смотрит на цепь, обвившую его запястье, легонько дергая ее. Единственный способ освободиться - сломать запястье. Глядя на бескрайний океан, он понимает, насколько это глупо. Допустим, он сможет сделать лодку, но сможет ли он грести со сломанным запястьем? Если он все-таки освободится и просто будет бродить по острову, то с такой же вероятностью он упадет со скалы и сломает себе шею. А когда Дрим найдет его, в следующий раз он может привязать его за шею, как собаку. Как будто будет следующий раз. Томми фыркает, прислонившись спиной к стволу дерева. По крайней мере, он в тени. Ему уже становится жарко, а сухая трава под ним не слишком удобна. Ко всему прочему он один. Он не совсем отчаянно нуждается в возвращении Дрима, но не похоже, что у него есть кто-то еще. Он скучает по Уилбуру. Хуже того, он скучает по Таббо. Он не может думать о них. Это единственный раз, когда он может остаться снаружи на некоторое время. Он провел месяцы, запертым в той маленькой комнате, и не хочет, чтобы его последний день на солнце был омрачен мыслями обо всех тех, кто оставил его позади. Он также не хочет провести его, оплакивая тот факт, что это его единственный день. Томми оглядывается вокруг. Бриз прохладнее, воздух пахнет солью. Он уже и забыл, как шумят от ветра деревья. Он устал скучать по миру. Томми задается вопросом, откуда у Дрима цветы. Здесь они бы не выросли, и Томми находит это почти нереальным, что Дрим потрудился принести ему цветы через Незер. Что дальше, он будет приносить картины и книги, чтобы украсить его шикарную тюремную камеру? Томми должен перестать думать о том, что ждет его под землей. Он не может тратить время впустую. Чем больше он старается не думать об этой трате, тем больше ему кажется, что он это делает. Томми продолжает изучать взглядом остров. Он достаточно большой, чтобы здесь находились животные. Было бы неплохо иметь компанию. Томми со вздохом прислоняется к дереву. Томми задумывается, считается ли это потраченным днем впустую, если он заснет здесь. Томми просился наружу, а не в другую клетку. Он хочет заняться чем-то, чем угодно. Он никогда не думал, что будет тосковать по тем дням, когда отчаянно пытался добыть еду, собирать дрова или находить достаточно железа для доспехов. Он хочет бегать; даже не для того, чтобы сбежать, а просто избавиться от назойливого беспокойства. Томми допивает воду, когда солнце находится в середине неба. Он старался экономить, но никак не мог заставить эту маленькую бутылочку продержаться до заката. Еще через час ему снова хочется пить. И есть тоже. Он не ел с... кажется, со вчерашнего дня. Он не уверен, как долго не было Дрима, пока он сидел в той комнате. По крайней мере, здесь можно определить время по солнцу. Солнце безжалостно, что не очень приятно, тень помогает лишь отчасти. Он уже закатал рукава и снял носки. На носках уже кровь. То же самое с задней частью рубашки, но он предпочел ее оставить. Он должен был сделать хоть что-то, чтобы предотвратить солнечный ожог. Он шагает до боли в ногах. Это никак не помогает побороть скуку. Ступать по обсидиану все еще неприятно, но камень не столь острый, сколько шершавый; а здесь, снаружи, сухая трава царапает ноги точно так же. — Э-э, привет, – Томми смотрит на эндермена- не на лицо, конечно- который решил встать напротив него в другом конце поля с травяным блоком в руках. — Знаешь, ты напоминаешь мне одного моего приятеля. Эндермен, кончно же, не отвечает, а просто продолжает бродить по острову, в одно мгновение оказываясь в поле зрение Томми, а в следующее - исчезая. Он вздыхает. Компания была бы кстати. В конце концов он снова прислоняется к дереву. Голова болит. Все вокруг соленое, не только бриз с океана, но и вкус пота. Он так хотел снова оказаться в тепле. По крайней мере, его желание исполнилось. Томми не хотел засыпать, но он так давно не чувствовал себя в тепле, а обезвоживание уже наверняка усилилось. Ему легко удается задремать. Проснись. Томми резко просыпается от того, что кто-то пинает его ногу, - это слово заставляет его инстинктивно запаниковать. Он не воскрес из мертвых, но он вернулся в суровый мир бодрствующих. Дрим стоит над ним. Солнце уже не такое яркое: оно наконец коснулось горизонта, окрасив океан в красно-оранжевый цвет. — Т-Ты вернулся, – Томми протирает глаза, отзываясь осипшим голосом. — Ага! Тебе было весело? – Дрим определенно издевается над ним, когда отвязывает его от дерева. Томми пожимает плечами, изнемогая. Ему хочется попросить у Дрима воды, но он уверен, что Дрим откажет ему назло. Он должен просто подождать, пока Дрим вернет его в комнату, и набрать воды из раковины. — Я же тебе говорил, – Дрим кладет руку ему на затылок, направляя его вперед к пещере. — Говорил что? – уныло спрашивает Томми, слишком уставший, чтобы пытаться вырваться из рук Дрима. — Ты так хотел выйти наружу, и ради чего? – Дрим смеется. — Может, мне стоило сказать тебе, что мы в жарком месте. Хотя, представь, насколько хуже было бы, если бы я оставил тебя на снегу? Томми помнит, как бежал босиком по плотному снегу, ноги словно горели, когда он пытался добраться до Техноблейда. Он содрогается. Дрим выглядит самодовольным, и, возможно, у него есть на то основания. Томми не скоро снова попросится наружу. На полпути к пещере Дрим останавливается, уставившись на что-то. Томми озадаченно оглядывается вокруг. Солнце еще не село, монстров по-прежнему нет, но Дрим все же направляется куда-то вправо с топором в руке. Там находится эндермен, держащий блок травы. — О, да. Я видел его раньше, – говорит Томми, прежде чем понять, почему Дрим вытащил топор. — Нет, не убивай его! Он никому не причиняет вреда. Дрим на мгновение оглядывается на него, и по маске или нет, Томми понимает, что сказал что-то не то. Он отступает назад. Дрим снова игнорирует его. Эндермен наблюдает за его приближением, не понимая, что топор предназначен для него. До тех пор, пока Дрим не наносит первый удар. Эндермен исчезает во вспышке фиолетовых частиц. Томми надеется, что он убежит. Но знает, что этого не произойдет. Он хорошо знает этот яростный рев, стоит эндермену бросится на Дрима, разжимая челюсти и обнажая зубы. Дрим убивает его еще одним ударом. Его предсмертный вопль отдается эхом слишком долго, чтобы быть естественным. Томми дрожит. Почему ты просто не убежал? Даже когда он так думает, Томми знает. По крайней мере, он знает кое-что об этом. То, как этот эндермен смотрел на Дрима, будто он не мог ничего сделать, кроме как попытаться разорвать его. Словно это единственный выбор, который он мог принять. Томми задается вопросом, не является ли его свобода воли чем-то похожим. В какой-то степени он все еще остается самим собой, но у него не осталось достаточно воли, чтобы взяться за меч. — Ты говорил с ним? – Дрим заговорил прежде, чем предсмертный возглас полностью угас. — Что? – Томми все еще смотрит на то месте, где он исчез. Дрим встряхивает его, до тех пор, пока Томми не поднимает на него взгляд. - Ты говорил с ним? — Нахуя мне это делать? – Томми моргает, прежде чем прийти в себя, отходит подальше, ожидая, что Дрим ударит его за то, что он заговорил в ответ. Дрим лишь усмехается. — Хорошо. Ну, ты ведь безоружен и беспомощен. Если ты будешь настолько глуп, что посмотришь одному из них в глаза, - то снова умрешь, а я не доверяю твоему уму. Так что даже не подходи к ним, хорошо? — Хорошо, Дрим, – Томми дает ответ, который вызовет наименьшую агрессию, хотя он и хочет знать правду. Он не знает, почему Дрим думает, что он вообще может разговаривать с эндерменами. Что-то в этой мысли, заставляющей Дрима нервничать, дает Томми надежду. Как будто Дрим все еще боится, что Томми ускользнет от него.***
Техноблейд устал от одиночества в этом месте. Он и в лучшие времена не должен оставаться наедине со своими мыслями, не говоря уже о том, что его новый дом, призванный стать маяком мира, был запятнан кровопролитием вопреки его собственным усилиям. Фил помогает. Техно и не подумал предупредить его. Он инстинктивно избегал этого участка земли, но, направляясь к дому с Филзой рядом, он услышал, как Фил вскрикнул, прежде чем свалиться на снег. — Боже блять, Техно, у тебя здесь жуткий лед, – морщится Фил. — Не смей называть меня стариком за это, – предупреждающе смеется он, с трудом поднимаясь на ноги. — Ох, прости, Фил. – Техно протягивает ему руку. — Обычно здесь не так много льда, просто... – Техно на секунду замешкался. Он не хотел говорить об этом, и он знает, что Филза спросит, все ли с ним в порядке. Теперь уже слишком поздно поворачивать назад. — Я не знаю, как поступить с кровью до наступления оттепели. Надеюсь, скоро снег сойдет лучше. Улыбка Фила спадает. — ...какая кровь, приятель? Челюсть Техноблейда напряглась, голос стал резок и груб. Он не хотел вспоминать, как этот ребенок захлебывался собственной кровью, глядя на Техно, словно тот мог как-то его спасти. Но это Фил, и если он не может быть с ним честен, значит, у него никого нет. — Томми. Фил выглядит испуганным и озадаченным. — Что ты имеешь в виду, Техно? Это именно тот ответ, которого Техно надеялся избежать; он не смотрит на Фила до тех самых пор, пока они заходят внутрь. Он отказывается оглядываться на тот участок льда. Он надеется, что она уже не настолько свежа, чтобы под белоснежной пеленой было заметно покраснение. Он не собирается проверять в ближайшее время. — Он добрался до дома, Фил. Наверное, не упомянул об этом раньше, но, да. Он добрался сюда до... ну, ты знаешь. — Он... – Фил изо всех сил пытается составить правильный вопрос. — Показался тебе... не таким? Я не виню тебя, приятель, не говорю, что ты мог остановить его, но что он здесь делал? Сколько, блять, было крови?! Потому что- потому что я предполагал, что он не- что он не стал бы выходить на улицу, черт возьми... – Фил замолкает, не желая представлять себе гипотетические способы самоубийства ребенка, достаточно серьезных, чтобы оставить лужу крови. Он продолжает в тревожном любопытстве. — Это было снаружи дома? — Эм. Да. И он определенно казался не в себе, Фил, – сухо говорит Техно, бросая взгляд на Фила. Он не понимает, почему его друг выглядит таким ошеломленным, и что он имел в виду, задавая этот вопрос. — Ну, он не мог говорить, когда это случилось. Но он пытался, – Техно хмурится, не в силах остановить себя от того, чтобы подойти к окну и посмотреть на снег. — Это заставляет меня задуматься, не скрывает ли Дрим что-то еще. — Зачем он... Если ему было что сказать, почему он не подождал? Или... или не оставил записку? – от этой темы Филу становится не по себе, но он не может понять. У него нет намерения рассказывать Таббо обо всем этом. Ему не нужно знать, что его лучший друг выбрал какой-то кровавый способ, вдобавок ко всему прочему. — Ну, я не знаю, возвращался ли кто-нибудь в Логстедшир, чтобы поискать записку... — Не знаю. Может быть, – пожимает плечами Техно. — Не понимаю, зачем ему было бежать ко мне, если у него были другие планы. Не уверен, кому бы он хотел передать записку. Сомневаюсь, что у него было время, судя по тому, как он бежал. – Техно вздыхает, качая головой. — Слушай, можем ли мы не говорить об этом? Это не совсем веселая тема для разговора. Другие вопросы умерли на устах Фила. Ты имеешь в виду побег с крыши? Думаешь, Дрим мог подтолкнуть его к этому? Почему он решил сделать это здесь? Ничего из этого не было озвучено вслух. Техно не заслуживает бремени объяснения того ужаса, свидетелем которого он стал. — Конечно, приятель. Хочешь пойти проверить черепашью ферму? — Да, давай... Давай обойдем дом с другой стороны. – Техно отказывается оглядываться на передний двор. Даже если он не видит крови, он не может выбросить из головы образ стрелы, пронзившей горло Томми.