***
Взбираясь наверх, Пауль мысленно чертыхался: больная нога не на шутку разнылась. Всё-таки с лестницами у него были самые настоящие проблемы, но всё равно он не был согласен в ближайшем будущем оказаться в больнице. На Аляске приноровился свободно передвигаться и тут как-нибудь привыкнет. Перед офисной дверью он на мгновение замер, чувствуя, что от волнения начинают дрожать руки. Ландерс с нетерпением ждал этого дня две недели и вот теперь, когда сценарий наконец-то понравился ему, боится. Как всё пройдёт? Помни он что-нибудь о своём прошлом, знал бы, что его ждёт за дверью, а так… Чёрт знает, как проходили рабочие совещания раммштайнов! Биргит и Скай его идею поддержали и уже рвались в бой, Эмиль тоже позитивно ко всему отнесся, хотя и постарался скрыть волнение. А вот парни… Насколько его желание вернуться к творчеству совпадёт с их планами на ближайшее будущее? Они ведь принимали решения единогласно… А если кто-то не захочет возвращаться к фанатам с клипом? Глубоко вдохнув и медленно выдохнув, Пауль уверил себя, что подобные сомнения точно не мучили бы его настоящего и решительно повернул ручку двери. Зайдя в помещение, залитое в это хмурое утро искусственным светом, Пауль поздоровался с друзьями и неловко опустился на диван у окна, на противоположном конце которого уже разместился Флаке. Пять внимательных и напряжённых взглядов тут же устремились на него. Но в одном из них ко всему прочему читалась тревога: Рихард заметил, как он потирает больную ногу. — Ты или я? — спросил сидевший за столом босса «Раммшопа» Скай и показал Паулю пухлую папку с распечатками. Ландерс кивнул, мол, давай, начинай, а я дополню, если что.***
— Я подумал, что раз вы были не против возвращения к активной работе, то мы могли бы заняться съёмками клипа, — дополнил Пауль, когда Скай, рассказавший о сюжете видео и ближайшем творческом будущем, умолк. Всё время, что говорил продюсер, он напряжённо глядел на друзей, стараясь понять их реакцию. Судя по всему, музыканты пребывали в лёгком шоке от услышанного. — А тебе это точно не повредит? — уточнил Флаке, пристально глядя на Пауля, словно пытаясь просканировать его взглядом и найти слабые и больные места. — Нет, не повредит, — твёрдо ответил Ландерс. — Я говорил с врачами. Противопоказаний нет. Я могу работать, — он решил умолчать о нюансах, о которых упомянула доктор Энгельс. — К тому же снимать клип будем не завтра. Потребуется время на подготовку, так что у меня впереди ещё недели три, а то и месяц. Я ещё лучше восстановлюсь. — Это не концерт, конечно, но и не утренний чай, — хмуря лоб, сообщил Тилль, пытавшийся прикинуть сложность реализации сценария клипа. — Всё-таки я не уверен, что твои врачи хорошо понимали о чём идёт речь, когда давали добро, — он задумчиво прикусил губу, после чего встал, взял из рук Ская сценарий и, щурясь, принялся его перечитывать. — Они всё понимали, Тилль, — заговорил Пауль. — В этом клипе нет ничего сложного. — Часть со съёмками на природе вообще не проблема. Мы с Биргит уже прикинули этот вопрос, — произнёс Скай, видя, как хмурится Линдеманн. — Можно найти подходящие локации в Альпах. У нас есть на примете пара мест, осталось съездить на разведку и посмотреть, что да как. Насчёт комфорта даже думать не стоит: там во всех случаях максимум в получасе езды есть приличные отели. Я не думаю, что местные власти будут сильно артачиться, когда узнают, кто будет снимать клип. Да и вообще — мы гарантируем безопасность. Само название группы уже говорит, что ничего не взорвётся и не загорится само по себе. Мы не устроим лесной пожар или что-то в этом роде. Единственное, что может вызывать вопросы, — сцена, где воспламеняется герой Пауля. При самом худшем раскладе отснимем эту сцену с каскадёром в павильоне и доработаем графикой. — Это понятно… — протянул Тилль. — Но меня волнует не это, а концертные съёмки. Зачем они вообще нужны? У нас ни в одном клипе нет сочетания постановки и кадров выступления. — Я бы хотел, чтобы было именно так, — мягко заговорил Пауль, стараясь донести свою мысль до Тилля. — Изначально твоя песня о людях, сгорающих от конфликтов с обществом и убегающих от него, потому что оно отказывается принять их такими, какие они есть. Но я бы хотел адаптировать «Крещение Огнем» к себе через видео. Мы все исполним роли парней, неспособных стать биомассой и бросивших всё в цивилизации, чтобы уйти жить в гармонии с собой. Но мой персонаж в конфликте не с обществом, а с самим собой, оттого и загорается в конце, и если мы вставим концертные кадры, то история станет моей. Будет понятно, о ком она, — он немного напряжённо улыбнулся. — Да и с точки зрения бизнеса, как я понимаю, это будет замечательный маркетинговый ход. Получится, что мы официально покажем часть моей нынешней жизни. Линдеманн вздохнул и обвёл тяжёлым взглядом собравшихся. Ему нравилась идея того, как Пауль смог по-своему истолковать его текст, и Тилль был совсем не против сменить через видео посыл песни, но всё-таки… — Я не понимаю: мы откуда должны брать материал? Я против, чтобы было задействовано что-то из наших архивных концертных записей, — сказал Тилль, решив дать понять, что идея всё-таки не пришлась ему по душе. — То, что забраковали, так и останется в архиве. Оно не будет выпущено ни по частям, ни целиком. Так что у нас нет концертного материала. — А я и не предлагаю работать с архивами, — Пауль хитро улыбнулся. — Я хочу сделать концертные съёмки с нуля. В конце концов, сейчас мой имидж немного отличается от прежнего, — он мотнул головой, привлекая внимание к бандане и шарфу на шее, чем тут же поймал на себе пять изумлённых взглядов. — Ты собрался организовать концерт? — в голосе Шнайдера прозвучали все эмоции от невероятного удивления и радости до испуга. — Нет. Всё-таки врачи на такое мне пока добро не дали, — ответил Ландерс. — Но съёмки якобы концерта мы себе позволим. Мы можем организовать выступление для камеры. — В смысле? Ты предлагаешь выйти на сцену для клипа, так? — уточнил Дум. — Именно. Эти съёмки мне не повредят. — Но где нам взять сцену? Прошлая утилизирована, — Олли нахмурился. — А создавать что-то подобное мы финансово не потянем. Банально уйдём в минус. Тура ведь не будет. А зелёный экран… Ну я не знаю, по-моему, это не то, что нам нужно. — Об этом мы тоже подумали, — вклинился в разговор Скай. — Обойдёмся малой кровью: арендуем подходящее помещение и используем то оборудование, что у нас годами пылится на складе. Биргит сказала, что если верить описи, то полностью сохранился свет от тура 2016 года. Простую сцену собрать не проблема, и это не ударит по карману. Добавим немного пиротехники, и проблема — уже не проблема. — То есть нам остаётся только приехать в назначенный день на съёмки? Всё уже решено? — спросил Флаке. — Если ты хочешь внести коррективы в сценарий и тебе что-то не нравится, то давай обсудим это, — Пауль намного напрягся. — Но я бы не хотел ничего менять, мне нравится, как сценаристы реализовали то, что я рассказал Биргит и Скаю. — Нет-нет, — Флаке поспешил отрицательно замотать головой. — Просто немного неожиданно, что вот так сходу мы берёмся за съёмки. А по сценарию я не возражаю, мне всё нравится. Разве что у кого-то ещё будет предложения… — Лоренц поправил очки и повёл плечами. Ландерс кивнул и обвёл внимательным взглядом собравшихся: он понимал, что его внезапное решение вернуться к работе станет большим сюрпризом для друзей и не меньшим будет заготовленный сценарий. Конечно, Пауль знал, что могут быть разногласия, но вроде бы всех всё устроило. Даже Тилль теперь довольно улыбался, очевидно обрадовавшись тому, что его текст можно было так двояко прочесть. Но… Но Рихард! Почему он всё это время молча сидел у окна рядом с диффенбахией и хмурил лоб? — А что ты думаешь по этому поводу? — спросил у него Ландерс. Выведенный из своих раздумий, Круспе несколько секунд напряжённо глядел на него. — Тебе точно не повредят съёмки? Всё-таки кадры с концерта предполагают использование пиротехники. Без генераторов огня мы не обойдёмся, поэтому меня волнует вопрос с факелами. А ещё могут быть огнепад, холодный фейерверк и взрывы. Это может повредить тебе. Пауль улыбнулся. — Я сделаю табличку, где напишу большими буквами: «Я всё согласовал с врачами», — соврал он, в сотый раз прикидывая, каково ему будет оказаться внутри огненного действа на сцене. Последние дни Ландерс смотрел и пересматривал всевозможные записи их концертов и уже привык ко всем спецэффектам, перестав вздрагивать при выбросе гигантских огненных факелов, но… Нет, он пока не хотел думать, что ждёт его в реальности. — Дозы лекарств мне временно увеличивают, так что всё будет в порядке, — Пауль поспешил успокаивающе улыбнуться. — Кроме того, есть шанс, что, оказавшись на сцене, я что-нибудь наконец-то вспомню. Рихард лишь натянуто улыбнулся: кому, как не ему, знать упрямый характер любимого и его маниакальное желание сделать так, как надо, даже в ущерб себе? Хоть Пауль сейчас и изменился, но нет-нет да проскакивали в вернувшемся Ландерсе чёрточки знакомого характера. — Тогда мы начинаем работы по подготовке. Как только — так сразу всех оповестим. Ваша задача — быть во вменяемом состоянии и форме, — широко улыбнулся обрадованный решением группы Скай, бросил красноречивый взгляд на Тилля и выбрался из-за стола. — Пойду встречу техников, мы сегодня начнём разгребаться на складе. Телефон Пауля пискнул напоминанием. Прочитав его, Ландерс широко улыбнулся и ни от кого не укрылось то, как вмиг преобразилось его лицо. — Самолёт Мадлен приземляется через два часа, — прокомментировал он свой довольный вид. — Наконец-то всё удалось разрулить. Жду не дождусь, когда снова её увижу. — Если все вопросы решены, то предлагаю расходиться, — Тилль, решив оградить Рихарда от радости Пауля, нарочито шумно поднялся из кресла и безжалостно двинул его по и без того потрёпанному ламинату. На несколько секунд Ландерс задумался: не нравилось ему то, в каком состоянии с утра был Рихард. Он думал, что после новостей о съёмках друг как-то воспрянет духом и оживится, но, казалось, известия имели обратный эффект. От Пауля не укрылись глубокая морщина, появившаяся на лбу Рихарда и его потемневший взгляд. Всё-таки не получается у друга пережить неудачу в любви? Почему ему, Паулю, кажется, что сейчас состояние Рихарда гораздо хуже, чем было во время их встречи на террасе? — Ты не мог бы подбросить меня до аэропорта? — попросил он, решив, что обязан как-то расшевелить Рихарда. — Эмиль всё никак не доделает трек для сингла. Не хочу его лишний раз отвлекать, а мне Мадлен нужно встретить, — соврал Ландерс, решив, что дать отбой сыну, который должен был заехать за ним через полчаса, он точно успеет. — Не хочу связываться с таксистами. Да и Мадлен будет рада тебя увидеть. На мгновение Круспе опешил от предложения Пауля. Как ему реагировать на просьбу? Он понятия не имел, что лучше сделать: поехать и увидеть чужое счастье своими глазами или же отказать и тем самым оставить любимого один на один с проблемой. — Мы с Шолле договорились сегодня поработать на студии по моему сольному проекту. Нас там ждут, — Круспе вздрогнул от того, как ему на плечо легла тяжёлая рука Тилля, вернувшегося буквально с порога. — Раньше надо было заказывать этого таксиста, — Линдеманн хохотнул. Для того, кто знал Тилля четвёртый десяток лет, было невозможно не услышать в этом смехе натянутость и напряжённость. Ландерс удивлённо посмотрел на Тилля: нет, он, конечно, знал, что у вокалиста их группы есть сольный проект, но почему-то никто за всё время, что прошло с возвращения, и словом не обмолвился, что Линдеманн над чем-то сейчас работает. — Извини, не знал, — натянуто улыбнулся Пауль и задумчиво посмотрел на дверь, за которой скрылись два друга. — Спасибо, — тихо сказал Тиллю Рихард, когда они вышли из здания «Раммшопа» на парковку. — Не благодари, — Линдеманн по-дружески хлопнул его по плечу. — Давай собирай себя в кучу — и займёмся работой. Может быть, Пауль прав и это не такая уж и плохая идея. И для него, и для всех нас. Если нужно поговорить, вечером я свободен. Можем посидеть у тебя. Или у меня. В ответ на слова друга Круспе криво усмехнулся и направился к своей машине.***
— Ты как, нормально? — спросил Эмиль, глянув на непривычно напряжённого отца, когда машина остановилась под навесом парковки у терминала. Чутьё подсказывало парню, что что-то произошло. Что-то заставившее Пауля всю дорогу хмурить лоб и покусывать губы. — Всё хорошо. Просто волнуюсь, — ответил Ландерс и постарался улыбнуться. Похоже, от сына не укрылось его напряжение. Паулю действительно было не по себе: с волнением от мыслей о долгожданной встрече с Мадлен примешивалось смутное чувство тревоги за Рихарда. Он явно смотрел, но не видел, не замечал чего-то очевидного. Какая, к чёрту, совместная работа на студии, если Тилль и Рихард уехали в разные стороны из «Раммшопа»? Что они скрывали? О чём он почему-то не должен знать? Эмиль бросил взгляд на часы. — Рейс вот-вот приземлится, — он кивнул в сторону какого-то заходящего на посадку самолёта. Наверное, того, что привёз Мадлен из Штатов. — Пора, — сказал Пауль и накинул на голову капюшон толстовки. Волнение, от которого по спине пробегали нервные мурашки, подкатило новой волной. Ландерс глубоко вдохнул и медленно выдохнул, стараясь убедить себя, что никому до него нет сейчас дела, и выбрался из машины. Несмотря на свои масштабы, в послеобеденный час Бранденбург не производил впечатление огромного международного аэропорта: людей практически не было. На парковке под лучами начавшего наконец-то проглядывать сквозь полог туч солнца стояло от силы десятка четыре машин да штук семь такси, толпящихся в очереди у самых дверей терминала. — Может быть, давай я один схожу встретить Мадлен? — предложил Эмиль, видя состояние отца. — Нет, я пойду. Она тебя не знает, — решительно ответил Пауль и поёжился: холодный ветер забрался под толстовку и вызвал желание поскорее скрыться в тёплом помещении. Кивнув сыну, он направился к высоким стеклянным дверям. Перешагнув порог терминала, Пауль на мгновение замер: почему снаружи было так тихо, а внутри здание больше напоминало муравейник? Откуда вдруг взялись все эти люди и куда, чёрт возьми, ему сейчас идти? — Нам туда, — Рейнке быстро сориентировался, взял отца за руку и повёл в нужном направлении, чтобы тот случайно не потерялся среди бесконечных указателей. Ландерс поморщился: он что, ребёнок, раз Эмиль ведёт его сквозь толпу? Но как иначе поступить в такой ситуации? — Какие у тебя на сегодня планы? — спросил Эмиль, решив чуть-чуть разрядить обстановку, когда заметил недовольный взгляд отца. — Не знаю, — Пауль пожал плечами. — Наверное, остаток дня буду дома с Мадлен. Вряд ли она захочет на экскурсию. Ей будет нужно отдохнуть, — он живо вспомнил, как тяжело ему дался длительный перелёт. К радости Ландерса, долго ждать у зоны прилёта им не пришлось: в разношёрстной, разноговорящей толпе прибывших он почти сразу же заметил знакомую хрупкую фигурку, которая медленно шла, инстинктивно прикрывая рукой живот. Его Мадлен. Невысокая, худая, в чёрном спортивном костюме и тёплой жилетке: расстегнутая, она подчёркивала обтянутый трикотажем ещё больше подросший живот. То, как с опаской Мадлен стала осматриваться по сторонам, неловко поправив сумку ручной клади на плече, заставило Пауля забыть о десятках чужих людей вокруг: он поспешил шагнуть к любимой. — Как же скучал по тебе! — сказал он, обнимая свою избранницу и вдыхая её аромат, который теперь стал другим: вместо запахов трав, леса и кожи от неё пахло какой-то лёгкой цветочной парфюмерной водой. — Пауль! — тихо произнесла она в ответ. Хотелось назвать крепко обнимающего её мужчину привычным именем, но Мадлен сдержала себя. Её Фридрих больше не Фридрих. Он стал другим, и она заметила это, стоило взглянуть ему в глаза. И дело было не в изменившейся внешности, а в том, что Мадлен интуитивно поняла: внутренне Фридрих изменился: стал твёрже, сильнее и уверенней в себе. — Как ты? Как малыш? — спросил Пауль, пристально глядя в лицо любимой и скользнув рукой по её животу. От него не укрылись тёмные тени, что залегли у Мадлен под глазами, и немного посеревшая кожа. — Устала, но всё хорошо, — улыбка вышла вымученной. Мадлен очень не хотелось показывать своё состояние Паулю: у неё ныла спина, болели ноги, и она бы всё сейчас отдала, чтобы оказаться в кровати и проспать десять часов к ряду. — Пойдём, познакомлю тебя с сыном, — Пауль взял её за руку и обернулся в поисках Эмиля. Парень, стоявший всё это время на почтительном расстоянии и внимательно наблюдавший за встречей отца с любовницей, подошёл к нему. Рейнке понятия не имел, как ему относиться к Мадлен: он с утра ломал голову над тем, как строить с ней отношения. По идее, проблем быть не должно: он же отлично поладил в своё время с Ариэллой, но… Вкратце Пауль рассказал сыну историю избранницы, и она не очень-то понравилась ему, вызвав противоречивые чувства. Мадлен же убийца! Как его отец мог связаться с ней? Внимательно глядя на женщину, Эмиль пытался увидеть в ней что-то отталкивающее, что-то настораживающее, но, как ни старался, не мог. Наоборот, улыбка и взгляд Мадлен были настолько тёплыми и открытыми, что моментально располагали к себе. Как и её хрупкость, простота и живот. — Привет! — сказал в итоге Эмиль, поймав на себе её заинтересованный, но в то же время опасливый взгляд: было хорошо заметно, что Мадлен не знает, чего ей ждать от сына любовника. Решив определиться со своим отношением к ней после обстоятельного знакомства, Рейнке широко улыбнулся, зная, что в минуты, когда на его губах играла улыбка, он становился копией отца, но лет на тридцать моложе. — Здравствуй, — ответила Мадлен и протянула ему руку. Эмиль ответил лёгким рукопожатием. — Надеюсь, мы подружимся, — Мадлен открыто посмотрела в глаза новому знакомому. — Постараемся, не волнуйся, — ответил Рейнке. — Идём, надо поспешить, иначе встрянем в вечерние пробки, — решив дать улечься первым впечатлениям, Эмиль бодро зашагал к выходу. Время Эмиль всё-таки не рассчитал, и на обратном пути они попали в один из тех бесконечных дорожных заторов, в которых ближе к вечеру замирал весь Берлин. Водрузив на нос тёмные очки, Рейнке радовался косым лучам осеннего солнца, которые даже немного пригревали сквозь стекла автомобиля. По радио диджей зачитывал какие-то шутливые новости вперемешку с хит-парадом прошедшей недели, мотор едва слышно урчал, и в пробке, вопреки обыкновению, не раздавалось истошных воплей сирен машин спецслужб. Бросив взгляд в зеркало заднего вида, Эмиль невольно улыбнулся: Мадлен, убаюканная бесконечной пробкой и усталостью, уснула, уронив голову на плечо Пауля, а тот и сам задремал, бережно обняв её и прислонившись щекой к макушке. Рейнке вздохнул и побарабанил по рулю: что дальше-то будет? Отец явно счастлив, и всё, кажется, должно быть хорошо. Но… Но ведь есть ещё и Рихард. Задумавшись о будущем, Эмиль признался себе: ему искренне жаль Рихарда. Да, он, как сын, переживает за отца, но и Круспе ему далеко не чужой. И то, что свалилось ему на плечи, казалось Эмилю слишком жестоким испытанием. Не заслуживал Рихард случившегося с ним. Мысли Эмиля словно услышал кто-то наверху: пискнув, телефон известил о новом сообщении от Рихарда, в котором тот интересовался, нормально ли всё прошло в аэропорту. Продвинувшись ещё на сотню метров в пробке, Эмиль чуть поморщился и осторожно написал ответ: «Всё в порядке. Он выглядит счастливым». С секунду поколебавшись, парень отправил сообщение адресату. Наверное, это было жестоко по отношению к Рихарду, но тот был достоин правды. Какой бы она ни была.***
Сцапав с шахматной доски чёрного короля, Тилль широко и довольно улыбнулся, а в его глазах заплясали весёлые бесята. — Ну, наконец-то! — воскликнул он, бросив торжествующий взгляд на немного озадаченного Рихарда, проморгавшего последние пару ходов, ставших решающими для партии. — Поздравляю! — Рихард улыбнулся, выбрался из-за стола и направился на террасу, на ходу доставая сигареты. Несмотря на то, что его улыбка была искренней, как и радость за победу друга, Круспе увидел, что Тилль нахмурился: конечно же, он всё-таки заметил его так тщательно скрываемое минорное настроение. Не просто же так этим вечером Линдеманн оказался у него на пороге с упаковкой пива и предложением поиграть в шахматы. Наверняка ещё днём решил устроить дружескую психотерапию и потому на протяжении трёх часов сосредоточенно хмурил лоб, пытаясь прикинуть ходы в затянувшейся партии. Круспе не знал, что ему делать. Утренние новости от Пауля начисто выбили из колеи. Теперь одновременно хотелось и сбежать куда-нибудь подальше, чтобы никто не трогал, и выговориться Тиллю. И Рихард никак не мог решить, что же ему лучше сделать. У него не получалось понять, что будет дальше. Похоже, что у Пауля всё нормально, раз он уже заговорил работе и почти организовал работу над клипом. Но вот только у самого Рихарда ни черта не нормально! Особенно после сообщения от Эмиля. — Эй, ты как всё-таки? — Круспе вздрогнул и мысленно выругался: всё, приплыли, теперь друг точно от него не отцепится: он же замер изваянием самому себе около ограждения террасы и уже бог весть сколько времени пялился в темноту с неподожжённой сигаретой в руке. — А как я, по-твоему, могу быть? — с нескрываемым недовольством ответил Рихард. — У них всё хорошо, они счастливы, — зло выплюнул он, сам не ожидая от себя такой реакции на ответ Эмиля, который раскаленным тавром выжигал мозг. — Кто счастлив? — не сразу сообразил Тилль. — Пауль и Мадлен! Я спросил у Эмиля, как прошла их встреча, — Рихард повёл плечами и облокотился на ограждение, глядя на облетевшие верхушки багряников. В памяти всплыл день, когда они были покрыты пышным розовым цветом, и тогда… Тогда он стал самым счастливым человеком на земле. Линдеманн вздохнул и порадовался, что не зря рискнул приехать к другу без приглашения. Всё-таки он был сегодня здесь нужен. — Рихи, ты ведь всё понимаешь. Ты знаешь, что наш Пауль сейчас не наш… Он другой. И нам придётся пока так жить. — Придётся… — тихо повторил Рихард и опустил голову. — Только… Тилль, когда она была в Америке, мне было спокойнее. А сейчас, когда я знаю, что Мадлен с Паулем… И они там вдвоём… — он скрипнул зубами и стиснул кулаки так, что побелели костяшки пальцев. — Я от одной только мысли… — Не думай, — Тилль взял руки друга в свои и с силой сжал. — Вот на кой чёрт ты Эмилю написал? Мазохист ты, Рихи… Круспе криво усмехнулся и повёл плечами: уж какой есть. — Я волновался за Пауля. — Не волнуйся. Пауль под присмотром. Да и сам он мозгами всё-таки не поехал. — Зато я могу поехать… Как нам работать? Тилль, ты же знаешь, что такое съёмки. Тем более такие масштабные, как захотел Пауль. Это же жизнь плечом к плечу. И не двое суток, а гораздо больше. Я ума не приложу, что мне делать! — Круспе нервно высвободил руки из хватки Тилля и снова уставился в темноту, сжимая холодные перила. — Мы профессионалы. Мы осилим. Всё осилим, Рихи. Ты осилишь, — Тилль улыбнулся другу. — Ты сам слышал, Пауль сказал, что это может пойти ему на пользу. — Я боюсь, Тилль. Боюсь в чём-нибудь проколоться, — Рихард вздохнул. — Боюсь, что когда буду всё время рядом с Паулем, сделаю что-нибудь не так или скажу… Тогда, у тебя в деревне, у меня почти не было сил, а теперь, кажется, их у меня и вовсе нет! Он ведь ещё и пытается быть мне настоящим другом. А мне… Мне было бы легче вообще не видеть его и не общаться. В задумчивости Линдеманн закусил губу. Он плохо понимал, каково сейчас было Рихарду, но знал одно: давнего друга нельзя оставлять один на один с его проблемами. — А не хочешь вместе со мной потусить в Дубае? Я планировал мотнуть туда — как раз до съёмок клипа проветриться, — Тилль решил откорректировать свои планы: в конце концов он может дать отставку своей свите и провести время с другом. — Что-то мне подсказывает, что я буду лишним на твоём празднике ебли, — Рихард усмехнулся. — Ну не совсем ебли… Предлагаю полежать на солнце, погреться и хорошо выспаться перед работой. Как тебе моё предложение? — Тилль широко улыбнулся и в каком-то детском жесте протянул Рихарду раскрытую ладонь, дожидаясь согласия. Круспе нахмурился и поёжился от порыва холодного ветра, донёсшего шум прогрохотавшего за домом трамвая и сырость. Рихард хотел остаться один, завернуться в свой кокон тоски и так просуществовать до начала съёмок, но он понимал, что так делать не стоит. — Хорошо, я поеду с тобой. А то ты всё время будешь названивать мне или Кире и не отдохнёшь, — Рихард улыбнулся на этот раз совершенно искренне. — Отлично, — Тилль подмигнул. — Тогда давай по пиву? Пошли в помещение, тут дубак какой-то…***
Осторожно придерживая раму, стараясь не сделать ни единого лишнего звука, Пауль открыл окно. В комнату тут же ворвался прохладный ветер и промозглая сырость раннего осеннего утра. С улицы пахло мокрым асфальтом, землёй и гниющей листвой. Вдалеке было слышно шуршание автомобильных шин: улица была всё-таки достаточно оживленной, и даже в столь ранний час движение на ней не замирало. Ландерс прикрыл глаза и поплотнее закутался в плед. Несколько глубоких вдохов, призванных помочь немного успокоиться, не помогли: как было на душе какое-то мерзкое предчувствие чего-то очень и очень поганого, так и осталось. Расслабиться никак не выходило. Хотя, казалось бы, Мадлен теперь с ним и ему должно стать легче. Но не стало. Ни-фи-га. Пользуясь тем, что окно с этой стороны квартиры выходило во внутренний дворик, Пауль без страха отдёрнул лёгкую тюлевую занавеску, облокотился на подоконник и уставился на почти облетевшие платаны. Ветви, на которых ветер трепал ещё кое-где оставшиеся листья, сами собой приковали его взгляд. Пару минут Ландерс, не мигая, смотрел, как они движутся в подсвеченной мутным светом фонаря темноте, после чего резко вздрогнул. Кажется, когда-то он уже точно так же стоял на холодном, но только весеннем ветру и глядел сверху вниз на ветви деревьев, а на его плечах было накинуто тонкое одеяло. А под руками он ощущал прохладный металл перил ограждения. Где это было? Когда это было? Пауль не знал ответа на эти вопросы, но понимал, почему в своём воспоминании оказался завёрнут в одеяло: это было первое, что попалось под руки, когда он вышел освежиться, чтобы привести мысли и чувства в порядок. Ландерс помнил, как в тот момент его с головой накрывали сладкое волнение и страх не оправдать ожиданий. Из-за чего он тогда разволновался? Кого не хотел разочаровать? Ландерс морщил лоб, но показавшейся краешек воспоминания опять скрылся за плотным занавесом. Если мыслить логически, наверное, он вспоминает какие-то обрывки романа с кем-то? Но с кем? Он уже не единожды спрашивал Эмиля и друзей о своей личной жизни, но ничего толкового так и не услышал. Ну были у него женщины, но ни одна не была чем-то серьёзным и важным в его жизни. Может быть, учитывая его скрытность, он и не рассказал о ней никому… Вздохнув, Пауль прикусил губу: когда же он станет самим собой? Он ведь сейчас не имеет права хоть сколько-нибудь волновать Мадлен и сколько нибудь её пугать. Но внутренний голос подсказывал, что всё-таки не получится у него не волновать любимую. Как он ни старайся, а если вдруг что-то вспомнится… Его реакция может оказаться непредсказуемой. Ландерс сглотнул ставшую тягучей слюну, вновь переживая случившееся час назад в спальне. Вот же она, его Мадлен, рядом с ним — наконец-то. Он снова вдыхал аромат любимой, ощущал её тепло каждой клеточкой тела, запускал пальцы в лёгкие шелковистые волосы, прижимал к себе, целовал, забираясь языком в горячий влажный рот, и чувствовал, как по спине бегут мурашки от её довольного стона, когда он наконец-то принялся раздевать её. Они слишком долго были порознь, и теперь Пауль понял, как сильно скучал по ней. Пока Мадлен не было рядом, он, задёрганный врачами и собственным желанием вспомнить хоть что-нибудь, не очень-то задумывался о сексе, но теперь… — Не волнуйся, мне можно, — выдохнула ему в рот Мадлен, запуская руки под резинку его домашних штанов, когда Пауль в нерешительности замер, вспомнив о беременности любимой. Он же читал в интернете, что некоторым женщинам стоит быть очень осторожными с близостью. Её слова вызвали улыбку и сладкую дрожь предвкушения, но Ландерс не хотел сразу же срываться к бешеной страсти. Потому старался растянуть секунды, насладиться каждым сантиметром кожи любовницы, заново открывая для себя её тело, оглаживая руками появившийся живот. Именно эти перемены в теле Мадлен заставили Пауля испугаться, что ненароком он может навалиться на свою избранницу и как-то навредить их ребенку. — Встань на четвереньки, — тихо попросил он. Мадлен поняла опасения, с улыбкой выполнила просьбу и уже через минуту ощутила его в себе. Лаская её бока, худые бедра и размеренно двигаясь в ней, Пауль щурился от наслаждения и время от времени запрокидывал голову к потолку. А когда смотрел на Мадлен, взгляд сам собой цеплялся за её руки, стискивавшие витиеватую кованую спинку кровати, на которой выделялись изящные запястья и аккуратные ногти с алым маникюром. В какой-то момент Пауль вздрогнул, но не от приближающегося оргазма, а от того, что в ушах зазвенело, голова закружилась, а перед глазами всё поплыло. Он словно очутился в другом измерении и часто-часто заморгал, пытаясь прогнать пелену перед глазами. Но всё, что смог разглядеть в туманном воспоминании, — лишь расплывчатые пятна алого маникюра на ногтях той, что была с ним. Картинка так сильно плыла и двоилась перед глазами, что Ландерс не мог увидеть даже руки любовницы — они были лишь каким-то непонятным месивом телесного цвета, выделяющимся на тёмном металле спинки. Но вот то, что вспомнилось чётко, — тактильные ощущения: как он прикасался к горячей, мокрой от пота коже, как сжимал мягкие округлые бедра, вдалбливаясь в тело, и слышал сдавленные бархатистые стоны, заглушаемые подушкой. И в момент, когда занавес на памяти приподнялся, Пауль замер и с силой стиснул бока Мадлен, отчего она вскрикнула. — Фридл… Пауль… — Мадлен испуганно повернулась к любовнику, замершему за её спиной. Сердце испуганно ухнуло куда-то вниз живота, когда она увидела его расширенные зрачки, смотрящие куда-то в одну точку и заледеневшее выражение лица. — Фридл… — Мадлен мягко коснулась его щеки, потом осторожно положила руки на плечи и чуть-чуть сжала их. Пауль вздрогнул и растерянно заморгал, словно не понимал, где он находится и что случилось. — Прости, я напугал тебя… — хрипло выговорил он срывающимся голосом, поняв, как заставил Мадлен волноваться. — Прости… — Ландерс поспешил обнять любимую, кожа которой покрылась мурашками. Прижимая её к себе, уткнувшись носом ей в волосы, он ощутил, как сорвавшееся было на бешеный ритм сердце начинает успокаиваться, как уходит непонятный морок и в голове рассеиваются остатки тумана воспоминаний. Его прошлое с ним, но упрямо прячется от него. А настоящее… — Не волнуйся, со мной всё хорошо, — Пауль постарался улыбнуться. — Я просто вспомнил кое-что… Прости… Видимо, так бывает… И вот теперь Пауль, оставив уснувшую Мадлен в кровати, стоял у окна, дышал свежим осенним воздухом и пытался воскресить в памяти хоть что-то ещё. Любые детали о партнёрше. Но больше занавес ни в какую приподниматься не хотел. Опять в памяти были лишь пустота и темнота. Может быть, стоит разыскать всех любовниц и пообщаться? Вдруг разговор с кем-то из них всколыхнет что-нибудь в памяти? Только как это сделать? После возвращения Пауль смог восстановить почти все свои контакты, но что это сейчас давало? Обзванивать женщин по списку? Он ведь порой понятия не имел, какое место занимал тот или иной человек в его жизни. Как же глупо он будет выглядеть! Но вдруг стоит попробовать? — Замёрзнешь совсем, — Пауль вздрогнул, услышав за спиной родной голос и ощутив, как Мадлен прижалась со спины, скрестив руки у него на груди. — Нормально, мне тепло. Я привык, — отозвался Ландерс и накрыл её руки своими. Тонкие кисти в обрамлении рукавов толстого махрового халата были нежными и горячими, и сейчас Пауль понял, насколько на самом деле успел заледенеть. — Пойдём в кровать. Всё будет хорошо. Теперь у нас точно всё будет хорошо, я точно знаю, — мягко сказала Мадлен. Пауль повернулся к ней и заглянул в глаза, в глубине которых колыхались волнение и страх. Конечно же, ей не по себе от того мира в котором она вдруг оказалась. Наверняка она ещё не свыклась с мыслью, что отец её будущего ребенка совсем не простой человек и что теперь её жизнь круто изменится. Она ведь столько лет прожила в дебрях Аляски в тишине и покое и теперь, вернувшись в цивилизацию, вернулась не просто в обычный город к обычным людям, а рискует оказаться в центре всеобщего внимания из-за жизни со звездой. — Не думай о плохом, пожалуйста, — продолжила Мадлен, осторожно погладив Пауля по волосам так, как любила это делать: перебирая прядки и чуть-чуть, самыми кончиками пальцев массируя кожу на затылке. — Ты обязательно всё вспомнишь. Ты же видишь, что-то всплывает из прошлого. Не всё безнадежно. Не сегодня, так завтра… Через неделю, месяц… — Я ведь перепугал тебя сегодня… — виновато улыбнулся Пауль, обнимая Мадлен. — И что? — она улыбнулась. — Главное не то, что ты перепугал меня, а то, что вспомнил кого-то из прошлого. Как, ты говорил, тебя убеждал врач: воспоминание может прийти в самое неожиданное время в самой необычной обстановке? Что ж, пусть так и будет дальше! Я не против, если память будет возвращаться к тебе таким образом, если тебе будет легче от этого. — Да уж… Необычная обстановка, — Пауль нервно усмехнулся. — Не хотелось бы мне именно такого повторения, — он вздохнул, погладив Мадлен по спине и плечам. — Надеюсь, что мне всё-таки будет легче. — Будет. Обязательно будет. Я уверена в этом. Ты ведь сильный. И мы обязательно со всем справимся, — Мадлен прижалась щекой к плечу Пауля. Ландерс прикрыл глаза, наслаждаясь тишиной и покоем. У него есть его настоящее. Настоящее настоящее, а с прошлым… С прошлым он обязательно разберётся. Лишь бы сейчас всё было хорошо. — Как наш малыш? Я совсем забыл спросить… Нужно будет заняться поисками врача для тебя. И с клиникой что-то решать. — Всё очень хорошо для моего возраста. Как я и говорила. Врач в Америке всё проверил, когда разрешал мне перелёт, — тихо сказала Мадлен, не отрывая щеки от плеча Пауля. Она не хотела, чтобы в этот момент он видел её глаза, в которых смог бы прочесть все переживания и страхи. — С нашим малышом всё в порядке. — То есть всё-таки есть что-то, что идёт не так, как должно? — Ландерса насторожили слова Мадлен о возрасте, и он с тревогой отстранился и посмотрел на неё. — Беременность после сорока сильно отличается от беременности в двадцать, Пауль. Но у нас нет поводов для волнений. Я бы тебе обязательно сказала, если бы что-то было не так и нашему малышу грозила опасность, — Мадлен улыбнулась, надеясь, что смогла успокоить любимого, и потянулась за поцелуем. Пауль ответил улыбкой и наклонился к губам любимой. Коснувшись их, он на мгновение замер и ощутил, как по позвоночнику хотели было пробежать мурашки, но быстро исчезли: он почувствовал вкус малиновой пастилки во рту Мадлен, а ждал… Кажется, наклоняясь к любимой, он подсознательно хотел ощутить на её губах привкус свежевыкуренной сигареты.