Знаете пословицу: «Кому не везет в игре, тому везет в любви»? Вам слишком везет в любви, чтобы игра не мстила вам за это. Александр Дюма. "Три мушкетера" Бог говорит, бери, что хочешь… и заплати за всё. Стивен Кинг. Все предельно
Почту ему всегда приносят рано утром, когда солнце за высокими окнами викторианского особняка протягивает свои длинные лучи прямиком в богато обставленный кабинет. На столе дымится дорогой, только что заваренный кофе, аромат которого наполняет обширную комнату. Рядом с чашкой на изукрашенном росписью керамическом подносе стоит изящный кувшинчик со сливками, и на неглубоком блюдце валяется пара кубиков рафинированного сахара. Хозяин особняка в легком домашнем халате восседает на своем кресле, похожем на императорский трон, и хмуро смотрит в окно. Девушка, являющаяся уже третьей горничной за эту неделю, бесшумно входит в кабинет, неся в руках, затянутых в белые тонкие перчатки, утреннюю корреспонденцию. - Вас стучатся не учили, верно я полагаю? – приподнимает светлую бровь мужчина, тяжелым взглядом смерив вмиг побледневшую служанку. - Вы просили меня занести почту… - тихо произносит она, потупив взгляд. Короткая прядь волос спадает ей на глаза, и она спешит откинуть ее в сторону. Мужчина скользит взглядом по ее лицу и презрительно хмыкает. Крашеные, цвета вишневых бутонов, волосы вызывают у него раздражение. - Ты уволена, - нарочито медленно произносит он, цокнув языком. Девушка вздрагивает, но взгляда не поднимает. – Свободна, - горничная поворачивается и так же бесшумно идет к двери, низко опустив голову. – Корреспонденцию оставь. Девушка кивает и кладет кипу бумаг на небольшой журнальный столик, а после скрывается за дверью. Мужчина провожает каждое ее движение холодным взглядом и насмешливо фыркает, когда тонкая фигура исчезает за дверным проемом. Хартфелий берет в руки чашку и задумчиво делает глоток, кривится, понимая, что в кофе нет сахара, и с грохотом опускает фарфор на поднос. Чертова горничная. Мужчина поднимается со своего кресла и подходит к оставленным нерадивой девчонкой бумагам. Деловые письма он отметает в сторону, решив, что займется ими позже. Газета отправляется в мусорную корзину, где ей самое место. Следом летят рекламные брошюры. Но один конверт тут же привлекает его внимание: нет ни штампа, ни марок, ни адреса отправителя. Есть лишь имя получателя, коим является Джудо Хартфелий. - Что за… - мужчина возвращается на свое место, вертя плотный конверт в руках. Судя по всему, там находится не один лист, и даже не два. Опустив в кофе сахар и усевшись на свой трон, хозяин особняка канцелярским ножом аккуратно вскрывает конверт. Бумага отходит легко. Мужчина нервно ухмыляется, разворачивая несколько сложенных распечатанных листов, что скреплены меж собой наподобие книжки. Прочитав первые несколько строчек, миллионер бледнеет, сжимая зубы, сминая тонкие листы в своих руках. То, что перед ним – всего лишь копия, отпечатанный на принтере компромат. Страницы из книги его давно почившей женушки, скончавшейся в клинике для душевнобольных. Верхний ящик стола дребезжит, вылетая из пазов, падает на пол. Мужчина, найдя в нем зажигалку, поджигает край листа, и комнату мгновенно наполняет запах гари, перебивающий тонкий кофейный аромат. Листы горят, отправляясь в корзину. Мужчина хватает злосчастный конверт, собираясь отправить его следом, но из него выпадает огрызок бумаги, на котором черной ручкой выведено:«У меня этого добра еще много».
Девушка, стоящая в коридоре, без единой эмоции отходит от двери, оправляя идеально-выглаженный передник. Синие глаза чуть сощуриваются: она довольна сложившейся ситуацией. Слыша сдавленные проклятия мужчины, бывшая прислуга улыбается краешком губ и, направляясь по длинному коридору к выходу, достает из складок черной юбки телефон. Приложив аппарат к уху, девушка дожидается, когда смолкнут длинные гудки. В трубке слышится чей-то вдох. - Посылка доставлена, - рапортует она своему начальнику. – Клиент среагировал однозначно. - Умница, Дева, - Локи явно доволен своей подругой. - Я уволена, - добавляет она. - Мы найдем тебе работу, - обещает Лев. – Я передам Драгнилу, что ты выполнила свою часть на «отлично». - Всегда готова помочь другу, - Дева кивает сама себе. - Молодец, Мэйуми*, - снова хвалит ее глава «Звездных духов». – Можешь возвращаться домой, мы ждем тебя. - Как будет угодно, господин, - девушка уже готова положить трубку, как в последний момент ее настигает неуверенный голос друга: - Давай без этого, Мэй, - даже по интонации слышно, что Лео кривится, слыша такое обращение. - Хорошо, хозяин, - с коварной ухмылкой кладет трубку Дева. На другом конце линии Локи, выругавшись, брезгливо отбрасывает телефон в сторону. *** - Это самый безумный и дикий из твоих планов, Саламандра, - шипела я, пытаясь отобрать у парня телефон. Нацу только скучающе вздыхал, вытянув руку с нужным мне аппаратом вверх, чтобы я со всей своей «прыткостью» не могла до него дотянуться. - Ты говоришь мне это уже в третий раз, - хмыкнул он, перекладывая телефон в другую руку. – С того момента ничего не изменилось: я не откажусь от своей идеи. - Решил испытать его терпение, да? – снова вспылила я, уперев руки в бока и гневно сверля юношу взглядом. – Неделя, Нацу, - я обреченно возвела глаза к потолку, - неделя! Ни час, ни два, - я стала ожесточенно загибать пальцы, - и ни три часа, и даже не сутки! – я стиснула кулаки. – А неделя! Целых семь дней – и все это время мой отец названивает тебе! – удар получился слабым, едва ощутимым – мне не хотелось причинять ему боль. Я просто не могла его ударить. Не могла. Никогда не смогу. Парень даже не поморщился, когда мой кулак врезался ему в грудь. – Он тебя достанет рано или поздно, и тогда уже ты не сбежишь! – Драгнил фыркнул, с ласковой усмешкой глядя мне в глаза. Это вызвало во мне новую волну раздражения. – Отдай сейчас же! – я подпрыгнула, пытаясь отобрать телефон. Мои пальцы все же коснулись его корпуса, однако здесь моя ловкость меня подвела. Я навалилась на несчастного парня, заставив его удивленно хрюкнуть и упасть на пол. Телефон отлетел в сторону, грохнувшись о паркет и разлетевшись на составные части: батарея улетела под тумбочку, а крышка аккумуляторного отсека отскочила к нашим ногам. Экран чуть треснул, как и какая-то кость в его многострадальном теле. Вернее: это сам Драгнил треснулся затылком о край круглого журнального столика. - Прости… - выдохнула я, лежа на нем сверху и, судя по всему, упираясь ногой ему в пах. - Хартфелия… - прошипел Нацу, потирая затылок и морщась, - ты… ловкая… - я виновато потупилась, опуская взгляд. - Прости, - снова повторила я, облизывая губы: подо мной лежало обездвиженное моим весом соблазнительное мужское тело, а мое колено упиралось в самую жизненно важную точку. Как можно не воспользоваться таким шансом – упустить его было бы кощунством. – Что еще у нас осталось? – я потерлась коленом о внутреннюю часть его бедра. - Кухня, вторая спальня и эта комната, - выдохнул он, крепко стиснув мое запястье. - Марафон затянулся, Саламандра, - я ткнулась носом ему в щеку и тихо засмеялась. – Кто-то обещал управиться за неделю… - А кто-то обещал не толстеть, - едко отозвался Драгнил, дотрагиваясь до моего чуть выступающего живота. - Я не специально, - насупилась я, накрывая его ладонь своей. – Еще пару дней назад его не было. - Но теперь он есть, - Нацу качнул головой. – Я не стану подвергать вас двоих даже малейшей опасности. - Но секс ведь не опасность! – взмолилась я. – Срок еще мал! - Нет, - парень усмехнулся. – Пузатых не насилуем. - То от тебя не отвяжешься, то не заставишь, - буркнула я, слезая с него и садясь на ковер. Драгнил со стоном приподнялся, все так же потирая саднящий затылок. Я потянулась за телефоном, взяв его в руки и повертев из стороны в сторону, после нырнула рукой под тумбу и, нашарив там аккумулятор, вставила его в нишу, последовательно накрыв подобранной с пола крышкой. Нацу настороженно следил за моими действиями, боясь, что я снова попытаюсь что-нибудь вытворить. Почему-то идея ответить на очередной, едва ли не сотый за эту неделю, звонок отца уже не казалась мне такой блестящей, как то было в начале. Я ведь даже не знаю, что сказать ему. Вариант вроде: «Не звони сюда больше, подлец!» - не прокатит. А просто молчать в трубку – глупо. А пытаться прервать поток бесконечных оскорблений и обвинений – это все равно, что грязь в луже мешать, надеясь, что вода там станет чище. Я молча протянула парню его телефон. - Умно, - кивнул Драгнил, забирая его у меня и пряча в карман. - Все равно я это не одобряю, - сжала губы я, обхватывая себя руками. - А когда ты одобряла мои планы, Принцесса? – приподнял бровь Нацу, придвигаясь ко мне и кладя ладонь на мое плечо. – Все будет хорошо, обещаю. - А если ты ошибся? – горько спросила я, сглатывая ком в горле и поднимая на него глаза. – Если он не пойдет на твою сделку? Что тогда? - Тогда имя Джудо Хартфелия навсегда лишится своего статуса и будет опозорено на весь мир, - он ухмыльнулся. – Поверь мне: я превращу его жизнь в настоящий ад, если пожелаю. - А он, если пожелает, оборвет твою, - стиснула зубы я, упрямо скрещивая руки. – Мы играем с огнем, Нацу. - И победим, - твердо сказал он. - Почему ты, черт возьми, так в этом уверен? – мой голос едва заметно дрожал от волнения. - Потому что ты сказала «мы», - мой жених тепло улыбнулся, поднимаясь на ноги и утягивая меня за собой. – А втроем у нас гораздо больше шансов, не так ли? - Не ввязывай в это ребенка, - мой шутливо-обиженный тон был воспринят с ласковой усмешкой, мелькнувшей на тонких губах. - Моя дочь достаточно взрослая, чтобы принимать участие в решении семейных проблем, - горделиво выпрямил спину Саламандр. - С чего ты взял, что будет девочка? – удивилась я. – Лично я думаю, что у нас будет сын. - Я всегда думал, что девочки хотят родить девочек, - задумчиво почесал подбородок парень. - А мальчиков должны рожать мальчики, что ли? – недоверчиво спросила я. - А мальчиков рожают непослушные девочки, - огрызнулся он, насупившись. - Так это про нас, - я погладила чуть выступающий живот, призывая малыша согласиться с мамой. Нацу закатил глаза и фыркнул, отворачиваясь от меня. Я нахмурилась, шагнув вперед и обхватив его поперек груди, уткнувшись лицом ему между лопатками. – Почему ты не хочешь сына? – Драгнил вздрогнул, и я поняла, что своим вопросом попала в точку. Что-то было не так, и я давно это чувствовала. – Чего ты так боишься, Нацу? - Я семь лет рос без родителей, - он сжал кулаки, так и стоя ко мне спиной, не решаясь обернуться. – Лу… я… - он шумно выдохнул. – Я не умею воспитывать детей. Я не знаю, как их воспитывать… - я мягко заставила парня повернуться ко мне лицом и заглянула в отчаянные серые глаза. – И не думаю, что у меня получится вырастить сына, - он поджал губы и отвел взгляд. Его рука нервно взметнулась вверх для того, чтобы почесать затылок. – Я – не мой отец… Его слова заставили меня замереть, чтобы переварить полученную информацию. Никогда бы не подумала, что у моего смелого и сильного парня возникнет страх отцовства. Он просто не понимает, насколько замечательным папой может стать. Да любой мальчишка желает, чтобы его отец был именно таким – понимающим, веселым, справедливым, умным и чертовски обаятельным. - И это прекрасно, - я погладила пальцами его скулу, успокаивающе глядя в глаза. – Это значит, что ты от нас не уйдешь, - Драгнил дернул уголком губ. Я взяла его за руки. – У твоего сына будут мать и отец, у него будет самая лучшая семья, он никогда не станет жить на улице, слышишь? Мы справимся со всем, ты справишься, ясно? – я испытующе сверлила его взглядом. – Ты вырастишь самого лучшего сына, мы вырастим. Я ведь тоже… тоже не имела нормальных родителей, - от внезапного волнения я начала сбиваться, крепко стискивая его пальцы. – Моя мать погибла в клинике для душевнобольных, а отец никогда меня не любил по-настоящему, - я облизала пересохшие губы. – Мы сможем, мы все сможем вместе, Нацу. Пожалуйста, - мой голос затихал, - пожалуйста, верь мне… Ведь вера творит чудеса. И у каждого она своя: кто-то слепо верует в ангелов и Бога, кто-то поклоняется Сатане и в вере этой находит истину, кто-то верит в себя и собственные силы, кто-то верует в любовь, что может творить чудеса. А кто-то находит истинную веру в другом человеке – в простом, смертном человеке – в мужчине, в женщине, в ребенке. И эта вера очень хрупкая. Ее можно предать одним неосторожным словом и поворотом головы. Она совсем не возвышенная, но очень чистая и искренняя. Я нашла свою веру. В его глазах, словах, движениях – в его душе. В него я верю, поэтому точно знаю, что Нацу станет замечательным отцом, что наш ребенок будет самым счастливым. Но теперь я хочу, чтобы Нацу нашел свою веру. Во мне. - Верь в меня, прошу, - я прижалась к нему, слепо тычась носом в крепкое плечо. – Поверь мне… - «Поверь мне», - хмыкнул он, заключая меня в объятия. Мое сердце подскочило в груди. – Два таких простых и донельзя банальных слова, - приятный голос стих, будто его обладатель над чем-то задумался. – За ними можно броситься в самый глубокий омут, - со вздохом сообщил он, вызвав у меня вздох облегчения. – И все же я надеюсь, что у нас будет дочь, - я укоризненно вскинула взгляд. Драгнил улыбался. – Внешностью она пойдет в маму. - А характером в тебя, - буркнула я. - Тогда моя дочь будет мне сыном, - ляпнул парень. Наши взгляды снова пересеклись, и комнату наполнил громкий смех. Все же я понимала, почему Нацу хочет дочку. Потому что девочку должна большей частью воспитывать мать, а отец обязан ее защищать, быть опорой, чтобы она чувствовала себя как за каменной стеной. С этим бы Драгнил справился на «ура». Ему легче быть в обороне, чем в нападении. Но черта с два я дам ему спокойно жить: вместе с ребенком мы зададим ему жару. Составление коварного плана мести было прервано очередным телефонным звонком. Я разочарованно хрюкнула, когда Драгнил с обреченным видом полез в карман. - Нацу… - предостерегающе вздохнула я, бросая быстрый взгляд на телефон, зажатый в руке парня. Драгнил усмехнулся и добродушно пояснил: - Это Грей, - я только кивнула, развернувшись и направляясь на кухню, чтобы что-нибудь пожевать, и думая, что этот идиот никогда не научится мне врать. Вскоре до моего слуха донесся звук хлопнувшей входной двери. Я уперлась руками в край обеденного стола, склонив голову и пытаясь успокоиться. Я не могу снова так рисковать, не имею права стоять в стороне, когда этот идиот рискует головой, пытаясь спасти наши жизни. Отец ведь не спустит этот недельный шантаж ему с рук просто так. Я знала своего родителя: с ним можно только заключить сделку, ценой в которой будет чья-то жизнь. И теперь я была твердо уверена, что это не будет жизнь Нацу. И не моя. И уже тем более не жизнь нашего ребенка. Крупье у нашего стола поменялся, как и колода подкладных карт в его руках. Ставки стали слишком высоки. Все тузы, как сказал мне неделю назад Драгнил, в наших рукавах. И я еще сыграю свою роль. В несколько мгновений я оказалась возле двери, слыша, как за ней затихает звук знакомого двигателя. Приоткрыв створку, я убедилась в своих ожиданиях: черный Chrysler исчез за поворотом, даже не посигналив на прощание. Я схватила свою куртку с вешалки и предвкушающе улыбнулась. Пусть меня потом убьют за мое легкомыслие и безрассудство, но сейчас я отправлюсь следом. А еще меня немало радовало то, что я знаю, где у Драгнила хранятся запасные ключи от гаража.***
- Назначать гонку здесь – полнейшее безумие, - заметил я, выходя из машины и громко хлопая дверью. С конца сигареты посыпался пепел, оседая на пожухлой траве. Пистолет за поясом создавал иллюзию безопасности, а пустая пачка в руке означала, что я наверняка получу по шее от Люси, когда вернусь. Однако холодный взгляд янтарных глаз явно не сулил мне ничего хорошего. В том числе и возвращения домой. - Отвечать на мое предложение было еще большим безумием, мальчишка, - ледяной, уверенный голос будто бы старался припечатать меня к земле. Я усмехнулся: Нацу Драгнила не так уж и просто запугать. Я уже пуганный, отлично знаю, что может произойти, и что произойдет, допусти я хоть одну ошибку. - Ну, начнем с того, что мальчишкой я уже давно не являюсь, - как можно спокойнее произнес я, выдыхая сизый дым. Никотин помог мыслям занять положенные им места, разогнал их по углам, а лишний мусор вымел, словно озлобленный дворник. – В одиннадцать лет вы лишили меня этой возможности, - тело внезапно ощутило прилив какой-то силы, и я холодно взглянул в такие чужие, в одно мгновение ставшие ненавистными глаза. Сталь медленно разливалась по жилам, твердела, превращая человека в робота, работающего на одних инстинктах. Лишь отточенные механизмы, лишь ледяное спокойствие, что приведет к победе. Лишь остывшее сердце и жаждущий безжалостного отмщения разум. - Но, тем не менее, ты здесь, - заметил мужчина, шагнув вперед и заграждая собой свет фар. - Здесь, - подтвердил очевидный факт я, окидывая Джудо Хартфелия пристальным взглядом. Это не был дряхлый старик, чахнущий над своим золотом. Увы. Старика я бы еще пожалел. Передо мной стоял высокий, одетый с иголочки мужчина, вышедший явно из «высшего» общества и смотревший на меня так, словно перед ним жалкая букашка, которую можно раздавить подошвой дорогого ботинка. Вот только подошву ему, похоже, марать было жаль. Он возвышался надо мной на полголовы, явно ощущая свое превосходство. – И что вам здесь от меня нужно? – я поднес сигарету к губам и, втянув горький дым, выдохнул его практически Хартфелию в лицо. Янтарные глаза сверкнули едва сдерживаемой яростью, и я усмехнулся. Вот в чем его опасность. Если Зереф был практически непредсказуем, холоден и расчетлив, будто хитрая и скользкая змея, то богатей Джудо Хартфелий являлся изголодавшейся гиеной, которая, поедая падаль, считала себя королевой джунглей. Она была в разы опаснее змеи в своем неконтролируемом гневе, и, даже ожидая ее броска, ты вряд ли сумеешь от него увернуться. - Я понял, что ты понимаешь только тот язык, к которому приучили тебя грязные улицы, - ледяным тоном вымолвил он. – Я не привык иметь дело с такими отбросами, как ты, Драгнил. - Вы сами сделали меня таковым, - пожал плечами я, прищурившись. – Вы сделали меня отбросом, хотя я вас об этом не просил. - И я предлагаю тебе следующее, - краем глаза я заметил, что он сжал кулаки, пытаясь сдержать свои расшатанные за неделю нервы в узде. – Этот участок дороги, - он сдержанно кивнул на освещенную лишь бледным отсветом луны трассу, - заброшен. Здесь нет встречной полосы… - Здесь вообще нет полос, - хмыкнул я, перебивая его надменный тон и приседая на корточки. Пальцы коснулись поистрепавшегося за долгие годы «неиспользования» асфальта, который буквально искрошился в пыль. Я вгляделся в чернеющую даль, отчетливо понимая, в какую ловушку он пытается меня загнать, а после, вздохнув, растер прах между пальцами и поднялся на ноги. – Да, здесь не будет никаких помех для наших машин, господин Хартфелий, но, если мне не изменяет память, а она мне точно не изменяет, - я все так же холодно взглянул на него, - мост на этом отрывке трассы не достроен. Что-то в его чертежах было нарушено, и строительство оставили. Я уверен, что за все прошедшее время, все конструкции и сваи порядком проржавели и износились, - я усмехнулся. – Если вы таким способом хотели от меня избавиться, то у вас ничего не выйдет. Я знаю Магнолию, как свои пять пальцев. У вас не получится скинуть меня с моста. - Низко плаваешь, Драгнил, - хмыкнул Хартфелий. – Мои планы на тебя гораздо обширнее. - Вот как, - я подавил в себе желание потянуться за пистолетом, искоса бросив взгляд на стоящего рядом мужчину. – И в чем же заключаются ваши планы, если это не тайна? - Ты слепо ищешь «мира», - в его голосе явно ощущались кавычки. – Я могу дать тебе его – спокойствие, отсутствие каких-либо проблем, связанных с нашим общим прошлым, - он холодно сверкнул глазами, свысока глядя на меня, - ты к этому стремишься, мальчишка. - Откуда вам знать, к чему я стремлюсь? – склонил голову набок я. Горькая, жгучая желчь подкатила к горлу и тягучим комом сдавливала живительный воздух, не давая ему до конца наполнить горящие огнем легкие. Сквозь толстую железобетонную стену пытался прорваться гнев, что кипел в моей истощенной, разодранной душе семь лет. И он вот-вот достигнет края – черты, за которой уже не будет пределов его воле. Он вырвется и возьмет тело и разум под контроль, чего я допустить не мог. Злость, в данный момент – мой злейший враг. - Потому что я знал твоего отца, - злые, будто бы голодные, сузившиеся до предела глаза зло впились в меня цепким взглядом. – И я не понаслышке знаю, что ты жаждешь того же, что и он. Вы оба слишком примитивны для чего-то большего. - А вот это вы зря, - угрожающе усмехнулся я, сверкнув для наглядности глазами. Во мне вскипало бешенство. – Вы можете оскорблять меня, мою жизнь, но не трогайте мою семью. Мой отец, может, и был засранцем, каких свет не видывал, но он, по крайней мере, до последнего вдоха оставался человеком, - конец предложения я уже прошипел, глядя, как меняется надменно-спокойное выражение его лица начинает медленно плавиться. Я едва не отшатнулся: Хартфелий выжимал из себя спокойствие. Это было видно в каждой черточке его лица, в каждом вздохе. Он источал настоящую, ревущую ярость. Вот о чем меня пыталась предупредить Люси: одним взмахом руки он может низвергнуть весь мой едва устоявшийся мир в пропасть. Что ж, Драгнил, ты своего добился: выманил дьявола из его вонючей дыры. Запихать его обратно будет не так-то просто, как ты себе это представлял. Выдавать желаемое за действительное было ошибкой. Впрочем, не получить это самое «желаемое» - тоже, порой, немалая удача. Именно то, что ни одно из моих детских мечтаний не сбылось, научило меня полагаться на свои силы, научило мыслить четко и без излишней «радужности». Научило жить, черт возьми. И именно поэтому я не дам себе проиграть, именно поэтому стану бороться. Я научился добиваться всего самостоятельно, сумел уже несколько раз обыграть стерву судьбу, вырвал из ее когтистых лап свою жизнь, не позволил себе раствориться в немом потоке бездействия. Мир – это не чертова фабрика по исполнению желаний. Здесь за все надо драться, надо сжимать горло своим надеждам, отучиться полагаться на чудо, и тогда выживешь. Но я не хочу выживать. Я жажду жить. Жить по-настоящему, иметь семью, работу, будущее. Как любой, обычный человек. Вот только обычного человека не прогоняли через ту круговерть, ту мясорубку, в которой когда-то оказался я. И это, похоже, полностью изменило ход моей истории. Тысячи дорог – множество концов, и миллиарды вариантов эпилога. Кто-то неизменно умрет, кто-то воскреснет, кто-то просто развернется и исчезнет из моей жизни. Проклятая книга валялась под водительским сидением моей машины. И я знал исход этой гонки, поэтому мог запросто его изменить. Я знал, что произойдет. Я знал, что Люси едет сюда, и знал, кого у меня отберет этот вечер. И я не позволю этому случиться. Просто потому что являюсь хозяином своей жизни, и никто не посмеет в нее вмешиваться без моего ведома. Все предельно ясно. - Гонка, - процедил Хартфелий, раздувая ноздри. – Здесь. До края моста и обратно. - Ставки? – решил все же уточнить я, ощущая, что финал близится и оттягивать его уже бесполезно. - Скорее условия, - выдохнул мужчина, разворачиваясь и взмахивая рукой. Я обернулся: из небольшого сарая, который был скрыт в ночной темени, полился свет противотуманных фар. Koenigsegg CCX был похож на стремительную черную пантеру. Гибкий, изящный, с огромными колесами и съемной крышей, окрашенными в алый зеркалами и спойлером. Чертовски обаятельная машина, должен отметить. Я взглянул на Хартфелия и приблизился к начищенному капоту, под которым урчал восьмицилиндровый двигатель, завороженно провел ладонью по гладкой зеркальной поверхности, будто погладил дикую кошку, опустил взгляд на сверкающие диски: карбоновые с одиннадцатью спицами и центральной гайкой крепления. Двухдверный кузов – двухместный салон. Итак, передо мной стоял облепленный алмазами чемодан с деньгами. Подобную сумму я видел, пожалуй, только на картинках во взрослых журналах. - И каковы же… - я втянул воздух и на шаг отошел от машины, - условия? - Все имущество, оставленное тебе твоим отцом, - злые глаза сощурились, - в том числе и знакомый тебе экземпляр книги, достанется мне, если ты проиграешь. - И это все? – спросил я, приподняв бровь. – Как-то мелочно для вас, Хартфелий. Что-то подсказывает мне, что этим вы не ограничитесь, не так ли? - В число имущества входит известный всем в этом городе бар, - я сжал зубы, но больше ничем не выдал того, насколько мне противна мысль о том, что «Хвост феи» достанется этому… человеку. – А так же центральный банк Магнолии, - вот здесь я хмыкнул, с наслаждением представляя лицо этого индюка, когда он узнает, что главная сокровищница города принадлежит не мне, а некому Жерару Фернандесу, который никогда не поведется на его лесть и не отдаст «свою прелесть» какому-то там миллионеру, который, к тому же, убил его приемного отца. – И ты вернешь мне мою дочь. Я вскинул голову, подавляя злое рычание, которое так и норовило сорваться с губ. - Люси никогда не вернется в вашу клетку, Хартфелий, - процедил я, сжимая кулаки так, что кости захрустели. – Девушку вы не тронете. Я этого не позволю, - заметив, как мужчина на полшага отступил назад, и почувствовав свою силу, я угрожающе усмехнулся. – Она не вещь, чтобы распоряжаться ей, как вам вздумается. Люси останется со мной, и вы уж этому точно не помеха. - Да как ты… - он резко шагнул вперед и схватил меня за воротник рубашки. Я лишь равнодушно взглянул на него, не пытаясь вырваться. Игра «кто-кого-пересмотрит» тянулась несколько мгновений, на протяжении которых меня пытались испепелить взглядом. - Смею, Хартфелий, - спокойно выдохнул я, чувствуя, как слабеет его захват. Одно движение – и воротник рубашки выскальзывает из его пальцев, а я прочно стою ногами на земле, оправляя его. – А вот вы не смейте даже думать о том, что имеете хоть какое-то право командовать мной и Люси. Мы не станем плясать под вашу дудку. Хватит, наигрались в свое время, - я выпрямился и, сунув руки в карманы джинс, снова окинул машину оценивающим взглядом. – Теперь мои условия, - я чуть склонил голову на бок, предвкушающе облизнув губы и словно чувствуя вкус предстоящего триумфа. – Если побеждаю я, то вы отказываетесь от любых притязаний на «Хвост феи», на мое, - последнее слово я выделил, увидев, как мгновенно сузились его глаза, - имущество и, - я вздернул бровь, - на Люсьену. Будучи позорно проигравшим вы исчезаете из нашей жизни вместе со всей своей растоптанной гордостью, а так же, - я усмехнулся, - отдаете победителю вот эту крошку, - я положил руку на капот черной машины. - Это все? – холодно спросил Хартфелий, скрестив руки на груди. Я пожал плечами и, развернувшись на пятках, подошел к своему Chrysler , мысленно пообещав суперкару, что мы выиграем, и он, уезжая отсюда, приведет за собой нового друга. – Ах да, - в самый последний момент я чуть обернулся, поймав мужчину в поле зрения, - я могу обещать вам, что уничтожу книгу, как только мы разрешим наш конфликт. - Почему я должен тебе верить, мальчишка? - Потому что это все, что вам остается, - я захлопнул дверцу, опускаясь на водительское кресло. В салоне все еще отчетливо витал запах сигарет, но здесь я чувствовал себя в своей тарелке. Некая иллюзия защищенности, безопасности. Я машинально поправил зеркало заднего вида, настроив его на нужный ракурс, чтобы видеть лицо Хартфелия во время моей победы. Кивнув самому себе, я на секунду прикрыл глаза, очищая голову и выметая из нее все ненужные мысли. Только скорость, ветер, газ и отсутствие тормозов. В очередной раз слиться с машиной, ощутить, как работает ее сердце, услышать дыхание, скрип колес, покуда подъезжаешь к старту. Приоткрыть окно, чтобы взглянуть в знакомое лицо за рулем, перекинуться ухмылками. Сегодня Хартфелий будет в проигрыше, потому что доверился не тому человеку. Однако дух соревнования захватывает с головой. Что-что, а этому рыжему очкарику я не посмею проиграть. Локи – друг, а проигрывать другу еще неприятнее. Не избежать потом подколок с его стороны. Перед нами была сплошная ровная дорога. Я взглянул на застывшую с правой стороны машину: максимальная скорость Koenigsegg – триста девяносто километров в час. Плюс-минус – это уже зависит от комплектации. Мой Chrysler спокойно вытягивал все четыреста, разгоняясь до ста за три секунды – минус одна десятая, в то время как вторая машина достигала сотни за три с половиной. Оба автомобиля включали в себя восемьсот пятьдесят лошадок, так что хотя бы в этом мы были равны. По массе Koenigsegg был легче моей машины, но я надеялся, что существенно это на исход гонки не повлияет. То, что все мои расчеты оказались верны, я понял, когда, сверкнув фарами, мы устремились навстречу ночной темноте, и я вырвался вперед. Вокруг была ночь, позади сиял ровный отсвет чужих фар, впереди был обрыв. Асфальт под колесами скрипел и крошился, не выдерживая веса двух машин. Скорость охватывала все естество, но сердце в груди билось совершенно спокойно, словно отточенный механизм отсчитывая секунды. Сейчас я равнялся не со временем и не со спидометром, я измерял все ударами сердца – толчками крови в своих жилах. Один толчок – и вот ты на дороге, второй – ты обходишь соперника на полкорпуса, третий – Koenigsegg скрывается позади, очерчивая твой бампер светом неоновых фар. Сердце – самый надежный механизм. Оно не отдыхает, не сбивается с ритма, бесконечно качает кровь по венам и артериям. Вот он - вечный двигатель. И именно сердце помогает мне правильно рассчитать нужный поворот или нужную скорость. Земля заменилась пропастью: мост словно висел в воздухе, не имея никаких креплений. А под ним была пустота. Поглощающая в себя весь свет огромная черная дыра. А что самое, пожалуй, страшное: это непроглядная тьма, будто ты мчишься на полной скорости над каким-то бесконечным адом, состоящим из полнейшей тьмы. Колеса впивались в покрытие, будто пытаясь удержаться на небольшом островке реального мира. Локи предупреждающе мигнул фарами, и я, резко выдохнув и полностью исключив из легких воздух, новыми глазами вгляделся в темноту. На чистом адреналине я заметил, что впереди вырисовывается ободранный ветрами край моста: висящая на последнем издыхании арматура, крошащийся бетон, и явно скрипучие по виду ограждения. Сердце гулко ударилось в ребра, и, словно в замедленной съемке, мир схлопнулся вокруг меня. Сузился, как и кровеносные сосуды в теле. Один удар – между капотом и заграждением несколько жалких метров, второй – руль в руках послушно проворачивается влево, третий – колеса скрипят, визжат, словно бешеные псы, и вцепляются в асфальт, оставляя за собой дымящуюся полосу, четвертый – глаза закрываются, чтобы моргнуть, а стремительно приближающиеся заграждение качается от создаваемого ветра. Крыло машины проходит в нескольких миллиметрах от проржавевшего куска жести, одно колесо практически срывается с края моста, но в последний момент педаль газа врезается в пол, и суперкар, радостно взревев, бросается обратно, чтобы положить конец войне. Я облизнул пересохшие губы. По виску прокатилась капля пота, мгновенно затерявшаяся где-то в недрах моего тела. Теперь оставалось надеяться лишь на то, что мост не разрушится позади меня, как бывает в лучших традициях страшного кино. Локи все еще порывался меня обогнать, однако, хоть машины и были сходны по мощности, у него ничего не выходило. Я взглянул вперед: навстречу мне приближался свет знакомых до боли фар. Усмешка искривила мои губы: девчонка пропустила все представление. Однако поспела к финалу. Мы с ней одновременно нажали на тормоза. Раздался визг шин, из-под колес повалил дым. Алый Lamborghini замер прямиком напротив меня. Карие глаза смотрели испуганно, а пухлые губы чуть подрагивали. Тонкие пальцы крепко сжимали руль, светлые волосы ниспадали ей на лицо. Черт, а такой ее вид мне нравится. Я приветственно усмехнулся, получив в ответ испепеляющий взгляд. Я вышел из салона, громогласно хлопнув дверью и торжествующе взглянув на Хартфелия. Мужчина застыл каменным изваянием, искрометным взглядом глядя на меня, а после переводя глаза на затормозивший рядом Koenigsegg. Локи Калленз вылез из салона, ногой захлопнув дверцу, и насмешливо взглянул на своего начальника. - Простите, босс, - он беспечно пожал плечами, ухмыльнувшись. – Но не мне тягаться с Саламандром. Единственный человек, который может его победить, - Лео подмигнул мне и взглянул на алый Lamborghini, - это ваша дочь. И с ней я уж точно не сравнюсь. - Ненавижу лесть, - отозвалась Люси, хлопнув дверцей и подходя ко мне. Я, не отрывая взгляда от застывшего в немой ярости мужчины, отвел руку назад и почувствовал, как тонкие пальцы судорожно вцепляются в мою ладонь. – Но в чем-то ты прав. Этого идиота переупрямить могу только я. И перевоспитать тоже, чем сейчас и займусь. - Тебе не кажется, что ты опоздала с нравоучениями? – иронично поинтересовался я, пристально глядя на Хартфелия и зная, что в любое мгновение может случиться непоправимое. – Лет на семь опоздала, Лу. - Ну, - наигранно бодро выдавила она, вцепляясь в мой локоть второй рукой, - начать никогда не поздно, Драгнил, - ее голос чуть подрагивал от волнения. – Привет, папа. - Люсьена, - гневно выдохнул мужчина. – Немедленно отойди от него. Ему не место рядом с моей дочерью. - Не вам это решать, - повторил я, рукой задвигая девушку себе за спину. – Вы проиграли, - Люси слабо потянула меня за руку, будто умоляя отступить и убежать, но я упрямо смотрел в янтарные глаза. – Вы ее не тронете. Вы больше никого не тронете. - Что ж… - он внезапно усмехнулся в усы, опасно сверкнув глазами. – Твоя победа, Драгнил. Вы свободны. - Это ловушка, Нацу, - прошептала блондинка. – Он не отпустит нас. «Знаю», - мысленно ответил я ей, не сводя взгляда с заклятого врага. Локи тоже насторожился, положив руку на кобуру своего пистолета, скрытого под полой черного пиджака. - Мы уходим, - вслух произнес я, толкнув девушку к машине и едва заметно кивнув Коллинзу. Лео бесшумно извлек оружие и взвел курок, держа Хартфелия на прицеле. А этот индюк глядел прямиком на меня, не отрывая своих бездушных глаз. Сердце ухало где-то в груди, будто чертова бомба замедленного действия – вот-вот разорвется. Окружающая нас темнота вдруг стала неимоверно тяжелой, стискивая, сдавливая со всех сторон и лишая пути к отступлению. Его рука потянулась к поясу. Воздух в легких резко кончился, а мозг практически отключился, когда взгляд уперся в дуло револьвера, направленного прямиком в спину светловолосой девушки, что сейчас садилась в машину. Все инстинкты, все чувства и реакции обострились, словно мое тело – один сплошной оголенный нерв, реагирующий сразу на все окружающее его пространство. Лейла Хартфелия не соврала. Ее дочь должна была умереть, но этому помешали. И вместо нее умер другой человек. Теперь я знал, что делать. И знание это спасет ей жизнь, забрав в обмен нечто равноценное. Смерть сегодня уйдет сытой. «Упрямо сжать губы, прикрыть глаза и сделать роковой шаг в сторону. Трава под подошвой ботинка захрустела, а по земле прошла едва уловимая дрожь. Глубоко вздохнуть и распахнуть глаза, смело глядя в лицо своей гибели, что хладнокровно спустила с поводка своего пса. Скулеж – свист пули, громогласное эхо выстрела. Глухой толчок в грудь, едва слышный шелест разрываемой на пути пули плоти. Усмехнуться окровавленными губами: навылет, черт возьми. Тихий выдох сквозь сведенные в судороге зубы. - Нацу! И долгожданная темнота, где гремит отзвук последнего выстрела» *** Мэйуми - истинный поклон; истинная поглощенная красота.