Свиток Бодхидхармы

«Я…умер? И это…всё?» Мрак навис над телом воина и улыбался – он любил подглядывать за чужими жизнями, но ему редко удавалось заманить в свою пещеру живое существо. Открывая в самых сокровенных уголках души Саб-Зиро стёртую болью память, всевидящий маг позволял жестокому убийце увидеть себя в прошлом. Дети открыты и беспечны, чисты и откровенны. Именно это утрачивает взрослый человек, сбиваясь с истинного пути своей души. Таинственный кудесник погрузил Би-Хана в настолько глубокие слои его «я», что всё, что происходило с несчастным посвященным Холода до этого, перестало иметь для него хотя бы какое-то значение. Мрак наблюдал. Он качал головой и хмурился, выискивая зацепку… Я…не умер. Меня вырубил тот кретин Чу. Да-да, помню. Меня два дня подряд рвало и шатало, какие-то монахи пытались отпаивать меня жутким пойлом. А потом пришёл верховный Настоятель. Нет, тогда ещё не Грандмастер – только лишь служитель культа, с которым я, оказывается, был связан. Что я понял тогда? Что то место, в которое меня привёз отец, было самым страшным моим кошмаром. О судьбе брата мне было ничего не известно, и на третий день, когда я пришёл в себя, ко мне пришёл он – Ониро. В храме было много беглецов из разных сторон света. Отщепенцы, мрази, монстры, полукровки, демоны. Ониро был оборотнем – низшая каста его культа, всего лишь жалкий человек, умевший притворяться псом. Он долго осматривал меня, ещё пока слабого и полуживого, он искал отметины на моём теле. - Здесь нет меток. Ни одной. Он бездарь, а не избранный мира духов Зимы. Ты просчитался Шуан Лонг, - сказал он, брезгливо отталкивая меня от себя. Я даже не успел удивиться и рассмотреть в самом темном углу возле окна тёмную фигуру, которая, скрывая своё лицо под капюшоном, стояла и ждала чего-то. Словно ворон, что прилетел отведать свежей плоти. Этим выродком был мой проклятый отец. Он задумчиво приложил руку к подбородку и совершенно безразлично сказал: - Значит, будем ждать, пока подрастёт младший. Я был с Джулией дважды. Дети были зачаты по всем обрядам мира духов. Может быть, эта чертовка прокляла его? Но я видел, как он использовал свои способности! Способности. Вот что его интересовало. Я был не нужен, как и мой брат – ему был нужен мой дар. Я с силой сжал кулаки, понимая, что сейчас или никогда. Мой порыв был резким и стремительным. Для ребенка, родившегося в цивилизованном мире, я двигался неплохо, но, как оказалось, этого было недостаточно по сравнению с той обезьяньей ловкостью, которой обладали мои одногодки, запертые в злосчастном храме. Шуан Лонг отвесил мне сильную оплеуху, и я снова потерял сознание. Второй раз в жизни я оказался в мире Зимы, где меня уже ждала белая тигрица. Её глаза были печальны, мне даже показалось, что она плакала. - Я всё знаю, маленький мой тигрёнок, - ласково сказала она мне, её шершавый язык прошелся по моей руке, и я вздрогнул. – Би-Хан, сын мой, тебе будет очень трудно и очень больно. Но есть очень важная миссия, которую ты должен выполнить. Одного дракона ты должен победить, а второго хранить как зеницу ока. Он мал и слаб, ему будет больнее и труднее, чем тебе, но его сердце должно оставаться наполненным мужества и справедливости. Сохрани белого дракона! Молю! Больше я не видел подобных снов. Мир Зимы, распахнувший свои царственные врата передо мной, закрылся на очень длительный срок. Иногда я видел, как там бушуют метели, как со снежных вершин длинными гибкими лентами спускались белогривые драконы на брачный танец. Я видел то, о чем писалось в свитках культа посвященных Холода, но никому и никогда не говорил об этом. Это был мой мир и моя тайна. Днями и ночами – тренировки. Содранная кожа, запах крови, занозы с воспалениями – руки вечно в бинтах. Утром – молитва, построение, завтрак, тренировки. Я падал, я разбивал и ломал руки, пару раз мне сломали ногу, и всё это только за первые три месяца обучения. Я не вылезал из лазарета, но мне не давали отлежаться, постоянно заставляли почувствовать себя слабым, ненужным, незначительным. Я сопротивлялся до конца, пока в один из дней просто не упал на песок и не сказал: - Всё. Я больше не могу. На мою детскую ладонь с силой наступил чей-то тяжелый сапог. Я взвыл от боли, и тогда случилось неожиданное – моя сила, защищая меня от опасности, пробудилась вновь. Руки обожгло таким холодом, что я сжался в комок, переживая непонятную и неприятную для себя трансформацию. Ученики, думавшие, что я такой же, как они, смертный, в ужасе расступились. Настоятель надавил на руку ещё сильнее. - Так всё же ты демон? Что ж, отморозок, поздравляю! С этого дня ты будешь обучаться с равными себе. Ты будешь есть и жить лучше, чем все здесь присутствующие. Двенадцать пар разъярённых мерзких звериных глаз голодных одногодок вперились в мою спину. О! Я будто почувствовал их мысли, словно меня накрыло волной их зависти, презрения и желания разделить мою пусть и незначительную, но всё же избранность. Еда в храме была предметом священным, но отвратительным – кормили нас плохо. Утром это была каша из соевых бобов – мерзкое зелье с запахом старых ботинок. Рис, тушеные овощи, очень редко сыр или орехи. Некоторые питались объедками со столов старших – в клане это считалось не зазорным, но я был слишком горд, чтобы сидеть под столом под ногами взрослых и протягивать к ним в умоляющем жесте руки. Я презирал таких, как эти звери! Иногда взрослые уводили самых бойких мальчиков в свои покои, и после проведённого там часа, «счастливчики» получали даже кусок говядины или рыбу. Я не сразу понял, что это означало. Жестокость, похоть, подчинение – вот к чему не могли привыкнуть мои наивные детские глаза и уши. В детской группе у меня не было друзей, а теперь у меня стало на дюжину врагов больше. Еда значила для нас жизнь. Мы пытались воровать. Нас нещадно пороли – больно, до алых содранных полосок на нежной детской коже. Однако, есть хотелось так, что мы были готовы вытерпеть даже порку. Не получая достаточно пищи, мы не могли выжить, не могли тренироваться – за это постоянно наказывали, а иногда... Иногда утром я слушал торопливые шаги монахов, которые кричали и возились с очередным, как говаривал настоятель, «неудачником». Я тогда думал, что моих одногодок постигала внезапная болезнь, что их просто переводили в группы для слабаков вроде прислуги или чистильщиков нечистот и нужников. Но злобное детское хихиканье раздавалось на утреннем построении «Сегодня его порция будет моей! Хорошо когда кто-то дохнет!» и моё сердце теряло всякую надежду. За три месяца среди этих ловких злобных зверьков я познал, что такое жестокость, бесчестие, насилие. Я – восьмилетний юнец, тот, кто так отчаянно хотел выбраться из этого ада, кто видел мирную жизнь и испытал на себе ласку матери, я знал, что так жить нельзя. Восемь лет в крупных городах показались мне райской эпохой, уходившей от меня, ускользавшей в тёмных казематах храма. Когда мне было особенно больно. Я пытался вспомнить вкус мороженного или как пахнет мама – её нежные тонкие руки, запястья, волосы. Что ни говори, а мама любила меня. Может, по этой странной причине я так остро чувствовал несправедливость того, с чем пришлось столкнуться моему неокрепшему детскому уму. И когда я оказался совсем один зажатый сапогом настоятеля, прикованный и ослабленный собственной силой, я понял, что теперь мои убеждения, моя вера в себя должны быть непоколебимы. Иначе… Как-то раз на тренировке к нам привели кого-то из другой группы. Я думал, что в северной части храма наша группа была единственная, но это оказалось не так. Ночью в наш общий детский барак привели пять новых мальчиков. Их пинками уложили на грязные футоны, и приказали заткнуться, а утром я уже видел, как самые задиристые мальчишки приставали к новеньким. У меня не было намерения помогать кому-то из новобранцев, я только видел, как руки одного из новичков взметнулись в защитном движении, и кто-то из мальчишек нашего звена упал замертво. Это настолько поразило меня, что я не мог сдвинуться с места. Таинственная сила, живущая в моём воображении, вдруг обрела первозданный мистический смысл. Я впервые подумал о том, что будь у меня такая сила, то с отцом и храмом можно было бы покончить. И только когда один из шестёрок - а они всегда были и будут во все времена - привёл настоятеля, я осознал, что мальчик, защищавший себя, был таким же, как я. Демоном. Настоятель ничего не сказал. Он позвал двух дежурных монахов, и те укутали тело погибшего мальчика-зверька в мешок. Как куклу, которая сломалась и больше не нужна. Неужели это всё, что ждало каждого из нас? - Вот что будет с теми, если кто-то из вас ослушается меня. Вот что будет с теми, кто утаит что-нибудь от меня! По местам! Утром я нос к носу встретился с маленьким убийцей. Он был бледен и худ, будто земля отказывалась держать его, он всегда спотыкался и был не собран. Я подошёл к нему и тихо спросил: - Что ты сделал? И я получил ответ на свой вопрос. Я словно увидел скрываемую сцену из фильмов, когда мама в особо жестоких моментах переключала тв-канал. - Я убил его. Он хотел убить меня. Так просто. Убил. Убийство. Смерть. Вот что означали эти утренние торопливые шаги монахов, вот что значило пустое место на построении или в общей столовой. Смерть, невозврат, потерю, конец. По моему телу пробежал холод. Ведь однажды в этом матерчатом мешке, который приносит один из послушников, могу оказаться и я. Или мой брат! И тогда я понял, что люди-демоны не такие как остальные. Мы – нечто иное. Избранные. Я стал верить в то, что может быть, и я был избранным и хоть чем-то отличался от остальных. У меня не было больше возможности спросить у новичка, что конкретно он сделал. Но случай повторился. И через неделю, обозлённые сотоварищи решили отомстить необычному постояльцу. Они окружили его в купальнях, и, завернув в полотенца куски мыла и раздобытых глиняных осколков, решили насмерть забить демона. Избранный вскрикнул, когда первый удар пришёлся по обнажённой сине. Я видел, как каскадом по белой бледной коже потекла багровая змея, оплетая тонкие острые лопатки. Я долго не решался вступиться за собрата демона, как вдруг это произошло само собой. Я подлетел к самому агрессивному обидчику и с криком нанёс ему сокрушительный удар по голове. Мальчишка едва успел отпрыгнуть, но его ухо почернело от моего прикосновения. Я был так взбудоражен и испуган видом чужой крови и увечий, что не помнил себя от гнева. Будто били не постороннего человека, а меня самого – я желал расквитаться со своими врагами за всё то, что они творили, за побои, за то, что ежедневно закладывали меня наставникам. Я дрался как умалишённый, пока меня не остановила слабая окровавленная рука. - Тебе нельзя. Накажут. Мой кулак завис в сантиметре от испуганного узкоглазого лица одного из нападавших. В этот момент новичок скрючил пальцы, и под его манипуляциями водный поток из канализации поднялся вверх до самого потолка. Испуганные озлобленные мальчишки настолько сильно прониклись этим действом, что побросав свои незамысловатые орудия, выбежали прочь все до единого. Я смотрел на новичка с восхищением. Он был слаб, он истекал кровью, но стоял на ногах и заклинал воду – его губы незримо шевелились. После этого фокуса он измученно упал на колени, и я едва успел подхватить его под плечо. - Они…они всего лишь манекены, - прошептал он, пытаясь отдышаться. – Я должен…убить троих, чтобы меня вернули обратно. - Вернули куда? - К демонам воды. Я – избранный. Меня зовут Марк. Я суй-рю. Но среди людей меня называют каппа. - Каппа? – я был поражён. Эти названия ничего не значили для меня, хотя и звучали они как имена героев из комиксов. - Демон воды. Здесь мальчишки из разных стран. Эти – простолюдины, они низшие здесь. Будут служить нам, выполнять наши поручения в будущем. А сейчас я должен убить последнего… Он поплёлся по коридору прочь из купален. Обречённый, осознающий то, что он должен совершить, и желающий вернуться туда, где ему было явно лучше, чем среди нас. Марку было тринадцать. Он забрал у меня звание переростка – его били даже чаще, чем меня, однако смерть товарищей не останавливала мерзких озлобленных детей от попыток покушаться на его пищу и жизнь. Марк давал им бой. Иногда он проигрывал, но своего третьего он убить так и не смог. Так я уяснил, что быть демоном – это значит быть живым, питаться лучше, чем остальные и…убивать. Ради жизни, ради нового дня, ради…моего брата. - Ты слабый. Смертоносный, но всегда в гипсе, - как-то сказал мне Марк, жуя яблоко. Я завистливо покосился на фрукт, потом отвернулся в сторону. - Я не умею этим управлять. Иногда они кровоточат и меня бьют за это. Вчера я не успел поесть потому, что ложка намертво примерзла к моей руке. - Подохнешь им на радость, - невозмутимо ответил мне Марк, но потом откусил от своего яблока большой кусок и протянул его мне. Я с жадностью набросился на угощение. - Зачем тебе ложка, если есть палочки? Ты чудной совсем. Словно не из этого мира. Я родился здесь. Я всегда был здесь. А ты из внешнего мира. Вот и вся разница. Забудь то, что было там, и прими то, что есть сейчас. Тебе будет проще. Если надо – убивай. Здесь это ценят. Мне бы только третьего достать… Марк бредил третьей жертвой, но ему не удавалось осуществить свою мечту, так как остальные быстро поняли, для чего он здесь. Поняли все кроме меня. Нас не трогали. После заявления настоятеля, что меня переведут в другую группу, остальные решили оставить меня в покое, кажется, что жизнь немного налаживалась.