О чём поют дожди и вьюги

      После разговора Шинра, естественно, ушёл, поджав хвосты, и куда-то спрятался.       Ну и пусть прячется. Не маленький. Очевидно, сам может разобраться абсолютно со всеми своими проблемами и заморочками.       Так думает Аято, в очередной раз прося принести еду прямо в кабинет. Ему не хочется пересекаться с Шинрой даже на трапезах. Раз он самый умный, самый взрослый, самый смелый и самый понимающий, то пусть самостоятельно зализывает рану и думает о своём шикарном поведении.       Шинра иногда абсолютно невыносим в упёртости и халатном отношении к смерти. Ну как так можно? Неужели он решил, что раз переродился один раз, то будет везти и каждый последующий? Кицунэ сильные и обладают хорошей регенерацией, но они не бессмертные! Как так вышло, что великая гудзи Яэ не объяснила это Шинре?       Аято недовольно фыркает, вновь одёргивая себя от мыслей о Шинре. Он смотрит в документы, которые принесли ещё утром и которые он не может закончить уже полдня. Потому что он постоянно отвлекается, злится на Шинру не переставая, потом успокаивается, но затем снова вспоминает и всё начинается по новой.       И это бесконечный процесс, который пожирает Аято. Ему это очень не нравится.       Потому что только-только Аято обрёл какое-то подобие стабильности в жизни, как эта двухвостая стабильность бросилась под нож!       Аято негодует и старается найти спасение в работе. Пытается в ней закопаться, утонуть с головой. Первый день проходит в метаниях, Аято сидит как на иголках и титаническими усилиями заставляет себя работать. А когда он вечером возвращается в комнату, то фыркает, понимая, что Шинры в комнате нет. Конечно, чуть начались проблемы – сразу убежал в свою конуру…       Следующим утром Аято долго лежит на футоне, вновь разгребая ворох мыслей. Потому что вроде как он наконец-то сумел остыть. Ему не нравится происходящее. Потому что Шинра ведёт себя как балбес. Потому что подвергает себя опасности, не заботясь о чувствах других.       Потому что Аято понимает, что действительно любит Шинру.       И сейчас без спящей под боком пушистой тушки или Шинры-человека во всей красе становится вдруг удивительно холодно и даже… неуютно.       Аято хмыкает и всё-таки поднимается. Рано или поздно рабочий день всё равно нужно начинать…       Завтрак он снова просит принести в кабинет: во-первых, потому что из-за вчерашних раздумий Аято практически ничего не сделал и сегодня надо работать вдвое усерднее, а во-вторых, потому что извиняться первым он точно не пойдёт. Да, он остыл, да, мыслит трезвее и в общем и целом даже может поставить себя на место Шинры. Однако это совсем не значит, что он готов пойти извиняться.       Всё-таки у Аято есть гордость.       Второй день пролетает быстрее: когда Аято не на эмоциях, ему намного проще переключаться с посторонних мыслей на работу. Но вот в перерывах на еду мысли снова захватывает Шинра. Аято ведь всего-навсего переживает, ну как он этого не понимает?       Аято правда не хочется внезапно остаться без Шинры.       Но несмотря на это Аято засиживается за работой допоздна, чтобы разминуться с Шинрой везде где только можно. Ведь это Шинра должен извиниться первым.       Но вот когда он в ночи заходит в свою абсолютно пустую комнату, под рёбрами неприятно щемит.       Аято несколько секунд смотрит на пустующий футон, затем промаргивается, облизывает губы. Неужели Шинра и в самом деле всё ещё не пришёл? Аято проверяет шкаф, комод, место за тумбочкой. Никого. Ни шерстинки.       И утром Шинра снова не объявляется.       – Кто-нибудь видел Шинру? – интересуется Аято, заглянув в кухню. Шинра ведь должен как-то есть, а Аяка сказала, что он не ходит на трапезы с момента ссоры.       – Да, он приходит за едой, но куда потом уходит – не знаю, – немного виновато кряхтит Шу, который известен тем, что всегда даёт Шинре-лисе перекусить, если тот клянчит.       Однако никто из слуг не может сказать, где Шинра. Все его видели. То тут, то там. Иногда в нескольких местах одновременно. Сначала Аято озадаченно хмурится от таких несостыковок, а потом понимает: Шинра использует иллюзии, чтобы прятаться. После этого осознания Аято тихо фыркает и снова уходит к себе в кабинет.       Ну и пожалуйста.       – Господин, пожалуйста, хотя бы сегодня поужинайте со всеми. Аяка очень за вас переживает, да и вам такое точно не на пользу. Вы ведь тут почти безвылазно… – в который раз взывает к разуму Тома, когда заглядывает позвать на вечернюю трапезу.       – У меня дела, принеси сюда, пожалуйста, – отвечает Аято, даже не поднимая взгляда от документов. От упоминания Аяки внутри что-то сжимается, но Аято… не хочется представать перед ней в таком виде. Он тоже устал. Устал работать с утра до ночи, устал маяться от неведения и непонимания того, где Шинра и как он. Устал упрямиться, устал от упрямства Шинры.       Они точно друг друга стоят…       – Как прикажете, – вздыхает Тома и скрывается за сёдзи.       Аято снова погружается в документы. Но и в этот раз водоворот мыслей уводит его далеко-далеко от дел.       Аято правда пытается понять Шинру. Конечно, для того чтобы стопроцентно понять его, нужно умереть, и это точно не вариант, но это не значит, что даже пытаться не стоит. Но даже при всех мысленных экспериментах, при всех допущениях он никак не может осознать, как можно так беспечно относиться к собственной жизни, когда ты уже однажды её потерял. Тебе дали второй шанс, и далеко не факт, что дадут третий. Да даже если боги смилостивились над Шинрой настолько, что помимо тела кицунэ и Глаза Бога дали ему ещё и бессмертие, разве это стоит целенаправленно проверять?       Цинично так считать, но ведь нового поставщика можно найти, а нового Шинру – отнюдь.       Аято тяжко вздыхает и потирает переносицу. Ему не очень нравится ход своих мыслей, не нравится, что он пытается винить Шинру и тут же его оправдывать, что в принципе пытается что-то за него додумывать. Аято не может смириться с подобной халатностью, и он слишком долго оттягивал этот разговор, надеясь, что Шинра со временем образумится.       Но со временем стало только хуже.       Надо бы наконец найти Шинру и просто-напросто с ним поговорить. Может, он одумается. А может, просто примет к сведению. Но Аято хотя бы попытается.       От мыслей отвлекает тихий шелест – Аято поднимает голову и смотрит на стоящего на пороге Шинру. Он неловко придерживает раненый бок, кажется непривычно бледным, и от его вида внутри что-то сжимается. И главное даже не общая внешняя болезненность, а виноватый взгляд и прижатые к голове уши.       – Привет… – тихо начинает он и ведёт хвостами, при этом не торопясь заходить. – Можно?       Шинра раньше никогда не спрашивал, можно ли ему зайти к Аято. Скорее, было бы крайне удивительно, спроси он. Но в этот раз ситуация действительно такая, что на месте Шинры Аято бы тоже уточнил, точно ли его тут ждут и хотят видеть.       – Заходи, – кивает Аято, тут же отодвигая в сторону документы.       Закрыв сёдзи, Шинра проходит вглубь и, жмурясь от боли, садится напротив. Несколько секунд ему удаётся смотреть в глаза, но затем он опускает взгляд и прядёт ушами.       Внутри снова всколыхивается упрямство: Аято не хочется первому начинать серьёзный разговор. Однако он видит, что Шинра мнётся и никак не может заставить себя заговорить. Потому опять приходится вновь брать всё в свои руки:       – Как ты? – спрашивает он, и Шинра ведёт плечом.       – Жить буду, – бурчит он в ответ. Это не совсем то, что хотел бы услышать Аято, но он готов ещё немного подождать. Шинра ведь, в конце-концов, сам пришёл.       Аято вдруг понимает, что успел соскучиться. По лисьим шалостям. По пугающему хихиканью. По глупым шуткам и странным словам. По чужому теплу под боком по ночам. Однако ему важно понять, понял ли Шинра что-то или он так и будет продолжать бездумно рисковать собой.       В конце концов Шинра вскидывает взгляд.       – Прости меня, пожалуйста, – медленно, устало, но явно искренне говорит он. – Мне правда очень стыдно, что я заставил вас всех переживать.       Аято тихо вздыхает, а Шинра качает головой, поднимает уши и снова их опускает.       – Так себе я, конечно, друг и… партнёр, – последнее слово он говорит совсем тихо, но при этом всё-таки не отводит взгляд. И уже хотя бы это – хороший знак.       Шинра снова замолкает, но Аято не спешит вступать. Уже не из упрямства: он видит, что Шинре надо выговориться, но также ему нужно время, чтобы собраться с силами и мыслями. Аято прекрасно понимает, что в подобной ситуации ему может быть непросто. Очень непросто.       – Понимаешь, здесь в Тейвате иногда всё кажется таким… игрушечным. Словно ненастоящим. Я привык к этому миру, привык к магии, к двум хвостам и ушам. Но когда дело доходит до смерти, я словно снова вспоминаю, что это всего лишь игра, а в игре ведь ничего страшного не может случиться, – Шинра ненадолго прикрывает глаза и снова качает головой. – Как будто и не особо важно становится, ведь я уже умер один раз.       – Но ведь ты понимаешь, что даже если это так, это не стоит проверки? – как можно мягче спрашивает Аято. Ему сейчас нужно не отчитать Шинру, не пристыдить его, а просто-напросто понять. И попробовать убедить относиться к себе чуть более чутко и заботливо.       – Видимо, иногда не очень понимаю, – вздыхает Шинра и ведёт хвостами.       Аято сложно понять Шинру, и так было всегда. Они из разных миров, у них разное воспитание, разное отношение к жизни и… к смерти тоже. Однако что-то они друг в друге сумели найти, раз всё-таки сошлись и вступили в отношения. И то, что они разные, вовсе не значит, что они не могут быть вместе. Просто это означает, что иногда у них будут проблемы со взаимопониманием, которые придётся решать.       – Я тоже хочу извиниться, – вздыхает Аято, и Шинра поднимает виноватый взгляд. – Я не могу тебя заставить относиться к своей жизни по-другому, в конце концов, это ведь твоя жизнь. Но мне кажется, что раз ты связал её с кем-то ещё, то нужно нести какую-то ответственность. Я понимаю, что сгоряча и очень не вовремя пришёл к тебе с серьёзным разговором, но меня просто колотило от того, что ты бросился под нож. Получается, что от твоего халатного отношения к себе больно в итоге мне.       Подбирать слова так, чтобы ещё и не звучать эгоистом, оказывается сложно. Каждая фраза может быть вывернута так, словно Аято только о себе и думает. И в какой-то степени это действительно так, но куда больше он беспокоится о Шинре.       – Ты постоянно избегаешь сложных разговоров, увиливаешь и отшучиваешься, но, Шинра, так нельзя, – мягко, но доходчиво продолжает Аято. Шинра в ответ только поджимает губы. – Проблемы надо решать, а не убегать от них.       Шинра дёргает уголком губ и отводит взгляд. Если ему нужно ещё время, чтобы побыть наедине с собой и подумать, Аято готов подождать. То, что они извинились друг перед другом, – уже подвиг.       – Я знаю. Но это сложно, – Шинра потирает глаза, а потом вскидывает взгляд. Всё такой же виноватый и усталый. – Я попробую. Наверное, попрошу тебя быть немного понастойчивее в обсуждении сложных тем, ведь я по щелчку пальцев не переучусь…       – Это точно, – слабо усмехается Аято. – Тогда договорились: постараемся обсуждать возникающие проблемы, не убегая от них.       – Только я тебя умоляю, не когда один из нас еле ходит, ладно? – стонет Шинра и дёргает ухом.       Ладно, тут его правда. Аято действительно возник со своими претензиями совсем некстати. Но, с другой стороны, возможно, в противном случае этого разговора у них и вовсе не случилось бы.       – Согласен. Ты тоже говори, если я совсем некстати, – кивает Аято, но затем предупреждающе вскидывает брови: – Только не злоупотребляй.       Шинра фыркает, словно у него и в мыслях такого не было, но Аято видит по разноцветным глазам, что ещё как было. Немного погодя, Шинра спрашивает:       – Можно я сегодня у тебя переночую? Ты долго ещё работать будешь?       – Конечно можно, – облегчённо вздыхает Аято. Он правда успел соскучиться. – Я уже закончил, пойдём.       Аято поднимается, обходит стол и помогает Шинре подняться. Конечно, за эти пару дней тот успел отрегенерировать, но не всё зажило полностью. Как только Шинра более-менее уверенно встаёт, он тут же подаётся вперед и заключает в объятия. Аято осторожно отвечает и улыбается, когда голеней касаются пушистые хвосты.       – Наконец-то посплю в кровати, а не под комодом, – ворчит он в плечо, и Аято усмехается.       – Теперь я знаю, где тебя искать в следующий раз, – ехидно тянет он.       – Я же не сказал, под каким комодом… – невинно уточняет Шинра, но у Аято уже есть несколько вариантов в голове. В поместье не так уж и много укромных мест.       Хотя, конечно, хотелось бы, чтобы больше Шинре и вовсе не пришлось прятаться под комодом.