UNSECRET feat. Krigarè
С началом «работы» я с утра до вечера бегала, разнося небольшие коробочки и плотно запакованные пакетики с неизвестным содержимым. Что-то оставлялось в указанных местах, что-то доставлялось чуть ли не на дом. Не нужно было иметь трёхзначное IQ, чтобы понимать, что кроется за непримечательными упаковками. Я никогда не спрашивала об этом, но догадаться труда не составляло. Поначалу мне казалось, что побег будет плёвым делом. Конечно же, напрасно. Времени на доставку давалось впритык, а затем, если я не отправляла фотографию с кратким отчётом, со мной связывался уже «работодатель». Для захолустных барыг он и его ребята имели удивительно отлаженную систему, которая почему-то почти не интересовала полицию. Бежать за помощью к «стражам порядка» в таком случае было бы идиотизмом, а вот просто бежать… Расхрабрившись, я попробовала. Даже не один раз. После каждой попытки меня до обидного быстро ловили за городом, притаскивали «домой», где хозяин сего заведения очень легко и доходчиво объяснял, почему мне не стоит больше так поступать. О, его красноречие оказалось штукой пробивной, в прямом смысле. Как там говорится: меньше слов, больше дела? Этой простой мудростью он овладел сполна. Три слоя синяков, вывихнутое плечо и осколок выбитого зуба стали мне напоминалочками на будущее. Абсолютно беспросветное, отвратительное и жестокое будущее. Единственное, чему стоило порадоваться, так это тому, что сил на отчаяние уже не оставалось. Я была слишком занята: днём – «работой», вечером – попытками не попадаться на глаза нанимателю и его подсосам. Обычно даже получалось. Пришлось научиться бесшумно ходить и о-о-о-очень быстро бегать. Нажравшиеся синтетического дерьма ублюдки порой становились слишком общительными и всё стремились приобщить «ребёнка» к своему источнику благодушия. Сам хозяин этих баранов свой товар принципиально не употреблял, но при этом бухал как в последний раз. И это было гораздо хуже, потому как по пьяни в лысеющей голове появлялась любовь иного плана. Ну эта самая, знаете, когда согласие объекта любви обычно в процессе не учитывается. И я бегала, пряталась, снова бегала. По кругу, как белка в колесе, которая всё пытается от чего-то спастись, но торчит на месте. Однажды он таки до меня добрался. Я орала, пиналась, с перепугу даже отхватила кусок мяса на грязной волосатой руке, больно сжимающей моё запястье. Он выругался, разом теряя любвеобильность и настойчивость, даруемые алкогольными парами. С размаху приложил меня о стену, напоследок поддав по рёбрам ногой в старом, но тяжёлом башмаке, и ушёл, ворча что-то себе под нос. В тот вечер у меня сломалось два ребра и вера в будущее. Просто «крак», и ничего нет. Ни страха, ни смысла, ни желания жить. Тогда-то я и престала бегать.* * *
Стив Гэррис никогда не считал себя хорошим человеком. Он не был им даже в далёком детстве, когда отбирал игрушки и мелочёвку у детей помладше, курил за пристройкой возле школы и рисовал члены на партах девчонок. За его душой имелось столько дерьма, что черти удавились бы от зависти. Но, если кого Стив и ненавидел в этой жизни больше, чем себя, так это своего кузена. Они оба были ублюдками, вот только в отличие от Гэрриса, последний этим будто бы гордился. Гордился грязным образом жизни, отсутствием у себя моральных устоев и их «семейным бизнесом». Словно не было в мире более достойной судьбы и более страдающего, но сильного человека, чем он сам. Когда кузен попросил отдать ему беспризорную девчонку, Стив не сомневался. Когда девчонка заходила в его мотель, прихрамывая на одну ногу и до крови закусывая губу, он заставил себя не обращать внимания. Когда кто-то из работников кузена рассказал ему, что малявку удалось подсадить на вещества, он только презрительно сморщил нос и сплюнул в сторону. Эта девчонка была всего лишь бездомным щенком, подобранным из лицемерных побуждений. Стив никогда не жалел её. Ему попросту не было дела до щуплого ребёнка с затравленным взглядом. Так гораздо проще. Глухо звякнули друг о друга облупленные бусины на дверной занавеске, отодвинутой в сторону сухой покрасневшей рукой. По засаленному взгляду кузена и пятнам в уголках растянутых губ Стив понял, что тот успел напиться. Он стоял босиком, придерживая пальцами свободной руки полупустую бутылку с какой-то крепкой дешёвой дрянью. Едкий дым в помещении вызывал зуд в носу и щипал глаза. Приглушённый красный свет неприятно искажал и без того убогую обстановку. От кузена отчётливо несло виски, перебивая все остальные запахи. Он приподнял голову с явным трудом фокусируя взгляд на лице пришедшего. Прищурился и чуть наклонился вперёд. –Чего припёрся-то? –Нашёл тебе пару новых клиентов, – равнодушно выдал Стив. – Двое придурков остановились в мотеле, судя по виду, готовы все деньги спустить на твой товар. –А чего припёрся-то? – повторил кузен. – Написал бы как обычно. Утроил тут х*ев пром.. про… прамненад. Отвлекаешь. Стив равнодушно пожал плечами, разворачиваясь, чтобы уйти. Сделав шаг, он обернулся. –Девка у тебя ещё жива хоть? Кузен как-то странно усмехнулся, подвигаясь в сторону. Девчонка была в той же комнате: сидела на полу, безвольно повесив голову. Волосы её были спутаны и явно давно не мыты. Местами, кажется, отсутствовали целые клоки. Щёки впали, она была тощей уже в тот момент, когда только появилась на пороге мотеля, а теперь и вовсе напоминала обтянутый кожей скелет. На Стива мелкая не обратила никакого внимания, только приподняла голову, скользнув по нему пустым взглядом воспалённых глаз. В них уже не было мольбы о помощи. Не было вообще ничего. –Она стала очень послушной, – ухмыльнулся кузен. – Перестала прятаться. Сегодня я её, наконец, достану. –Это ребёнок, – не выдержав, заметил Стив. –Ненадолго, – многозначительный смешок потонул в бульканье алкоголя в горле, когда мужчина вновь приложился к бутылке. – А ты чё, мамочка её? П**дуй отсюда, не порть настроение. Гэррис молча развернулся, направившись к выходу. Это было не его дело. Не его проблема. Только вот на душе вдруг стало невыносимо мерзко. Выругавшись, мужчина хлопнул входной дверью, отрезая себя от кузена и беспризорной девчонки с опустевшими глазами. От сомнений.* * *
Дыхание сбилось, когда ноги предательски запнулись обо что-то, роняя меня на асфальт в конце подворотни, перетекающей в развилку. Я охнула, едва успевая выставить перед собой руки, чтобы не поцеловаться с землёй-матушкой. Ладони и локти царапнуло болью, но по сравнению со всем остальным она казалась не страшнее комариного укуса. Погони ещё не было слышно, но я не сомневалась, что этот подонок меня ищет. Если людям приходится порой хоронить мечты и надежды, то моя душа – чёртово кладбище. Я почти смирилась со своей дрянной участью. Покорно пробовала наркоту, занималась доставкой, даже пошла в комнату за начальником, хотя прекрасно понимала, чего хочет от меня эта мразь. «А какая разница?» крутилась в голове равнодушная мысль. Изобьют меня, изнасилуют или убьют – не всё ли равно? Ничего ведь не изменится. Я так и буду влачить это грёбанное никчёмное существование, жрать какое-то дерьмо, полоскаться в проржавевшей ванне со сломанным душем, ходить в засаленных лохмотьях и спать на продавленном матрасе, воняющем крысиным дерьмом. Это никогда не закончится. Никто меня не спасёт. Никто не поможет. И я… не спасу себя. Мне ведь и терять-то нечего. Однако, когда ко мне потянулись эти мерзкие руки, а нос прошиб запах алкоголя, когда с меня уже стянули грязную толстовку и взялись за футболку, внутри что-то воспротивилось. Какая-то маленькая, почти незначительная часть, которая не сломалась и не согнулась под тяжестью суровой реальности. Словно лопнула струна, поддерживающая в голове тишину равнодушия. И в раздавшемся звоне особенно отчётливо слышался яростный животный крик, перерастающий в мой собственный: хриплый, надрывный. «Нет!». Я вырвалась, приложила эту падаль какой-то хренью, которая попалась под руку, и выбежала на улицу. Ноги подгибались, в глазах рябило, но остановиться значило потерять последний шанс на свободу. Тогда всё внутри меня выло от бессилия, боли и злобы. Я, мать вашу, сдохну, но не вернусь в эту ё**ную клоаку! Слышите?! Чёртовы суки, я выживу! Я сама себя спасу, если понадобится! Руки задрожали, голову кольнуло болью. Встать не вышло из-за пробившейся дрожи, а к горлу подкатила тошнота. Я бы не особо удивилась, узнав, что внутри у меня всё разваливается. ЗОЖ нам только снится. Спазм скрутил горло в попытке вывернуть меня наизнанку, только вот выворачивать в пустом желудке было нечего. Прокашлявшись, я с трудом вернула себе относительно ровное сидячее положение и удивлённо моргнула, глядя на собаку. Совершенно, в общем-то, обычную, буровато-серую с тёмными подпалинами и подогнутым ухом. Этакий среднестатистический дворовый Дружок: в одиночку – пушистый очаровашка, в стае таких же бездомных дворняг – чудище из твоих кошмаров. Он смотрел на меня, чуть виляя хвостом и высунув кончик розового языка. Видимо, заинтересовался моим сольным номером а-ля «типичный бомж в естественной среде обитания». –Ну, привет, – хрипло выдохнула я, морщась от очередного спазма, сдавившего связки. – Ты откуда такой красивый? «Дружок» чуть склонил голову набок, разглядывая меня с подозрительным интересом и словно бы слегка ухмыляясь, как пресловутый волчок, раздумывающий, цапнуть или нет. Видимо, мой суповой набор должного аппетита не вызывал, потому как пёсик фыркнул и нетерпеливо переступил с лапы на лапу, словно не решаясь подойти. Мне это неожиданно показалось забавным, так что, я похлопала ладонью по асфальту возле себя. –Встал как неродной, подходи, садись, гостем будешь. Слова вырывались тихо и как-то надрывно, окончания тонули в хрипе, но Дружок словно понял: подошёл поближе и чинно уселся рядом, поелозив по земле встрёпанным хвостом. Так мы и сидели вдвоём какое-то время. Я бездумно смотрела прямо перед собой, размышляя, что делать дальше. Размышлялось плохо, а остатки разума пессимистично напоминали, что раньше меня находили без проблем – найдут и сейчас. Вопрос времени. От этого понимания на душе становилось как-то особенно тяжело. Наверное, как и всегда, когда понимаешь, что все твои старания просто пшик в пустоту. Пёс всё это время сидел почти неподвижно, лишь кончик его хвоста слегка вилял из стороны в сторону. Он не торопился уходить. Возможно, потому что ему, как и мне, попросту было некуда идти. –У тебя тоже ничего нет, да? – понимающе хмыкнула я. – Только ты один против всего бл*дского мира. Он поднял на меня взгляд печальных голубых глаз, в которых, как мне показалось, томилась настоящая всепоглощающая тоска. Конечно же, ничего не ответил, но всё было понятно и без слов. Сердце слегка кольнуло, а плечи сами собой опустились. Кто бы мог подумать, что единственным существом, которое меня поймёт, окажется бродячая дворняга. Я потянулась ладонью к лохматой голове, словно поглаживания могли решить все – и его, и мои – проблемы. Он не дёрнулся и не зарычал, только вновь чуть склонил голову, всё глядя на меня глубокими голубыми глазами без зрачков. «А это нормально?» – промелькнула запоздалая мысль. Совсем чуть-чуть, но от этого взгляда стало неуютно, захотелось отстраниться. Я приподняла ладонь, чтобы заметить, как под кожу втягиваются тонкие серебристо-белые нити, тянущиеся откуда-то из-под собачьей шерсти. Тут бы отдёрнуть руку, отбежать да протереть глаза, но меня заворожил жемчужный отблеск на хрупких линиях. Боли или каких-либо ощущений не было – лишь тепло, оставшееся после контакта с собачьей шерстью. Словно нити являлись причудливой игрой света, чуть пугающей, но всё ещё эфемерной. Я любовалась ею, как ребёнок, увидевший солнечный отблеск воды на стене здания. Несколько мгновений – и всё исчезло, словно ничего и не было. Пёсик удивлённо похлопал глазами на меня, покосился на занесённую над его головой руку и, вскочив, бодро потрусил куда-то по своим собачьим делам Я только посмотрела ему вслед, затем заторможенно поднеся ладонь к лицу, чтобы убедиться, что на ней не осталось и намёка на странные… штуки. Конечно же, там ничего не было. Галлюцинации стали для меня привычным делом: то ли из-за наркотиков, то ли из-за расшатанных нервов. Может быть, из-за всего сразу. Много чего мерещилось, включая всякую мерзость, какая и не снилась создателям хорроров. У меня уже не было сил бояться всего этого дерьма. Абсолютно никаких сил. Тем более, что по сравнению с предыдущими образами, белые нити не вызывали и толики страха. Я бы даже назвала их красивыми, пожалуй. Большой палец второй руки несколько раз провёл по ладони, дабы позволить мне окончательно убедиться в иллюзорности нитей. Посиделки с Дружком на короткий миг подарили мне утраченное и, пожалуй, столь же эфемерное спокойствие. Чтобы в следующий миг на меня ведром холодной воды вылился страх, сопровождаемый звуком быстрых шагов с другой стороны подворотни. Пальцы тут же сжались в кулаки, словно этот жест мог помочь хоть немного успокоиться. Несколько человек, рожи которых я прекрасно знала, неумолимо приближались во главе с их начальником. С левой стороны лица у него наливалось синевой место удара с пятном подсохшей крови. В глазах только желание поскорее отыграться. Он навис надо мной, одним своим чёртовым присутствием убивая остатки надежды на побег. Смешно, будто у меня были силы, чтобы продолжить бежать. Я чувствовала, как съёживаюсь, глядя на подонка снизу вверх, и с омерзением понимала – что ему это по вкусу. –«Ну давай, ублюдок!» – промелькнула последняя озлобленная мысль. В момент, когда он замахнулся, мир передо мной потемнел, исчезая.* * *
Когда Стив шагнул в подворотню, крики уже стихли. В сгущающихся сумерках кровь казалась почти чёрной, и чернота эта была повсюду. Стены, асфальт, одинокий мусорный контейнер под боком одного из зданий – всё оказалось запятнано этим зловещим цветом. А в середине, среди безвольных растерзанных куч, когда-то бывших людьми, стояла девочка. Невысокая, болезненно худая, в порванной на животе футболке и не по размеру длинных, подкатанных, штанах. Поразительным казалось то, насколько гротескно она выглядела в такой обстановке, и, в то же время удивительно органично. Словно совершенно нормально для ребёнка стоять в тихой тёмной подворотне среди трупов и луж крови. Когда она обернулась, Стив вздрогнул, невольно сделав несколько шагов назад. На её руках не было крови в то время, как одежда, лицо, даже волосы – приобрели грязный алый оттенок. Лицо не выражало ни страха, ни злости, ни даже малейшего смущения. Оно не могло принадлежать ребёнку, ставшему свидетелем бойни… или учинившему её. Разве что, ребёнок этот слишком сильно отдалился от человека. Гэррис всё не мог перестать смотреть ей в глаза. Пустые ярко-голубые глаза, без зрачков и намёка на радужку, которые прошлись по нему внимательным изучающим взглядом, позволяя своей обладательнице сделать какие-то понятные лишь ей выводы. Когда она подошла ближе, оставляя на асфальте едва различимые красные отпечатки босых ног, Стив неосознанно выпрямился, возвышаясь над щуплым ребёнком, будто это как-то могло помочь. Она только растянула тонкие сухие множество раз разбитые губы в усмешке, обнажающей белые заострившиеся зубы. Мужчина часто чувствовал себя ничтожным, но никогда ещё это ощущение не набирало такую силу, как рядом с этой малявкой. Возможно, не выгляди она как ребёнок, её каменное спокойствие не вызывало бы такого ужаса. И всё же, Стив нашёл в себе силы сказать то, зачем он явился в это проклятое место. –Тебе нельзя здесь оставаться. Пойдём, я помогу. В этот раз: по-настоящему. И она молча последовала за ним, не удостоив его уточняющим вопросом или иным проявлением недоверия. Стив привёл её к себе в квартиру, пусть и сомневался, не посчитает ли девчонка это угрозой. Не посчитала. Или же не подала вида. Осмотревшись, она молча прошла в комнату, устроившись на диване. Лишь её взгляд, брошенный на Гэрриса перед тем, как заснуть, предупреждал не совершать глупостей. Он и не собирался: все самые отвратительные глупости уже были им совершены. Девчонка проснулась через несколько часов, глубокой ночью. Растерянно осмотрелась в слабо освещённой комнате, вскочила с дивана, мгновенно замечая хозяина квартиры. Стив, сидящий в старом кресле у стены, отчётливо увидел страх, промелькнувший на невозмутимом недавно лице. Перед мужчиной вновь стоял забитый озлобленный на весь мир подросток с совершенно обычными глазами, в коих не было и намёка на ярко-голубой цвет. Если бы та кровавая картина не врезалась в память с особой отчётливостью, а сам Гэррис не был уверен в своём вменяемом состоянии, он бы точно подумал, что всё ранее ему лишь привиделось. Мужчина собирался, было, сказать что-то в оправдание ситуации, напомнить, что он просто предложил свою помощь, но девчонка вдруг, оглядевшись, нашла глазами дверь ванной и скрылась за ней, отрезая себя от ненужных ей объяснений. Она провела там час или даже больше. За это время Стив успел перебрать сотни оправданий и возможных вариантов диалога, чтобы в итоге понять: это бесполезно. Девчонка уже давно и крепко разочаровалась в жизни, в людях и, в частности, в самом хозяине мотеля. А сам Гэррис, решившись на единственное откровение перед собой, уже знал, что ему не нужно её прощение. Оно попросту ничего не изменит. Когда девчонка вышла из ванной, Стив уже ждал её с вещами. Она успела отмыться от крови и вернуть себе подобие прежней холодности, за которой нет-нет, да проскальзывала напряжённость, готовая в любую секунду вылиться в самозащиту. За это время, проведённое за дверью санузла, что-то в ней неуловимо изменилось. Пропали кровоточащие раны и следы побоев, волосы выпрямились и заметно отросли. Только худоба, бледность и затравленный взгляд остались прежними. Стив смог раздобыть одежду, которая пришлась относительно по размеру, пусть и висела мешком, карту с небольшой суммой, а также простой телефон какого-то недорогого бренда взамен старого – выданного и обработанного кузеном. Последними он протянул паспорт, сделанный одним его знакомым ещё месяц назад, и один билет на самолёт. Девчонка приняла это без благодарности, как должное, но всё же не удержалась от вопроса. –Что за благотворительность? – изогнула она бровь, разглядывая поддельные документы. – Чистишь карму? Он только пожал плечами, почему-то ощущая вину за неподдельное презрение, появившееся на детском личике. Ранним утром Стив вышел, чтобы проводить девчонку до аэропорта. Она шла следом, закинув на плечо небольшой рюкзак. Уже шагнув за дверь, мужчина услышал, как девчонка притормозила у тумбочки на входе, на которой стояли старые электронные часы, показывающие дату и время. Через несколько секунд раздался её тихий хриплый голос: –Надо же… сегодня мой день рождения.