О чём поют дожди и вьюги

      – Это что, я? – с подозрением спрашивает Аято, рассматривая стоящую на столе шишку.       – Ага, – лениво отвечает Шинра, приоткрывая один глаз, а затем зевает, жмурясь, и растекается по полу. – Удивительная дедукция.       Аято выразительно приподнимает брови, но Шинра этого уже не видит, потому что отстраненно рассматривает потолок. Аято намекающе стучит ногтем по столу, и Шинра, вздохнув так тяжело, будто на его плечи свалилась вся тяжесть этого мира, все же занимает сидячее положение: поджимает одну ногу под себя, а на колено второй укладывает подбородок.       Разноцветные глаза смотрят слегка расфокусированно, но Аято знает, что Шинра весь во внимании.       – Не соизволишь ли ты объяснить суть своей задумки? – мягко, как к душевнобольному обращается Аято не с целью задеть, но с целью поддразнить.       Шинра это прекрасно знает. Он некоторое время пристально смотрит на Аято, словно пытается передать мысль ментально, а затем встряхивает головой, прикрывая глаза, и говорит:       – У значительной части людей есть одна непреодолимая слабость: страсть к азартным играм. Я сейчас говорю не про казино и не про карточные игры наподобие покера или преферанса, – предупреждает он, стоит Аято нахмуриться, – а, скорее, к коллекционированию. Желание собрать целую коллекцию или хотя бы добыть самый желанный предмет из коллекции может заставить людей пойти на многое. А если люди из кожи вон готовы вылезти, чтобы что-то заполучить, значит, они могут хорошенько потратиться.       Аято ловит себя на мысли, что Шинра звучит как заправский продавец, даром, что хозяин антикафе и параллельно – его лучший игрок и известный знаток настольных игр. Справедливости ради, Шинра здоровски умеет объяснять, а еще выдвигает по-настоящему неплохие идеи: все для того, чтобы «Икигаи» процветало.       – Представь, есть коробка, в которой лежит много коллекционных предметов. Ты не видишь, как они лежат, и не можешь понять, какой из них где. Ты засовываешь туда руку и вытягиваешь один случайный предмет: возможно, тот, который хотел достать больше всего, возможно, тот, который тебе не нравится, возможно, и вовсе дубль, – торопливо говорит Шинра.       Его лицо преобразилось: с него исчезли всяческая пассивность и лень, уступив место азарту и заинтересованности. Шинра уже не сидит скучаще уложив подбородок на колено, он скрестил лодыжки перед собой и теперь активно жестикулирует, а его хвосты весело елозят по полу. За таким Шинрой по-настоящему любопытно наблюдать: контраст между его обычным поведением и поведением, стоит разговору зайти об интересных ему вещах, всегда очень любопытен.       Аято с улыбкой подпирает щеку ладонью и не скрываясь смотрит Шинре в лицо.       – Удачная попытка приносит тебе море удовольствия: ты прям долгое время предвкушал этот результат и наконец-то его добился, – произносит Шинра, взмахивая рукой, и вокруг пальцев начинают крутиться мелкие снежинки. Одно из упражнений на контроль почему-то становится действием, которое Шинра выполняет в моменты увлеченности, не обращая на то внимание. – У неудачной попытки может быть два исхода: либо ты расстраиваешься так, что забиваешь болт, либо пробуешь еще и еще до тех пор, пока не получишь желанный предмет.       Шинра смешно двигает ушами, стучит ногтем по светящемуся кругляшу Глаза Бога и довольно скалится, заглядывая Аято в лицо. В разноцветных глазах сияет выражение превосходства, когда он доверительно склоняется над столом и добавляет, не отводя взгляда:       – Больше попыток – больше денег. И вместе с тем – больше популярности, потому что люди, желающие поделиться успехами, с радостью разнесут новость по миру, – он в задумчивости закусывает губу, некоторое время жует ее, а после продолжает: – В моем мире игры с такой системой назывались гача-играми. В стране-первоисточнике капсульные торговые автоматы назывались гачапонами, что и дало название таким играм.       Что-то трогает Аято за внешнюю сторону бедра; он изумленно опускает взгляд и обнаруживает длинные ноги Шинры, вытянутые под столом. Никакого уважения к правилам поведения, право слово, отстраненно замечает Аято и делает мысленную пометку попросить Аяку в очередной раз прогнать Шинру по культурным обычаям Иназумы. Шинра наверняка не заметил, как вытянул ноги, а сбивать его с мысли Аято не хочет: пусть говорит, пока говорится.       Иногда Аято кажется, что старший здесь все же он, а не Шинра.       – Так вот, такую гачу я хочу сделать в «Икигаи», – говорит Шинра, а после с невероятно довольным лицом уточняет: – Шишечную гачу.       – Шишечную гачу, – повторяет Аято и изумленно поднимает брови, покачивая головой. Шинра устраивает ногу поудобнее и кладет пятку Аято на бедро. Аято едва не дергается. – Ты что, хочешь заставить людей платить деньги за шишки?       – Не просто за шишки, – почти осуждающе тянет Шинра и указывает подбородком на шишку, одетую во что-то отдаленно похожее на рабочий белый костюм Аято и в парик голубого цвета. Под париком лукаво блестят синие глаза. – Эти шишки олицетворяют знаменитых людей Иназумы. У них есть лица и одежда, а у некоторых даже оружие!       – Шишки с оружием, – вздыхает Аято, а затем испускает смешок. Шинра вскидывает брови, и Аято виновато пожимает плечом, не справляясь с улыбкой. Внутри поднимает голову коварное желание кое-кого проверить. – Шинра, ты хоть понимаешь, насколько смешно это звучит?       – Понимаю, – спокойно отвечает Шинра, ничуть не обидевшись, но его юношеский запал чуть гаснет, сменяясь чем-то более опасным, и желание смеяться пропадает. Предчувствие неладного пробегается зловещими мурашками по позвоночнику, и Аято невольно думает, что если Шинра и понахватался чего-то у пресловутой Гудзи Яэ, то чего-то исключительно по-кицуньи плохого. – Ты мне не веришь, хорошо. Дай мне месяц, и я докажу тебе, что эта идея рабочая.       Не «я докажу тебе, что ты не прав», не «я докажу тебе, что со мной стоит считаться», а «я докажу тебе, что идея рабочая». Шинра буквально источает легкий флер соперничества, приправленный желанием отстаивать свою идею до последнего, а потому специально улыбается совсем как Гудзи Яэ, и Аято запоздало понимает, что, вероятно, стоило оформить мысль чуть более завуалированно.       – Я тебе верю, – не соглашается Аято. Шинра смотрит немигающим взглядом, затем лениво чешет затылок и вдруг расслабляется: снова подгибает под себя одну ногу, вторую ставит и на ее колено кладет подбородок, и из позы пропадает прежняя воодушевленность. Бедру, на котором еще недавно лежала пятка, почему-то становится холодно. – Однако идея… слегка странная, на мой взгляд. Я не стану тебя останавливать.       Выражение лица Шинры снова становится апатичным, в глазах пропадает живой блеск, он вздыхает, а затем вдруг поднимается на ноги.       – М, – многозначительно отзывается Шинра. Насколько Аято его знает, Шинра вовсе не обижен – по крайней мере, не то чтобы он вообще когда-либо обижался, было б с чем сравнивать, – не расстроен и даже не разочарован, однако Аято терзает очень нехорошее предчувствие. – Посмотрим, как ты запоешь через месяц, комиссар.       Шинра выскальзывает за сёдзи, Аято вздыхает и утомленно чешет лоб. Иногда с Шинрой сложно: он мало того, что упрям до невозможности, так еще и по его лицу мало что можно прочесть.       Шишечная версия Аято осуждающе смотрит на него с поверхности стола.       А Шинра умудряется развести действительно бурную деятельность: он заключает контракт с какими-то ремесленниками, которые соглашаются наряжать шишки в одежды и парики и запаковывать их в небольшие аккуратные коробочки. Он опрашивает население Иназумы-сити, точнее, самых известных ее представителей, можно ли сделать их шишечный аналог: с кем-то договаривается просто так, а кому-то приходится пообещать процент прибыли. Он ставит в «Икигаи» два больших закрытых ящика с отверстием для рук и ненавязчиво развешивает рекламные таблички, а также отправляет своих помощников сеять слухи среди жителей Иназумы-сити.       Шинра умудряется добыть разрешение на создание шишек Томы, Аяки – разумеется, куда же без них, – Наганохара Йоимии, неких Аратаки Итто и Куки Шинобу, божественной жрицы Сангономия Кокоми и неизвестного Горо, а еще, безусловно, Яэ Мико, почему-то Кудзё Сары и совершенно внезапно самой Сёгун Райдэн. Помимо всего прочего, также в продажу поступят шишки Катерины из Гильдии искателей приключений, Шимуры Канбея, владельца небольшого кафе на главной улице, Нанатсуки Яйой, Микоши Геничиро и Огура Мио. Часть из именных шишек он оставляет на будущее, а часть начинает рекламировать заранее.       Все это Аято узнает от Аяки, Томы и ниндзя Шууматсубан: с некоторых пор ему спокойнее, если за домочадцами приглядывают, и все живущие в поместье Камисато об этом прекрасно знают. Шинра с Аято разговаривает на какие угодно темы, однако вопрос своей ненаглядной шишечной гачи в диалогах обходит с мастерством бывалого политика, которого от него никак не ждешь.       В их отношениях ровным счетом ничего не меняется, разве что Шинра целенаправленно игнорирует попытки Аято лично вызнать, как же продвигается шишечная идея. Время идет, а Шинра продолжает упрямиться: когда не надо, он бывает удивительно упертым.       «Икигаи» под руководством Шинры цветет и пахнет: у тех же ремесленников, которые и производят ему шишки, он заказывает новые игры, среди которых оказываются «Путешествие по Тейвату», «Загадки кицунэ» и «Ниндзя-отступники». «Загадки кицунэ» производят эффект разорвавшейся бомбы в компаниях друзей и обретают бешеную популярность: за ними буквально выстраивается очередь, и приходится создавать лист очередности и вводить систему бронирования.       И вот тогда-то хитрый Шинра на волне популярности новых игр решает продвигать идею шишечной гачи: пока посетители ждут своей очереди, они могут заплатить небольшую сумму и попытать удачу, достав из волшебного гача-ящика законный приз. Люди начинают заинтересовываться, как Шинра и предполагал, уже через неделю после объявления о выходе в свет «первой коллекции шишек “Икигаи”». Звучит смешно и похоже на детскую шутку, но Шинра оказывается прав, и его задумка действительно работает.       Не то чтобы Аято сомневался: как он и говорил, Шинре и его суждениям он верил. Благо, сейчас в Иназуме достаточно возможностей для небольших экспериментов, на которые люди – сначала самые смелые, потом все остальные – готовы согласиться. Тем более, «Икигаи» пользуется немалой популярностью, а значит, его аудитория более других открыта ко всему новому.       Аято чувствует себя виноватым и одновременно довольным: выразив некоторые сомнения в идее Шинры, он одновременно побудил его действовать и вместе с тем удостоверился, что Шинра не зависит от его мнения и готов достигать поставленной цели самостоятельно. Да, возможно, когда-нибудь он провалится, да, возможно, ошибется и оступится, но это все еще его путь, путь кицунэ-из-другого-мира, а значит, ему по этому пути и идти.       По крайней мере, зная, что Шинра может быть самостоятельным и принимать взвешенные решения, Аято чувствует себя чуть более спокойно. Ему все еще слегка неловко, что он разыграл Шинру вслепую, но об этом всем можно поговорить чуть попозже: когда, например, довольный собой Шинра принесет сводку доходов и расходов «Икигаи» по позиции «шишечная гача».       Новинка антикафе быстро оказывается на слуху у всей Иназумы: с одной стороны, попытка добыть нужную шишку стоит практически копейки, с другой стороны – эти шишки добротно сделаны и действительно имеют определенное сходство со своим оригиналом, что вызывает массу восторгов у заядлых коллекционеров. Люди тратят деньги, люди обмениваются дублями шишек, люди делятся удачами и неудачами – и волна популярности вновь захлестывает «Икигаи».       Как и ожидалось, с усмешкой думает Аято.       В рабочий кабинет Шинра намеренно шумно вваливается, лихорадочно сверкая глазами. Он замирает, делает неуклюжий поклон, но быстро забивает на все формальности и плюхается напротив, а на стол кладет стопку листов: вероятно, финансовую отчетность.       – Уверен, не то чтобы тебе надо было ее изучать с особой внимательностью, ты и так все прекрасно знаешь, не так ли? – равнодушно тянет Шинра, смахивая растрепавшуюся челку со лба. – Месяц прошел. Итак, твой вердикт: идея рабочая?       – Рабочая, – со смешком соглашается Аято, глядя на то, как Шинра небрежно поправляет загнувшийся ворот хаори. Цифра чистой прибыли в отчетности внушает некоторое уважение, а ведь прошел всего месяц, и это только начало. – Прошу прощения, что сомневался в тебе. А еще за то, что решил проверить тебя на прочность.       – Опять проверки, да сколько можно, – вздыхает Шинра, недовольно прижимая уши к голове. Он выглядит спокойным, но смотрит с какой-то усталостью. – Я что, недостаточно продемонстрировал свою преданность клану и тебе лично, раз ты продолжаешь меня проверять?       – Я тебе доверяю, – качает головой Аято и вспоминает ту же фразу, но произнесенную месяц назад. – Мне хотелось понять, сможешь ли ты продвигать бизнес без моего прямого одобрения, своими силами. А то, знаешь, случиться может всякое, в том числе и человеческий фактор – я не смогу увидеть то же, что видишь ты, из-за чего будут упущены большие деньги.       – Я бы не советовал прислушиваться ко мне, – бормочет Шинра на родном языке, но Аято не до конца понимает, что он имеет в виду. – Если ты не забыл, мне уже давно не пять лет. Я способен самостоятельно принимать взвешенные решения и не завишу от тебя так сильно, как тебе почему-то кажется.       – Да? – наиграно изумляется Аято. – А кто недавно приставал ко мне с вопросом о том, какую моти тебе лучше съесть: клубничную или с бобовой пастой?       – Это было давно и неправда, – невыразительно отвечает Шинра, затем фыркает и говорит: – В следующий раз хоть предупреждай, если будешь устраивать какие-то проверки. Я хоть морально подготовлюсь к тому, что ты опять что-то задумал.       Не давая ответить, Шинра обращается ворохом снежинок, а затем – лисом. Он взмахивает хвостами, зевает, угрожающе обнажая острые клыки, пару раз моргает и семенит к Аято под столом, а после мстительно запрыгивает на колени и устраивается поудобнее на недавно вычищенных от лисьей шерсти штанах.       Аято вздыхает. Что ж, возможно, он это заслужил.       Синеглазая шишка в белоснежном костюме ехидно смотрит на Аято с края стола.