О чём поют дожди и вьюги

      Аято, честно говоря, с нетерпением ждет результатов тренировок Яэ и Шинры. Мысли о том, что его лис мало того, что кицунэ, так еще и пришелец из другого мира, не дают покоя: Аято, будучи любознательным и проницательным человеком, хочет первее всех узнать, что же Шинра за фрукт такой. Какими знаниями владеет? Каким образом эти знания можно применить? И, в конце концов, почему иномирянин так хорошо знает Иназуму?       Все странности чрезвычайно умного лиса теперь можно объяснить одним-единственным фактом: тот – невероятное совпадение – является кицунэ-перерожденцем. И сколько, интересно знать, в Тейвате людей – или даже существ, – которые также получили второй шанс и смогли обжиться на новом месте?       С целью разузнать, имеются ли такие случаи в задокументированном виде, Аято несколько дней переворачивает вверх дном архивы, но находит лишь художественную литературу про перерожденцев в чужих телах. Исторической ценности эти книги не несут, поскольку имеют, скорее, развлекательный характер, и Аято каждый раз скептически смеряет взглядом логотип издательского дома Яэ Мико. И как она вообще пропускает такую банальщину на рынок? И, что самое интересное, кто такое читает?       Впрочем, некоторым вопросам лучше оставаться без ответа, решает Аято. Он не находит нужной информации в клановых архивах и не рискует отправлять запросы вассалам: отношения между ними до сих пор слишком шаткие, а Аято не хочет увеличивать вероятность возникновения у подчиненных ненужных подозрений. Тем более, что Шууматсубан в последнее время все чаще и чаще докладывают о шевелениях в вассальных кланах, на которые Аято в силу обстоятельств вынужден закрывать глаза.       Что ж, пока никто не переступает черту, можно успешно делать вид, что в клане все хорошо. Однако Аято буквально нутром чует: это спокойствие скоро обратится в прах и развеется по ветру. Уже упомянутые шевеления ему не нравятся, потому что он лучше других знает, что чаще всего они заканчиваются показательной казнью; от мысли, что кому-то пора начинать учиться на своих ошибках, Аято испытывает злое веселье.       Тот, кто до сих пор видит Аято слабым, ни на что не способным главой клана, не готовым к принятию серьезных решений, глубоко заблуждается. Остается только затаиться и ждать, пока самый наглый решит протянуть руки туда, куда не следует.       И останется совсем без рук. Жалость-то какая.       Шинру он не торопит, хотя внутри все чешется от нетерпения: с оговорок Томы, занимающегося транспортировкой Шинры в храм Наруками и обратно, Аято узнает, что у маленького кицунэ имеются проблемы с превращением в человеческую форму, из-за чего процесс сильно затягивается. Сам Шинра после тренировок возвращается вымотанный и усталый, едва перебирает лапами и вечно клюет носом, будто готов заснуть на любой горизонтальной поверхности беспробудным сном. Осуществить задуманное ему, конечно же, не дают: Аято привычно подкладывает Шинру под бок, стараясь не задумываться о том, что чисто технически лис может превратиться в человека. Условия превращения ему, разумеется, неизвестны, и это слегка раздражает: хитрая Яэ Мико лишь коварно улыбается и молчит, а Шинра говорить все еще не может, поэтому Аято остается в блаженном неведении.       Что ж, Аято подождет, это он умеет делать.       Примечательно, что после появления шанса на существование в человеческой форме Шинра совершенно перестает скрываться – не то чтобы он старательно скрывался до этого, конечно же, – и начинает окончательно вести себя как человек, застрявший в теле лисы. Теперь, пожалуй, Аято становится понятно, почему первоначально Шинра путался в лапах и долго-долго пытался разобраться, что делать с хвостом: очевидно, что для человеческого разума наличие четырех конечностей и хвоста было чем-то из ряда вон выходящим. Аято сомневается, что сам смог бы справиться лучше, ведь, в конце концов, не каждый день он обнаруживает, что оказался в тушке животного.       Шинре стоит отдать должное: он вообще оказался на редкость крепким орешком, который умудрился прожить в теле лисы два месяца и даже свыкнуться с сопутствующими неудобствами. Аято честно не уверен, что смог бы так же.       Более того, Шинра чудесным образом умудрился получить Глаз Бога – огромную редкость среди простых обывателей. Впрочем, назвать Шинру простым – явно преуменьшить его ценность, пока еще не до конца обозначившуюся. Ну кто, кроме уважаемой Сёгун Райдэн, может похвастаться тем, что его по ночам греет теплый кицуньий бок, весело думает Аято.       Мысль о том, что маленький лис до странного комфортно ощущает себя в компании Аято, Аяки, Томы и некоторых слуг клана, греет Аято душу. И сколько же еще секретов может таить в себе пушистая черно-белая шубка? Сколько из них он решится раскрыть, а сколько предпочтет оставить при себе? Любопытство тлеет в груди угольками из костра, которые запросто сумеют разгореться в полноценный пожар; даром, что у Аято Глаз Бога – гидро.       Когда Шинра не тренируется, а отдыхает, он вечно крутится рядом с Аякой, но ночевать неизменно приходит к Аято. Иногда Аято с неясными эмоциями наблюдает за тем, как Шинра валяется на коленях Аяки и позволяет чесать себе грудь, по-лисьи ехидно хихикая, и думает, что, возможно, звериные инстинкты могут брать верх над человеческим сознанием, как бы Шинра себя ни подавал. Он, конечно, клянчит человеческую еду, умильно сверкая разноцветными глазами, обожает мыться в горячей воде и спать на чистом постельном белье, но лисьи привычки все равно периодически вылезают на первый план. И тогда начинается веселье: в Шинру вселяется демон, который заставляет его носиться по комнатам поместья за невидимой добычей, не менее демонически хихикать и пытаться вызвать у Томы сердечный приступ посредством рытья нор в саду, чего обычно, будучи в здравом уме и твердой памяти, не делает.       Иногда Шинра ходит понурый: мало ест, много спит и практически не двигается. Обеспокоенная Аяка предполагает, что его расстраивают неудачи на поприще превращения в человека, и получает вполне осознанный кивок и недовольный взгляд. Шинра что-то по-лисьи ворчит, позволяя взять себя на ручки, и почему-то всеми силами избегает взгляда Аято. Так дела не делаются, думает Аято и забирает Шинру из объятий Аяки. Тот вяло дергает лапами и крутит головой, будто пытаясь выбраться, но отбивается не особо охотно, когда Аято укладывает его пузом кверху.       – Никто не говорил, что будет легко, – говорит Аято, и Шинра замирает, умильно склоняя морду. Прислушивается, по всей видимости, и забавно прядет ушами. Аято механически проводит ладонью по жестковатому меху и продолжает: – Ты, наверное, уже понял, насколько особенный. Я был бы удивлен, если бы глубокоуважаемая Гудзи Яэ не прожужжала тебе об этом все уши, – несколько более язвительно добавляет он. Шинра в типичной манере фыркает, и Аято принимает этот звук за согласие. – Чтобы дойти до цели, надо идти, как бы тяжело не было. Просто помни, что у тебя здесь есть семья, которая готова тебе помочь.       Шинра некоторое время не реагирует, лишь непрерывно смотрит на Аято и даже не двигается. Затем он оживает: разноцветные глаза загораются живым блеском, Шинра смешно шевелит ушами и взмахивает хвостом, а после издает радостное тявканье и приоткрывает клыкастую пасть в подобии улыбки-оскала.       Аято хмыкает. Кажется, его речь произвела на Шинру впечатление. Это хорошо.       – Никуда не торопись. Время терпит, – добавляет Аято, когда опускает Шинру на пол. Тот совершенно по-человечески плюхается на пятую точку и задирает голову, чтобы заглянуть Аято в лицо. – Тебе предстоит долгий путь, но никто не собирается тебя подгонять. Зато подставить плечо – запросто.       Слышится задорное лисье хихиканье – это Шинра заходится серией смешков, окончательно приходя в норму. Он бросает на Аято благодарный взгляд, подскакивает на ноги, тычется в ладонь в знак признательности и резво убегает вглубь дома, только черные пятки сверкают. Аято усмехается, качая головой, затем тратит пару секунд, чтобы вспомнить планы на сегодня и, конечно же, в итоге возвращается к бумагам.       Проходит еще несколько спокойных, ничем не омраченных дней: можно сказать, что Аято выпадает шанс перевести дух в бесконечной череде попыток укрепить влияние клана, разобраться с недовольными вассалами и при этом усидеть на двух стульях. Когда ему приходит короткая записка от Гудзи Яэ, которая гласит: «Он такой милашка~», Аято тратит целых десять минут на то, чтобы разыскать в имении Шинру и удостовериться, что с ним все в порядке. Шинра действительно оказывается в порядке, просто чуть более замученным, чем обычно, и почему-то неверяще косится на свой хвост. Аято даже приходится удостовериться, что с хвостом все в порядке, он чистый, пушистый и вообще нереально красивый, но Шинра лишь мотает мордой и тяжко, совсем по-человечески вздыхает.       Что ж. Очередные секретики, думает Аято, когда засыпает с Шинрой под боком. Ну ничего, до раскрытия истины совсем недалеко – ему не сложно подождать еще немного.       Утром Аято выбирается из постели, оставляя в разворошенном за ночь одеяле спящего Шинру. В какой-то степени Аято ему даже завидует: он тоже любит поспать подольше, а не вставать ни свет ни заря, однако положение главы обязывает следовать строго установленному графику, невзирая на сопутствующие трудности. Бессонница? Болезнь? Подъем строго в пять утра, затем утренние процедуры, тренировка, завтрак с Аякой…       Аято умывается ледяной водой, когда вдруг слышит доносящийся из спальни шум. Наверное, проснулся Шинра, сонно думает он, но потом вдруг замирает, не донеся пригоршню воды до лица. А с каких пор небольшой лис издает столько грохота?       Шум повторяется, слышится тихий невнятный вскрик. Он прикасается к Глазу Бога, с которым не расстается даже в ванной, и чувствует ответную реакцию: пальцы обдает теплом. Аято немедля влетает в спальню, формируя в руке гидро клинок, и видит валяющееся на полу тело.       По крайней мере, вторженец сам себе враг, раз умудрился навести шуму и навернуться в спальне человека, которого собрался… что? Убить? Ограбить? Неважно. Аято окидывает спальню цепким взглядом в поисках Шинры и не находит, и сердце сжимается от тревоги: неужели у похитителя был сообщник, который уже унес Шинру за пределы имения? Но зачем преступникам лис? Кто-то узнал о том, что он кицунэ?       Но окно оказывается закрытым, а шторы – не раздвинутыми: все так, как он оставил перед сном. Аято в пару шагов оказывается рядом с телом и бесцеремонно переворачивает его на спину, а после приставляет клинок к горлу, готовый в любой момент привести вторженца в чувства.       Однако потом его разум, получивший солидную встряску и окончательно избавившийся от остатков сна, начинает замечать странности. Во-первых, вторженец почему-то голый и непонятным образом закутанный в одеяло, которое, вероятно, стянул с кровати Аято. Более того, из черных волос торчат большие пушистые уши; что-то мягкое касается голени Аято, и он, опустив взгляд, замечает длинный черно-белый хвост.       Парень открывает глаза – разноцветные, разумеется, – и в голове что-то щелкает.       Ну конечно. Как он вообще мог об этом забыть?       Шинра – а кто же еще? – открывает рот, ненароком демонстрируя крепкие клыки, и пытается что-то сказать, но вместо этого выходит невнятное хрипение, похожее на стон. Он выглядит донельзя удивленным: приподнимает брови, затем хмурится, клацает зубами и бросает взгляд куда-то вниз. Только тогда Аято вспоминает о прижатом к шее клинке, который спешно возвращает в Глаз Бога.       Он не знает, куда деть руки. Несмотря на то что он знал всю подоплеку и точно был готов к любому исходу, Аято все еще не до конца осознает, что любимый питомец превратился в человека. Ну, почти человека, но все же – сама мысль об этом кажется немного дикой. Одно время – ждать, пока случится превращение, и совсем другое – видеть его результаты.       – Ты… в порядке? – в замешательстве спрашивает Аято и все же решается сложить руки на коленях. Шинра одаривает его взглядом, в котором в равной степени читаются скептицизм и удивление, и пробует подняться на локтях. Это получается у него не с первого раза, но каждый раз, когда Аято порывается помочь, Шинра встречает его недовольным фырканьем.       Ладно, думает Аято, раз уж он такой самостоятельный, то, пожалуй, вмешиваться не стоит.       Шинра с горем пополам садится. Он окидывает Аято нечитаемым взглядом, затем смотрит на свои ладони и несколько раз сжимает-разжимает кулаки, потом – сгибает руки в локтях и крутит предплечьем: вероятно, тестирует возможности тела, нисколько не стесняясь того, что из одежды на нем только одеяло, криво обернутое вокруг бедер.       Пока Шинра развлекается со своим человеческим обликом, Аято успевает изучить его повнимательнее. Он неплохо сложен, у него гармоничные черты лица, пусть и слегка островатые, хищные; пушистые брови и темные ресницы, тонкие губы и прямой нос. Он недовольно отмахивается от длиннющих черных волос, лезущих отовсюду, и знакомо-знакомо дергает большими ушами, а затем поднимает на Аято взгляд.       На человеческом лице разноцветные глаза кажутся совсем иными. Мимика животных ужасно скудна, по выражениям их морд невозможно понять, что они испытывают, даже если в теле животного заключен человек; сейчас же Аято испытывает некоторое замешательство под прямым взглядом.       А затем Шинра просто берет и улыбается, и на правой щеке появляется забавная ямочка.       Аято вздыхает. Видимо, допрос с пристрастием откладывается на неопределенный срок, думает он, пока наблюдает за тем, как Шинра несколько раз открывает рот в попытке что-то произнести, но не может сказать ни слова. В итоге он просто раздосадованно взмахивает рукой, неловко подтягивая длинные ноги поближе, и… заходится ехидным лисьим хихиканьем. Он резко обрывает сам себя и замолкает, глядя на Аято с выражением «нет, ну ты это слышал?», и цокает языком.       – Пожалуй, мне стоит позвать Тому, чтобы он подобрал тебе одежду, – говорит Аято, поднимаясь с пола. Шинра провожает его нечитаемым взглядом и фыркает. – Я скоро вернусь. Никуда не уходи.       В спину ему летит очередная порция лисьих смешков, а затем ворчание. Аято вспоминает, сколько Шинра провел в лисьем теле, как сейчас пытался говорить и не смог, и понимает, что, пожалуй, последнее высказывание можно было оставить при себе.       – Тома, – говорит он, приветственно кивая. Тома, работающий с бухгалтерской книгой, поднимает на Аято взгляд и почтительно подскакивает на ноги.       – С добрым утром, господин, – улыбается Тома. – Что привело вас сюда?       – Шинра превратился в человека, – отвечает Аято и наблюдает за тем, как удивленно вытягивается лицо Томы. – Надо подобрать ему одежду. Идем, он в моей комнате.       Возвращаются они перекидываясь общими фразами; любопытство Томы чувствуется практически кожей, и это даже забавно. Интересно, Аято так же себя вел, пока ждал превращения Шинры?       Тома услужливо отодвигает седзи и ошеломленно застывает на пороге. Аято выглядывает из-за его плеча и озадаченно хмурится.       Посреди разворошенного одеяла, валяющегося на полу, сидит Шинра в своей лисьей форме и недовольно машет хвостами, которых у него теперь почему-то два. Шинра мотает мордой и смотрит на Аято с неприкрытым осуждением, а после фыркает.       – Даже не знаю, чему удивляться больше: тому, что мой кицунэ меня осуждает, или тому, что за время моего отсутствия он успел отрастить второй хвост, – вздыхает Аято. Тома умудряется совладать с собой и подвинуться в сторону, пропуская Аято в спальню.       Шинра принимается утробно ворчать, затем вновь мотает головой и прикрывает глаза. Пространство вокруг него искажается, вспыхивает ледяными искрами, и спустя несколько мгновений вместо лиса появляется парень, который даже не утруждает себя тем, чтобы прикрыться. Тома ойкает, подскакивает к шкафу и вытягивает оттуда простынь, которую расправляет и в которую тут же закутывает Шинру. Тот лишь фыркает, отплевываясь от волос, и затем вдруг вскидывает руки в направлении Аято.       Он показывает сначала на себя, потом на Аято, складывает ладони так, чтобы между ними осталось незначительное расстояние, и обводит рукой себя с головы до ног. Затем повторно показывает на себя и на Аято и разводит руки широко-широко, а затем издает поочередно лисье хихиканье, фырканье и тявканье.       – Кажется, Шинра пытается сказать, что при большом расстоянии между вами Шинра не может поддерживать человеческую форму, – неуверенно предполагает Тома. Шинра вдруг мотает головой и показывает на Тому тоже, и тот искренне изумляется: – И со мной тоже?       Шинра кивает и неопределенно обводит рукой пространство вокруг, затем вдруг улыбается, вытаскивает из одеяла Глаз Бога и стучит по значку Крио элемента.       – Аяка, – догадывается Аято, и Шинра кивает, явно довольный собой. – И о чем еще глубокоуважаемая Гудзи Яэ решила умолчать?       Шинра равнодушно ведет плечом и вдруг чихает. Пространство вокруг него искажается голубыми искрами, и он снова превращается в лису. Шинра взвизгивает, выглядя страшно недовольным, и начинает носиться по спальне как бешеный.       Тома, наблюдая за дикими траекториями перемещений, выглядит искренне ошарашенным. Аято с трудом удерживает лицо, хотя жутко хочет последовать его примеру.       Проблем с превращением оказывается куда больше, чем кажется на первый взгляд.       Аяка будет в восторге.