Лондон, май 2013
Не можешь изменить ситуацию – смирись, измени к ней отношение. Так говорят. Потерял телефон – представь, что покупаешь новый, получше. Дрозд склевал урожай – отшутись, назови сорт в его честь. Так говорят. Говорят те, кто свыкся с бессилием и ищет способ выйти победителем хотя бы условно. Но мне не нужны условности, не нужна видимость. Мне нужен ты. Живым. Оправдываться не собираюсь: я поступил так, как посчитал нужным. Согласен, можно было помягче, но, говоря откровенно, в тот момент страсть как хотелось тебя осадить. Как видишь, я с собой честен. С тобой же… Как будто у меня одного есть тайны. Сколько ты врал мне, помнишь? Я тебе всё простил. Всё: каждое «бежал к тебе» – знаю, ты не торопился; ту девушку, с которой «не то чтобы хорошо знакомы» – да ладно, не держи за дурака. Коллегу, хотя было бы здорово, стань ты обыкновенным журналистом. А я ведь почти поверил, даже пообещал не вмешиваться… Ха. В общем и целом, мы квиты. В каком-то смысле я рад, что в то утро Лондон содрогнулся от взрыва. Такой уж я человек: чтобы набраться решимости, мне нужно всё потерять. Или думать, что потерял. Можешь считать, что живёшь с дураком или романтиком – впрочем, для тебя это равнозначные понятия, верно? – но судьба щедра на вторые шансы, и я не упущу свой. Ты врал мне так много и часто, а я всё равно хочу воспользоваться им, чтобы облагоразумить тебя и спасти. Знаю, ты этого не хочешь. Упрямый, самостоятельный, гордый. Я люблю в тебе всё. Я хочу в тебе всё. Это всё должно быть моим. У тебя в черепушке – ветер, и он сносит мне голову. У тебя на губах улыбка – грустная, весёлая, близкая, отстранённая, – я чувствую вкус каждой из них. Нельзя потерять то, что не принадлежит – так говоришь, – глупости, глупости. Чей ты, если не мой, Тайлер? Никто не полюбит тебя так, как я. Ты это понимаешь – не отрицай хоть теперь, раз не предпринимаешь попыток выбраться. Мы нужны друг другу в равной степени, нам вдвоём слишком хорошо. Ты не отнимешь у меня этого; простишь однажды, что не посчитался с твоим мнением. И за всё остальное. Когда-нибудь. Потому что всё, что я сделал и сделаю, исключительно ради нас. В газете писали о скучном и будничном, ничего о мартовской трагедии. Столичные службы в очередной раз доказали, что неспособны найти подрывников. Астор пошуршал страницами и опустил руку, мягко запуская пальцы в светлые пряди; когда Тайлер дремал, уложив голову на колени, злость на Скотленд-Ярд отступала и он радовался уже тому, что дорогой его сердцу человек жив. Что сейчас тот откроет глаза – блестящие, как льдинки на замороженной лужице. Моргнёт, разотрёт их, словно не понимая, где он. В сновидении ли, в реальности ли – улыбнётся, определив своё место в пространстве и времени. Так приятно понимать, что он рад находиться здесь. — Который час? Астор бросил взгляд на часы, привычно стягивающие запястье. Сперва они не пришлись ему по вкусу – слишком уж вычурные, подчёркнуто дорогие, да ещё и лунные фазы… Но чем дольше носил, тем больше ощущал их частью себя. Как глупо: гонка за этим циферблатом чуть не стоила им отношений, она же в итоге и доказала, что притяжение друг к другу сильнее любых преград и барьеров. — Половина шестого. — Так поздно… — Тайлер приподнялся и бросил взгляд в сторону окна. Вид у него был сонный, слегка растрёпанный, такой уютный и домашний. Жизнь взаперти шла ему на пользу, определённо. Раньше бы судорожно схватился за телефон, встрепенулся и помчался. Не ставя в известность, куда. — Спи, сколько хочется. Если нет, могу сделать тебе кофе. Предсказывая ответ, Астор собирался встать с дивана, но остановился, почувствовав сжавшиеся на бедре пальцы. Тайлер всё так же улыбался ему: уголки губ едва приподняты, в остальном – ровная линия. Спустив ноги на пол, он какое-то время не двигался, а потом произнёс: — Давай лучше я. Мне бы взбодриться, размяться – мерзко чувствовать, как мышцы деревенеют, — выпрямившись, он дождался кивка и направился к плите только потом. Присмирел, не заметить трудно – Астору нравилось это. Тайлер Уолш, считающийся с его мнением – что-то из разряда фантастики. С другой стороны, разве он эту фантастику не заслужил? Отложив газету, Астор пошёл следом, готовясь подстраховать, если появится необходимость. Ортез был снят не так давно. В первое время Тайлер прихрамывал, но теперь ходил более-менее ровно; разве что в первый час после сна старался не переносить вес на травмированную ногу. Флеминг не представлял, больно ли это: сам он никогда и ничего не ломал. — Ты можешь ездить в зал, — оценив вероятность побега как ничтожную, предложил Астор. Он остановился в паре шагов и, прислонившись к кухонной тумбе, наблюдал, как турка прокручивается в умелых руках. Тайлер готовил кофе только так: одаривая автоматическую машину безразличием. Хорошо, что она не обидчивая. — В сопровождении Фреда? — Мне показалось, подчёркивать не требуется. Чайная ложка с молотыми зёрнами замерла в пальцах, будто Тайлер сомневался, сколько насыпать в этот раз. Заминка была секундной, но Астор следил внимательно и заметил её. Когда он перевёл взгляд к лицу, мысленно готовясь к очередной перепалке, Тайлер пожал плечами: — Пусть тоже тренируется, раз так. Он был предельно безмятежен. Слишком спокоен для человека, который привык обнажать зубы, когда что-то идёт в разрез с желаниями. Но он был таким не первый день, и это лишь доказывало Флемингу, что приручить можно кого угодно. — Пожалуй, и мне не помешает взбодриться. Тайлер кивнул и вкинул в турку ещё пару ложек. — Сказал бы сразу, что тоже хочешь. — Разбавишь мой молоком? — Холодным? Ну да, чего я спрашиваю. Кажется, они прошли ту фазу отношений, когда нужно что-то уточнять. Пришлось много ждать, подстраиваться, терпеть – порой сжимать зубы, потому что некоторые периоды были невыносимыми: и речь вовсе не о контракте, осень и рядом не стояла с тем, что Уолш выкинул под Рождество. Фактически, самого Астора из сферы своих интересов и вышвырнул, а он ведь не кофемашина, чтобы мириться с равнодушием. Впрочем, всё это в прошлом. За окнами май, и Тайлер Уолш не забывает, что в кофе, сваренный конкретно в турке, непременно нужно добавить холодное молоко. — Напомни, на каком году обучения ты покинул стены альма-матер? — они сидели за крохотным столиком и вели разговоры обо всём и ни о чём. По крайней мере, казалось, таковыми они были для Тайлера: тот отсутствующе постукивал по краю чашки и крошил на блюдце печенье. Астор же размышлял о том, как им строить дальнейшую жизнь. — На втором, но досдал всё впоследствии. Мой диплом ничем не отличается от обычного, если ты об этом хотел спросить. — Тяга к знаниям победила? — Не то чтобы. Нужна была адекватная история – на случай, если моей жизнью заинтересуются. Да и человек, который обучал меня… вкратце, он договорился с Университетом, но настоял на том, что гранит науки должен быть разжёван в любом случае. — А ты что? — Учился убивать быстро и бесшумно, а в свободное время – что мне оставалось? – грыз. «Пригодится, если решишь вернуться к обычной жизни», — как-то так он говорил. А я спорил. Давно это было. Давно и забавно. — Порадуй меня: скажи, что наконец-то решил. — Я думаю. Не знаю, Астор, — он глядел на крошки, прилипшие к пальцам. Пристально глядел, сфокусировано. Что искал среди них, подсказку? — Не хочу тебе врать. Крошки осыпались – Тайлер растёр их между фалангами. Поднял виновато-растерянный взгляд. Когда он глядел так, Астор чувствовал, что не может на него сердиться – негатив, всколыхнувшийся глубоко в душе, моментально угасал. Хотелось протянуть руку и дотронуться до его ладони, сжать её, успокоить: всё в порядке, спешить некуда. Сказать, что всё понимает: не так-то легко по щелчку изменить жизнь. Но была и другая часть, другой голос, желающий потребовать принять решение немедленно. Они боролись друг с другом, и если второй чаще брал верх в рабочих моментах, то наедине с Тайлером первый регулярно побеждал. — Как насчёт другого образования? Раз уж тебе претит семейное дело. Ты мог бы не учиться вовсе и не работать тоже, но, думаю, мне известно, что ты скажешь на этот счёт. Ничего не делать – скучно, наслаждаться светской жизнью – того хуже. Нужно что-то, что тебя увлечёт. Нормальное. Понимаешь, о чём я? — Вполне, но «нормальное» – тоже не совсем моё. Да и что? — Музыка? — Моему слуху глухой не позавидует. Представь, как я насилую твои уши… что самое противное, скрипка? — Заранее чувствую эту боль. Ладно, фотография? Будешь охотиться за хорошими кадрами. — Заодно порадую Генри, сфотографировав тебя без одежды. Как думаешь, сам заявится или отправит толпу изымать компромат? Астор коротко усмехнулся: торгуемся? Что ж, нужно одержать верх, дело принципа. Он непроизвольно придвинулся плотнее к столу, и Тайлер повторил за ним. — Лингвистика? Ответ прозвучал без задержки, но Флеминг не понял ни слова. Какой-то звучный, громкий язык. Таким тараторить на оживлённой площади или на рынке, в Аргентине разговаривали на похожем. Он не справился с замешательством и позволил Уолшу вновь себя переубедить: — Какой язык ты ненавидишь? — бесстыдный, открыто подначивал. — Китайский? Польский? Не разговаривать после ссоры как-то по-детски, но вот переходить на незнакомый… Хочешь, начну прямо сейчас? En realidad, me excita mucho. Уж мне-то известно, как это бесит. — Учил бы ты французский с таким же рвением. — Уж прости, но на нём я не заговорю никогда. — Британец. Какие же вы иногда… — Астор покачал головой и, не договорив, откинулся на спинку стула. Сложив руки на груди, какое-то время наблюдал за тем, как Тайлер допивает кофе, точно так же отклонившись назад. Было бы прискорбно, начни он изучать французский. Пусть и дальше не хочет. Флеминг готов был терпеть испанский, китайский и польский вместе взятые, лишь бы подобная идея не зародилась в этой чудесной голове. — Может, разделишь мою страсть? У тебя неплохие рецепторы, мог бы участвовать в слепых дегустациях. — И опозорить тебя? — Не преувеличивай, это отличная мысль. Было бы неплохо, разве нет? Слышал где-то: совместные увлечения сближают. Ведомый возникшей идеей, Астор поднялся и набрал стакан воды. Опустил на стол: «Пей, пока не исчезнет кофейное послевкусие». Было бы неплохо, правда: он мог бы не только открыть дверь в свой мир, но и всему научить. Провести от непредсказуемости пет-натов до роскоши Шампани. Объездили бы полмира, целый мир, винодельческие регионы и города – он бы показал Тайлеру всё, абсолютно всё, чем был впечатлён сам и что его вдохновляло. И это стало бы общим. И вызывало бы блеск в глазах. И он бы любил этот блеск – так сильно любил бы, что позабыл бы об убитых нервных клетках. — Пей, — повторил он, подхватывая забытую Элис шаль. Остановился за спинкой стула, провёл тканью по щеке – шёлк прильнул к шёлку. — Ты мне доверяешь? — Сейчас – да. Сейчас... Слишком мало, но опустим, забудем до следующего раза, часа, дня. Астор накрыл веки шалью и затянул её на затылке. «Выключил свет», отсчитал пару секунд: ждал протестов. Тайлер сидел неподвижно, словно не почувствовал, что зрение покинуло его. — Не просвечивает? — В центре и по углам. То есть везде. — Не критично. Старайся концентрироваться на ощущениях, а не на картинке, договорились? Тот усмехнулся. Кротко: уголок губ вздёрнулся, будто кто-то потянул за незримую нить. Хотелось приникнуть к ним, но Астор переборол порыв и переключил внимание на винные полки. В его распоряжении было множество образцов: от хороших и недорогих до коллекционных, тщательно отобранных и бережно хранимых ради определённого момента. Текущий момент не был ни особым, ни значимым, а он всё равно готов был открыть любую бутылку ради пары глотков, если б Тайлер попросил. Если б пожелал. Но тот не просил и не желал; оставался безучастным, и это было в некоторой мере прискорбно. — Протяни руку. В бокале, который Флеминг вложил в неё, переливалось соломенного цвета вино. Он не намеревался усложнять задачу, выбрал новозеландский совиньон блан, причём наиболее типичный. Такой, в аромате которого не нужно выискивать маракуйю – она сама тебя найдёт. И ещё час будет преследовать, не отвяжешься. Он не удивился, когда Тайлер угадал с первого глотка; наоборот, желал этого. Ему нужно поверить в себя, размышлял Астор. Проникнуться. Отставив бутылку, он потянулся за чистым бокалом и вторым образцом. — Похоже на рислинг, — подумав, предположил Тайлер. — Почему? — Сужу по кислотности. И аромат, — он замолчал и, прокрутив вино в бокале, сделал ещё один вдох, — травянисто-яблочный. Абрикосом отдаёт. Если рислинг, то невыдержанный. Вопрос в том, Германия ли… Я бы поставил на Германию. Окинув взглядом нижнюю полку, Астор вытащил бутылку немецкого рислинга и выставил дегустационную порцию на стол. — Сравни, — настоял он. — Какое из них кажется более сухим? — Первое. Получается, Австрия? Флеминг торжествующе улыбнулся и мимолётно провёл по выбившимся из-за повязки волосам. — Молодой рислинг, Австрия. Всё правильно. Да, это было просто. Так же просто, как распознать гевюрцтраминер или мускат. И пусть Тай пока что теряется в многообразии шардоне и не вполне узнаёт шенен блан, со временем у него получится сдружиться с ними и считывать характерные ноты даже в блендах. Астор верил в это. И видел их будущее, вероятно, отчётливее, чем Уолш. Будущее, в котором они связаны не только взаимным притяжением, но и интересами, увлечениями, общим делом. Это было бы так красиво. Их история, начавшаяся год назад и продолжившаяся так. — Удиви меня и на этот раз, — оторвался от грёз Астор, открывая бутылку грюнера. Угадать его будет сложнее, он понимал. Подскажет, если понадобится, как когда-то отец ему подсказывал. Все с чего-то начинают. Стрелять ты тоже не сразу научился, да, Тай? Он подставил бокал под струю, но рука вдруг дрогнула. Астор замер, смотря на пару капель, упавших на скатерть: когда он в последний раз позволял себе пролить вино... Не удивил. Ошеломил. — Что ты сказал? Тайлер повернул голову в его сторону и повторил так же спокойно, как и в первый раз: — Сказал, что люблю тебя. О чём он думал минуту назад... Будущее, интересы, красивая история. Стрелять ты тоже. Когда-то подсказывал. Мокрые точки на скатерти. Год назад. Всё это слилось воедино и оглушительно схлопнулось. Потеряло значение. Тайлер Уолш сидел в статной позе — спина идеально ровная, глаза завязаны, — и признавался, что любит его. — Я много думал, — продолжил тот, говоря то ли с ним, то ли с пустотой. — Не знаю, нужно ли мне ещё одно образование, глобальные изменения; правильно ли бросить всё – не знаю. Но я тебя люблю. Слишком внезапно, да? Астор дошёл до соседнего стула и тяжело опустился на него. Он должен был радоваться, но пытался оценивать ситуацию здраво и обдумывал причины, вынудившие Уолша всё это сказать. Неужели ищет способ запудрить мозги? В области лёгких неприятно скрутило: это жестоко, Тайлер. Даже с учётом того, что ты и раньше так поступал. — Раз молчишь, не веришь. А я только в этом и уверен, Астор. Глупо, наверное. Но это единственная причина, по которой я до сих пор здесь. — Будем честны. Ты здесь, потому что я не оставил тебе выбора. Почему он беззвучно смеётся? — Выбор... Он есть всегда. Ты вот считаешь, что надавил на моё самолюбие и я не смог бы переступить через него, попросив о помощи. Это твой выбор – пытаться управлять мной. Но знаешь, что я ненавижу больше, чем ощущать себя слабаком? Дерьмовые манипуляции. — Ты связывался с начальством?.. — Астор ушам не верил. — Думал, не свяжусь? В первый же день. Выглядело бы абсурдно, ты прав: «парни с автоматами» ворвались бы сюда и оценили бы твоё вино по достоинству. Потом пару месяцев подтрунивали бы надо мной, но я был бы уже не здесь. Если бы на самом деле хотел. — Пытаешься сказать, что не хочешь? — Говорю прямо. Хотя это отвратительно: то, как ты добиваешься своего. Я всё думал: что вынуждает тебя поступать таким образом? Может, я не дал тебе нужной уверенности? Потому что сам не был уверен, но, знаешь, не теперь. Я люблю тебя. И никуда не денусь; не сбегу, даже когда смогу бегать. Потому что... Астор непроизвольно сжал зубы перед тем, как сорваться с места и сродниться с его губами. Он ждал этих слов столько месяцев, почему же поцелуй так горек? Почему ты молчал так долго, а теперь на одном дыхании высказываешь всё? — Повтори. — Я люблю тебя. — Ещё раз. — Я люблю тебя, Астор. — Забудешь о работе? Ради меня. — Ради нас – постараюсь. — Я не верю тебе, Тайлер. Не могу. Его глаза были скрыты, и Астор не хотел снимать с них повязку. Он любил эти глаза, но боялся увидеть в них подтверждение, убедиться в неискренности. Тайлер потянулся к шали, но он остановил его. — Что мне сделать, чтобы ты перестал сомневаться? — прошептал Уолш, слегка отстранившись. Астор чувствовал его прохладные ладони, оглаживающие скулы. Он накрыл его пальцы своими, сжал настолько крепко, насколько возможно. Воедино сплёл. Нужно было что-то ответить, но ни одной мысли в голове – в висках откликалось сердцебиение. Он редко когда не знал, что делать. И поэтому выдохнул те слова, которые привык повторять за последний год. Себе самому и ему тоже. — Со временем всё встанет на свои места. — Разве ты не этого хотел? Если не расслышал, повторю: я готов оставить всё в прошлом, забыть о перестрелках, жить долго и счастливо – с тобой. И если ты скажешь, что перехотел… чёрт, Астор, это одно из сложнейших решений в моей жизни! Говори, перехотел? — Хочу и сейчас. Но не понимаю, что заставляет тебя так внезапно… — Время. Мозг оно тоже вправляет на место. Жаль, что мой так долго тормозил. Вздохнув, Астор выпрямился и потянул его за руку. Аргументов не верить ни одному слову было множество, но он устал бороться с самим собой. Тайлер прижимался к нему так чувственно, так искренне вёл губами по шее. И если эти губы врали… Трагедии ведь не произойдёт, если пару минут позволить себе заблуждаться? К тому же, это не первое решение, которым Тайлер его изумил: помнится, пожелал начать нормальные отношения так же внезапно, и в результате они до сих пор вместе. Он взял его под руку. Медленно, шаг за шагом, вёл за собой. «Мы начали со лжи, давай продолжим без неё», — шептал, бездумно укрепляя замок из пальцев. Вёл, как слепого. Расшибся бы сам, но позволить упасть ему – никогда. — Меня отвергли? — с коротким смешком спросил Тайлер, и Астор прижал его к себе обеими руками. Они легли на разложенный диван и долго молчали. Тайлер перекинул ногу через бедро и, склонившись к уху, повторил вопрос. Свисающий кончик шали щекочуще заскользил по лицу. Решившись перебороть опасения, Астор потянул за него, и ткань сорвалась вниз. Тайлер поморщился; вероятно, привык к полумраку. — Я никого так не любил, как тебя, — проведя пальцем по затылку, в конце концов сформулировал Флеминг. — Для меня много значат эти слова. Промолчи, если не чувствуешь того же; я не буду в обиде. Он выдохнул с облегчением, когда тот действительно промолчал. А потом сердце замерло в точности так, как когда заговорил о чувствах. — Ты так трогательно выглядишь, когда сомневаешься. Но я бы тем более не стал разбрасываться громкими фразами, если бы не любил. Ты же знаешь меня, Астор Флеминг. Знаешь, как тяжело мне даётся сфера эмоций, отношений, — он усмехнулся и, согнув руку в локте, коснулся кончиком носа щеки, — я тот, кто не умеет расставлять приоритеты и не всегда понимает, когда нужно отказаться от своих интересов и пойти навстречу партнёру – для меня это сложно, но я учусь. С тобой – учусь, а до тебя вникать во все эти тонкости не приходилось и не тянуло. В феврале мне предлагали перейти в спецгруппу, и я бы принял предложение, если бы на твоём месте был кто угодно другой. Согласился бы, не раздумывая. И у меня не было бы времени ни на что другое – тренировки, стрельба, тренировки, – я был бы счастлив; думаю, ты понимаешь. Но отказался. Из-за... нет, ради тебя. Потому что ты делаешь меня счастливым в той же мере – хотя не совру, если скажу, что в большей степени. До меня долго доходило, Астор. Но я люблю тебя и не испытываю сомнений, когда это говорю. — Вот как... — все прочие слова застыли глубоко в глотке. Он слишком хотел, чтобы всё это было правдой, но правда сползала по горлу вязким комком: ты врёшь мне, ты врёшь мне, ты врёшь мне... Я тебе (не) верю. Я про-ве-рю тебя, Тайлер Уолш.Если тебе есть что скрывать, признайся сейчас, пока не поздно.
Они лежали лицом к лицу, смотрели друг на друга, искали отголосок истины в радужках глаз напротив. Два человека, сошедшихся вопреки всему и мыслящих в этот момент одинаково. Возможно, в первый и последний раз.***
Когда Тайлер предложил съездить в Темз-хаус и разобраться с бумажной волокитой, Астор едва не сказал «конечно». Не то чтобы он точно знал, как происходит процесс отстранения от дел в британских спецслужбах, но догадывался, что их ждёт множество формальностей, включая соглашение о неразглашении государственных тайн. — Думаю, тебя тоже заставят подписать, — добавил Уолш через пару дней, когда заговорил об увольнении на полном серьёзе. — И всем, кто оказался в курсе: Фреду, Генри… ещё кто-нибудь знает? Астор уверенно качнул головой: тот, кто знал, точно не захочет связываться с разведывательным комитетом Соединённого Королевства. Он, впрочем, тоже желанием не горел, но воспринял новость так бесстрастно, как мог. — Попрошу обоих задержаться после работы, но сегодня мы закончим позже. До какого часа они могут принять нас? Было раннее майское утро, Флеминг застёгивал новый, пошитый на заказ, пиджак. Во время примерки он сидел идеально, но сейчас показался невероятно тесным. — Учитывая обстоятельства, нас примут в любое время, — наблюдающий за ним Тайлер отклонился на диванную подушку и сонно зевнул. — Не торопись, необязательно ехать сегодня. В плечах стало попросторнее. — Ближайшие дни обещают быть трудными. Может, в пятницу? — Как тебе будет удобно. У меня планов нет. Астор оглядел себя в зеркале и задержал взгляд на отражении: Тайлер скучающе следил за происходящим на экране телевизора. Его интонация не показалась упрекающей, но Астор всё равно, слегка, почувствовал укол вины. Он и сам уже хотел отменить «домашний арест» как можно скорее. — Во сколько вернёшься? — Тайлер вытянул из-под бока пульт и промотал несколько каналов один за другим. Сверившись со временем, Флеминг отошёл от зеркала и присел рядом. Ничего, если потеряет пятнадцать минут и опоздает, зато побудет рядом с ним чуть дольше. Особенно с учётом той авантюры, которую он решился сегодня провернуть. — В лучшем случае к десяти. В худшем, придётся переночевать в офисе. Тайлер кивнул, и Астор потянулся губами к его виску. Безотчётно постарался удержать и запомнить ту нежность, с которой хотелось к нему прикасаться. Он уже решил для себя: если в течение дня выяснится, что разглагольствования о любви – ложь, не будет и речи о возвращении в Найтсбридж. Иначе велика вероятность, что не сдержится и случайно скрутит Тайлеру шею. На этот случай Флеминг заранее забронировал номер в отеле и усилил наблюдение за домом на ближайшие дни. И за собой. Кто-то должен будет остановить его, если всё же… От мысли о том, что Уолш согласится на побег, внутренне передёрнуло. — Тебе он настолько противен? Астор непонимающе моргнул и метнул взгляд на экран. Хоггарт с присущей ему многословностью нахваливал игристое, созданное в Кенте прошлым летом. Интервьюер – молодая девушка с маленьким «беличьим» лицом – рукоплескала, ухитряясь вклиниваться в монолог с уточняющими вопросами. Была бы она поумнее, поглядела бы на собеседника с брезгливой жалостью, с которой наверняка профессионально умела смотреть. Впрочем, через несколько недель – Астор не дал бы больше при всём желании – афера раскроется, и эта девушка будет сидеть в том же замшевом кресле, под теми же камерами, но произносить совершенно иные слова. Обвиняющие и колкие: да как вам в голову пришло, что имеете право заявиться на телевидение с фальшивкой, мистер Хоггарт?! — Терпеть не могу, когда меня пытаются развести. — Он так и не заплатил? — Пытался подсунуть липовый контракт. Я отказался от сотрудничества сразу же, как почувствовал неладное. Не удивлюсь, если и вино окажется не тем, за что он его выдаёт. Он поглядел на экран вновь: Хоггарт светился от счастья, не представляя, что минуты его славы фактически закончены. Осенью Флеминг ставил на то, что в обмен на помощь Эндрю Хоггарт будет стремиться выскочить из штанов, лишь бы что-нибудь выяснить, но сотрудничество вышло односторонним и разочаровало его. Тот много молол языком, но не пытался узнать про внутреннее устройство «Ротланда» по-настоящему. Приходилось довольствоваться теми крупицами информации, которые иногда выдавал Уолш. Астор стиснул зубы: бесполезный. Пусть радуется, пока может. Вскоре венец его славы падёт. А коли дерзнёт обвинить «Шато Аквитан» и Флеминга лично, удачи: юристы заранее, ещё зимой, подготовили встречное исковое заявление. И сделают всё, чтобы доказать клевету, так что Хоггарт выставит идиотом самого себя. Если, конечно, рискнёт раскрыть имя того, кто надоумил его создать вино из немецкого винограда и объявить его истинно английским. Но в душе Астор надеялся, что тот трезво оценит свои шансы выиграть судебное дело и не решится втягивать его в будущий скандал. — Закажу для тебя, оценишь, — решил он, напоследок припадая к желанным губам. Любопытно, сможет ли распробовать вкус подставы Тайлер? — Заранее готовлюсь плеваться, — в его объятиях всегда становилось чуть теплей. Астор едва удержался от замечания, что плеваться не придётся, раз мозельский рислинг ему нравится. — Не скучай тут. Он поднялся: предчувствовал, что с минуты на минуту позвонит шофёр. — Не думаю, что получится. Вызывая лифт, Флеминг тепло ему улыбнулся. — Я люблю тебя, — сказал он, обернувшись. — Как только всё закончится, съездим к морю или ещё куда-нибудь. На неделю. Вдвоём. Я отключу телефон, и пусть всё хоть пропадом пропадёт, но ты будешь самым счастливым человеком на свете. — Обещаешь? — Тебе – всё что угодно. Лифт приехал, но Астор стоял на месте: ждал, потому что Тайлер поднялся и ровно, уже совсем не прихрамывая, подошёл к нему. В кармане вибрировал телефон, а они долго, наплевав на всё, целовались, замерев в коридоре. И с каждым поцелуем Астор всё больше верил в то, что номер отеля, забронированный на его имя, этой ночью так и останется пуст. — Я тоже, — прошептал Тайлер и отпустил удерживаемую кнопку, а затем мягко подтолкнул его в направлении лифта. Астор больше всего на свете желал не спускаться, но отступил и улыбнулся брошенному в закрывающуюся кабину: — Уже начинаю скучать. Весь оставшийся день Флеминг не волновался абсолютно. Он провёл полуденное совещание и был уверен в себе. Разобрал больше финансовых отчётов, чем планировал. Был любезен с Анной, вконец забыв, как вчера грозился уволить её. Порой казалось, что даже Делия справилась бы с секретарскими обязанностями лучше: той хотя бы не приходилось повторять дважды. Вообще-то Астор Флеминг считал себя терпеливым. Может, не идеальным – начальство редко таковым является, и он не тешил себя заблуждениями на этот счёт, – но уж, во всяком случае, не требующим звёзд с неба. Он спокойно относился к мелким недочётам в работе сотрудников, к просьбам уйти пораньше, опозданиям (если, конечно, они не происходили чаще раза в год). Не беспокоил по выходным. Вот Кэтрин, например, сколько раз дёрнул за всё время, дважды? И то один раз по её вине, второй – когда срочно понадобились отчёты из детективных бюро, которые когда-то запросил Тайлер. Кто ж знал, что она не пренебрежёт возможностью поделиться ими с репортёрским недомерком… Всякий раз, когда вспоминал об этом, пробирало на злость. Кэтрин, дорогуша, неужели ты думала, что имеешь право играть на две стороны прямо под носом? Генри тоже хорош: то ли до последнего прикрывал её, то ли действительно не замечал… Астор и думать не желал, какой из вариантов хуже. Сегодня он не вышел из себя, даже когда наткнулся на воспоминание о Кэт. Анна работала хуже и медленнее, чем предшественница, и Астор не мог перестать сравнивать. Слишком привык к хорошему. Среди отчётов попалось несколько откровенно мусорных, но он лишь тяжело вздохнул, откладывая их. Сверился с часами: в этот момент Фред как раз должен был убеждать Тайлера исчезнуть из его жизни по-хорошему. Не терпелось позвонить телохранителю и узнать, как обстоят дела: от того, какой ответ тот сейчас слышит, зависело их будущее. Сдержав порыв, Астор воспользовался рабочим компьютером и отвлёкся на варианты, куда они могли бы полететь: может, на Сен-Бартелеми или Антигуа? В крайнем случае, Монте-Карло. Неспеша проглядев несколько занятных предложений с белыми пляжами, он снова бросил взгляд на часы: первая часть дня пролетела молниеносно, но теперь время тянулось до отвращения медленно. В конце концов он вернулся к рабочим обязанностям и честно не считал секунды вплоть до восьми. Затем выдохнул и позвонил. — Добрый вечер, сэр. — Не томи, что он сказал? — выпалил Флеминг, не здороваясь. — То, что вы ожидали. Господи, Фред, да он ожидал чего угодно! От хороших вариантов до отвратительнейших, сколько их было – не счесть. Будто почувствовав возрастающее раздражение, Фред прокашлялся и уточнил: — Послал меня и «уважаемого мистера Картера» к чёрту. Цитата. — Ты был убедителен? — Астор почувствовал, как к похолодевшим пальцам возвращается отхлынувшая кровь. Откинувшись на подголовник кресла, он обессиленно, словно пробежал десять километров, выдохнул. — Разумеется, сэр. Сказал всё в точности, как вы приказали. — Замечательно. Напряжение, с которым он стискивал трубку, сменилось лёгкостью: стало так ясно, так тепло на душе. Груз сомнений упал с неё и раскололся, перестал сковывать. — Он ждёт вас, — зачем-то сказал Фред, хотя вдаваться в подробности его никто не просил. Но Астор был счастлив и не посчитал нужным указывать телохранителю на его место. Напротив, поблагодарил его перед тем, как отложить телефон. А после засобирался, распрощавшись с изначальной задумкой дождаться хотя бы десяти вечера. Когда он вернулся в Найтсбридж, с удивлением отметил, что свет горит на втором этаже. Да, Тайлер ходил нормально, но подниматься по лестнице ему всё ещё не рекомендовалось врачами. На столе стоял ужин – нетронутый, – и Астор не спешил награждать желудок несмотря на то, что страшно проголодался за день. Он достойно справлялся с тревогой, но днём и мельчайшие крошки не лезли в горло. — Зачем ты поднялся? — спросил Флеминг, обнимая своего – теперь уже бесспорно – любимого со спины. Тайлер сидел за его рабочим столом и читал; обернулся, мягко улыбаясь, и вжался в щёку губами. — Хочу спать в нашей комнате, а не там. Я же не один предпочитаю кровать? — Если рядом с тобой, мне совсем без разницы. Тайлер поспешил подняться и отложил книгу на лежащий рядом ноутбук. Флеминг наспех попытался припомнить, где его с утра оставил. Разве не в ящике?.. — Думал посмотреть, куда бы слетать, но пароль всё обломал. И почему не «ялюблютебятайлер»? — Поменяю, — Астор невольно рассмеялся, выдохнув вместе с тем. — Я тоже смотрел. Давай обсудим сразу после того, как разберёмся с твоей работой. Завтра. Прямо с утра. Я сейчас же позвоню Генри и, надеюсь, к полудню ты будешь свободен ото всех государственных проблем. — А твои планы? — Отменю, ждать нет сил. Астор старался не напирать слишком грубо, но всё равно со всей страстью прижал Тайлера к стене и целовал до тех пор, пока губы не начало покалывать. Наслаждался каждой секундой. Тем, как жадно тот ему отвечал. Они оба скучали, он чувствовал без слов, им не нужно было говорить ни о чём, никак – всё читалось в веренице прикосновений. Сердце колотилось под пальцами, скользящими по груди; по коже блуждала волна мурашек. Тайлер, Тайлер – тот схватился за отвороты пиджака и потянул на себя. Расстегнул, сбросил с плеч, отшвырнул на пол. Через мгновение они прошлись по дорогой ткани, как по бесформенной тряпке, и Астор с остервенением отпихнул её, запутавшуюся в ногах. Пока он расстёгивал ремень, Тайлер сидел на кровати и гипнотизировал его призывающим взглядом. — А Генри согласится поехать? — внезапно спросил он, когда Астор стягивал брюки. Член, уже твёрдый и влажный, неприятно натягивал ткань, и думать о Картере в такой момент… Астор недовольно прорычал, но осознал вдруг, что Тайлер не собирался скрывать визит Фреда. Не собирался! Господи. Это значило… никаких тайн. — У него не будет выбора, — клятвенно произнёс он, нависая над упавшим на спину Уолшем и сгребая его запястья над макушкой. — Как и у тебя прямо сейчас. — Фред предоставил мне один интересный, ты знаешь об этом? Он захотел его только сильнее. Честного, откровенного, доверительно открытого – своего. — Какой? — Ускользнуть от тебя. Всё гадаю: послал его Генри или… Умного. — Идиоты, получим их подписи – отстраню обоих! — Лезут не в свои дела, скажи. — Как хорошо, что никто не в силах нас разлучить. На секунду Флеминг прочувствовал тот гнев, который должен был испытать, если бы не подстроил всё сам. И действительно готов был распрощаться и с Картером, и вообще с кем угодно. Если бы Тайлер попросил. Для него он сделал бы всё. Оглаживая бёдра и напряжённые мышцы, осознавал со смесью восторга и ужаса, в какую впадает зависимость. Что хуже, он готов был раствориться в ней. С ним. Давно был готов. Если Тайлер вывернет его душу, нестрашно: в конечном итоге душа всё равно станет общей. Чтобы не взять его резко, Астору потребовалось приложить всю силу воли, которой обладал. Ни смазка, ни долгая прелюдия особо не помогли: внутри было жарко и ожидаемо тесно. Он не был особенно аккуратен, но изучил это тело достаточно, чтобы не причинить лишнюю боль. Тайлер прерывисто дышал под ним, но подавался навстречу, сдавливая ладонями плечи. В нём было так хорошо. С ним было. Есть. И будет всегда. Непередаваемое чувство. Обладать человеком, который не подчиняется никому, иногда – даже себе. Это не просто «когда под тобой прогибается мужчина», это что-то более грандиозное, яркое, невероятное. Астор вошёл до конца и поймал ртом стон, сорвавшийся с глотающих воздух губ. Чувствовал, как Тайлер постепенно расслабляется и всё сильнее к нему тянется. Как убирает со лба волосы, как заглаживает лунки-полумесяцы, наверняка оставшиеся на плечах от ногтей. И как шепчет что-то невнятное. Астор не понимал, что именно, но предельно чётко чувствовал. — Я тоже без тебя… — он проглотил последний слог, топя в шумном дыхании ответное «не смогу». Двигался медленно, щадяще, размашисто, нетерпеливо. Одно переходило в другое, пальцы сплетались в тугой замок. Они были единым целым. Разделённым надвое, но созданным друг для друга. Когда Астор кончил, Тайлер смотрел ему прямо в глаза. Это было так просто и важно: увидеть, прочитать ту истину, о которой столько думал. Найти то самое подтверждение, которое искал. Перехватить его под пояс, сжимать в объятиях. — С ногой всё в порядке? — шептать на ухо и заботливо оглаживать вдоль затянувшейся раны; будущего и в то же время последнего шрама. Их больше не будет. Ни одного. — Пойдём в душ вдвоём, если переживаешь. — Боишься упасть? — Чего мне бояться, — Тайлер усмехнулся так, словно он выдал несусветную глупость. — Хочу принять его вместе, но не сейчас, потом. А сейчас… — его пальцы сомкнулись за спиной, а лоб уткнулся в центр груди. — Вовсе бы не вставал, только бы дольше лежать с тобой. Быть ближе к тебе. Расскажешь подробнее, что нужно для участия в слепых дегустациях? Знал же – знал! – знал, что у них всё получится. Дорога возникает под шагами идущего. Вступая на неё, Астор не сомневался, что в конце концов старания, ожидание и жертвы с лихвой окупятся. Господи, как жаль, что в этом дурацком мире не существует силы, способной ускорить наступление следующего дня! К счастью, ему удалось уснуть, хотя они долго ворочались; предстоящая поездка для обоих была волнительной. Наутро настроение оказалось на редкость блестящим, но на этот раз исключительно у него одного. Наскоро собравшись, позавтракав быстро и скудно, оба спустились к машинам и немногословно поздоровались с ожидающими Картером и Фредом. Ехать было недолго, но по итогу все они застряли ближе к Ламбертскому мосту. Темз-хаус просматривался вдалеке, но путь к нему казался непреодолимым. — Авария что ли, — Астор поглядел на сидящего рядом Уолша, не дождавшись ответа. Не понимал, не выспался тот или нервничает. — Не перестаю удивляться тому, что локация штаб-квартиры секретных служб ни для кого не секрет. Много этажей там внизу? От прикосновения к колену Тайлер вздрогнул и замедленно повёл плечом. Состояние мрачной задумчивости словно не отпускало его ни в какую. — Точно не знаю, около пяти. Такие отделы, как наш, функционируют отдельно от них, да и о нашем существовании осведомлена разве что «верхушка». Так что я не совсем... — Не говори, что в первый раз зайдёшь туда. Судя по растерянно-виноватой улыбке, он попал в точку. Придвинувшись ближе, Астор коснулся его щеки и повернул голову на себя. Не померещилось: Тайлер заметно волновался, и из-за этого идея обратиться напрямую в Темз-хаус начинала казаться всё более сомнительной. — Насколько ты уверен, что работаешь на правительство, а не на кого-то ещё? — На сто процентов, дело не в сомнениях. Зайти туда и отказаться от всего… пойми, это более волнительно, чем просто зайти и выйти. Астор пристально вгляделся в беспокойные глаза и вздохнул. Так и не скажешь, что дело исключительно в волнении. Бледный. С другой стороны, не стал бы он таким же, если бы принял решение бросить дело всей жизни и ехал сообщать об этом акционерам, злорадствующим родственникам, отцу… Пожалуй, на нём бы тоже лица не было. — Мы можем повременить, если тебе нужно подумать ещё, — через силу выдавил из себя он. Несмотря на понимание и стремление как-то поддержать и приободрить, ждать до второго пришествия не хотелось абсолютно. — Нет, — Тайлер всё так же спокойно покачал головой и отвернулся к окну. — Давай помолчим, хорошо? Это не значит, что я не хочу говорить с тобой. Но сейчас мне это необходимо, и я был бы тебе благодарен. Это было так честно, что Астор не стал принимать на свой счёт. Не разозлился, не возразил, лишь осторожно взял его за руку и чуть обхватил ладонь: «Можно?» — ответ, к его облегчению, был положительным. Машина тронулась. Они ехали медленно, урывками преодолевая длинный мост. Когда автомобиль встал у набережной напротив серого здания, Тайлер потянулся к двери, но Астор удержал его. — Мне точно остаться? — обратив на себя внимание, уточнил он. — Да, подожди тут. Если меня не начнут допрашивать по всем статьям, вам с Генри и Фредом вообще заходить не придётся. В ином случае я тебе позвоню. Главное, не переживай. — Мне бы твоё спокойствие, — вздохнул Флеминг, хоть и понимал, что спокойствия никто из них не испытывал. — У меня дурное предчувствие. — Почему? Интересно, он на самом деле не понимал? Астор потянул за всё ещё сжатую ладонь и немного расслабился, когда Тайлер с готовностью подался навстречу. Когда обнял его сам, гладя свободной рукой по спине. — Это максимум на два часа, ну чего ты? — успокаивающе зашептал тот на ухо. — Если кому-то и стоит нервничать, то мне: представь, как тяжело будет всё объяснять. А ты посидишь тут, и потом, когда я вернусь, мы поедем в какой-нибудь ресторан, отметим. Хочешь, в Хилтон. Но это если удастся забронировать стол. Если нет, меня устроит и заправское бистро, но вряд ли картошка с колой – предел твоих мечтаний. Он говорил ещё долго. Как будто пытался вложить в несколько минут всё то, что не успел высказать по пути. Но с каждым ласковым словом напряжение нарастало всё больше. Под конец Астор всерьёз засомневался в том, стоит ли разжимать ладонь. — Ты пытаешься меня заболтать? — С чего ты взял? — Тайлер, если ты не вернёшься… — он отстранился и предельно требовательно заглянул ему в глаза. Казалось, Уолш действительно не понимал, в чём его подозревают. — Если ты соврал мне и сбежишь, я не прощу тебя. Ни за что. Всё что угодно, но не предательство. Два часа. Пообещай мне. — Глупый, — улыбка была совершенно обезоруживающей, как и последующий поцелуй. — Два часа, и я вернусь, либо позвоню. Обещаю, Астор. Он выскочил из салона автомобиля прежде, чем Флеминг успел запомнить его лицо в тот момент. Чувствовал, что должен запомнить, но не смог: Тайлер отвернулся и быстро зашагал в сторону пешеходного перехода. Только там, вдалеке, облокотившись на гранитную ограду вдоль Темзы, махнул рукой. А после слился с толпой. Астор припал к окну, но было поздно: уже потерял его из виду. — Всё-таки отпустил, — дверь рядом открылась и тут же захлопнулась. Залетевший в салон ветер заставил застегнуть пальто. — Он вернётся, — Астор не узнал свой голос, настолько он был неуверенным. Себя бы убедить, куда там Генри. Смотреть на него не хотелось, и без того чуть ли не физически ощущал надзирательский взгляд, блуждающий по спине. Он с удовольствием провёл бы ближайшие два часа в тишине, если бы не сомневался в том, что не сойдёт с ума ближе к началу третьего. — До заката готов прождать? Поезжай домой. Астор резко отдёрнулся от стекла и оскалился, уставившись на Картера. На дворе утро, пяти минут не прошло! — Он вернётся, — выпалил Флеминг, на этот раз не усомнившись ни в одной букве. — Вернётся, ясно тебе? Иди к себе в машину и жди! Картер обязан был прислушаться к приказу, но вместо этого дерзнул устроиться поудобнее. — Я выразился недостаточно ясно? — с недавних пор Астору было безразлично, не слишком ли он с ним груб. Генри так и не принял его выбор и всё поджидал, когда их отношения расклеятся. Наверняка и теперь искренне надеялся на то, что Тайлер его предаст. Как после такого можно продолжать считать этого человека другом? — Убирайся с глаз моих. — Если уйду и я, то кто с тобой, дураком, останется? — Тайлер. Картер тяжело, со свойственной ему хрипотцой, вздохнул. — Взрослые люди, а ведёте себя, как малые дети. Ладно он, ему жизнь разрушать – не привыкать. Но ты-то свою куда… — Нам нечего обсуждать. Что-то не нравится – пиши заявление. Что непонятного? За последние месяцы Флеминг утомился повторять это из раза в раз. Картеру он замену найдёт запросто, Тайлеру – нет. Выбор между ними настолько очевиден, что и обмусоливать смысла не было. Достав телефон, он посмотрел на экран: новых звонков не поступало, Тайлер вошёл в здание одиннадцать минут назад. Оставалось сто девять. Он стойко вынесет их, даже если Генри продолжит усердствовать. Но тот замолчал на целых пятнадцать, всё это время беззвучно постукивая пальцами по колену. Астор сдался первым. Он обязан был спросить: — За входами и выходами наблюдают? — Как и за всеми люками, домами и кафе в ближайших кварталах. Но если у них там система подземных туннелей – связанная, скажем, с переходом в метро, – тут уж мы бессильны, как ни крути. Отправлять ребят на штурм я тоже не стану, и не думай об этом. Как будто необходимо было пояснять! Астор дёрнул плечом. Он старался отбрасывать все негативные мысли, но если – нет, невозможно, но гипотетически! – если Тайлер взаправду скрылся за серыми стенами с целью спрятаться от него, им ничего не останется, кроме как вернуться восвояси. — Оно того стоило? — подал голос Картер ещё спустя сорок минут. Астор еле заставил себя оторвать взгляд от центрального входа и посмотреть куда-то, кроме часов и мобильного. Он уже только и делал, что очерчивал взором треугольник: здание, телефон, часы… — Вспомни, я говорил тебе: ни одни нормальные отношения не строятся на контрактах. Стоил он того, чтобы сжирать себя теперь? — Прошу тебя, замолчи. — Должно быть, невмоготу мириться с мыслью, что методы, которыми ты пытался его к себе привязать, не сработали. — Должно быть, — Флеминг нахмурился: уж он-то знал, что всё получилось, ведь он с самого начала ставил на хитрость и в самом деле оказался хитрей. — Это тебе невмоготу смириться, что он полюбил меня. Я всё для этого сделал! — Всё ли ты сделал правильно, — Генри оттянул рукав и бросил быстрый взгляд на свои старомодные, простецкие часы. — Выясним через пятьдесят три минуты. Через пятьдесят две Астор не выдержал режущей уши тишины и сам позвонил. Серия коротких гудков прервалась, и он с облегчением выдохнул, услышав звучание родного голоса. Картер ставил на то, что он вовсе не дозвонится, и пожал плечами, как будто ответ не значил вообще ничего. Но для Флеминга… к концу второго часа у него едва не дрожали руки. — Задерживаешься? Тайлер решает рабочие вопросы, он не зря в него верил, всё в порядке, всё хорошо! Скоро он выйдет, и начальник его службы безопасности надолго заткнётся со своими нравоучениями. — Немного. Вам ничего подписывать не нужно, так что можете ехать домой. — И ты туда же! Генри с самого начала на этом настаивает. Тебе ещё долго? Я дождусь. На том конце ненадолго замолчали, а после усмехнулись. — Нет, Астор, не нужно. — Разумеется, нужно! Как ты потом доедешь, на такси? — Ты не понял меня. Я не собираюсь никуда ехать. Как не собирается? Флеминг перевёл взгляд на Генри, но тот сидел с каменным лицом, выражающим лишь одно: а чего ты ожидал? В прохладном от кондиционера салоне стало невыносимо душно. — Ты бросаешь меня?.. — Возвращаю всё на свои места. — Таким ублюдочным способом, наобещав с три короба, по телефону?! Выйди немедленно и посмотри мне в глаза! — Нет, — тон его голоса стал непробиваемо холодным и равнодушным до одури. — Вернуться или позвонить через два часа. Единственное, что я тебе обещал. И я бы позвонил: ты всего лишь набрал раньше. Всё, что он говорил потом, пробивалось к сознанию словно через толстый слой ваты, застрявшей в ушах. Астор не мог поверить, что всё это слышит, что всё это с ним, сейчас, происходит. — Пожалуй, я должен извиниться, — без всякого сожаления, так же запросто, как если бы отмахивался от надоедливой мухи, открещивался от него Тайлер Уолш. — За красивые слова, которые наговорил. Думаю, тебя беспокоит вопрос «почему», так вот: мы слишком по-разному скроены, Астор. Я не должен был давать тебе надежду, но не удержался от искушения сам. Моя ошибка в том, что позволил себе забыть: таким, как я, в отношения пути заказаны. Выбирая между тобой и работой, я всегда выбирал работу и продолжал бы выбирать её до конца своих дней. Ты же… Тебе нужен тот, кто будет способен отказаться от всего ради взаимного помешательства. А я не такой. Совсем не такой, каким ты хотел бы меня вылепить и заполучить. Поэтому забудь обо мне: я исчезну и никогда больше не появлюсь в твоей жизни. — Я готов был на всё ради тебя, — Астор едва шевелил губами. — На всё. Для тебя это хоть что-то значит? Значило? — Ответ тебе известен. — Я не прощу тебя, — ярость похрустывала на зубах, — никогда. — Думаешь, мне нужно твоё прощение, чтобы спать спокойно? — гадёныш как будто бы улыбнулся. — Не нужно. Ну, пора прощаться. Спасибо за всё. Гадёныш. — Тайлер! Ответом стали гудки, прервавшие молчание. Выскочив из салона, Астор с размаху швырнул телефон под колёса несущихся по дороге машин. Сволочь, как он его… обыграл, обдурил, размазал! Кулак врезался в корпус «мерседеса» раз пять, прежде чем боль начала трезвить. Сволочь! Астор порывисто развернулся в сторону здания с сотней маленьких окон. На подкорке чувствовал, что тот стоит за одним из них, наблюдает за результатами своих стараний, следит. Что он сделал не так? Чего тебе не хватило, а, Тайлер? Он ведь ждал. Проглатывал всё, терпел. Ни к чему не принуждал, за исключением последних месяцев и начала отношений, и то ради общего блага! И что получил? Плевок в лицо, вот что! Значит, сможешь спокойно спать?Кто не испытывает сожаления – заплатит болью.
— Где сейчас Зерк? — гаркнул он, заваливаясь обратно в салон. Картер попятился к противоположенной стороне и выкатил глаза так, будто собирался схватить их и вытащить. — В Орландо, разгребает последствия. Астор, не нужно, ты и так дел натворил – остановись. — Нужно. Он будет моим, чего бы мне это ни стоило! Флеминг смерил его непреклонным взглядом, и Картеру пришлось опустить потянувшуюся к плечу ладонь. Тот достал телефон: — Я свяжу тебя с ним в последний раз. То, во что ты превращаешься, переходит понятные мне границы. — Оставь его номер и проваливай, раз так. Ответственность беру на себя.Ответственность за всё, что произойдёт дальше.
Выставил меня идиотом? Блестяще. В том, что мы к этому пришли, виноват ты, Тайлер Уолш. Твоё равнодушие. Эгоизм, которым я восхитился бы, если бы так беспощадно не ненавидел. Врать мне в лицо, щебетать о любви – лучше б ты был немым! Лучше бы переломал обе ноги, никогда бы не смог ходить – кому бы ты нужен был, кто бы любил тебя и таким: поломанным, перебитым. Неспособным держать пистолет. Если бы в твоём мире был только я, прострелил бы ты моё сердце с тем же упоением? Я был с тобой слишком мягок. Уповал на время: поможет, расставит всё по местам... бред! Я думал, как думают слабаки, но ты доказал мне, как важно вгрызаться в своё клыками. Использовать для достижения цели все средства, в том числе грубую силу – ты получишь всё, что заслужил. Я заставлю тебя пожалеть, что предал меня, и непременно заполучу тебя снова. Оправдываться не намерен. Ты будешь моим, даже если придётся идти через разрушения и боль. Даже если придётся выжечь вокруг тебя всё до тла и спуститься за искрой в самое пекло. Ты будешь моим, merle. Будешь со мной. До конца.Будешь, даже если придётся обрубить тебе крылья.