Сентябрь 2012
Иногда, очень редко, ему казалось, что Флеминг сам не ведал, на какой путь вступает. Что в тот июньский день, когда лестница пошатнулась, что-то качнулось и в его душе: сперва едва-едва, подолгу застывая в нечитаемом взгляде, затем теряя устойчивость всё заметнее и сильнее – до тех пор, пока самоконтроль окончательно не рухнул; пока не вылился в случайные, а затем и намеренные прикосновения, после чего Астор уже ничего не мог в себе изменить. Возможно, он сам не понимал, что стало первопричиной, и теперь так же искал её, задаваясь вопросом не «как?», а «когда?». По крайней мере Тайлера волновало именно это. В тот ли июньский день он заметил искажение во взгляде впервые? Мог ли ещё на выставке распознать зарождающийся интерес? Где он допустил ошибку и мог ли исправить её, если бы проявил больше внимательности? Когда Астор стал относиться к нему иначе? Тайлер искал, но не находил ответ. То, что произошло на «Магнифике», было лишь следствием. То, что потянулось дальше, имело ряд самых разных причин. То, что Астор предложил такой контракт, стало закономерным итогом. Он мог бы и прямо заявить о своей симпатии, это не стало бы откровением ни для одного из них. Но он тянул, словно пытаясь понять, нужна ли ему эта дорога. Сможет ли он не только вступить, но и пройти этот путь. Тайлеру оставалось надеяться, что тот открестится и забудет, и до позавчерашнего вечера он игнорировал любые мысли о наличии у Астора чувств. Но надежды оказались тщетны. Можно было отрицать очевидное и дальше, но был ли в этом смысл? Тайлер Уолш нравился Астору Флемингу. Астор Флеминг не был противен Тайлеру Уолшу. Тайлер чувствовал, как Флеминг всё увереннее шагает по изначально туманному пути, и путь безоговорочно крепчал под его ногами, обрастал определённостью и чётким направлением, и оттого почва под собственными подошвами становилась всё более зыбкой. Теперь он не мог сказать, что Флеминг не ведает, куда движется, и прекрасно видел его ориентир. Но куда движутся «они», Тайлер не знал. Глупо было полагаться на то, что контракт связал их лишь формально. Когда подписи стояли во всех положенных местах, а мокрые от дождя волосы высохли, он упростил Флемингу задачу и спросил: — Ты хочешь большего? Астор, хоть и придал лицу удивлённое выражение, не стал отрицать. В его взгляде, скользящем по шее и едва выпирающим из-за ворота ключицам, читался однозначный и точный ответ. Прежде, в последний месяц всё чаще, он постоянно смотрел на него так – жадно и голодно. Тайлер хотел бы думать, что он просто наблюдает чуть пронзительней нужного, но тот в самом деле раздевал его глазами. После ночи на «Магнифике» Астору практически не приходилось додумывать, а Уолш до последнего лгал себе. Астор его хотел. Отсутствие секса в контракте – не более чем позволение согласиться на всё добровольно. — Я мог бы предложить тебе полноценные отношения, но не в моих правилах получать отказ. Тайлер не представлял, при каких обстоятельствах мог бы ответить согласием. На что надеется Флеминг, он тоже не понимал. То, что он не был ему противен, не означало наличие ни чувств, ни даже плотского желания. Если Астор хотел большего, ему стоило прописать это в контракте: в том состоянии, в котором Уолш вломился в офис «Шато Аквитан», он подписал бы и не такое – всё что угодно, не касающееся семьи и работы, будь то хоть ежедневный секс с Астором, хоть уборка всех его квартир. Договариваться с ним было всё ещё безопаснее, чем заключать новые соглашения с Грэмом. Астор его хотел, но хотел прямолинейно и искренне, и Тайлер хотя бы представлял, чего от него ожидать. Чего ожидать от Грэма и стоящей за ним организации, предсказать было сложно. Он мог попросить увезти родителей, но вероятность не увидеть их никогда возрастала в сто крат. Прежде пугающее отстранение от работы сейчас казалось подарком свыше. Последние вещи упали в дорожную сумку. Тайлер застегнул молнию и подхватил длинный ремень, перебрасывая его через плечо. Он не брал с собой много, контрактом не запрещалось время от времени возвращаться в Ричмонд. Астор не возражал, лишь намекнул, что частые поездки за пределы Найтсбриджа могут вызвать ненужные подозрения у представителей СМИ. Настаивать на сиюминутном переезде он тоже не стал: по коридорам фамильного дома всё ещё носился ветер, и Тайлеру нужна была эта отсрочка в один день. Не столько чтобы организовать замену выбитых стёкол, сколько чтобы осмыслить произошедшее за последние дни. Тем же вечером, не выходя из зала для совещаний, Астор собрал срочную пресс-конференцию и объявил, что излишнее внимание мешает их отношениям. Казалось, он заранее готовился к каждому из вопросов, полившихся на него рекой. Несколько раз, скорее для правдоподобности или исключительно ради приличия, он всё же делал вид, что интерес журналистов заставал его врасплох, но и тогда быстро возвращался к первоначальному хладнокровию. Пожалуй, со стороны его реакции выглядели естественно, захочешь – не докопаешься, но это и беспокоило: Флеминг отменно врал. Тайлер даже забыл о том, что они не в отношениях, и в какой-то момент перестал замечать, как Астор сжимает его руку – сначала под столом, потом у всех на виду. Иногда его голос звучал спокойно и ровно, а иногда обрушался на присутствующих раскатистым басом: «Нет, чёрный пиар не был нам интересен». «Да, это наш первый совместный отпуск, и крайне прискорбно, что он закончился именно так». «Да, мы не хотели афишировать отношения, но исключительно потому, что Тайлер не любитель заявлений такого рода». «Подробности нашей личной жизни не касаются темы беседы. Прошу вас, следующий вопрос». «Нет, мы не расставались после случившегося, и снимки, за исключением первого, не более чем клевета и провокация». «Мы не стали бы приглашать вас, если бы по вашей вине не пострадала семья Тайлера». «Нет, Тайлер не принимал участия в подобных съёмках». «Да, с каждым, кто продолжит распространять порочащие его или мою честь сведения, мы будем разбираться в суде». «Последствия данного заявления ложатся на вашу совесть». Пресс-конференция продолжалась до тех пор, пока у собравшихся оставались вопросы. Когда был задан последний, за окнами стояла глубокая ночь. Напрямую к Тайлеру обращались нечасто, но он был вынужден поддерживать легенду не менее уверенно, всякий раз чувствуя, как напрягаются пальцы Астора: поглаживает костяшки – говори в том же духе, сжимает ладонь – достаточно, остановись. Периодически от стен отражались вспышки, хотя едва ли в них была хоть какая-то необходимость. От белого света ближе к концу уставали глаза, и даже журналисты щурились, чтобы зачитать приходящие от редакции вопросы. Когда последние представители СМИ покидали зал, Астор наклонил голову ближе и провёл губами по линии роста волос. Тайлер ответил вымученной улыбкой. Один из журналистов всё ещё стоял у входа и, иногда посматривая в их сторону, о чём-то разговаривал с Кэтрин; представление явно устраивалось специально для него. Тайлер поднял лицо и потянулся к уху Флеминга, говоря так тихо, словно они обменивались чем-то очень личным, но на деле спросил: — Какого чёрта тут так светло? Астор зеркально повторил его жест и приобнял за плечо, прежде чем ответить: — Этот зал для двух типов бесед: напряжённых и нежелательных. В обоих случаях оппонент устаёт быстрее. Иногда, очень часто, Тайлеру казалось, что Астор тот ещё мудак. Но своё обещание он выполнил: к утру ненужная популярность начала стихать так же стремительно, как прежде набирала силу. Жёлтые журналы переключились на новую жертву, другие принесли извинения и выразили надежду, что уважающие себя читатели забудут о курьёзе быстрее, чем дочитают колонку. Позвонившая к полудню Мэриан сообщила, что их с Кларенсом всё утро приглашали обратно в художественную ассоциацию. Несколько издательств, страшась суда, связались с ним лично и предложили компенсацию за нанесённый ущерб. Вкладка с его именем бесследно исчезла с просторов «порнхаба». Наверное, его фанаты были расстроены. Тайлер им, разумеется, не сочувствовал, как не сопереживал и Астору, одновременно с признанием отношений потерявшему свой иммунитет. Немногие решились осуждать его выбор в открытую, но тематические издания вроде «Экономиста» прогнозировали разрыв важных для «Шато Аквитан» связей и подсчитывали, скольких миллионов Флеминг лишился, отказавшись от потенциально выгодного партнёрства с богатой француженкой, на которой, по заверениям всё того же «Экономиста», должен был жениться в течение ближайших двух лет. Лоретта де Варин – Уолш непроизвольно узнал о ней больше, чем планировал, – была наследницей одного из старейших винных домов Шампани, слияние с «Госсет» могло стать крупнейшим событием за всё время существования «Шато Аквитан». Лоретта не давала никаких комментариев, но и по тем аналитическим статьям, которые Тайлер прочёл за утро, было понятно, что на продолжение сотрудничества Астор мог не рассчитывать. Он никогда не упоминал о существовании Лоретты и вряд ли в самом деле собирался с ней обручиться, но их брак, вероятно, мог стать не только выгодным, но и счастливым. По крайней мере они были друг другу близки. — О чём мне с ним говорить? — Тайлер вспомнил потерянный взгляд Эшли, остановившейся посреди пешеходной тропы. До отъезда из Риги оставалось около суток, в Бристоле её с нетерпением ждал Клинт. Или Клифтон. Или Кливленд. Тайлер уже и не помнил, как звали её жениха, но тогда, два года назад, все разговоры с Эш неминуемо сводились к размышлениям о так и не состоявшейся свадьбе. — Он ведь считает, что сделал предложение стюардессе. Клинт был в полной уверенности, что дожидается её из затяжного рейса. Он говорил: «Привезёшь для меня чай из Гуанчжоу?» – и Эшли искала китайский квартал, чтобы приобрести искусную подделку. Она могла привезти Клинту покрытый иероглифами свёрток и долго сетовать на то, в каких паршивых условиях хранят продукты на рынке Фан Цунь, и Клинт бы слушал, внимая каждому слову. И он целовал бы её. И гладил бы ей запястья. И он бы не знал, что днём ранее эти руки были по локоть в крови. Клинт хвалил бы истинно китайский чай, не зная, что Эш купила его в Риге. Что он мог о ней знать? — Иногда я представляю, — Эшли сверялась с навигатором, не понимая, в какой момент они сбились с пути, — мы с Клинтом сидим за столом, перед нами горячий, вкусный ужин. Клинт кладёт на тарелку куриную ножку и рассказывает, чему научил детей за день. Говорит, мол, придумал интересное объяснение второй теоремы Ньютона. Спрашивает, мол, хочешь узнать? И я пью его долбаный чай, слушаю об ускорении мяча для гольфа, слушаю, слушаю, а втайне надеюсь – господи! – хоть бы он меня ни о чём не спросил. Хоть бы не пришлось придумывать, чем я занималась в Италии. Хоть бы он не нашёл паспорта на имя Оливии, Веросики и Скайдрите. Хоть бы и дальше думал, что постоянные перелёты – единственная причина, по которой я говорю на семи языках. Я представляю это и понимаю, что не смогу так обманывать Клинта. Не смогу так жить. — Но он тебе нравится? — Как он может мне нравиться? — Эш улыбалась растерянно, но тепло и ласково, словно Тайлер спросил о чём-то, на что и сам должен был знать ответ. И он знал, правда подобные вещи никогда всерьёз его не заботили. — Отношения с такими, как мы… в принципе невозможны. Даже если бы Клинт знал, что женится не на стюардессе, а на наёмнице, как бы выглядел наш рутинный диалог? Я говорю ему: дорогой, сегодня я убила двух мерзавцев. А он допивает чай и интересуется, застрелила я их или задушила во сне. Безумие. Уж лучше б он считал меня стюардессой, а правильнее – если б и вовсе никогда не влюблялся в такую, как я. Она не могла заставить его не чувствовать симпатии, но была в силах убедить себя не испытывать её в ответ: таким, как они, не мог кто-то нравиться по-настоящему. В тот день Эшли так и не купила для Клинта чай. И поэтому Клинту пришлось найти другую невесту. И поэтому Лоретта де Варин подходила Астору во много раз больше, чем Уолш. У него не могло быть ни чувств, ни настоящих отношений: ни с Астором, ни с кем бы то ни было. Иногда – теперь постоянно – Тайлер думал, что Флеминг не ведал, на какой путь вступал. Он третий час сидел в беседке на заднем дворе и ждал, пока закончатся ремонтные работы. Неторопливые монтажники выгружали из грузовика последнее стекло. Значит, оставалось не больше часа, а после – вызывать такси. За личным автомобилем пришлось бы ехать на штраф-стоянку, а затем везти его в сервис для того, чтобы умелый мастер избавился от грубых надписей, обновив покрытие целиком. В лучшем случае он увидел бы «форд» через несколько дней, а пока приходилось рассчитывать на таксистов. Астор предлагал прислать водителя, но не стал настаивать, получив отказ. После пресс-конференции он вообще действовал осторожно и лишний раз не напоминал ни о себе, ни о контракте; назвал адрес и сказал, что предупредил портье. Тайлер не сомневался, что обнаружит на входе полноценного швейцара – Флеминг жил в исторической части Найтсбриджа, где средняя стоимость апартаментов переваливала за шесть миллионов фунтов. Навскидку, фамильный дом в Ричмонде стоил меньше. Пусть и ненамного. Найтсбридж. Предел мечтаний сразу после Белгравии. Престижный, блистательный район, растянувшийся вдоль изумрудных просторов Гайд-парка. Большие деньги, эксклюзивность и безупречный стиль. Рестораны, достойные внимания Королевы. Эшли описывала Найтсбридж именно так – далёким, недостижимым идеалом в виде ровного ряда зданий из красного кирпича и двенадцати тысяч огней по периметру «Харродс». Тайлер считал, что у неё были все шансы: выйти за олигарха, носить шубы из рыси, разводить азалии на террасе с видом на Кенсингтонские сады – Эшли только смеялась. Ей, как и Тайлеру, не нужна была такая жизнь. Теперь, только теперь, когда такси неслось в направлении Найтсбриджа, Уолш понимал, чего она хотела на самом деле: тихой семейной жизни с таким, как Клинт. Спокойных совместных походов в торговые центры – даже не «Харродс», чёрт с ним. Уверенности в том, что во время покупки платья в вестибюле не прогремит взрыв, подобный тому, что отнял у неё родителей и брата. У каждого была своя причина желать смерти тем, кто в ответе за разрушения, ужас и боль. Эшли не была исключением, но тянулась совсем к иному. — Кажется, я схожу с ума, — в исступлении проговорила она, выкидывая в окно автомобиля пятую сигарету. Стоило остановиться и хотя бы обнять её, но Тайлер был слишком занят крутым съездом на пути к рижскому аэропорту. — Когда Клинт закатывает глаза от оргазма, мне кажется, что он умирает. Что это я убила его. — Ему же едва за двадцать восемь. Сердце молодое, как-нибудь выдержит секс с тобой. Эшли толкнула его локтем и замолчала, а потом вдруг произнесла: — Ты никогда не видел их мёртвые лица? Тех, чью жизнь отобрал. — Во время секса? — Да. Словно они к тебе возвращаются. Эшли уже тогда вела себя странно. Почему, почему он этого не замечал? Сейчас Уолш в какой-то мере понимал Грейса, который винил себя в смерти Сэма и по сей день. Но то была Эшли, порой он слышал от неё и не такое. И поэтому, не придав значения, Тайлер сказал: — Мне трудно представить, о чём ты говоришь. Он в самом деле никогда не видел убитых в лицах тех, с кем делил постель. Может, потому что никогда не приходилось лишать жизни женщин. Может, потому что единственный раз, когда он переспал с мужчиной, был задолго до того, как его завербовал Грэм. Может, его психика от природы была более устойчивой, чем у Эшли. Так или иначе, он не мог её понять. Пожалуй, ей стоило рассказать о своих тревогах Логану. В то время Эш относилась к проверкам проще, чем Уолш. После возвращения из Риги она пропала практически на год, и Тайлер слышал, что в этот период Логан чаще обычного ездил в Бристоль. На «Магнифике» Эшли уже не заговаривала об искажённых смертью лицах, и он с облегчением выдохнул. Как оказалось, зря. Эшли была мертва.Эшли была мертва.
Эшли была мертва.
Эшли была мертва, а он ехал в Найтсбридж. Престижный и блистающий. Достойный королевской семьи. Достойный Астора Флеминга. Достойный Эшли, Оливии, Веросики и Скайдрите – он уже никогда не узнает, какое имя ей было дано при рождении. Если бы Эшли была жива, непременно бы посмеялась. Она посмеялась бы: Тайлер въезжал в ту жизнь, от которой предпочитал держаться как можно дальше. Волшебная иллюминация на фасадах «Харродс» приветствовала его на углу Бромптон-роуд, со стороны Слоун-стрит – яркие, грандиозные витрины фешенебельных бутиков «Харви Николс», центр мироздания лондонских «слоанов». Тайлер непроизвольно отвёл взгляд от окна: он никогда к такому не стремился. Ни к роскошным автомобилям, припаркованным у обочин, ни к именитым зданиям из красного кирпича, дарующим жильцам исключительно высокий статус. Но Мэриан вздохнула с облегчением, услышав, что он будет жить в одном из них, и ей было всё равно, с мужчиной или женщиной. Принять его чувства к Флемингу, пусть и несуществующие, было для неё проще, чем смириться с решением бросить Манчестерский университет и посвятить жизнь военной, а затем и розыскной службе. — Будешь жить в квартале от Альберт-холла? Как здорово! — почти с гордостью восклицала она. — Решено, к Рождеству едем в гости. Пойдём на «Щелкунчика»? Тебе так нравилось в детстве! Тайлеру казалось, что он с рождения ненавидит балет, но Кларенс и Мэриан в один голос твердили, что в юные годы он был в восторге. Может, ему приходился по душе вкус сладкой ваты, которой торговали на входе. Может, веселило то, как всё представление Джозеф смешно морщил нос. Может, он просто не хотел расстраивать родителей и поэтому говорил, что в следующем году хочет увидеть «Щелкунчика» снова. А может, в детстве Тайлеру и вправду нравился балет. Пусть так, если Мэриан хочется в это верить. — Хорошая идея, — поразмыслив, ответил он. — Думаю, можете погостить у нас. Вряд ли Астор будет против. Он усмехнулся: пусть только попробует возразить. — Наш приезд не стеснит вас? — Нисколько. В счастливых парах ведь принято ладить с родителями друг друга; раз уж Флеминг решил начать эту игру, ему придётся во всём и до конца придерживаться выбранного образа. Плевать, если ему это не понравится. Решит разорвать контракт досрочно – что ж, Уолш не будет горевать. И поэтому он сказал Мэриан, что они с Кларенсом могут приехать хоть на год. В том, что в квартире Астора найдутся как минимум три гостевые спальни, он не сомневался. Уж по крайней мере одна – для него – там точно была. Тайлер не был разочарован, когда узнал, что ошибся; лишь слегка обескуражен и удивлён. Когда такси замерло у входа одного из традиционно красных зданий, он готов был поспорить, что Флемингу принадлежат все четыре этажа. Как оказалось на деле, только два верхних. На первом действительно дежурил портье: молодой мужчина самого непримечательного вида, без золотой тесьмы на манжетах и смешной красной шапки. Если бы он не поспешил открыть массивную деревянную дверь и не попросил бы предъявить документы, Тайлер запросто спутал бы его с кем-то из жильцов, вышедших в общий зал. Он и прежде сталкивался с такой планировкой, но никогда не жил в домах, где нижний этаж занимала доступная всем соседям гостиная, а жилые пространства начинались со второго. — Хозяева предпочитают не задерживаться в вестибюле, — Карл закончил заносить данные в систему и протянул ему связку отполированных до серебристого блеска ключей. Он мельком посматривал на Уолша, пока тот не без любопытства разглядывал интерьер оформленной в псевдовикторианском стиле гостиной. Увидь Кларенс попытку объединить матовые настенные панели и глянец, присущий арт-деко, непременно схватился бы за голову. Интерьер выглядел дорого и вместе с тем нелепо. — Но ваших гостей мы будем просить оставаться здесь. До тех пор, разумеется, пока не получим распоряжение сопроводить их наверх или на выход. Самостоятельно они никак не смогут попасть на ваш этаж. В вестибюле не было лестниц, только два лифта: каждый приводился в движение магнитной картой-ключом. Та, что была прикреплена к выданной Тайлеру связке, подходила лишь к правой кабине, так что он не смог бы навестить соседей, даже если бы захотел. «Мы гарантируем приватность и безопасность», — Карл определённо этим гордился. Он вошёл в кабину вслед за Тайлером и нажал на верхнюю кнопку, их было-то всего две – не спутаешь даже пьяным. — Вот этот, массивный, от входных дверей, — Карл поочерёдно указывал на ключи. Лифт поднялся на третий этаж, створки разъехались в небольшой прихожей. — Однако он едва ли вам пригодится, я или Итан всегда дежурим внизу. При необходимости с кем-то из нас в любой момент можно связаться по этому телефону. Стационарное устройство висело на стене недалеко от порога, и Карл сделал ровно один шаг, чтобы на него указать. Прежде чем вернуться обратно, он вскинул руку в направлении коридора: — Длинный ключ открывает террасу. Господин просил передать, что ваша комната – та, что слева. Второй ярус. Чтобы открыть её, воспользуйтесь оставшимся ключом. — А сам «Господин» не планирует возвращаться? — Тайлер прокрутил в руке связку, запоминая назначение ключей. В сущности, ему был необходим лишь последний из всех перечисленных. Ну и карта, разумеется, тоже. — Вам следует спросить у него, — снисходительно улыбнулся портье, уже собираясь откланяться. — Так или иначе, ужин подадут в восемь. Не пугайтесь, когда его принесут. Пожелания к блюдам и график уборки согласовываются электронно. Вы можете скачать программу на телефон, но только Господин вправе назвать вам пароль. Могу ли я быть ещё чем-то полезен? — Думаю, разберусь сам. Благодарю за разъяснения и экскурсию. С чем он мог не справиться? Оставшись в одиночестве, Тайлер повесил пальто на вешалку и уверенно прошёл вперёд. Даже славно, что Флеминга не оказалось дома. Сейчас он мог побродить по апартаментам и оценить профессионализм дизайнера – по-видимому, того же, что занимался проектированием офиса «Шато Аквитан». Благодаря его стараниям квартира казалась просторнее, чем являлась на самом деле. Вероятно, изначально здесь тоже правил викторианский стиль, но дизайнер сделал всё, чтобы о нём ничего не напоминало. Исключительная современность и качественный минимализм, сформированный оттенками всего трёх цветов: чёрным, белым и редкими вкраплениями красного. Благородное сочетание элегантной тёмной мебели и обоев в пастельных тонах, широкие окна – днём обеденный зал наверняка изобилует естественным светом. Кухней здесь явно почти не пользовались, исключение – штопор и бокалы под любые виды вина. Интереса ради Тайлер пробежался взглядом по витрине винного холодильника, но практически сразу направился на второй ярус: за исключением количества бутылок, он мало что мог оценить. Комната, которую ему выделил Астор, тоже отличалась изысканностью, но в то же время в ней не было ничего лишнего: кровать, письменный стол, шкаф, кресло, личная ванная, облицованная кафелем цвета какао с молоком. Панорамное окно и балкон с выходом на совмещённую с другой комнатой террасу. Вид на вечерний Найтсбридж мог бы впечатлить, но Уолш не придал ему особого значения. Лишь взглянул на комнату Астора через стекло – чуть более обжитую копию собственной. На столе лежали книги, различалась расцветка постельного белья и кресел – в спальне Флеминга было больше тёмных оттенков, чем в гостевой. В апартаментах не оказалось ничего подчёркнуто дорогого, но Тайлер знал, сколько стоит подлинный минимализм: тем он и хорош, что требует колоссальных вложений, но никак не афиширует роскошь. Просто выглядит стильно. Просто не режет глаза. Просто создаёт необходимый уровень комфорта. Тайлер старался не думать о том, что не слишком-то хотел сюда ехать. Он принял душ и спокойно разложил вещи, закинул на кровать наполовину разряженный ноутбук, наконец-то ответил на все извинения прежних приятелей, правда не сильно вдумчиво и без намёка на продолжение диалога, но большинство всё равно предлагало встретиться, выпить, как-то загладить вину – удивительно, насколько стремительно способны переобуваться люди. За связь с Флемингом его практически никто не осуждал, в последние годы заводить и поддерживать подобные отношения стало частью прогрессивной моды. Разве что Грэм сказал, что решение притворяться парой было весьма необдуманным. Выражался он, конечно, совсем по-другому, и речь состояла больше из мата, нежели из цензурных слов, но суть Уолш уловил чётко. Нужно было посоветоваться, прежде чем рубить с плеча. А ещё он понял одну прозаично простую истину: теперь ему придётся защищать Астора. — Он в курсе, чем ты занимаешься? — немного остудив пыл, спросил Грэм. — Нет, — без излишних мук совести соврал Тайлер. Хорошо, что это был телефонный разговор. — Он уверен, что я ищу пропавших. Не более. — Пусть так и остаётся. Ничем себя не выдавай. В отчёте, заполненном ещё тогда, в полицейском участке, Тайлер изложил легенду, по которой заранее договорился с Флемингом о покупке картин, а присутствие на «Магнифике» объяснил ему исключительно как часть слежки. Возможно, Грейс и не поверил, но доподлинно выяснять обстоятельства не стал: захлестнувшее внимание репортёров смешало карты. Если Грэм не вернётся к отчёту, то не заподозрит, что Уолш выдал себя ещё в тот день. Мешало лишь «если». О том, что будет с ним потом, если (когда?) Грэм всё же докопается до правды, он мог думать до глубокой ночи, но отдалённый шум лифтовых механизмов оборвал мысль. Тайлер мельком взглянул на время – половина восьмого. Значит, следовало спуститься. — Прости, что не встретил лично, — Астор как раз выходил из коридора, когда он ступал по винтовой лестнице вниз. — Тебе всё показали? — Карл был весьма любезен, — пожав плечом, ответил Уолш. — Наговорил всякого про заказ еды через приложение. Флеминг замер у подножья и подал ему руку, но Тайлер сделал вид, что не заметил жест. Он остановился на три ступени выше, следя за тонкой улыбкой Флеминга. Тот опустил ладонь и многозначительно, вполголоса произнёс: — Ты привыкнешь. — Не сомневаюсь. Так что ты заказал на ужин? — Любишь итальянскую кухню? По воскресеньям Астор предпочитал Италию, по понедельникам – Францию. Вторник – день Азии, среда – черёд традиционных английских блюд. Чем предполагалось ужинать по четвергам, пятницам и субботам, Тайлер не запомнил. Он никогда не считал себя привередливым к еде, разве что не сильно любил излишнюю остроту корейской гастрономии. Сказав об этом, он готов был поспорить, что впоследствии не обнаружит в предназначенных ему блюдах ни перчинки. — Мы можем скорректировать всё под твой вкус, — невзначай отозвался Астор, пока горничная накрывала на стол. Когда она ввезла в коридор сервировочную тележку, он отошёл к холодильнику и ненадолго задержался, подбирая вино. Он рассматривал бутылки, не отворяя дверцу – видимо, помнил, что и где лежит, либо прекрасно ориентировался в узорах на пробках, хотя Тайлеру большая часть из них казалась одинаковой. — Меня всё устраивает. Он сидел в окружении диванных подушек и пролистывал меню, составленное на несколько недель вперёд. Незадолго до прихода горничной Астор привязал его телефон к личному кабинету, из которого, как оказалось, можно было не только заказать уборку или еду, но и приоритетно забронировать стол в лучших ресторанах Найтсбриджа, приобрести билеты, одежду, вызвать курьера, организовать подачу машин, дистанционно включить или выключить свет, связаться с кем-либо из службы безопасности дома – пульт управления жизнью в одном приложении. Полный «all inclusive», только плати. Тайлер не мог не признать, что это было удобно. Подумав, он сказал: — Ради разнообразия можно добавить индийскую кухню. — Ты же не переносишь остроту. — Только ту, от которой во рту всё выжигает. В Индии принято соблюдать баланс, да и перец – не единственный вид специй. Астор обернулся через плечо и задумчиво обвёл взглядом появившиеся на столе блюда. Горничная выставила приборы и ушла, не забыв почтительно кивнуть. Когда её спина скрылась в дверях лифта, Флеминг распахнул холодильник и достал бутылку, словно что-то заставило его определиться в один миг. — Тогда «Ротенберг» должен прийтись тебе по вкусу. — Я всё равно мало что понимаю в вине. Тайлер выключил телефон и поднялся с дивана, наблюдая, как Флеминг вытаскивает пробку. Он не врал: Кларенс вдолбил в его голову несколько базовых правил, но лишь для того, чтоб соответствовать высокому уровню публики на светских вечерах. Некоторые вещи он помнил интуитивно, что-то позабыл насовсем. То, что Уолш был способен достойно держаться с бокалом, не означало, что он мог по аромату определить, что именно налили в него. Будь он титулованным наследником графов Шефтсбери, несомненно бы смог, но его воспитывали исключительно в рамках общих канонов, которые остались в памяти Джозефа, а затем и Кларенса. Как следствие, до него дошло менее половины того, что обязан знать и уметь истинный аристократ. Гипотетически, своим детям он не смог бы передать и пятой части. — Чтобы оценить, необязательно разбираться. Если отбросить скептицизм, важно одно: нравится тебе или нет. — Не похоже, что это тот принцип, по которому ты решаешь вопросы, — Тайлер дождался, когда Астор опустит на скатерть бутылку, и сел за стол. Он не торопился притрагиваться к чёрному, как смоль, ризотто. Ждал, пока Флеминг наполнит бокалы. — В моей семье заведено правило: не относиться друг к другу, как к деловым партнёрам. Если какой-либо амбассадор начнёт орудовать личностными предпочтениями или заявит, скажем, что вино не «кислотное», а «кислое», я даже не стану его слушать. Это критерий, по которому оценивается профессионализм. Но ты можешь пользоваться карт-бланшем. — Весело, — Тайлер поднял бокал и прокрутил золотисто-соломенную жидкость, вдохнул насыщенный – кажется, медовый – аромат. И спустя несколько секунд он понял, почему Флеминг сделал выбор в пользу именно этой бутылки. На выдохе раскрывались ненавязчивые нотки специй. Отведя бокал от лица, он поднял взгляд; Астор всё ещё стоял рядом. — Но я не член твоей семьи. — Чем раньше начнёшь ощущать себя её частью, тем лучше. Тайлер хотел возразить, что и собственная семья устраивает его чуть больше, чем полностью, но бокалы звучно соприкоснулись, и Астор налегке приподнял свой: — Bienvenue. — Звучит как пожелание смерти. Стол между ними не был слишком широким или большим, он явно не предназначался для грандиозных вечеров, скорее для уютных ужинов на несколько персон: таких, как этот. Право, не хватало свечей и приглушённого света. Тайлер сделал глоток и притронулся к блюду лишь тогда, когда Флеминг занял своё место за противоположной частью стола. В честь чего бы он ни поднимал бокал, стоило признать: вино оказалось на редкость приятным, с едва ощутимой сладостью каких-то фруктов. Абрикоса? — Пино гри, — Астор наблюдал за ним, пока накручивал на вилку пасту со свининой и панчетто в сливочно-сырном соусе. В ресторане, где был сделан заказ, блюдо значилось одним из лучших, ровно как и ризотто с чернилами каракатицы и морепродуктами, которое предназначалось для него. — Если точнее, пино гри из Эльзаса. — Неитальянское итальянское вино к итальянской кухне? — А говорил, что не разбираешься. Исторически это французский сорт, однако в Италии он раскрылся иначе. Разный климат – разный стиль, между пино гри и пино гриджио огромная пропасть, — Флеминг хотел сказать что-то ещё, но коротко махнул свободной ладонью. — Вряд ли это то, что тебе хотелось бы обсуждать. — Ну почему же, — им всё равно пришлось бы говорить о чём-то, вино по крайней мере было одной из наиболее безопасных тем, — я не прочь узнать, что из них лучше. — Зависит от предпочтений. За свежестью лучше обращаться к молодому пино гриджио, за элегантностью – к выдержанному пино гри. К морепродуктам, к которым ты неравнодушен, лучше подходит первое, но раз тебе нравится Индия, выбор очевиден. Однако подойдёт исключительно Эльзас. Уолш усмехнулся и проткнул самую крупную креветку: Флемингу хватило одного похода в «Галвин», чтобы запомнить, что он любил. — Это профессиональная деформация или ты по природе склонен подмечать чужие вкусы? — Никогда не размышлял о чём-то таком, — честно признался Флеминг, пожимая плечом. — Не знаю, с каких лет меня начали учить обращать внимание на подобного рода детали: что пьёт потенциальный клиент, какую марку сигарет курит, какой использует парфюм – поверь, когда нужно предложить для дегустации всего три вина из нескольких десятков, каждая мелочь на счету. Ошибка может стоить миллионов. — Но ты потерял больше, заключив контракт со мной, — может, не стоило переводить разговор в это русло, но Тайлеру с самого утра было интересно, насколько угадал или ошибся «Экономист». — Я о «Госсет». — Не думал, что тебя волнуют финансовые сплетни, — если Астор и удивился, то ничем не выдал себя. В глазах не промелькнуло и тени беспокойства. Он взял паузу для того, чтобы запить пасту вином. — Не стану отрицать, я во всём выиграл бы за счёт этого брака. Тем не менее я выбрал тебя. — Весьма недальновидное решение. — Генри сказал так же. — Стоило его послушать. — В некоторых ситуациях нужно прислушиваться только к себе. — Астор, — он отложил вилку и всмотрелся в тёмные глаза так внимательно, что казалось, собственное лицо начинало каменеть, — недоотношения со мной того не стоят. Вы с Лореттой стали бы чудесной парой, а я совершенно не тот, кто нужен или хотя бы подходит тебе. — Совсем напротив, и я дам тебе время на то, чтобы в этом убедиться. — Астор! — вымученно взмолился Уолш. — Примени уже наконец своё хвалёное умение читать предпочтения и пойми, что я даже не гей. — Ты пробовал с мужчиной? — казалось, он искренне не ожидал услышать такую новость, хотя ничего противоречивого Уолш не сказал. Цепкий взгляд скользил то по кромке бокала, то по его лицу, словно не понимая, где потерялся кусочек прежде стройной мозаики. — По глупости, один-единственный раз. И это был не самый впечатляющий опыт. — Позволь угадать, — Флеминг уложил на край стола локоть и подпёр подбородок ладонью, заострённая усмешка залегла в уголки губ. — В университетские годы? — Что с того? Флеминг молча вскинул бровь, а затем от души рассмеялся, но Тайлеру показалось, что он уловил полный облегчения вздох. Он встал из-за стола, потому что Астор тоже поднялся – скинул тканевую салфетку с колен и бодрым, уверенным шагом двинулся вперёд. — То, — низким бархатистым голосом произнёс он, успев перехватить за плечо, — что между студенческими экспериментами с неопытными ровесниками и тем, что тебе предлагаю я, такая же пропасть, как между пино гри и пино гриджио, как между ширазом и сира. Можно по неопытности возненавидеть одно, навсегда лишив себя возможности страстно полюбить второе. Астор не держал его, лишь остановил от решительного ухода. Пожелай он, мог бы закончить разговор на этой ноте; развернувшись, подняться на второй этаж, закрыть за собой дверь на замок, лелея надежду, что Астор не станет использовать запасной ключ – наверняка тот у него имелся. Он мог бы не отвечать, но что бы это изменило? И поэтому Уолш обернулся, встал лицом к лицу. Если Флеминг считал, что одно красивое сравнение способно сломить его убеждения, то ошибся. — Не желаю пробовать ничего из того, что ты перечислил. Считай, что у меня аллергия на всё. — У тебя нет такой аллергии. Астор не смеялся, но маленькие морщинки в уголках глаз дрогнули, словно он едва сдерживал себя. Пусть и не со зла, но ситуация его забавляла. Вполне вероятно, он даже не воспринял слова Уолша всерьёз, поскольку совершенно спокойно поднял ладонь и расслабленно провёл по лбу, убирая светлую прядь за ухо. Тайлер сжал зубы, чтоб не ответить ударом, и крепко перехватил руку, потянувшуюся к волосам, но Флеминга ничуть не смутил ни угрожающий жест, ни дичающий взгляд, вещающий лучше тысячи предупреждений: «Не лезь». Он сделал ещё шаг – Тайлер и на этот раз не отступил вопреки ускоряющему кровообращение сердцу. Лишь упрямо смотрел вперёд, не разрывая зрительный контакт. Он жадно внимал словам, произнесённым ещё тише, одними губами, и каждое ощутимо истончало самоконтроль. Он чувствовал: ещё немного и терпение лопнет. Астор будто пытался определить предел, натягивая нервы, подобно леске. Тогда он сказал: — Ещё шаг, и я ударю тебя. И Астор сделал этот шаг. Оказавшись вплотную, плотоядно, с вызовом усмехнулся: — Бей. Удар был точным и быстрым. Тайлер совсем немного, в последний миг ослабил кулак, чтобы не выбить Флемингу зубы. Костяшки жгло не от соприкосновения с ними, а от желания ранить побольней. Но Астору и так было больно. Должно было быть. Он отшатнулся, резко запрокинул голову, схватился рукой за травмированные губы. Он не видел, как Тайлер несдержанно скалится, как оголтело и пламенно смотрит на пробивающуюся меж пальцев кровь. — Ещё? — порывисто выговорил он, потирая ноющие от необъяснимого наслаждения фаланги. Как же давно он этого хотел. Если бы Флемингу хватило смелости продолжить, Уолш бы не остановился. Он ударил бы снова, на этот раз не только пробив губу. Может, он сломал бы ему нос. Может, поставил бы устрашающий фингал под глазом. Ни за что из этого он бы не чувствовал вины. Астору пошла бы горбинка на переносице. — Хватит, — Флеминг ухватился за край стола и отвёл от губ окровавленные пальцы. Его взгляд был всё ещё слегка затуманен, зубы – алыми-алыми, и он улыбался широко-широко, с никуда не исчезнувшими самодовольством и насмешкой. Будто не он должен был бежать в ванную и оттирать с лица кровь. Будто вино, которым он смочил рану, должно было помочь лучше медикаментов. Астор зажмурился, золотистая жидкость смешалась с парой капель. Побагровела, меняя благородный цвет. Астор стоял, зло улыбаясь чему-то, а затем в один глоток осушил бокал. Тайлер наблюдал, не говоря ни слова, ждал ответного удара или приказа валить к чертям. Но ничего. Тишина, тишина, тишина. Тишина. Он сам разорвал молчание, протянув салфетку: — Не стану врать, что мне жаль. Салфетка упала на пол. Запястье попало в железный захват. Астор сжал его пальцами, вдавил большой в центр ладони, вынуждая её распрямить. Тайлер рванул конечность на себя, но Астор вцепился лишь крепче, вывернул сустав до хруста. И когда Уолш сморщился от неожиданной боли, Астор вжался влажными от крови губами в раскрытую ладонь. Размашисто стёр её, оставляя на коже след – яркий и размазанный. — Прежде я принимал лишь один удар, — с расстановкой выдохнул он в сгиб пальцев, — и это был не самый впечатляющий опыт. — Стоило рисковать во второй раз, чтоб убедиться, что у тебя нет склонностей к мазохизму? — Не рискнёшь – не узнаешь, — Астор обтёр его ладонью подбородок и выпустил из захвата. Распрямился, как ни в чём не бывало доливая вина в опустевший бокал. — Но мне не понравилось, хотя бил ты прилично. И в тот, и в этот раз. — Согласиться на удар – не то же самое, что согласиться на секс. — Воистину, второе по крайней мере может быть приятным. Чёрт. Он издевался и не скрывал этого – подмигнул, потирая припухшую губу. Тайлеру нечего было возразить, Астор сумел загнать его в словесный угол. Нет, он сам позволил загнать себя. Нужно было сдержаться, теперь оставалось лишь пожать плечами, но всё же остаться при своём. — Ты меня не убедил. — Что ж, у нас много времени, и я не намерен тебя принуждать или торопить, — Флеминг долил вина во второй бокал и придвинул его к краю. — Можем разойтись по спальням, а можем проявить уважение к «Ротенбергу», включить кино и хорошо завершить вечер. Как предпочтёшь поступить? Уолш колебался меньше минуты. Потом вытер кровь о белоснежную скатерть и взял бокал. Он выбрал «Бесславных ублюдков» не потому, что ему или Астору сильно нравился Тарантино. Просто каталог был слишком огромен, чтоб пытаться вдумчиво разобраться в нём. Тайлер сидел на диване перед телевизором и дожидался, пока Флеминг выйдет из душа. У него было не слишком много времени, чтобы тратить его, ожидая, когда Карл принесёт нужный диск. Тайлер не был против: кровь нужно было смыть, да и пятнадцать минут в одиночестве ему бы не повредили. Едва Флеминг скрылся на втором этаже, он открыл хвалёную программу и забронировал стол в «Хилтоне» на седьмое сентября. Седьмое сентября следующего года. День, когда он уйдёт из этого дома и не вернётся. День, когда перечеркнёт всю уверенность Астора в том, что за год его чувства и желания можно изменить. День, когда с контрактом будет покончено. День, когда он в последний раз выпьет с Флемингом по бокалу вина. Приложение автоматически высчитывало количество дней, оставшихся до запланированной даты, и пусть сейчас число не воодушевляло, с каждым днём оно будет таять, как воск под раскалённым пламенем свечи. Год – это очень много. Год – это необычайно мало. Год – это то, что необходимо просто пережить. Тайлер опустил взгляд на бокал и вдохнул мягкий аромат мёда, абрикоса и специй.Может, год пройдёт не так уж и плохо, как он представлял.
363