Сердце улиц

Правда почему-то потом торжествует. Почему-то торжествует. Почему-то торжествует правда. Правда, потом. Людям она почему-то нужна. Хотя бы потом. Почему-то потом. Но почему-то обязательно. Александр Володин. "Одноместный трамвай: записки несерьезного человека" — Зачем ты это вырвал последнюю страницу? — Я всегда вырываю последнюю страницу из книги. Тогда ей не нужно кончаться. Я ненавижу концовки. Доктор Кто (Doctor Who)

Больничный коридор напоминал дорогу в ад. Слишком белые, слепящие стены, высокий потолок, под которым мерцали неоновые лампы, намытый до блеска кафельный пол. И ни одной души рядом. Лишь приглушенный писк аппаратов из-за закрытых дверей палат, в которых люди прощались с жизнью или наоборот – возвращались к ней. Здесь решались судьбы. Здесь было прибежище самой Смерти. Казалось, будто сами жнецы блеклыми тенями снуют где-то совсем рядом, задевая полами своих плащей склоненные в немом горе головы тех, кто все еще пытался ухватить надежду за кончик хвоста. Но этим ранним утром люди словно вымерли, и коридор наполнился пугающей, давящей со всех сторон тишиной. Она придавливала к земле, погребала под собой, сдавливала грудь, мешала дышать и выдавливала слезы. Тихие, глухие рыдания вырывались сквозь стиснутые зубы, как бы девушка не старалась их сдержать. Руки ее по-прежнему были испачканы в крови, которую она отказывалась смыть, одежда была измазана землей и заляпана бурыми пятнами. Все ее тонкое, гибкое тело сотрясалось судорогами, а с губ слетали рваные, срывающиеся всхлипы. Потерянная, несчастная, больная своей обреченной любовью, девушка едва могла дышать, стискивая окровавленными пальцами белый клетчатый шарф. Мягкая ткань была немилосердно скомкана и прижата к вздрагивающей женской груди. Блондинка давилась своими рыданиями, тихо захлебывалась в них, утопала в безграничном отчаянии, будто идущий ко дну Титаник. - Я не хочу умирать… - шептала она, словно безумная, чуть покачиваясь из стороны в сторону. – Не хочу… Ад – это не полыхающие бесконечные костры. Там нет цепей, крючьев и ошметков человеческих душ. Там не текут реки крови и слез. Там нет огня – каждый приходит туда со своим. В каждом из нас – своя собственная преисподняя, где с самого рождения корчится одна человеческая душа. Ад не где-то под землей – он здесь. Здесь, в этом светлом и мрачном коридоре, где каждая секунда подобна вечности, а каждый вдох равен глотку обжигающего пламени. Жить, потеряв его, значит до конца вечности гореть в аду. Она умрет вместе с ним, погибнет, испепелит себя и изничтожит. И ей не хотелось уходить так. Она боялась такой Смерти. Что угодно – пуля, нож, огонь, вода, но не так – вырвать живое, бьющееся сердце и откинуть его в мусорный бак. Только не так – без него не станет мира. Он заберет его с собой на тот свет, погрузив ее душу во тьму. Умирать изнутри было страшно. Дверь операционной отделяла ее от столь дорогого, столь близкого и далекого одновременно, человека, чье сердце уже не раз готово было замереть и угаснуть. За мутным стеклом мелькали неясные тени врачей, мелькал свет, и каждый раз в судорожно вздымающейся груди что-то сжималось – сжималось до боли в истерзанных внутренностях. Она вымирала изнутри, гибла вместе с тем, кого вот уже час пытались вырвать из лап Смерти. В таком состоянии ее и обнаружила Грандина. Едва она узнала, что ее нерадивый племянник снова оказался на грани жизни и смерти, как тут же примчалась сюда – в больницу. Люси сидела на узкой скамейке неподалеку от операционной, пряча лицо в ладонях. Губы ее беззвучно шевелились, а глаза пугающе-стеклянным взором уткнулись куда-то в пол и, казалось, застыли извечным льдом. - Дура… - прошептала женщина, закусывая дрожащую нижнюю губу и сжимая тонкие холодные пальцы в кулаки. Она медленно приблизилась к сжавшейся в отчаянии фигуре и опустилась перед девушкой на колени. Люси не отреагировала. Она продолжала бездумно разглядывать пол у себя по ногами, обхватив руками голову и едва заметно покачиваясь в такт собственным беззвучным словам. «Не хочу умирать» - разобрала Марвел, до предела напрягая свой острый слух. Бледные, искусанные в кровь губы Хартфелии дрожали. И женщина с ужасом поняла – крепкий стальной стержень, который она увидела в первый день знакомства с этой заносчивой девчонкой, сломался. Разлетелся под чудовищным давлением обстоятельств на миллиарды острых, кромсающих душу осколков. Перед ней сидел призрак человека – блеклая оболочка, в которой метался испуганный, загнанный в клетку, словно дикий зверь, разум. - Идиотка, - прошипела она, хватая блондинку за плечи и встряхивая. Люси безвольной куклой повисла в ее руках. Взгляд ее бесцельно заметался по коридору больницы, а после пугающе медленно скользнул по лицу женщины и замер где-то в районе ее шеи. Мертвая изнутри. Неживая. Пустая. - Глупая девчонка, - с долей испуга в голосе выдавила Марвел. Нужно было привести ее в чувство, покуда она не навредила себе и, главное, ребенку, который наверняка успел ощутить состояние своей матери и тот страх, что снедал ее изнутри. Но как? Как вырвать человека из того омута, в который он сам себя закинул, в котором он утонул с головой, где волны сошлись над ним, погребая в свои черных глубинах… Никакие слова не смогут пройти сквозь эти маслянистые воды, ни один крик не способен пробиться сквозь эти стены, превратившиеся в темный, бетонный склеп. – Да простит меня Нацу, - Грандина раскрыла ладонь и, размахнувшись, влепила блондинке звонкую пощечину. Голова девушки мотнулась, а в глазах на какое-то мгновение мелькнуло осознание происходящего. Хартфелия схватилась за пылающую скулу и вскинула голову, прожигая женщину первым за последние часы осмысленным взглядом. Марвел облегченно выдохнула, на мгновение опустив голову. - Что вы… - хрипло попыталась выдавить Люси, но ее тут же заключили в крепкие, невероятно нужные сейчас им обеим объятия. Девушка замерла, не зная, что ей делать дальше. Грандина Марвел прижалась к ней, обвивая руками ее плечи, и замерла, так и не произнеся ни слова. Застыла каменным изваянием. – Грандина? - Он не умрет, - тихо прошептала женщина, стискивая пальцами белый шарф, висящий на хрупкой бледной шее. – Он не может умереть, - она вздрогнула всем телом и прижала девушку к себе сильнее. – Он обещал Венди, он никогда ей не врет… Люси сглотнула, нерешительно обхватывая ее руками в ответ и пряча лицо на ее плече. Все то, что она так тщетно пыталась удержать в себе, мгновенно начало выплескиваться наружу – по щекам заструились горькие, едкие слезы, выжигающие на коже некое клеймо – клеймо горя и страха. Две, столь разные, столь непохожие друг на друга, женщины рыдали в унисон, даже не пытаясь сдерживать рвущиеся наружу эмоции. Их нужно было выплеснуть, иначе они бы сожрали их изнутри, как ржавчина – хрупкий металл. - Нацу, - Люси на секунду прикрыла дрожащие ресницы и вымученно улыбнулась, - Нацу не может умереть, - голос ее сорвался, но она тут же попыталась совладать с собой, - иначе… иначе это будет уже не Нацу… Грандина кивнула, не разрывая объятий. Сейчас они хватались друг за друга, как за последний оплот их небольшой, не такой уж и дружной, семьи. Но человек, что был так важен им обеим, находился на грани гибели, и это их сплотило. Они должны были быть сильными, должны были держаться друг за друга, быть опорой и поддержкой, ведь больше никого не осталось. Это была их семья, и они обязаны были ее сохранить, удержать и склеить хрупкие осколки доверия, установившегося между ними. - Если он умрет, то я сама его убью, - прошептала Марвел, вызвав у девушки нервный смешок. - Он не оставит нас, - дрожащая бледная ладонь скользнула к едва заметному животу и накрыла его в защитном жесте. – Наш сын ему этого не простит. - Я ему этого не прощу, - прорычала женщина, - и это гораздо страшнее. Люси вздохнула, запрокинув голову и немигающим взглядом глядя в белоснежный потолок. Что ждет их по ту сторону? Примут ли их души в райские кущи или отправят прямиком туда, где место всем грешникам-самоубийцам. Потому что именно самоубийцы влюбляются до безумия. Именно они готовы пожертвовать собой, чтобы защитить жизнь того, кто хоть каплю был дорог, кто хоть на мгновение стал чем-то большим. И эта жертвенность, эта слепая виктимность – признак того, что человек способен на настоящее самоубийство. Он готов нырнуть под пули, прыгнуть в пламя или в бездну, если того потребует ситуация. Так Нацу готов был отдать свою жизнь за ту, которую полюбил всем своим сердцем, что, казалось, давно должно было разучиться доверять людям. Он впустил ее на территорию своей души, открыл запертые наглухо границы и… поплатился. - Я… - Хартфелия судорожно втянула воздух. – Я так виновата перед ним. Нацу верил мне, но я… - Стоп, - Грандина крепко сжала ее ладонь и строго заглянула в грустные карие глаза. – Чувство вины сведет тебя с ума, если ты ему это позволишь, - она обожгла девушку отчасти озлобленным взглядом. – Твоя семья принесла нам много проблем, - блондинка поникла, опустив голову, но женщина схватила ее за подбородок и дернула вверх, заставив поднять взгляд. – Твой отец был редкостным подонком, Хартфелия. Но он понес за это наказание, и ты не должна расплачиваться за его грехи, - Марвел мягко перевела ладони на ее плечи и ободряюще их сжала. – Раз Нацу выбрал тебя, значит, ты это действительно заслужила, - зеленые глаза смотрели без присущей им хитрости. В них сверкала грусть и, отчасти, легкая материнская ласка. – Думаю, он впервые сделал истинно верный выбор. - И этот выбор погубил его, - выдохнула в ответ девушка. - Отнюдь, - покачала головой Грандина, - этот выбор спас его. Ты оживила нашего парня, и он стал настоящим мужчиной, научился ответственности, научился ставить цели и достигать их. - Этому он научился задолго до нашей встречи, - снова возразила девушка, прикусив губу. - Но ты научила его ценить семью, - женщина слабо улыбнулась, едва заметно дернув уголками губ. - Я погубила его, - тихо выдавила девушка. Возразить Грандине не дал звук распахивающейся двери, что находилась в конце коридора. Локи поднял тяжелый взгляд на застывшие у операционной фигуры и громко вздохнул. - Люси, - он подошел ближе и в нерешительности остановился, не зная, как лучше сообщить эту новость. Девушка подняла на него затравленный взгляд усталых, красных от напряжения глаз, и он все же решился сказать все прямо, ничего не утаивая. Она заслужила знать правду, - твой отец… - Хартфелия вздрогнула всем телом и, кажется, сжалась. – Он… он умер несколько минут назад. Мне жаль. Девушка кивнула, направив отрешенный взгляд на дверь операционной, где врачи сражались за жизнь бесконечно дорого ей человека. Уголок ее губ чуть дернулся, но больше ни одной эмоции не увидел Калленз на ее лице, и это пугало. Пусть Джудо и не был самым лучшим человеком на свете, но он все же был ее отцом, и весть о его смерти должна была хоть немного задеть ее. - Ты отлично стреляешь, Лео, - тихо произнесла она. Локи ощутил горький комок вины, вставший в горле после этих слов. Блондинка опустила голову на руки и тихо вымолвила: - спасибо. Ты убил чудовище. Грандина удивленно взглянула на застывшего юношу и недоуменно приподняла брови. - Неужели это то, о чем я думаю… - выдавила она севшим голосом, взглянув на еще больше поникшую Хартфелию. - Я убил Джудо Хартфелия, - как можно более спокойно произнес Лев, сцепив руки в замок за спиной. – Главный враг вашей семьи мертв и никогда больше не сможет вмешаться в вашу жизнь. Марвел распахнула глаза и закусила костяшки пальцев. Это слишком страшно и странно, чтобы быть правдой. - Но как… - Он доверился не тому человеку, - горько усмехнулся Локи, механическим движением поправляя сползшие на кончик носа очки. – Я не мог позволить ему снова уйти безнаказанным, поэтому выстрелил чуть раньше, чем он, - краем глаза он заметил, как поежилась Хартфелия при воспоминании о тех злополучных часах. – Он дернулся и смазал собственный выстрел, поэтому Нацу все еще жив. Пуля прошла навылет… - Ты считаешь это везением? – спросила Люси, не поднимая глаз. – Из-за этого он потерял много крови, и мы… мы не знаем, задето ли что-нибудь важное… И я…- она в отчаянии покачала головой,- и я не знаю, как жить дальше… - А дальше ты сматываешь сопли, - резко одернула ее Марвел, поднимаясь на ноги и сверкая глазами, - и берешь себя в руки. Твоему ребенку нужна уравновешенная мать, а твоему Драгнилу – терпеливая и заботливая девушка. Тем более сейчас, когда защищать и вытаскивать из дерьма нужно его, - она деловито поправила высокий хвост, уже забыв про недавние минуты допущенной слабости. – Ты должна побыть сильной хоть раз, Хартфелия. Хотя бы ради него, - Грандина глубоко вздохнула, зная, что, возможно, была слишком строга к девчонке, но время объятий и утешений закончилось. Ее племяннику нужна помощь, и он ее получит в полной мере. – Хотя бы ради тех чувств, что ты к нему испытывала еще пару минут назад. Как бы мне ни было сложно это признавать, но ты нужна ему, девочка, - Марвел нервно усмехнулась. – Именно сейчас нужна. Она развернулась на каблуках и, чеканя шаг, стремительно направилась в сторону двери. И по походке было видно, как сильно напряжена и встревожена эта сильная духом женщина. Движения ее были резкими, рваными, а шаги – тяжелыми, зеленые глаза возбужденно, почти маниакально блестели. Тонкие музыкальные пальцы сжали отполированную до блеска ручку. - Куда вы? – спохватившись, спросил Локи, недоуменно переглядываясь с Хартфелией. - Поговорить с врачом, - ее острые скулы были сильно напряжены. – Если они не спасут Драгнила, я лично отправлю их на тот свет. Всех. До единого. - Нет! – Люси, пошатнувшись, встала со скамьи и шагнула к ней, крепко схватив за запястье. – Нельзя… нельзя вмешиваться. Мы можем только все испортить, - карие глаза проникновенно, жалобно сверкали. – Я боюсь не меньше вашего, но не стоит еще больше нагнетать ситуацию, - Люси всхлипнула, сдерживая рвущуюся наружу боль. – Нацу справится. Он сильный. «А я – слабая», - мысленно добавила она, изо всех сил стараясь не опускать взгляда. Грандина громко втянула носом воздух и нехотя отпустила блестящий пластик, сделав шаг назад. Это была маленькая победа Хартфелии. В этот раз девчонка была права – столь резкое вмешательство могло стоить Драгнилу жизни. А этого она не могла допустить. - Он, действительно, сильный, - прищурившись, произнесла женщина, сбрасывая со своего запястья ее пальцы. Мудрый взгляд зеленых глаз остановился на бледном, залитом слезами лице. – Но ты – сильнее. *** Терпение никогда не было моей главной чертой. Я не любила находиться в неведении и ждать какого-либо указания свыше. Ожидание – самое страшное, что, по-моему, может свалиться на голову неподготовленному человеку. С каждой прошедшей секундой дышать становится все труднее и труднее, сердце начинает захлебываться в собственном биении, а легкие категорически отказываются принимать воздух. И каждое мгновение – чертова вечность. Сидя здесь, в этом залитом неестественным светом коридоре, я наконец-то осознала, насколько, порою, бывала эгоистична. Я требовала любви, уважения, требовала то, чего мне так не хватало в детстве. Но я никогда не думала, что однажды сама буду с величайшей радостью дарить это кому-то, и этим кем-то окажется Нацу Драгнил – злейший враг моего отца. Я наконец-то сделала свой выбор. Я сделала то, на что не способна оказалась моя мать – я выбрала семью. Настоящую. Я не грезила иллюзиями, я целеустремленно шла вперед, и нашла свое предназначение. Пусть это и звучит предвзято, но я получила то, за чем столько лет гналась. И едва не потеряла. Взгляд снова упал на собственные ладони, где рваными, бурыми полосами застыла кровь Драгнила. Я ведь успела – я подхватила его в тот самый момент, когда глаза его закрылись, а тело стало оседать на землю. Нацу мгновенно потерял сознание и буквально упал мне на руки. А я… а я не смогла. Не смогла удержать его. Я опустилась на землю, баюкая и укачивая вмиг потяжелевшее тело в своих руках, надеясь разбудить, молясь, чтобы его глаза открылись, чтобы ничего этого не было, чтобы все это безумие оказалось страшным сном. Еще несколько часов назад я широко раскрытыми глазами наблюдала, как по его светлой рубашке, прямо напротив сердца расползалось темное пятно. За долю секунды до решающего выстрела Локи Калленз, стоящий чуть поодаль, успел спустить курок. Хартфелий вскрикнул от внезапной боли, пронзившей грудь. Рука его дрогнула, и пуля вонзилась в тело юноши чуть выше сердца, миновав основной центр, где билась жизнь. Промах. -Нацу! Девушка, закричав, бросилась к Драгнилу, ловя его в свои объятия, и буквально врезалась коленями в грубую почву. Глаза его закатились, тело безвольно осело в хрупких руках блондинки. Юноша был без сознания, но все еще дышал, и дыхание это стало для испуганной девушки самой главной ценностью на эти часы. - Нет… - она провела дрожащей рукой по его щеке, слезы наворачивались на глаза. Совсем рядом с ней раздался стон раненного отца, но все ее внимание было приковано к лежащему без сознания юноше. – Нет, Нацу, нет… Ты не можешь… Нет! – девушка в страхе заозиралась по сторонам, будто пытаясь глазами найти седовласого жнеца, пришедшего за ее возлюбленным. – Нацу, вставай! – она стиснула его плечи. – Давай же… он ведь не попал… твое сердце бьется, давай же, поднимайся! Рядом послышалось шуршание – Локи опустился на колени и резко разорвал рубашку на груди Драгнила – пуговицы разлетелись в стороны. Ткань обнажила бледную кожу, по которой разливались алые ручейки. Люси всхлипнула, глядя, как из сквозной раны толчками, пузырясь, словно маленький гейзер, выплескивается кровь. - Проклятье! – Локи судорожно заозирался по сторонам. – Мне нужно… - его взгляд снова переметнулся на бледного, словно известь, Саламандра. – Нужно что-нибудь, чтобы остановить кровотечение… - его руки быстро размотали завязанный на бледной шее клетчатый шарф. – Люси, помоги мне! – девушка нежно, словно боясь случайным движением сломать хрупкую статуэтку, в которую превратился раненный парень, приподняла его, позволяя Каллезу крепко обвязать грудь Драгнила длинной полосой ткани. Хартфелия сглотнула, видя, как белоснежный материал пропитывается кровью, и тщетно попыталась удержать рвущиеся наружу слезы. Она нежно оглаживала ладонями его лицо – скулы, веки, губы, на которых поблескивали алые капли. - Все будет хорошо, - прошептал Локи и прижал пальцы к его шее, чувствуя беспорядочное биение пульса. Второй рукой он вынул из кармана телефон, буквально на лету набирая телефон экстренной помощи. - Я нарушила обещание, - тихо выдавила Люси, прижимая бессознательного юношу к своей груди и утыкаясь лицом ему в плечо. – Я поклялась быть твоей тенью, Нацу, - по ее телу прошла судорога, а голос сорвался на вздохе. – Я… я должна была уберечь тебя… я обещала твоей сестре, - сквозь пелену, что застилала ей глаза, она не видела, как Локи, чертыхнувшись, продиктовал их координаты врачам. Мир вокруг утерял краски и лишился всей своей прелести. Любимый человек умирал у нее на руках. – Я… помнишь, я сказала тебе, что не хочу знать и… планировать свое будущее? – она попыталась улыбнуться сквозь горькие капли, что стекали по ее лицу. – Боже, как же я ошиблась…Ведь если у нас не будет планов на будущее, то мы останемся ни с чем… Я хочу, - она вжалась в него всем телом, будто пытаясь отдать свое тепло остывающему телу, - хочу, чтобы ты дальше шел рядом со мной. Хочу, чтобы наша… наша маленькая запретная сказка стала реальностью, Нацу… Пожалуйста, не оставляй… Не надо… Локи продолжал считать удары захлебывающегося в крови сердца и встревоженно смотрел на девушку. - Мне кажется, это похоже на прощание, - тихо произнес он. – Не смей прощаться, Люси, не смей сдаваться… - Я люблю тебя, - твердила она, закусывая губы, - люблю так сильно, что меня это пугает, Нацу. И ты не можешь, не имеешь права меня здесь сейчас оставить, слышишь? Вскоре послышались сирены медиков. Люси вздернула голову, глядя, как Локи подрывается с земли и буквально бежит к людям в белых халатах, что в спешке выходят из машины, а после ощутила, как что-то в ее груди обрывается. Взгляд пугающе медленно находит бледное, восковое лицо, а левая рука ложится на застывшую грудь. Не дышит. - Нацу…- беззвучно прошептала она, дотрагиваясь до его шеи дрожащими пальцами. – Нацу, - голос дрогнул, - Нацу, посмотри на меня… Не смей оставлять меня, - девушка яростно замотала головой, захлебываясь нагрянувшими рыданиями, - открой глаза! Она почувствовала, как чьи-то немилосердные руки пытаются оттолкнуть ее в сторону, а после раздался голос одного из врачей, что просил не мешать ему. Девушку буквально волоком оттащили от парня, не позволяя даже приблизиться к нему. Она слышала крик медика: «Он не дышит!», и чувствовала, как в груди разрастается пожар, выжигающий все на своем пути. Мимо нее, словно в замедленной съемке, промчался врач, начавший делать юноше непрямой массаж сердца. - Я не хочу умирать, - беззвучно прошептала девушка, сжимая в руках отброшенный врачом в сторону окровавленный шарф. Она продолжала сидеть на земле. Дыхание ее замедлилось, а в перепуганных карих глазах блестела пугающая пелена, за которой на замок оказались заперты абсолютно все чувства, кроме одного – отчаяния. - Лу? – не расслышал ее тихого голоса Локи, дотрагиваясь до дрожащего плеча. - Не хочу умирать, - снова произнесла девушка, поднимая отрешенный взгляд на друга. – Не хочу… - Эй, - Калленз невольно побледнел, - ты будешь в порядке, Люси, - он бережно потянул ее за руку. – Поднимайся, давай же, - он пристально заглянул ей в глаза и невольно сглотнул, увидев там холод и безграничную пустоту. – Вставай, нужно ехать в больницу… - Я умру без него, - тихо выдавила Хартфелия. – Я не хочу умирать! – крик ее эхом умчался куда-то во тьму этой ночи. - Дурак, - выдавила я, выныривая из тяжелых воспоминаний и снова оказываясь в белом коридоре больницы, утирая без конца льющиеся слезы, - зачем… зачем ты так со мной? Ответом мне послужила тишина и неловкие, неаккуратные объятия Грандины Марвел, которая в эти страшные минуты стала для меня неожиданной, настоящей поддержкой. Именно она вытащила меня из страшной, жутчайшей апатии, в которую я вогнала себя в тот момент, когда любимый мной человек подступил к той самой грани, где его ожидала Смерть. Она заставила меня поднять голову и понять, что сейчас рушится не только мой мир. Я была нужна, и это возвращало мне дыхание. Чувство вины все еще жрало меня изнутри, и я не боролась с ним, не видя в этом смысла. Ведь если посмотреть правде в глаза, то именно мое вмешательство в жизнь Драгнила перевернуло все с ног на голову. Из-за меня юноша не раз ходил по лезвию ножа и не раз срывался. И в этом я видела лишь свою вину. Если бы еще пару-тройку месяцев назад мне сказали, что скоро мой мир разобьется на мелкие осколки, а сама я окажусь на грани нервного срыва, то я бы рассмеялась этому человеку в лицо. Но судьба – странная женщина. Если она бьет, то бьет прямиком в сердце. Если калечит, то сразу душу. Если убивает, то медленно, сначала отнимая самое дорогое, а после уже и тебя отправляя в пропасть. Чем я так ее разозлила, что вокруг меня начали страдать самые дорогие мне люди? По дороге в больницу его сердце остановилось дважды. Первый раз случился как раз тогда, когда я перестала ощущать его дыхание, но тот врач сумел вернуть его обратно. Второй же случай произошел уже в машине скорой помощи, когда аппараты вокруг резко запищали, а сердце его перестало биться. Я сидела рядом, сжимая его чуть теплую ладонь и молясь - посылая миллиарды сообщений ангелам, надеясь, что они отдадут его место в раю кому-нибудь другому, и ровно столько же – демонам, чтобы не спешили греть свои котлы. Он – мой, и я его так просто никому не отдам. Когда же он оказался в реанимации, то буквально балансировал на грани гибели. Крови было столько, что все вокруг казалось мне залитым ею. Теплой, нет, не так – горячей, пылающей, будто лава, алой кровью, что должна была течь по венам и артериям Драгнила. Без этой живительной жидкости организм просто перестал бы функционировать. Так почему…почему он все еще жив? Почему судьба так долго держит меня в неведении? Все внутренности стягивало болью – все мое тело буквально выворачивало наизнанку. Мой ребенок тоже хотел знать, что случилось с его папой. Я, закусив губу, провела ладонью по собственному животу, надеясь успокоить того, кто жил под моим сердцем. - Тише, детка, - прошептала я, смаргивая очередную слезу, сорвавшуюся с моих ресниц. – С твоим папой все будет в порядке, ты же его знаешь, он не бросит нас, - я глубоко втянула воздух и столь же медленно выдохнула. – Не бросит, никогда не бросит, - эти слова набатом бились в моей голове и в сердце, стали своеобразной молитвой. «Только выживи. Слышишь? Выживи. Больше ни о чем не прошу. Просто живи. Твое сердце должно биться, иначе все, чего мы с таким трудом достигли, превратится в прах. Дыши. Не бросай. Никогда не бросай, Нацу!» Мое сердце внезапно дрогнуло, а в животе сильно кольнуло. Меня буквально рванули крюком за ребра, заставив резко подорваться с места. Грандина и Локи встревоженно переглянулись за моей спиной, но мне было не до этого – я, замерев, застывшим взглядом следила, как, словно в замедленной съемке, приоткрылась дверь операционной, и из нее вышла уставшая женщина в белом халате, кое-где запятнанным кровью. Чьей, даже гадать не было смысла. Встретившись взглядом с ее изможденными, тусклыми от усталости глазами, я невольно перестала дышать. Мне стало воистину страшно. Страшно до боли в легких. Все или ничего. Именно слова этой женщины поставят точку в нашей истории. Она решит нашу судьбу раз и навсегда. - Мы сделали все, что могли, - она сняла с себя маску и слабо дернула уголком губ. Все жилы в моем теле напряглись до безумия, а в легких закончился воздух. Тело мое задрожало, предчувствуя конец. Вот только каким он станет? Печальным? Или же мы сможем обмануть смерть и предсказания моей матери… - Он жив, - Грандина за моей спиной всхлипнула, зажав себе рот ладонью. Локи опустил голову и улыбнулся. Я же… Я же лишь ощутила, как подкашиваются мои ноги от невероятного облегчения, и как медленно ослабевает затянувшийся меж ребер узел отчаяния. Жив. Господи, он жив... Боже, ты услышал мои молитвы. Врач что-то говорила о том, как близок был мой возлюбленный к смерти, и как трудоемок оказался процесс извлечения его с того света. Я не слушала. Мне было все равно. Я не хотела знать, сколько сил врачи потратили на то, чтобы вернуть Нацу в мир живых. Мой взгляд был направлен на чуть приоткрытую дверь операционной, где сновали тени медиков, и где Жизнь одержала вверх над Смертью. Я больше не владела своим телом. Сердце в груди трепетало от пережитых за последние часы эмоций, вновь возвращаясь к столь привычному ритму. Ноги сами понесли меня к палате. Шаг. Еще один. Кто-то мягко схватил меня за руку, тихим голосом прося остановиться. Перед глазами все поплыло. Только неясно из-за слез это или из-за усталости. Я непослушно сделала еще один шаг вперед и закрыла глаза, слабо улыбнувшись. Руки, держащие меня за плечи стали увереннее, и я наконец-то позволила тьме меня поглотить. «Спасибо…» Это пробуждение не было лучшим в моей жизни. Что-то противно пищало прямо над ухом, тело противно ныло, будто по мне проехался асфальтоукладочный каток, и вообще организм функционировал как-то неправильно. Сердце громко, истерично колотилось о ребра, голова раскалывалась на части, что-то мешало спокойно дышать, а веки будто налились свинцом – столь неподъемны они были. Первой моей осознанной мыслью стал донельзя банальный вопрос: «Я жив?». Судя по тому, насколько хреново мне было, Смерть решила повременить с тем, чтобы забрать мою черную душонку куда-то в недра ада. Меня охватывала невероятная слабость. Где-то рядом с сердцем начинала разрастаться ноющая боль. Мертвым не должно быть так больно. Мертвые вообще ничего не чувствуют. Черт. Мне даже умереть спокойно не дадут. Перед мысленным взором замелькали какие-то расплывчатые картинки – обрывки воспоминаний, в голове зарождался гул – голоса прошлого, пришедшие меня терроризировать. Сердце в груди в панике подскочило, а к горлу подкатил тяжелый ком – вспомнил. В меня стреляли. И попали, черт возьми! Прямо в сердце! Так какого черта оно все еще бьется?! Я тщетно попытался схватить ртом воздух, но лишь закашлялся – в горле обнаружилась какая-то помеха – что-то перекрывало гортань, мешая проникнуть воздуху. Сквозь кашель самопроизвольно вырвался стон, и меня на какое-то мгновение охватила паника – я, кажется, абсолютно не владел своим телом. По всему организму пробежалась резкая волна боли, заставив меня сжаться в судороге. - Нацу? – я почувствовал, как препятствие исчезло, и тут же глотнул спасительный воздух. Истерзанные стенки моего многострадального горла заныли. Чья-то рука легла на мою грудь, и сквозь гул в ушах я услышал чей-то обеспокоенный голос. - Эй, ты слышишь меня? – этот кто-то осторожно сжал мое плечо. – Давай, просыпайся, шкед. Ты всех до смерти перепугал, - голос показался мне смутно знакомым и явно принадлежал мужчине. Его обладатель хлопнул меня по щеке, и это уже показалось мне страшным хамством. Я с невероятным трудом сумел открыть глаза и тут же со стоном зажмурился: слишком чувствительны они были к свету. – Эй, давай, открывай глазки, спящая красавица! Не надейся, целовать тебя не стану. - Зат…кнись, - с трудом сумел выдавить я. По легким прошла болезненная вибрация, и я снова захлебнулся в бессильном кашле – во рту и горле все напрочь пересохло. Рядом тут же послышалась возня, и к моим губам что-то прислонилось. Прохладная жидкость полилась на них, и я с невероятным облегчением ощутил, что это была простая вода. Жажда востребовала свое – губы сами сомкнулись на поверхности стакана. Я с каким-то маниакальным упоением глотал, чувствуя, как утихает пожар внутри. - Забавно, - Фернандес явно усмехнулся. – Первым твоим словом после недельной комы стало эпичное «заткнись». Впрочем, чему я удивляюсь? Я раздраженно зашипел, все же осмелившись открыть глаза – сводный брат навис надо мной, все так же прислоняя стакан с водой к моим губам. Я с трудом повернул голову, чувствуя, как сдвинулись в носу дыхательные трубки. Жерар усмехнулся и поставил пустую посуду на небольшую тумбу рядом с больничной кроватью. Я же уставился на монитор, где бежала линия моего собственного пульса, и удивленно выдохнул. - Живучий, - кивнул Фернандес, устремив свой взгляд туда же, куда и я. – Тебе повезло. Важные органы задеты не были. Порвана лишь пара артерий, но кровотечение удалось остановить, пусть из тебя и вылилось несколько галлонов крови, - он хмыкнул. – Везучий засранец. - Тоже… рад… тебя видеть… - голос у меня был невероятно сиплый, будто я был простужен как минимум несколько недель. – Что ты… - Что я здесь забыл? – приподнял бровь Жерар, а после улыбнулся. – Я же твой брат, поэтому должен бессменно дежурить у твоей постели днями и ночами, волноваться, кричать, рвать на себе волосы, - я взглянул на его темно-синюю шевелюру. Не похоже было, чтобы он в порыве истерики пытался побрить себя налысо, - умолять тебя очнуться и так далее, - он издевательски ухмыльнулся. – Но я этого не делал, шкед, даже не надейся. - Тогда… - Замолкни, раз ничего путного сказать не можешь, - фыркнул Фернандес, положив руку на мое плечо и едва ощутимо его сжав. – Меня попросила приехать Грандина и посидеть в палате, пока она сама будет откачивать твою обморочную подружку - Лу? – я глубоко вздохнул, чувствуя, как все внутри задрожало. – Где… она? Что… - Все вопросы потом, паршивец, - остановил меня Жерар. - Сначала тебя должен врач осмотреть. - Где Люси? – проигнорировал я его, силясь приподняться на локтях, но тело меня не слушалось, и я со стоном повалился назад на плоскую подушку, зажмурившись от пронзившей грудь боли. - Успокойся, камикадзе, - произнес Фернандес, и я с немалым удивлением различил в его голосе настоящую тревогу. – Все с твоей блондинкой в порядке, - чужие руки поправили многочисленные трубки, которыми я был опутан. Экран встревоженно мигнул, и писк чуть участился - что-то снова происходило с этим чертовым телом без моего ведома. – Она просто уснула, сидя здесь, в палате, и Грандина доблестно решила отправить ее домой. Девчонка уже неделю себя изводит, дежуря возле твоей безвольной тушки. Вот и в этот раз не выдержала и вырубилась от усталости. Ничего страшного, как видишь, не произошло. Я с облегчением прикрыл глаза. Значит, мой план удался, пусть и не с тем финалом, который задумывался с самого начала. Все живы, все в порядке. Даже я умудрился избежать смерти. Хэппи-энд, чтоб его… Аппарат над ухом оглушительно запищал, но мне не хотелось открывать глаза. Начало клонить в сон, и это, видимо, не было хорошим знаком. Понял я это, когда богохульствующий Фернандес грубо тряхнул меня за плечо. - Не смей мне тут коньки отбрасывать, паршивец, - прошипел он, нажимая на кнопку вызова медсестры. Я лишь неразборчиво что-то промычал, смутно понимая, что тревога сводного брата не напрасна, но спать хотелось жутко, не смотря на ту боль, что охватывала мое тело, начиная от главного своего эпицентра – раны в груди. – Нацу, не спи. Не смей снова засыпать, слышишь? Нацу, у тебя снова открылось кровотечение, не спи, паршивая ты задница… - я, приложив титанические усилия, сумел открыть глаза и взглянуть на побледневшего брата. – Шкед, говори со мной, - он с долей испуга оглянулся на экран. – Сильно болит? - Ужасно… - прохрипел я в ответ, кривясь от боли. - Похоже, действие обезболивающих закончилось, - пробормотал Жерар, подняв взгляд на опустевшую капельницу. – Засыпать не смей. Я с безразличием уставился в потолок, силясь держать глаза открытыми. Фернандес был прав, как никогда – спать мне сейчас было нельзя, как и пытаться встать с кровати. И в том и в ином случае мне грозил, как минимум, очередной обморок, если ни кома. Нужно было держаться хотя бы ради того, чтобы снова увидеть Люси. Врач вбежал в палату где-то минут через пять, которые показались мне вечностью. Вокруг меня снова поднялась кутерьма – медики сновали по палате, меняли капельницы, дергали трубки и провода, что-то спрашивали, снова пытались восстановить кровопотерю. Я же отвернулся, глядя на дверной пороем, в котором застыла хрупкая фигура блондинки. Свет из коридора подсвечивал ее контуры, и она, казалось, даже светилась изнутри. - Нацу… - выдавила Хартфелия, тут же зажав себе рот ладонью, чтобы сдержать всхлипы. Я слабо улыбнулся этому проявлению радости и едва заметно кивнул ей. Одна из медсестер, заметив девушку, попыталась мягко вытолкать ее из палаты, но Хартфелия оказалась слишком верткой. Она увернулась от ее настойчивых рук и сумела скользнуть в палату, молчаливым изваянием застыв около стены. Я устало закрыл глаза, чувствуя, как сердце возвращается к своему привычному ритму. Мутные тени медиков все так же сновали рядом, о чем-то тихо переговариваясь. Меня в очередной раз выдернули из загребущих лап Смерти. Я выжил. Моя семья выжила. Мы сражались и победили. И не было в этом какой-либо закономерности. Ничего не было предначертано. Мы стали теми, кто мы есть сейчас. Настоящей семьей, где место найдется каждому – от эгоцентричного владельца банка, до уличного мальчишки. Я засыпал на больничной койке под пристальным, любящим взглядом добрых карих глаз. Моя жизнь была в очередной раз спасена, а судьба в очередной раз ушла ни с чем.