О чём поют дожди и вьюги

      Мондштадт оказался таким, как Аято его и представлял: свободолюбивый, яркий и шумный, слишком контрастный на фоне Иназумы с её верностью традициям и правилам. И в такой раскрепощённости даже есть свой шарм, который сложно не заметить, но Аято гораздо привычнее следовать строгим правилам. Однако смена обстановки не может не радовать, несмотря на то что в Мондштадт Аято привела работа.       А вот Шинре всё едино: он чувствует себя прекрасно как в Иназуме, так и в Мондштадте. Оно, наверное, и не удивительно, ведь Шинра уже был знаком с Тейватом, хоть и не напрямую. Он без особого труда ориентируется на узких улочках города, знает, где находятся самые важные места, и помогает не хуже приставленного помощника от Ордо Фавониус. От которого Аято вообще-то пытался отказаться, но инспектор Эрох уж больно старательно доказывал необходимость сопровождения.       Наживать проблем в Мондштадте не хочется, а потому Аято сдаётся, хотя помощью почти не пользуется. Возможно, такое наблюдение приставлено из соображений безопасности, и Аято не может осуждать подобные методы, осознавая важность контроля гостей региона, особенно таких высокопоставленных. И раз Аято не собирается заниматься ничем противозаконным, то и бояться нечего. К тому же в тени продолжают прятаться ниндзя, готовые выскочить по первому сигналу.       Несмотря на некоторые нюансы, Аято нравится Мондштадт, и он хочет воспользоваться деловой поездкой на максимум, а не только для установления связи с Крепусом Рагнвиндром и винокурней «Рассвет». Если бы ему нужны были исключительно поставки вина в Иназуму, он бы не стал брать с собой Шинру, который воспринял поездку весьма спокойно. Кажется, его гораздо больше волновало «Икигаи» и проведённое в дороге время, чем возможность увидеть другой регион.       Но у Аято есть свои планы на этого хитрого, весьма очаровательного лиса.       Первый день был потрачен на отдых после прибытия, чему Шинра оказался несказанно счастлив и, обратившись лисом, полдня провалялся на кровати, лишь иногда становясь человеком. Второй день прошёл за знакомством с городом и интересными местами. А уже на третий наступила давно назначенная встреча с Рагнвиндром.       Шинра хотел её благополучно пропустить, придумывая какие-то отговорки, но Аято отмёл их все до единой и заставил идти в «Долю Ангелов» в качестве сопровождающего. И сделано это было не столько из соображений выгоды, сколько из желания посидеть с Шинрой в таверне после окончания встречи. Но вслух этого Аято, конечно же, не произнёс, неопределённо поведя плечом на вопрос, сколько они пробудут в «Доле ангелов», а потом перевёл тему, предлагая надеть на встречу одежду в мондштадском стиле, чтобы выказать уважение правилам этикета.       Но потом Аято пришлось ещё больше сосредотачиваться, чтобы не опускать взгляд ниже лица Шинры, потому что брюки и рубашка до невозможности хорошо подчёркивают его тело. Остаток дня обещает быть интересным.       Аято с детства учили не опаздывать, а потому к месту встречи они приходят даже немного заранее, но Рагнвиндр уже ждёт их, освободив второй этаж для переговоров. Его не окружает толпа охраны и слуг, здесь присутствует всего-то пара рыцарей и, очевидно, сын, который старается держаться как можно уверенней и лишний раз не привлекать внимание.       Краем глаза Аято замечает, что на Дилюка – если он правильно помнит имя – обращает внимание Шинра, глаза загораются неподдельным интересом, а сам он внимательно изучает рыцарскую форму. Но потом всё возвращается к привычной пассивности, и Аято списывает это на странности иномирца, который был знаком с другой версией Тейвата.       Рагнвиндр встаёт из-за стола с широкой улыбкой, и они обмениваются приветствиями и рукопожатиями. Свободный искренний дух Мондштадта живёт, кажется, в каждом его жителе, уж больно они выделяются своей лёгкостью в общении и добродушием. И Аято нравится подмечать такие нюансы, возможно, что в скором времени они даже помогут договориться на более выгодные условия.       Аято не хочется злоупотреблять дружелюбием, но, будучи главой клана, он должен выбирать тот путь, который принесёт наибольшую выгоду его семье и Иназуме.       Рагнвиндр так же представляет своего сына, которого всё-таки зовут Дилюк, и Аято в ответ знакомит их с Шинрой, который уже успел немного заскучать и начать отвлекаться на звуки внизу. Но стоит только ввести его в диалог, как он тут же собирается с мыслями, осторожно улыбается, не показывая клыков, и прижимает уши ещё ближе к голове, чтобы они слились с волосами. Он явно не хочет никого отвлекать от переговоров, хотя Аято не сомневается, что Рагнвиндр способен сосредоточиться на деле, не отвлекаясь на диковинку-кицунэ.       А ещё что-то внутри Аято довольно рокочет: только с семьёй Шинра горделиво расправляет уши и хвосты, будто хвастается ими.       Пара официантов приносят несколько бутылок вина и бокалы, и Рагнвиндр предлагает сразу же попробовать, что предлагает его винокурня. А ещё добавляет, что алкоголь способствует разряжению атмосферы и расслаблению, а потому и договорятся они быстрее, если, конечно, никто не напьётся. Но Аято знает свою норму, а потому понимает, когда лучше всего остановиться. К тому же будет правильно попробовать разные сорта вин, которые он собирается закупить.       И так под вкусное вино, лёгкие закуски и фоновый шум с первого этажа Аято начинает переговоры по поводу поставок. Рагнвиндр определённо чувствует себя на своём месте, рассказывая про вина и другой алкоголь, растворяясь в непринуждённой обстановке таверны. Она невероятно сильно отличается от того, что Аято привык видеть в Иназуме: вылизанные до идеала места встречи, отточенные манеры и постоянное напряжение при разговоре.       Зато вот Шинра чувствует себя превосходно, несмотря на то что почти ничего не говорит. Он тоже с радостью пьёт вино, слушает рассказы Рагнвиндра и осматривает таверну, плавно помахивая хвостами и иногда задевая Аято по ногам.       Беседа заканчивается всего за сорок минут на том, что завтра Аято приедет на винокурню, осмотрит, что захочет, и они подпишут договор. Такой честный подход Аято нравится, а потому он с радостью соглашается, чувствуя лёгкость от вина и весёлой бардовской музыки с первого этажа. Рагнвиндр ещё рассказывает несколько весёлых историй, а потом извиняется и уходит присматривать за таверной вместо бармена, забирая с собой и Дилюка, о котором Аято успел позабыть. Уж больно тихо тот сидел, впитывая в себя опыт переговоров старших.       И Аято с Шинрой остаются за столом вдвоём в компании ещё нескольких бутылок вина и закусок. Рагнвиндр любезно предлагает им сидеть сколько душе угодно, ещё и обещает никого не пускать на второй этаж. Аято, конечно, не боится людей, ведь рядом всегда есть верный Глаз Бога и Шууматсубан, но чувствует себя комфортнее без посторонних глаз.       После переговоров Шинра явно повеселел и расслабился, и Аято становится интересно, как же может вести себя кицунэ под обычным человеческим алкоголем, а потому без вопросов подливает ещё.       – У них хороший алкоголь, – замечает Шинра, небрежно качая в бокале вино и наблюдая за бликами от фонарей. – Людям точно понравится.       – Мондштадт и правда производит одни из лучших вин в Тейвате, – тянет Аято, осторожно отпивая из бокала.       – Не зря же его называют городом вина и свободы, – клыкасто улыбается Шинра и свободной рукой расстёгивает две верхние пуговицы, открывая вид на острые ключицы.       Аято облизывает губы, делая вид, что собирает капли вина. Будь Аято трезвее, он бы обязательно отвёл взгляд, чтобы не искушать сознание и так плотно обосновавшимся там Шинрой, но сейчас ему легко и хорошо, и кто вообще обратит внимание, что он украдкой поглядывает на чужие ключицы.       – Я так давно не носил рубашки, что уже успел отвыкнуть от воротников, – жалуется Шинра, выпивая ещё вина. Такими темпами он напьётся в два счёта, но Аято не хочет его останавливать. – И это хорошо, что ты не заставил нас ещё и галстуки носить, они же вообще как ошейник.       У Аято в голове в ту же секунду расцветает картина сидящего на коленях Шинры в одном ошейнике, поводок от которого тянется в его, Аято, руку. И такие мысли – явно не то, что должно возникать за столом в таверне, поэтому он сдержанно смеётся и прячет улыбку в бокале, стараясь прогнать фантазию. Новый сюжет для очередного влажного сна ему обеспечен, мда уж.       – Я ещё вспомнил одну штуку из своего мира, – тихо выдыхает Шинра и подаётся ближе к Аято. – Пить на брудершафт. Хочешь?       – Ты сначала объясни, что это, – фыркает Аято, следя за всё больше и больше пьянеющим Шинрой, который не стесняется самостоятельно подливать вино.       – Это что-то вроде традиции, которая скрепляет мужскую дружбу. Мы берём бокалы, – начинает Шинра и следует своим же указаниями, взглядом прося Аято повторить, – скрещиваем руки в локтях и одновременно пьём, смотря друг другу в глаза. Всё просто, не правда ли?       – Очень, – кивает Аято, держа руку скрещенной с рукой Шинрой, но когда тот начинает пить, ему не остаётся ничего, кроме как повторить.       Было бы некрасиво не соблюсти традицию, которой Шинра с ним поделился. И из-за контакта глаза в глаза Аято видит, как блестят от алкоголя разноцветные радужки и расширившиеся зрачки. Шинре явно очень хорошо, и останавливаться он не собирается.       Так и происходит, потому что буквально за десять минут Шинру уже серьёзно ведёт от выпитого, и он начинает безо всякой причины по-лисьи хихикать. Аято нравится такой смех, нравится, что этот смех принадлежит Шинре, поэтому он готов слушать его вечно. Но бедового лиса стоит отвести в гостиницу, чтобы он отдохнул, а то натворит ещё дел.       Аято кое-как уговаривает Шинру больше не пить, оставляет на столе хорошие чаевые и, поддерживая счастливого Шинру, выходит из таверны, махнув на прощание Рагнвиндру за стойкой и его сыну.       На улице Шинра всё норовит куда-то уйти, что-то посмотреть, с кем-то поговорить, поэтому Аято как можно крепче прижимает его к себе, не давая вырваться. Удержать пьяного ёкая от побега – то ещё приключение, если честно, но Аято пока справляется.       – А тебе-то не жарко… в этих тряпках? – с запинкой спрашивает Шинра, наваливаясь на плечо.       – А ты мне предлагаешь их снять? – весело фыркает Аято.       – Нет, ну почему сразу снять, хотя можно… но можно просто там, не знаю, пуговицу расстегнуть, – бурчит Шинра заплетающимся языком, шлёпая Аято по груди, до которого с опозданием доходит, что именно ему предложили.       Сегодняшний вечер Шинра, возможно, и не вспомнит после всего выпитого, и Аято не уверен, хочет или нет, чтобы он что-то забыл. Некоторые вещи, к тому же, потом можно списать на алкоголь и не попасться на чём-то непристойном.       – Я в порядке, мы скоро уже будем в гостинице, успокойся, – выдыхает Аято рядом с пушистым ухом, которое так и норовит пощекотать лицо.       – А что я? Я спокоен, – гордо отвечает Шинра и запинается на ровном месте, практически всем телом повисая на Аято.       – Конечно, – смеётся Аято и приобнимает Шинру за талию, помогая восстановить равновесие.       Он мог бы попросить ниндзя доставить Шинру в номер без происшествий, уж несколько-то человек смогли бы с ним совладать. Но желание побыть ближе, ещё понаблюдать за пьяным Шинрой оказывается в разы сильнее, и потому Аято просто не может никому сдать драгоценную ношу. Ну как можно доверить другим этот очаровательный сгусток сарказма, странных выражений и шуток?       – Аято, а ты знаешь, что такое безалкогольный кефир? – ни с того ни с сего спрашивает Шинра, и Аято уже понимает, что это очередная шутка.       – Разве в кефире есть алкоголь? – недоумевает Аято, вскидывая брови.       – Это молоко, – отвечает Шинра и начинает громко хихикать, пряча лицо у Аято в плече и кое-как продвигаясь вперёд.       И даже если шутка не кажется особо смешной, Аято пробивает на смех от хихиканья Шинры, которое оказывается невероятно заразительным. Тот совершенно не желает успокаиваться и смеётся аж до самой гостиницы, пытаясь рассказать анекдоты из своего мира, но каждый раз не может. И такой открытый, пьяный и весёлый Шинра у Аято вызывает только улыбку.       Когда же Шинра оказывается в номере, он уверенно отстраняется, выпрямляется, уверенно идёт к кровати, на ходу расстёгивая ещё две пуговицы, и падает лицом в подушку, и больше не шевелится. Аято так и остаётся в недоумении стоять на входе, наблюдая за подрагивающими длиннющими хвостами. Кажется, Шинра сумел вырубиться за секунду прямо в одежде.       Стоило его всё же остановить и заставить раздеться, но всё произошло так стремительно, что Аято даже толком не смог ничего сообразить. Поэтому он вздыхает и идёт раздевать Шинру. Никакого особого подтекста, только забота, хотя когда Аято смотрит на обнажённое подтянутое тело, где-то на задворках сознания появляется пьяная мысль, что, даже сделай он сейчас что-либо, Шинра ничего не вспомнит.       Но приставать к пьяному человеку… неправильно, а потому Аято только избавляет его от верхней одежды, оставляя бельё, и укрывает одеялом, пряча под него хвосты. И для себя подмечает, что обнажённый Шинра в реальности ничем не отличается от своей версии во сне.       Аято уходит в душ, долго там стоит, размышляя о прошедших переговорах и Шинре, даже немного трезвеет и возвращается в комнату. Шинра замотался в одеяло, словно в кокон, и сладко посапывает в подушку, едва ли не пуская на неё слюни. И Аято решает создать воспоминание, которое останется только с ним.       Он подходит к Шинре и, убрав чёлку в сторону, целует в лоб, желая спокойной ночи, а потом уходит к себе в кровать.       Просыпается он, как и думал, с пушистым лисом под боком.