***
Дверь скрипнула, и на какой-то момент Рихард вынырнул из крепкого сна. Кто-то пришёл к Дитеру, и Круспе ощутил на себе взгляд посетителя. Стало как-то неуютно и захотелось с головой укрыться одеялом, но сил пошевелиться не было, к тому же Рихард понимал, что сейчас, когда его считают спящим, он может стать свидетелем чего-то важного. — Алан сказал, ты собрался с ним на тот берег. Ты не останешься? Тебе точно нужно уйти в лес до вечера? — прозвучал женский голос. Рихард мысленно поморщился: Мадлен. Это точно была она. Хоть ему и довелось услышать её голос всего пару раз, но тот намертво врезался в память. — Да, нужно. А что такое? — чуть обеспокоенно спросил Дитер. — Фридрих. Он не спал всю ночь. Из-за… этого. Уснул только под утро, а сейчас у него снова разболелась голова. Кажется, ему гораздо хуже, чем обычно… — со вздохом сказала Мадлен. — Мне с Уильямом нужно обобрать за сегодня ту поляну с малиной, а то, если пойдут дожди, урожай точно пропадёт. Меня весь день не будет. Я думала, может быть, ты останешься с Фридрихом. — Всё нормально будет. Иди с братом собирать ягоды. Фридрих и раньше оставался один в таком состоянии. Ничего страшного не случится, — спокойно произнёс Дитер. — Ты же лучше меня знаешь: в такие минуты ему нужно побыть одному в тишине. Они обменялись ещё несколькими фразами, не давшими Рихарду никакой интересной информации. Или же его полудремлющий рассудок просто не придал им значения. Вновь засыпая, Круспе слышал, как после ухода Мадлен старик какое-то время возился у печи, немного погремел посудой, после чего, судя по звукам, собрался и вышел за дверь. Проснулся Рихард от луча солнца, пробившегося сквозь веки. На этот раз сознание стало яснее, а в теле появились силы. Полежав в тишине пару минут, Рихард выбрался из кровати и снял повязку. Одевшись, он заметил на столе кружку молока, несколько ломтей хлеба и тарелку с мягким домашним сыром. Похоже, ему оставили завтрак. Живот тут же заурчал, а рот наполнился слюной. Когда он последний раз нормально ел? Кажется, перед тем, как оказаться у отшельников. Наспех перекусив, Рихард вышел на крыльцо. В глаза сразу же бросился Айван, расположившийся на лавочке у дровницы. Проводник, прислонившись к поленьям и прикрыв на солнце глаза, то ли медитировал, то ли попросту дремал. Но ружьё было рядом. Рихард огляделся: двор был пуст, однако в хлеву слышался разговор мужчины и женщины — похоже, кто-то занимался животными. С минуту постояв на крыльце, Круспе понял, что искусал губу до крови. Во-первых, жутко хотелось курить. Однако разум подсказывал, что от вредной привычки стоит пока воздержаться, как бы паршиво при этом ни было. А во-вторых… Домик, в котором жил Пауль, притягивал взгляд сам собой. Получается, Пауль сейчас там один? Так ведь? Не задумываясь, что станет делать дальше, Рихард спустился по ступенькам и направился к соседнему строению. Айван, конечно же, услышавший его шаги, приоткрыл веки, но тут же снова смежил их, решив пока ни во что не вмешиваться. Взявшись за ручку двери дома Пауля, Рихард почувствовал, как заполошно забилось сердце. В какой-то момент он испугался: а вдруг Пауль все-таки не один? Вдруг Мадлен или Дитер не ушли, а он взял и пришёл… Как ему тогда быть и что говорить? Назвав себя последним трусом и мысленно отвесив в свой адрес несколько нецензурных эпитетов, Рихард всё-таки постучал. Он пришёл, и грубые доски крыльца уже успели скрипнуть под ногами, выдав его присутствие. Глупо будет уйти. Глупо и малодушно. В волнительном ожидании прошла пара минут. Не дождавшись ответа, Рихард глубоко вдохнул и шагнул внутрь: ни Дитера, ни Мадлен в помещении не было, а Пауль, по пояс укрытый одеялом, лежал за печью на довольно узкой для двоих кровати и как будто бы спал. Занавески хоть и были задернуты, но пропускали достаточно света, чтобы Рихард мог ещё лучше рассмотреть его. Растянутая майка-борцовка почти не скрывала шрам от ожога на плече, и Круспе мысленно застонал, видя какие следы оставил огонь на некогда ровной, с веснушками коже любимого. Захотелось прикоснуться к шраму, погладить, узнать, какой же он на ощупь. Захотелось дотронуться до худых жилистых рук… И убрать упавшие на лоб седые пряди. — Так и будешь там стоять? — от неожиданно прозвучавшего вопроса Рихард вздрогнул: оказывается, Пауль не спал и каким-то шестым чувством понял, кто к нему пришёл. — Я… Я… — Круспе не смог найти что ответить. — Я не помешал? — наконец-то спросил он. Пауль открыл глаза, чуть поморщился и с прищуром посмотрел на него. — Я уже проснулся, — без всякой интонации произнёс он, то ли говоря, что не спал до появления Рихарда, то ли обвиняя того в нарушении своего покоя. Круспе неловко переступил с ноги на ногу. Он понятия не имел, как начать разговор. Почему-то ночью слова приходили на ум сами собой, а сейчас, при свете дня… — Тебе очень плохо, Паульхен? Я невольно слышал, как Мадлен говорила Дитеру… — тихо промямлил Рихард. — Я Фридрих, — сухо поправил его Ландерс. — Я привык. Так иногда случается, — продолжил он. — Голова будто бы хочет взорваться. Встаю или сажусь — становится только уже. Иногда ни пить, ни есть не могу… Под утро стало совсем плохо. Но сейчас мне гораздо лучше. Мадлен зря навела панику. Рихард молча прикусил губу, лихорадочно пытаясь сообразить, чем он может помочь Паулю. — Это из-за меня? — тихо спросил он. — Из-за воспоминаний. Я пытался вспомнить то, о чём ты говорил, — со вздохом ответил Ландерс. Рихард замер. Какая-то часть его души в этот момент отдала бы всё, чтобы только услышать заветное: «И я вспомнил», но… — Но ничего не получилось. Как был чёрный занавес, так и остался, — Пауль вздохнул. — Ты можешь рассказать мне что-нибудь ещё о моем прошлом? — попросил он и пристально посмотрел на Рихарда. Круспе снова, как и вчера, увидел во взгляде Пауля недоверие и настороженность, но только их стало гораздо меньше и ему показалось, что теперь Пауль глядит на него с нескрываемым интересом и любопытством. И как будто бы даже с каплей доверия. — Конечно, всё, что ты захочешь узнать, — поспешил заверить его Рихард и подошёл ближе. Стула в поле зрения не было. Чуть поколебавшись и поняв, что спина начинает ныть, Рихард сел на краешек кровати, мысленно прося небеса, чтобы это не оказалось роковой ошибкой вторжения в личное пространство Пауля. Тот чуть напрягся, и Рихарду показалось, что он хотел отодвинуться подальше или же сесть на кровати, но почему-то передумал. Не был уверен, что не станет хуже? Или начал доверять ему? — Я действительно допускаю, что у меня есть дети, — заговорил Пауль, словно размышляя вслух. — Иногда во сне всплывали какие-то смутные обрывки. Я видел мальчика в кроватке. Потом подростка. Но всё никак не мог понять, чей это ребёнок. Предполагал, что могу быть связан с ним… Но узнать точно не мог, — он вздохнул. — Но что до всего остального — чистый лист. Те фото и видео, что ты мне показал ночью, ни о чем мне не говорят. Но я… Я же вижу, что на них человек, похожий на меня. — На фото действительно ты, — тихо произнёс Рихард. — Я не обманываю тебя. Ты изменился внешне, но я все равно узнал тебя. Ты — Пауль Ландерс, а не Фридрих. Ты совсем не тот, кем себя считаешь. У тебя в Германии другая жизнь… Там твои дети, твои друзья… И они ждут тебя! Пауль лишь поднял руку, прося Рихарда умолкнуть. — У тебя есть ещё видео, где мы вместе? Только без огня… — немного неуверенно попросил он и с видимым усилием сел на кровати. Рихард вздрогнул: подтверждались его самые худшие опасения насчёт страха перед пламенем. Но думать о них было еще слишком рано. Имелись и другие поводы для волнения и главным являлось здоровье Ландерса. Было заметно, что после возвращения в Берлин им не обойтись не только без помощи психиатра. — Коснись треугольника. Это наш клип. Ты эту песню играл на видео, увидев которое, я в первый раз понял, что ты жив, — спустя минуту Круспе протянул Ландерсу телефон, заставив себя не смотреть на него. Пауль бросил на Рихарда заинтересованный взгляд перед тем, как в домике заиграла знаменитая баллада. Стоило только зазвучать голосу Тилля, как Круспе увидел, как вздрогнул и побледнел Пауль. Первым порывом Рихарда было немедленно обнять его, спросить, всё ли в порядке, но он остановил себя. Ему же была известна причина этой перемены — Ohne Dich — та самая мелодия, что так хорошо знакома Паулю. Он, музыкант из аляскинского буша, сам того не ведая, десятки раз играл мелодию, под которую тысячами огоньков заполнялись стадионы по всему миру, становясь единым волшебным организмом. Вот и еще одно доказательство того, кто он на самом деле. Может быть, стоило показать этот клип ещё ночью… — Выключи, — не дослушав до конца, Пауль отдал Рихарду телефон и снова улёгся. Круспе заметил, как ощутимо дрожали руки любимого, когда тот натягивал одеяло на плечи. — Тебе плохо? Что мне сделать для тебя? — обеспокоенно спросил он, силясь понять, что происходит с Паулем. Что значит его страдальчески нахмуренный лоб и в миг потемневшие глаза. Испуг? Или ему физически очень больно? — Я йогой занимаюсь. Если болит голова, позволь я попробую тебе помочь? Я знаю какое-какие лечебные точки, — Рихард протянул руку, но не рискнул коснуться руки Пауля, лежавшей на животе. Раньше ему не требовалось разрешение для такого, а сейчас… Он был для Пауля совершенно чужим человеком. — Не нужно, — довольно резко ответил Ландерс. — Лучше уйди. Оставь меня одного, — словно показывая, что не хочет больше находиться в его обществе, Пауль отвернулся к стенке, накинув одеяло едва ли не по уши. Рихард подавил тяжелый вздох. Как же он хотел сейчас коснуться Пауля. Как хотел пусть не приласкать его, но хотя бы снова почувствовать родное тепло… Но нет. Ландерс прогонял его и не подпускал к себе.***
Тихо притворив за собой дверь, Круспе тяжело оперся на перила. Было больно и очень тяжело. Он не мог спокойно видеть Пауля таким. В голове словно что-то замыкало, и разум отказывался соотносить одно с другим: любимый, к которому Рихард так стремился, сейчас был рядом, но он лишь внешне был тем самым Паулем. А внутренне… Он же говорил с совсем другим человеком! И кем он был? Круспе не знал, как ответить на этот вопрос. Амнезия сделала Пауля другой личностью, но ведь… Это же лечат! С потерей памяти можно бороться! Рихард тряхнул головой. Он будет бороться. С болезнью Пауля, с этими странными людьми, что окружают его любимого, с бушем… Да с самим чертом он будет бороться за Пауля! Он не раскисать сюда приехал, а действовать! Это только сейчас ему кажется, что всё плохо, но в драку нужно ввязаться. Только так можно победить! Так его учили улицы Шверина и ринг! И на этот раз он не окажется один. Это только сейчас он готов орать в голос от чувства, что бьется, словно рыба об лёд в глухую стену в памяти Пауля. Но ведь у него будет поддержка. Там, в Берлине. Там он сможет чуть-чуть расслабиться, позволить себе немного отдохнуть. Только бы выбраться поскорее из буша, только бы забрать Пауля из этого странного дикого мира! — Ты можешь дать мне телефон? Хочу связаться с Берлином, — сказал Рихард, подойдя к Айвану. Проводник молча кивнул и вытащил из кармана куртки спутниковый телефон, чем-то напоминавший примитивные мобильные родом из конца девяностых. — Только не болтай долго: дорого, и заряд экономить надо, — предупредил Айван, протягивая Рихарду гаджет и вытягивая антенну. Отойдя к калитке ограждения так, чтобы никто его не мог даже случайно услышать, Рихард задумался: а кому сейчас позвонить? Эмилю? Он имеет право первым узнать, что его отец жив, но только… Только Рихард очень хотел, чтобы хоть кто-то поддержал его самого, хотел почувствовать, что всё обязательно получится. Ему была нужна опора. И ей точно не мог стать Рейнке или кто-то из младших Круспе. Знакомые цифры с годами наглухо врезались в память. Номер Тилля Рихард мог вспомнить всегда и в любой ситуации. — Алло? — донеслось до него настороженно сквозь лёгкие помехи спустя несколько бесконечно долгих гудков. Тилль с явной опаской отнёсся к звонку с незнакомого номера. — Привет, это я, — тихо сказал Рихард, пытаясь сообразить, что ему говорить дальше. — Шолле! Живой! — с явным облегчением выдохнул Тилль. — Мы тебе дозвониться пытались… — Я нашёл его, — Рихард пропустил мимо ушей слова друга. — Пауль жив. Он жив, — коротко сообщил он и услышал, как на том конце мостика связи что-то глухо ухнуло. Линдеманн с размаху плюхнулся на стул? Похоже на то. — Шолле… Это точно? — осторожно спросил Тилль, все ещё отказываясь верить в услышанное. Рихарду показалось, что если бы он сейчас мог глядеть на друга, то увидел бы, как Тилль сидит с совершенно ошалелым видом, широко раскрыв глаза и глупо приоткрыв рот. — Да, я говорил с Паулем. Только… — Рихард умолк, не зная, как передать всё то, что он чувствовал. — Что? Говори уже, — нетерпеливо и требовательно произнёс Тилль. — Только он ничего не помнит, Тилльхен. Это Пауль внешне, но внутри… Это уже другой человек. Он стал кем-то совсем чужим… Тилльхен… Я рассказываю ему про его жизнь, про прошлое, а он… Он отгораживается от меня, не подпускает к себе. Не верит… — Рихард почувствовал, как перехватило горло. Именно сейчас, когда давний друг хоть так, но был рядом, Круспе понял, что у него уже почти не осталось моральных сил. Он был измотан и уничтожен. Он шёл к заветной цели, шёл за своей любовью и счастьем, а пришёл… Точнее, он вообще ещё никуда не пришёл, он был лишь в середине сложного пути к своему счастью. Если не в начале. — Шолле, держись, — тихо произнёс Тилль, чётко уловив состояние друга. Пара слов, нужная интонация — с годами Линдеманн понял, что Рихард не нуждается в длинных тирадах о поддержке, приправленных выкладками психолога, ему просто иногда нужно задать вектор движения, подтолкнуть, и он обязательно со всем справится. То, что порой кажется Круспе невыполнимым, окажется ему по плечу, если он будет знать: рядом есть тот, кто подстрахует. Несколько секунд прошло в напряжённом молчании. — Шолле, что мне здесь сделать, чтобы подготовиться к возвращению? Я так понимаю, нужно искать врачей? Мозгоправов? — Ищи. Но я не знаю, как его забрать отсюда… Я не знаю… Верит ли он мне или нет. Как мне его убедить уйти отсюда? В разговоре снова повисла пауза. — Он поверит, — твёрдо сказал Тилль. — Я знаю, что ты не отпустишь своё. Ты добьёшься своей цели. Ведь ты — это ты. Держись. Главное — ты нашёл его. Ты единственный был прав. Только тебе по силам вернуть Пауля. А здесь уже мы все поможем тебе, не сомневайся. Главное — вернись с ним. — Скажи Эмилю, что Пауль жив, — произнёс Рихард и закашлялся. Всё-таки болезнь хоть и отступила, но окончательно уходить не желала. — Ты в порядке? — обеспокоенно спросил Тилль. — Нормально, простудился слегка, — поспешил успокоить друга Рихард. — Ничего страшного. Займусь собой, когда приеду. — Береги себя. Пожалуйста. — Тилль чуть помолчал. — И звони. Слышишь? Обязательно звони каждый день! — Постараюсь, — ответил Рихард разом на обе просьбы и, попрощавшись, закончил разговор. Стало ему легче после него? Да. Стало. На какое-то время он вернулся в реальный мир, в цивилизацию. Там его ждут, там ему помогут. Там им обязательно помогут. Там будет легче. И там есть Тилль. Человек, на которого Рихард всегда может положиться. Айван вопросительно посмотрел на Круспе, когда тот подошёл вернуть ему телефон. — Я рассказал Паулю то, что он хотел узнать, — тихо сказал Рихард, садясь на лавочку рядом с проводником. — А сейчас сообщил другу, что нашёл его. И чтобы дома готовились ко встрече. — Ты уже говорил с Паулем про возвращение в Германию? — Нет, пока ни слова… — Рихард вздохнул, понимая, что не знает, как предложить это и какой будет реакция Пауля. — Правильно, — кивнул Айван. — Не нужно так резко. — Но я ведь пришёл сюда за ним. Я пришёл забрать его домой, — возразил Рихард. — Пришёл. Но что дальше? Как ты собираешься это сделать? Увести своего Пауля силой? Как ты это осуществишь? Нас с тобой всего двое. И не забывай, что ты полуживой. Двинемся в путь — тебе будет тяжелее, чем когда сюда шли. — И что мне делать? — Ждать. И говорить с ним. Поставь себя на его место. Дай ему переварить информацию. Он должен сам сказать, что уходит с тобой. Без его воли ты ничего не сделаешь. Ты ему сейчас никто. А твои доказательства… Он должен захотеть тебе поверить. Здесь его жизнь. И он не знает другую. Поэтому наберись терпения. И держи себя в руках, — Айван похлопал Круспе по плечу. Рихард лишь вздохнул в ответ. Он понимал, что Айван прав, что у него нет другого выхода, кроме как ждать. Ждать… И надеяться, что у него получится достучаться до Пауля, что удастся всколыхнуть в его памяти хоть что-то…***
Какое-то время после того как Рихард ушёл, Пауль лежал в кровати и буравил взглядом стену печи. Он даже задремал, но довольно быстро проснулся. Ландерс чувствовал себя далеко не лучшим образом, мысли о случившемся не давали расслабиться. Сев на кровати, он оперся руками о согнутые в коленях ноги, и уронил голову на ладони. Это действие вызвало легкое головокружение. Ему было плохо как физически, так и морально. Привычный мир рушился на глазах, а вместе с ним и выстроенная с таким упорством и старанием простая и понятная жизнь, где он всеми силами стремился не замечать черный занавес над прошлым. И вот, похоже, этот занавес начинал приподниматься. Но почему-то не так, как того хотелось. Он два года пытался вспомнить своё прошлое. Но, когда пришёл человек, готовый рассказать о нём, не хотелось верить в реальность его слов, не хотелось вообще, чтобы всё это происходило наяву! Кем вообще был Рихард? По его словам — другом из прошлой жизни. Им можно было бы не верить, но, пытаясь логически мыслить, Пауль понимал: просто так в это поселение абы кто не пришёл. Значит, Рихард целенаправленно шёл за ним, узнал его из-за того англичанина, что когда-то заходил к ним. Выходит, Рихард действительно его друг, который рискнул своим здоровьем и вписался в эту затею с непонятным финалом. Что ж, хоть что-то хорошее Пауль уже узнал о своём прошлом: у него был надёжный друг. Не каждый пойдёт на такой рискованный шаг. Вспоминая общение с Рихардом, Пауль вспоминал его взгляд. Он не знал, как назвать то, как Рихард смотрел на него. Было в его глазах что-то такое, чему Ландерс никак не мог придумать название. Никто в поселении никогда так не смотрел на него — с надеждой, радостью, каким-то непонятным обожанием, любовью и в то же время с болью и тоской. Пауль морщился, силясь сообразить, как же можно было назвать этот взгляд, но на ум ничего не приходило. И как ни крути, а Паулю было тяжело отрицать, что Рихард был прав ещё и в том, что он, Фридрих (или Пауль?), был известным музыкантом. Подумать только! Ландерс зажмурился и рвано выдохнул: в голове никак не укладывалось то, что он услышал. Он — музыкант, которого знают во всём мире! У него есть группа! Подумать только. Вот и объяснение, откуда у него навык игры на гитаре и почему в памяти нет-нет да проскакивают какие-то мелодии. Да и ноты он помнит. Но не это сейчас волновало в первую очередь. Пауль понятия не имел, что ему делать со своей нынешней жизнью. Всё, что ему известно о себе, рассказал отец. Дитер показал ему фото и документы… Верить ему? Какой смысл старику обманывать? Хотя и прошло много лет, но, глядя на себя в зеркало, Пауль не мог не признать: сходство с пареньком на фото из альбома есть. В тот момент, когда у него хватало сил лишь добраться от кровати до умывальника, он даже подумать не мог, что может оказаться совсем не Фридрихом. Пауль до сих пор помнил чувство облегчения и радости, когда услышал от Дитера, что он его отец, что они дома… Что… Он не знал, как это назвать, просто стало не так страшно. Когда он пришёл в себя, а в памяти была сплошная чёрная завеса, когда воспоминания начинались лишь пару минут назад, а говорить, как ни старайся, не получалось… Тогда он ухватился за надежду и защиту. Отец был рядом. А значит, ничего страшного не должно случиться, он в безопасности, о нём позаботятся, ему помогут, защитят. И всё было так просто, логично, понятно и надёжно. День за днём он учился жить, он строил свою новую жизнь. И вот вдруг появился Рихард и всё рухнуло. Пауль раз за разом раскладывал по полочкам свой разговор с ним пытаясь понять, где правда, а где ложь. Как может быть так, что он, сын лесного отшельника, стал мировой звездой? Ответ приходил на ум сам собой: сбежав в цивилизацию, он начал новую жизнь. Могли же у него появиться другие документы, а вместе с ним и другое имя, раз там, в большом мире, все знали его как Пауля? Почему он не подумал об этом. Это же реально, и, возможно, своим друзьям он рассказал какую-нибудь вымышленную историю о детстве, предпочёл скрыть историю своего рождения и взросления. Но почему он оказался в Германии? Почему не остался в Америке? Пауль не находил ответов на эти вопросы. Даже сейчас, когда прошло уже достаточно времени, Ландерс всё равно чувствовал, как сжималось сердце при воспоминаниях о ночном разговоре у дровницы. И причиной было не видео на телефоне, где в небо взлетали столбы пламени. Причина была в другом. — Если у нас будет девочка, я хочу назвать её Лили, — сказал однажды Фридрих Мадлен перед сном, положив руку ей на живот и целуя в плечо. — Почему? Странное имя, — Мадлен нахмурилась, отчего морщинки в уголках её глаз стали чуть глубже. — Не знаю… Просто оно пришло мне на ум. Необычное имя. Хочу, чтобы дочку звали именно так. И вот Рихард говорит, что у него в Германии есть дочь и зовут её Лили! И это он придумал ей имя. Тогда, ночью, Пауля пробила дрожь. Что это, как ни доказательство того, что всё сказанное Рихардом правда? И разговор сегодня днём… Когда Пауль так спешно отдал ему телефон. Он не смог спокойно слушать ту самую песню. Музыка, слова… он знал их. Тогда, в музыкальном магазине, он вспомнил именно эту мелодию. Она день за днём звучала в его голове, и благодаря ей из-под чёрного занавеса оказалось возможным вытянуть тонкую ниточку музыкальных воспоминаний. Мелодии воскресали в памяти одна за одной, стоило только пальцам коснуться гитарных струн. Если показать Рихарду все мелодии, что он вспомнил, сколько из них окажутся из репертуара их группы — Rammstein, кажется? Все? А слова? Они пришли к нему позже, виртуозно легли на мелодию. И что? Выходит, они были уже написаны, просто настало время — и всплыли в памяти… Не мог же он когда-то слышать эту песню, запомнить её и потом играть? Нет, не мог. Человек на видео слишком похож на него. И этот калейдоскоп воспоминаний — огонь, металлические конструкции — это же часть их шоу. И гул, что порой он слышал, — это голос толпы фанатов перед сценой. Запустив пальцы в спутанные волосы, Пауль чуть слышно застонал. Вчера слова Рихарда показались ему бредом и чем-то совершенно фантастическим, а сегодня… Пауль не мог отрицать: с частью услышанного нельзя не согласиться. По всему получалось: он действительно музыкант. Здесь всё сходилось. Да и раньше у него мелькала такая мысль. А ещё он жил в Германии и там у него были дети. Но дальше… Когда всё-таки он попал в Германию? И как быть с юностью? Неужели Дитер ему лгал? От этой мысли внутри всё похолодело, потому что за ней последовала другая: как тогда быть дальше? Если Дитер наврал ему, то что делать? Там, в Германии, его ждёт другая жизнь, другие друзья, близкие и дети. А Мадлен? Что будет с ней? Что будет с ними? — Как ты? Тебе хуже? — прозвучал рядом взволнованный голос, от которого Пауль вздрогнул: он просидел в раздумьях до вечера и не заметил, как вернулась из лесу Мадлен. Она опустилась рядом с ним на кровать и бережно обняла, с тревогой заглянув в глаза. Пауль вдохнул её ставший уже родным аромат, к которому сейчас примешивались ноты дикой малины. Этот запах исходил от губ и рук Мадлен. — Всё нормально, не волнуйся, — Пауль коснулся поцелуем её щеки. — Мне уже лучше. Я просто задумался, — ему не нужно было уточнять, о чём именно он размышлял. Мадлен вздохнула, но не стала ничего говорить. Собирая в лесу ягоды — не могла не думать, что сейчас происходит в поселении. В голову одна за одной лезли мысли о том, что в эти минуты Фридрих мог говорить с чужаком. Что Рихард ему рассказывал, какие воспоминания вызывал? Но самый главный вопрос, от которого болезненно сжималось сердце и к горлу подкатывал солёный ком: что будет дальше? — Ты ел что-нибудь? Голодный? — спросила она, не находя в себе сил спросить о самом главном. — Нет, не хочу. Дай воды, пожалуйста, — попросил Пауль. — Я лучше ещё полежу, — добавил он, понимая, что сейчас не хочет вообще ни о чём говорить и ему нужно побыть наедине с самим собой. Когда Пауль утолил жажду и снова улегся, Мадлен ушла. Незаметно для себя он уснул и проснулся, когда за окнами уже стемнело, а Мадлен раздевалась, стоя у кровати. Сложив вещи на сундук у стены, она упёрла руки в поясницу, пытаясь немного размять побаливавшую от нагрузки за день спину. Пауль чуть нахмурился, но не потому, что у его избранницы разболелась спина, — этот жест почему-то показался ему слишком знакомым. Молча Мадлен нырнула под одеяло и прижалась к Паулю. — Люблю тебя, — тихо сказала она, целуя его в щёку и прикрывая глаза. Пауль ответил поцелуем и привычно обнял её.***
Как и вчера, Рихарда разбудил луч солнца. Самочувствие было вполне сносным, но вот настроение паршивым. — Всё, теперь закутайся в одеяло и засыпай, — сказал ему прошлым вечером Дитер, соорудивший на груди Рихарда уже ставшую привычной ему повязку. Правда, на этот раз от неё исходил стойкий хвойный аромат. — Когда всё это закончится? — спросил он, всё ещё стараясь дышать как можно глубже: несколько минут назад ему пришлось выпить мерзкую смесь горячего молока и какого-то жира с ложкой мёда, от вкуса которой едва не стошнило. — Тебе нужна ещё пара дней, чтобы более-менее восстановиться и быть в состоянии выдержать обратный путь. Если ты о Фридрихе — ему решать. Я не стану тебе помогать, — сухо ответил старик и, задув свечу рядом с кроватью и задёрнув занавеску, направился к столу. Рихард натянул повыше одеяло и нащупал рукой кольца. Здесь он мог рассчитывать лишь на себя. И на ту надежду, что была у него, когда он касался их. Где-то в глубине души хотелось верить, что настанет день, когда он снимет их, чтобы протянуть одно Паулю. Но только какое чудо для этого должно произойти? Хотя… Он же верил, что у них всё ещё одно небо на двоих. И оказался прав. Главное — выбраться отсюда вместе с Паулем. Уговорить его уйти, оставить чужую жизнь и шагнуть в настоящую, в Германии… А там… Там будет легче, там будет поддержка. Но нужно ждать. Айван был прав. Силой Пауля не увести, не стоит даже и пытаться. Значит, нужно как-то подвести его к мысли о возвращении. Но как? В сотый раз пытаясь найти ответ на этот вопрос, он уснул. Щурясь от золотистого солнечного света, Рихард вдохнул поглубже и тут же закашлялся. — Держи, поможет, — прозвучал неожиданно родной голос где-то совсем рядом. — Отец предупредил, что ты сегодня можешь больше кашлять. Это от новой повязки. Но так нужно, так тебе быстрее станет лучше. Круспе резко повернул голову и уселся в кровати — Пауль расположился на табурете рядом и протягивал ему кружку с каким-то светло-жёлтым отваром. Случайное касание пальцами, когда Рихард брал её из руки Пауля, пустило по позвоночнику электрический разряд. Наконец-то… Пусть так, мимолетно, случайно, но он снова ощутил знакомое тепло любимого. Выпив лекарство, Рихард перевёл дыхание и только сейчас заметил, что рядом с Паулем, аккуратно прислонённая ко второму табурету, стоит гитара. Молчание, в котором Круспе пытался сообразить, что будет дальше, затягивалось. — Я хочу с тобой поговорить… о себе, — сказал наконец Пауль, решив, что в тот раз инициатива в разговоре должна идти от него. Круспе молча кивнул. — Я хочу сыграть тебе мелодии, которые, как мне казалось, я придумал. Ты можешь сказать, новые они или это песни нашей группы? — Конечно! — с готовностью ответил Рихард и понял, что голос прозвучал слишком хрипло. «Нашей группы» — от этих слов сердце сделало кульбит, а на губах едва не появилась счастливая улыбка. Так их вчерашнее общение дало хоть какой-то результат? Пауль уже не говорит, что его с кем-то перепутали? Всё-таки что-то удалось всколыхнуть? — Я подожду, пока ты приведёшь себя в порядок, а потом пойдём поговорим, — сказал с улыбкой Пауль. — Я знаю тут одно место недалеко. Здесь нас вряд ли оставят в покое. Отец скоро вернется. И Мадлен не хочу волновать, ей нельзя… — Пауль неопределённо передёрнул плечами, взял гитару и вышел за дверь. Он не заметил, как Круспе поморщился при упоминании Дитера. Полянка, на которую Ландерс привёл Рихарда, была в минутах пятнадцати размеренной ходьбы. На её дальнем краю Круспе заметил густые заросли малины и ежевики, а в центре находилась пара пней. Очевидно, когда-то давно отшельники спилили эти деревья, чтобы согреться зимой или сделать мебель. Пока шли к поляне по хорошо протоптанной тропинке, Рихард был вынужден следовать за Паулем — она была слишком узкой, чтобы можно было идти вдвоём. За это время он хорошо рассмотрел его походку: Ландерс хоть и хромал, но двигался уверенно, и не было похоже, что испытывал боль. Однако то тут, то там вылезавшие из-под земли корни мешали ему, вынуждая осторожно перешагивать через них. Было бы проще остаться в поселении, но Рихард быстро понял, почему Пауль предложил ему прогулку. Когда уходили в лес, Круспе встретился взглядом с Мадлен. По спине Круспе пробежал холодок: в её глазах плескалась злость. Круспе понимал, что Мадлен не ждёт от него ничего хорошего: он же пришёл забрать у неё мужчину. Взял и вмешался в тихую и, похоже, счастливую жизнь. Разрушил всё своим появлением. Если бы только Мадлен знала, что на самом деле связывает его с Паулем! — Давай тут, здесь спокойно, — Пауль сел на один из пней, поставил рядом ружьё и положил гитару на колени. За следующие полчаса Круспе приходилось периодически делать над собой усилие — нет-нет да он залипал на то, как ловко по струнам старенькой гитары порхали пальцы Пауля. Рихард молча любовался каждым движением жилистых рук с чётко обозначающимися под кожей венами. Всё было как на том видео из блога, только на этот раз он видел всё вживую. Музыкант из буша сидел рядом с ним, и Рихард понимал, что сердце не обмануло его и гнетущая тьма одиночества, в которую он всё это время так упорно заворачивался, пытаясь притупить боль, начинает постепенно рассеиваться. Вот же он, Пауль! Рядом. Пусть не такой, каким был, но он же жив! Он снова играет на гитаре… Он что-то вспомнил… А остальное… — Ну что? — Ландерс закончил очередную мелодию и вопросительно посмотрел на Рихарда. — В голове только какие-то куски всплывают. Это тоже не я сочинил? — спросил он с некоторой долей разочарования в голосе. — Да. Это Los. Но ты участвовал в её создании, вносил кое-какие правки. И ты действительно помнишь её не до конца, — ответил Круспе. — Она простенькая. А текст, ты помнишь его? Он о нас… О группе, — зачем-то поспешил добавить он. Пауль вопросительно приподнял брови, отведя за ухо волосы, которые ветер бросил ему в лицо, а потом отрицательно покачал головой. — Слова не помню. Хотя… Может быть, помню, где-нибудь они есть в моей памяти, но я не соотношу их с этой музыкой. Рихард протянул к нему руки. — Можно я сыграю ее тебе? — он вопросительно посмотрел на гитару. Ландерс кивнул и отдал инструмент Рихарду. Круспе бережно пристроил гитару на коленях, ощущая тепло тела любимого, которое ещё хранил её корпус. Чувствовать под пальцами тонкие струны, которые были безопасны для старенького инструмента, оказалось непривычно, как и обходиться без медиатора. С трудом воскресив в памяти табулатуру, Рихард сыграл сначала тот кусок, что помнил Пауль, а потом и всю мелодию, тихо напевая слова и время от времени бросая осторожные взгляды на любимого, по лицу которого можно было легко прочесть все эмоции, что он сейчас испытывал. Удивление, интерес… — Мы поднялись с самого дна? — спросил Ландерс, когда Рихард закончил. — Да. Дерьма было много. Но мы выстояли. Было нелегко, но мы цеплялись друг за друга… Никто из нас не принёс с собой счастливый чепчик. Пауль снова кивнул и вздохнул, о чём-то напряжённо размышляя. — Расскажи мне, что ты знаешь о моём детстве? — неожиданно попросил он, внимательно глядя на Рихарда. Круспе чуть удивлённо поднял брови и на этот раз уже не смог скрыть улыбку: Пауль точно пошёл на контакт, он больше не сторонится его и не закрывался в защитном жесте. И даже его гитара осталась лежать на коленях Рихарда. — Я расскажу всё, что знаю. Но, если ты вдруг засомневаешься, не лгу ли я тебе, то ты можешь пойти в город, — Круспе вдруг сам удивился тому, как эта простая мысль не пришла ему в голову раньше. Видимо, стоило немного успокоиться и начать мыслить максимально рационально. — В полиции смогут подтвердить, что ты Пауль Ландерс. Они сравнят отпечатки пальцев и фотографию. Сейчас есть технологии, позволяющие установить личность человека, даже если он сам о себе ничего не помнит. Тебе нужно только прийти и всё им рассказать. Но если ты поверишь мне, то тогда мы пойдём вместе, я приглашу юристов, которые помогут решить всё гораздо быстрее. Ландерс недоверчиво прищурился, но ничего по этому поводу комментировать не стал. — Скажи, что ты знаешь о моих родителях? — спросил он…***
Лесные сумерки были густыми и быстрыми. Хотя кое-где в небе, между верхушками деревьев, ещё мелькали рыжие всполохи заходящего солнца, но в лесу уже сгущалась темнота. Дитер подошёл к дровнице и хотел взять несколько поленьев, когда дверь дома Мадлен открылась и к нему вышел Пауль. Старик замер: он знал, какой сейчас предстоит разговор. Он ждал его со дня на день, понимая, что после общения с чужаком Фридрих неминуемо захочет получить ответы на массу вопросов. — Ты сегодня ходил в лес с Рихардом, — сказал вместо приветствия Дитер, чтобы начать разговор. Он не видел смысла тянуть время и дал Паулю возможность сразу перейти к делу. — Да, мы прогулялись немного, — кивнул он. — Давай поговорим? — Пауль бросил взгляд на дом: в окнах было темно. Мадлен, сказав, что не очень хорошо себя чувствует, легла спать пораньше. Дитер кивнул и молча сел на лавку. Опустившись рядом с ним, Пауль нервно стиснул руки в замок. Разговор, который он, казалось, так легко выстроил у себя в голове, вдруг не хотел начинаться. Тогда, возвращаясь с Рихардом в поселение, он был уверен, что готов поговорить с Дитером и задать ему самый главный, жизненно важный вопрос, но стоило калитке за ними закрыться, как решительность куда-то пропала. Однако, поняв, что ему снова грозит бессонная ночь, Фридрих всё-таки решил пойти к отцу. Что изменится от ещё нескольких часов, проведённых в мучительных сомнениях? — Расскажи мне правду, — тихо попросил он, отбросив в сторону все ненужные подводки. К чему они сейчас были? — Я знаю, что я музыкант. В этом меня никто не переубедит. Я вспомнил слишком многое о музыке. Я знаю, что у меня в Германии есть дочь и сын. Но что касается остального… Моё детство, юность… Рихард говорит одно, а ты другое. Я не хочу сомневаться, я хочу знать правду. От тебя. Дитер посмотрел на сидящего рядом человека, понимая, что тот стал ему по-настоящему дорог. Одна фраза — и всё, ничего уже не будет так, как было. Хотя и так-то уже ничего не вернуть назад. — Я ведь всё равно могу пойти в полицию и попросить их узнать, кто я на самом деле. Могу рискнуть, — продолжил Пауль, не дождавшись ответа. — Раньше ты говорил мне, что в идти в полицию для меня может быть опасно… Но, может быть, причина была в том, что ты знал, что там скажут, кто я на самом деле? Дитер вздрогнул от того, с какой интонацией прозвучали эти слова. В них было что-то холодное, стальное. Решимость и жесткость. Черты, которых никогда не было у Фридриха. Ни у пропавшего, ни у того, кто им стал на время. — Сначала я действительно думал, что ты мой сын. Был уверен в первые пару недель, когда назвал тебя сыном в первый раз, я не лгал. А потом… — старик умолк и тяжело вздохнул. — Потом я понял, что ошибся. Я очень хотел, чтобы мой сын оказался жив и вернулся, и я… Я поверил в это. Пауль шумно выдохнул и с силой стиснул кулаки так, что ногти до боли впились в ладони. Вот и всё, вот так просто и сразу он услышал то, что хотел и страшился узнать. — Но почему, Дитер? — спросил он спустя несколько минут тяжёлого молчания. Называть отцом человека, что сидел рядом, он теперь не мог. — Почему ты так поступил? — Ты был слишком беззащитен и слаб, чтобы лишить тебя опоры. Тебе ведь было нужно знать, кто ты. Пауль снова вздохнул и привалился затылком к уложенным поленьям. Прикрыв глаза, он попытался подавить в душе мерзкое чувство обиды. Ему показалось, что здесь к нему отнеслись как к игрушке. Дитер же знал, что перед ним не сын, но зачем-то сыграл роль отца. Он хотел поверить, что его сын жив и рядом. Но почему Дитер не задумался, что, может быть, у спасённого человека где-то там, в цивилизации, остались те, кто дорожил им, те, кого он любил? Почему он поступил настолько малодушно? — А когда я встал на ноги, почему ты молчал? — хрипло спросил Пауль. — Почему потом ничего не рассказал? Старик покачал головой, отчего его длинные волосы упали на лицо. — Я говорил Мадлен, что однажды всё может открыться… — Мадлен? Она всё знает? — Пауль с удивлением посмотрел на старика. Сердце неприятно ёкнуло. Он ценил откровенность своей избранницы и почему-то не допускал мысли, что между ними может быть какая-то еще тайна. — Да. Уже тогда она не хотела отпускать тебя, — тихо ответил Дитер. — А я… Я тоже не хотел оставаться один, — почему он решил рассказать всё Паулю? Сейчас Дитер и сам не знал ответа на этот вопрос. Слова о Мадлен сами сорвались с языка. Может быть, так случилось потому, что Дитер так и не научился жить без сомнений? Это ведь Мадлен тогда подтолкнула его к столь тяжелому и противоречивому решению. Пауль стиснул челюсти и пару минут напряжённо размышлял, глядя в чернеющее небо с загорающимися огоньками звёзд. — Решили поиграть, как с игрушкой? Сделать из меня то, что было нужно вам? — спросил он, и Дитер снова ощутил холодок от стальных интонаций в голосе чужака. — Мы думали, тебе действительно грозит опасность. Алан и Пол ничего не знали про самолёт. А ты сам знаешь, как люди иной раз оказываются в буше. Вот мы и решили, что ты спасался от кого-то. Мадлен пошла на это потому, что уже тогда любила тебя, уже тогда ты был нужен ей. Не знаю, понимаешь ли ты, кем стал для неё. Пауль покачал головой: нет, думать сейчас об этом он не хотел. — И как теперь быть? Ведь я — это не я. Что мне делать дальше? Остаться здесь? Но я хочу узнать своё прошлое. Всегда хотел. Я должен поехать в Германию. Но как я оставлю здесь Мадлен и своего ребёнка? Дитер тяжело вздохнул. — Прости, если сможешь… — тихо произнёс он. Пауль молча поджал губы и покачал головой. — Если бы не ты — я бы уже был мёртв. Не знаю, должен ли ты просить у меня прощения, ты же спас меня… Я в долгу перед тобой. Дитер снова вздохнул. Подсознательно все эти два года он готовился к тому, что рано или поздно правда откроется, и говорил себе, что так будет правильно, что так будет лучше. Но почему-то сейчас задрожали руки и стало холодно. Холодно от мысли, что он позволил себе играть с жизнью и судьбой другого человека. А ведь хотел, чтобы мироздание простило ему все его грехи. Столько лет жил в надежде обрести покой в единении с природой и вот на излёте жизни опять натворил дел. Опять причинил зло и сделал лишь хуже. Дитеру стало жаль не себя, он ведь ещё раньше смирился с мыслью, что умрёт в одиночестве, а Мадлен. Пошёл навстречу её просьбе, не взглянул на ситуацию трезвее, и вот… Кто проиграл-то в итоге? Не он, не Пауль, который прожил два года чужой жизнью, а Мадлен… — Я не держу на тебя зла, — Дитер вздрогнул от того, как его рук коснулись тёплые загрубевшие руки Пауля. Он попытался немного унять дрожь старика и легонько их погладил. — Наверное, я смогу тебя понять… Не сейчас. Но смогу. — А Мадлен? — тихо спросил Дитер, глядя в сосредоточенное лицо Пауля. Ландерс прикусил губу и нахмурился. — Я сам ей всё расскажу. Не вмешивайся, — ответил он после продолжительного раздумья. — Всё будет хорошо. Не волнуйся. Я не причиню ей боль, не сделаю плохо. Говоря это, Пауль кривил душой. Он хотел верить, что они с Мадлен поймут друг друга, но разум подсказывал, что его избраннице может не понравиться то, что он уже почти решил для себя.***
Круспе, чувствуя, что больше не может находиться в поселении и ему просто физически нужно вырваться из его атмосферы, с самого утра уговорил Айвана уйти с ним в лес. Неважно куда, неважно зачем, лишь бы оказаться подальше от отшельников. Ноги сами собой вывели Рихарда на поляну, где вчера он рассказывал Паулю о прошлом. Говорил об Эрике, Антоне, о его детях, о том, в скольких группах до Rammstein они играли, как жили, что любили… В душе теплилась надежда, что всё это было не зря, что Пауль за что-нибудь уцепится и, как в случае с музыкой, память начнет нехотя, скупо, но отдавать ему воспоминания. — Если будет нужно, я могу пробыть здесь с тобой столько, сколько потребуется, — сказал Рихарду Айван. Проводник, закинув за спину ружьё, взялся собирать росшую на поляне малину в рот. Рихард последовал его примеру. Последний раз он ел такие сладкие ягоды ещё мальчишкой в глухой гэдээровской деревне. И тогда и подумать не мог, что ждёт его в жизни. — Я заплачу тебе, не проблема, — сказал Рихард, напомнив себе, что Айван хоть и поддерживал его, но изначально он оказывал ему щедро оплаченную услугу. Аляскинец кивнул и насторожился, заслышав чьи-то шаги. Обернувшись, он увидел Пауля. — Похоже, это к тебе, — сказал Айван, заметив, как заблестели глаза Круспе при виде Ландерса. — Мы можем поговорить? — спросил Пауль, подойдя к сборщикам малины. — Конечно! — с готовностью ответил Рихард, почувствовав, как в груди заколотилось сердце. Айван молча кивнул Круспе, мол, я пошёл отсюда, и поспешил прочь по узкой тропинке. Проводив его взглядом, Ландерс, немного морщась, сел на один из пней. Вчерашний разговор с Дитером всё расставил для него по своим местам. Но, несмотря на это, ночь всё-таки выдалась бессонной: в голове противным назойливым сверчком крутилась мысль о лжи Мадлен. Чувствуя её дыхание на своём плече, а руку в своей руке, Пауль не мог уснуть. Раз за разом он пытался понять, что двигало его избранницей и раз за разом упирался в ответ, который так не нравился ему: эгоизм. Ландерс не думал, что сразу же понравился Мадлен, не допускал даже такой мысли. А оказалось, взаимность, которой он так желал, была тщательно скрыта. С чего бы ещё Мадлен так быстро ответила ему согласием? Он понимал, что ей было страшно довериться чувствам, ощущая на плечах груз прошлого и вину, но никогда ни словом, ни намёком не позволял себе напомнить Мадлен о её отчаянном поступке. И вот… Вот вдруг оказалось, что она была с ним не до конца откровенна. А он ведь был для неё открытой книгой! Они любили друг друга, у них скоро будет ребёнок, но… Но Пауль не мог не думать о вранье. И эта мысль привела к тому, что утром у него снова разболелась голова. Пока ещё терпимо, но Ландерс знал: к вечеру он снова будет не в силах встать с кровати. Не желая терять время, он поспешил найти Рихарда. Усевшись на соседний пень, Круспе вопросительно посмотрел на Пауля и нахмурился: солнечные лучи, что заливали полянку, подчеркнули тени и мешки под глазами любимого. Очевидно, прошедшая ночь выдалась для него действительно тяжёлой. В подтверждение догадки Рихарда Пауль, вздохнув, чуть-чуть помассировал виски. — Как ты себя чувствуешь? — вопрос Ландерса стал полной неожиданностью для Рихарда. Он ждал очередного разговора о прошлом, но только не этих слов. — Уже гораздо лучше, — ответил он, глядя на Пауля и пытаясь понять, к чему такое начало. — Когда сможешь уйти отсюда? — продолжил Ландерс. Рихард ощутил, как внутри всё оборвалось. Он снова оказался маленьким мальчиком Свеном, беспомощным и потерянным перед орущим на него отчимом. Он не имел понятия, что ему делать, понимая, что любое действие всё равно принесёт ему боль. — Я… Я… — Круспе замотал головой: голос всё-таки дрогнул и никак не получалось собрать слова во фразу. — Ты неправильно меня понял. Я не гоню тебя, — на губах Ландерса появилась лёгкая успокаивающая улыбка. Та, которую так любил Рихард: даже в самые критичные моменты Пауль умудрялся сохранить спокойствие и внушить его окружающим. — Я хотел бы узнать, когда ты будешь в состоянии дойти до Сентрал? — Я неплохо себя чувствую… Мне помогло лечение Дитера. Думаю, ещё день или два — и я буду в форме. — Дитер — хороший врач, — Пауль кивнул. — И я поговорил с ним. И многое для себя прояснил. Я хотел сказать тебе, что пойду с тобой. Я всё решил, — он вздохнул и тяжело сглотнул. — Я много думал об этом. Рихард замер, не смея лишний раз пошевелиться и что-нибудь сказать. В голове была лишь одна мысль: ему не послышалось? — Я не знаю и не представляю, что будет дальше, Рихард, — тихо заговорил Пауль. — Не могу представить, как буду жить в Берлине и что стану делать. Я не могу поверить, что я известный музыкант, что я богат… Моя жизнь, она… Я считал всё это своей жизнью, и мне тут было хорошо, — он развёл руками. — Дитер признался мне. Он обманул меня. Я не его сын. На мгновение Рихард прикусил губу и заснул руки в карманы штанов — хотелось обнять Пауля, притянуть к себе и сказать, что его страхи беспочвенны, но что-то мешало. Казалось, если что-то хоть самую малость нарушит личное пространство Ландерса, он снова закроется от него. — У тебя есть друзья, есть семья… Ты не будешь там один. Не бойся, — мягко сказал Круспе. Пауль горько усмехнулся. — Семья? Друзья? Люди, которые для меня ничего не значат? Которых я даже не узнаю, если встречу? К которым я не чувствую ничего? — спросил он, снова помассировав виски. — Всё, что хоть что-то всколыхнуло во мне, — имя дочери. Я помню только его. Но не знаю, как она выглядит. А сын… Лишь смутный образ ребёнка. — Тебе помогут врачи. Наверняка можно что-то придумать, — произнёс первое, что пришло на ум Рихард. Хотелось сказать, что там будет и он, что он обязательно поможет, но… Но пока это было лишним. — Моя семья — это Мадлен и наш с ней ребёнок. Другой семьи у меня сейчас нет. Я не понимаю, как соединить их воедино. — И что ты станешь делать? — осторожно спросил Круспе, стараясь, чтобы голос не дрогнул и ничем не выдал его заинтересованность. — Ты говорил, что в полиции смогут подтвердить мою личность. На это будет нужно время. И у меня же нет документов… Я скажу Мадлен, что ухожу в Сентрал. Объясню ей всё накануне перед тем, как мы уйдём. — Ты бросаешь её? — воскликнул Рихард, чувствуя, как замерло сердце. — О чём ты?! Нет конечного же! — с негодованием ответил Пауль. — Просто не хочу, чтобы она помешала мне. И чтобы меньше волновалась. Я уверен, она поедет со мной. Я не могу оставить её здесь. Я нужен ей, а она мне. Я уверен, что она согласится. Но не нужно так сразу. Пусть пройдёт немного времени. Стиснув зубы, Рихард лишь молча кивнул. Глупая надежда разбилась и поранила его осколками. Он очень надеялся, что приобретённый с годами навык держать лицо в любой ситуации сейчас его не подвёл и Пауль не увидел, сколько боли причинили только что произнесённые слова. — Наши юристы помогут решить все вопросы. Окажемся в цивилизации, и я свяжусь с ними. Они помогут и Мадлен, если у неё что-то не так с документами. Пауль кивнул, но это движение заставило его зажмуриться и едва не застонать. — Как буду уверен в своём состоянии, пойдём в Сентрал, — сказал он, пытаясь пересилить нарастающую какофонию в голове. — Постарайся расслабиться, — Рихард плюнул на свои страхи, больную спину и ноги — молча встал на колени напротив Пауля и взял его за руки. — Дыши со мной. Ровно, — он вдохнул и медленно выдохнул, показывая пример, после чего коснулся пальцами кистей Ландерса. По позвоночнику тут же пробежали мурашки: вот оно, наконец-то, родное, любимое тепло кожи Пауля… — Я помогу тебе, я уверен, что помогу, — Круспе принялся осторожно массировать какую-то точку между большим и указательным пальцем на его кистях. — Боль отступит, я знаю. Я знаю, что всё наладится… На мгновение Ландерс посмотрел на Рихарда и на его губах мелькнула слабая вымученная улыбка. — … Пауль, — тихо добавил он. — Называй меня теперь этим именем.