ID работы: 11837048

Пока смерть не рассмешит нас

Слэш
NC-17
В процессе
561
автор
Пэйринг и персонажи:
Размер:
планируется Макси, написано 327 страниц, 30 частей
Описание:
Посвящение:
Примечания:
Публикация на других ресурсах:
Разрешено только в виде ссылки
Поделиться:
Награды от читателей:
561 Нравится 321 Отзывы 373 В сборник Скачать

Глава 26

Настройки текста
      Те, кто её удерживал, не скрывали лиц, и хотя они не морили голодом и не истязали её, Кэтрин давно догадалась: у неё нет шансов.       Она поняла это в одночасье, за мгновение – короткое, до мурашек пробирающее, – когда перед рабочим столом вырос тёмный человек. Ах, как наивно с её стороны было жать на тревожную кнопку, как глупо пытаться вырваться, грозить камерами, охраной, правосудием. Верить: кто-нибудь обязательно услышит, выручит, вызволит.       Опустевший к вечеру офис, как и тёмный человек, был глух к её мольбам.       Он улыбался, когда заламывал ей руки. Улыбался, вжимая в зеркало лифтовой кабины. На тридцать четвёртом этаже улыбка сползла с его губ, и смуглое лицо стало острым, неподвижным, и тогда он холодно прошептал: «Беги», — и она побежала так быстро, словно фора в тридцать секунд могла помочь ей, словно был хоть крошечный шанс спрятаться в одном из залов недостроенного ресторана, прошмыгнуть мимо насвистывающего преследователя, неторопливо идущего по пятам.       Конечно, он настиг её. Конечно, она попыталась отбиться. Он даже поддался – слегка, играючи, – но вскоре игра в кошки-мышки утомила его, и он схватился за строительный шнур.       Она узнала его имя в тот же день. Сразу после того, как Зерк привязал её к стулу. Он представился сам, она ни о чём не просила его, не спрашивала. Зерк представился, сел напротив, закурил и начал допрос.       — Расскажи мне о Роберте, — говорил он. — Расскажи, что за статью он готовит, откуда черпает информацию. Вы в сговоре?       — Нет, господи! — кричала Кэтрин, жалея, что не рассталась с Хантом прежде, чем включить его в список журналистов, сочинявших грязные сплетни по просьбе Флеминга. Что уж там: она жалела, что не уволилась, как только поняла, чего и какими методами добивается босс. — Я не говорила Роберту. Ничего не говорила, поймите, он догадался без моей помощи!       Тогда она не знала, не подозревала, что Роберт уже написал черновик разоблачающей статьи. И о том, что это место – комната для персонала – станет её местом жительства на ближайший год, не догадывалась, как не догадывалась и о том, что на тридцать четвёртом этаже «Кристалла» строился ресторан по проекту Флеминга. Она была его секретарём и не знала этого. По правде, никто не знал.       Ремонтные работы остановились за пару дней до того, как она здесь прописалась. В её распоряжении были диван, игровая приставка, книги и даже маленький, но сносно работающий душ. Цепь на лодыжке позволяла дойти до него, но натягивалась и блокировала перемещение, стоило добраться до ведущей в коридор двери. Окон в помещении не было, и о ходе времени Кэт могла судить исключительно по визитам личных надзирателей, приносящих пакет еды раз в пару дней.       Их было трое. Первый – Зерк – пугал её, даже если приходил и уходил молча. Он, думала Кэтрин, давно бы убил её, если бы не хотел, чтобы она покончила с собой. Иногда Зерк намекал, иногда предлагал прямо: «На крыше сегодня ветрено. Идеальный день. Не надумала?» — случалось, Кэтрин Браун кусала губы до крови, лишь бы не обронить в ответ «да».       Второй, Васко, практически не говорил по-английски, а когда говорил, Кэт с трудом его понимала и слышала. Казалось, громкая речь давалась ему с трудом, а запас эмоций иссякал ранним утром – Кэтрин ни разу не видела его улыбающимся, разгневанным или печальным, и только он держался индифферентно, не пытаясь ни сломать её, ни защитить.       Третий желал Кэтрин добра. Изредка приносил ей кофе, как когда-то она ему приносила. Не забывал про сахар – две ложки – и орео. Она так любила орео. Но лучше бы он воздержался от проявления доброты, думала Кэтрин. И не находила себе места: неужели, неужели с ним что-то сделали? Для неё прошла целая вечность с тех пор, как Генри Картер приходил в последний раз.       Теперь она жалела о враждебности, с которой относилась к нему долгое время. О чашке, которой швырнула в него, считая предателем. Зерк и Васко были незнакомыми ей ублюдками, но мистер Картер, нет, Генри, Генри... Он же знал, что она не виновата! Как, как он мог не вступиться за неё? В тот день чашка разбилась у его ног, а он молча собрал осколки. Унёс всё колющее и режущее, чем она могла навредить окружающим, хотя сейчас Кэт понимала: Генри опасался не за свою, а за её жизнь. Может, он вправду сочувствовал ей, и поэтому от него избавились...       Чем больше Кэтрин думала об этом, тем сложнее было говорить Зерку «нет».       Она лежала на диване, уткнувшись носом в кожаную обивку. Щелчок дверного замка вывел её из мутного полусна, но Кэтрин не обернулась: несмотря на то, что она ничего не делала, у неё совсем не осталось сил и желания знать, кто решил посетить её сегодня. Ей не хотелось ни есть, ни пить. Не хотелось ничего.       Сначала она услышала звук: похоже, кто-то поставил блюдце на столик. Потом смекнула, что Зерк бы непременно прокомментировал её состояние, а Васко бы сразу ушёл. Кэт подскочила и тут же пошатнулась: от излишне резкого движения голова пошла кругом. Генри – это был он, он, живой! – дёрнулся к ней и перехватил за плечо, усадил обратно, без его помощи она бы упала. И когда он замахал перед её лицом ладонью и спросил, сколько она видит пальцев, Кэтрин готова была его расцеловать.       — Я думала, всё кончено, — с трудом призналась Кэтти сквозь вставшие поперёк горла слёзы. — Думала, они и тебя, из-за меня...       Генри тяжело вздохнул.       На нём лица не было – она только теперь заметила, как пристально и печально он смотрит, как глубоки ранние морщины. Один только его вид говорил о том, что радостных новостей ждать бессмысленно.       — Зерк что-нибудь сделал тебе? — дав время прийти в себя, спросил Картер. — Стал вести себя иначе? Попытайся вспомнить, это важно.       — Что вспоминать, если он давно не заходил?       Кэтрин не видела изменений: Зерк и прежде не заявлялся слишком уж часто. За время отсутствия Генри она виделась с ним всего пару раз, и встречи были, к её счастью, недолгими.       — Ничего странного не предлагал?       — Как обычно: выйти в окно.       — Не приносил?       — Гель для душа, я попросила, тут закончился...       Генри задумчиво обвёл взглядом комнату и, не сказав ни слова, сходил в каморку с душевой, а вернулся с флаконом.       — Сила свободы, — прочитал он название на этикетке. — Ещё издевается, подонок.       — А я смеялась до слёз, представляешь, он ведь стоял в магазине, выбирал... Да нет, зачем, не выбрасывай. Вот, опять, снова. Почему мне кажется это забавным?       Генри замер, и ей показалось, что он безмолвно просит прощения, смотря на неё, плохо контролирующую себя.       Она рассмеялась:       — Я так рада, что ты здесь.       Заплакала:       — Какое сейчас время года?       Она хотела, чтобы Генри сел рядом и говорил, просто говорил обо всём, чего она была лишена.       — Что происходит за стенами? — не могла успокоиться Кэтрин. — А на работе? Как дела у Джуди? У моей сестры, помнишь?       Генри всё же сел на край дивана и заверил, что у Джуди всё хорошо. И у Роберта. Кэтрин умоляюще проглядела на него: «Не ври, я же не дура...» — она понимала, что Хант, в лучшем случае, в аналогичном положении, а о худшем раскладе и думать не могла.       — Я не знаю, что с ним, — наконец признал Генри. — Но если ты хочешь знать...       — Нет, пожалуйста. Лучше скажи правду тому парню, Тайлеру.       Единственный, кого она жалела так же, как себя, был он. Господи, почему, почему она смолчала, когда Уолш пришёл заключать контракт? Почему не намекнула ему, мокрому от дождя, что нужно бежать из «Кристалла»? Она могла подложить записку в полотенце, могла остановить его у ресепшена и рассказать о своих догадках. Могла сделать это с десяток раз после, когда он ждал Флеминга после работы и добродушно интересовался, как у неё дела. Но она улыбалась ему и молчала. Молчала, как рыба. Теперь, только теперь она понимала Роберта, который не желал молчать.       Она не сдержалась: высказала всё Картеру. Тот мигом нахмурился, покачал головой, и когда Кэтрин хотела возмутиться, прервал её:       — Ты понимаешь, что это будет для тебя значить?       — Знаю, знаю… Но меня ведь убьют, убьют в любом случае.       — Ошибаешься. Ты здесь не из-за того, что Астор желает убить тебя. Наоборот. Он боится, и боится не зря; Кэтрин, при всём уважении. Он не знает, что с тобой делать, но если ты будешь заявлять о желании рассказать что-то Уолшу, Астор вряд ли передумает.       — Ты веришь, что он отпустит меня? Прошло неизвестно сколько, а ты до сих пор в это веришь?       — Верю. Не могу обещать, но верю.       — Невероятно.       — Что ещё я могу?       Кэтрин не стала напоминать о том, что он мог бы всё изменить одним звонком в полицию. Анонимным. Да даже не в полицию, в любую из служб. Пожаловаться на то, что тридцать четвёртый этаж «Кристалла» затапливает офисы снизу, или на что-то ещё – неважно. Её бы обнаружили, а Астор не успел бы ничего предпринять, и это выглядело бы как случайность, но Генри не решался. Может, опасался, что его примут за соучастника, а может, не хотел подставлять Флеминга, или всё сразу, или его останавливало что-то иное – Кэтрин не знала наверняка. Успокаивала себя тем, что для него всё это тоже непросто, и то, что Картер не может сделать выбор в её пользу, не означает, что он плохой человек. Успокаивала, но никак не могла смириться несмотря на то, что когда-то и сама не нашла в себе сил принять правильное решение.       — Мы в равной степени заложники чужих секретов, — негромко подытожил Картер.       — Ты не заложник. Заложник не может уйти, когда вздумается.       Генри горько усмехнулся и ничего не ответил. Они ещё долго сидели в тишине, смотря в потолок.

***

Сентябрь 2013

      Поездку пришлось отложить: узнав о планах на Бордо, Элис предложила объединить силы и полететь вместе в конце октября. И хотя вплоть до наступления осени Астор настаивал на том, что ждать необязательно, Тайлер не видел смысла в спешке.       — Чем тебе не нравится идея Элис? — спросил он, когда за завтраком Астор заговорил о поездке снова. — Я не против, не подумай, но за месяц смог бы хоть немного подучить язык, да и ты бы к тому времени спокойно разобрался с делами.       То, что было названо «делами», заставило Флеминга поморщиться, словно на краю чашки, из которой он пил, обнаружился скол. Об этих «делах» Тайлер слышал несколько дней кряду: недавно с Астором связались Рошельды, а с родственниками по линии отца он предпочитал видеться не более трёх раз в год. Предстоящий ужин должен был стать четвёртым и не факт, что последним.       — Не понимаю, что они собираются обсуждать, — Астор излишне громко опустил чашку и поднялся из-за стола. — Вернее, понимаю – всё то же, – но сколько можно? Может, на лбу написать: я не продам «Шато Аквитан»?       — Во Франции они тебя и подавно достанут, но, если уж на то пошло, готов подать маркер.       — Можно подумать, я пытаюсь избежать встречи, — Флеминг затянул галстук и сообщил водителю о том, что планирует выходить в ближайшее время. — Решим всё в Лондоне. Сегодня. Ты же приедешь?       Тайлер не без сомнения пожал плечами:       — Мне-то зачем приезжать?       Хотя ужин, который устраивали Рошельды, не был семейным, Тайлер не испытывал желания выходить в свет. О светских мероприятиях и не думал: ему они и раньше не нравились, теперь же в местах скопления людей становилось не по себе. Астор, конечно, заверил, что избавился ото всех, кто мог ему угрожать, но каковы гарантии?       Дома было спокойнее. Словно прочитав мысли, Флеминг вернулся к столу и опустил ладонь на плечо. Сжал, как будто пытаясь сказать: «Я рядом».       — Рано или поздно тебе придётся вернуться к обычной жизни, — помолчав, вслух заключил он. — И ты не из тех, кто сможет сидеть в четырёх стенах всю жизнь, уж я-то об этом прекрасно знаю. Позволь мне помочь. Будет тревожно – Зерк тебя увезёт.       Тайлер откинул голову на спинку стула и, взвесив «за» и «против», посмотрел ему прямо в глаза.       — Что мне там делать? Ты всё равно будешь занят переговорами.       — Полчаса, максимум час, остальное время проведём вместе. Давай постараемся ни о чём не думать и отдохнуть; мне отчего-то кажется, что нам обоим это нужно.       Он не настаивал. Упрашивал. Тайлер не смог ему отказать. Сжав пальцы, лежащие на плече, принял поцелуй и пообещал прибыть к месту сбора не позднее девяти вечера. Астор предполагал, что к этому часу беседа с Рошельдами будет завершена и Тайлеру не придётся ждать. А если и придётся, то недолго: не успеет заскучать, перекинувшись парой слов с другими гостями.       В списке приглашённых, который Астор выслал перед уходом, не обнаружилось тех, к кому Уолш испытывал интерес или, наоборот, антипатию. В основном едва знакомые бизнесмены. Один из них, вероятно, жил в соседнем здании, потому что по утрам Тайлер часто видел его гуляющим с тибетским мастифом во внутреннем дворе. Среди прочих числились медийные персоны и известные адвокаты. Вряд ли кто-то из них был знаком с Флембэри Вольфом и имел на него, Тайлера, зуб. Убедив себя в том, что угрозы нет, Уолш вернулся в комнату и принялся подбирать костюм под предстоящее мероприятие.       Через полчаса он позвонил Зерку. В «Харродс» они отправились ещё час спустя. Тайлер хотел пройтись пешком, но Зерк не одобрил: с его слов, стоило быть начеку даже в центре Лондона.       — За руль-то я сесть могу? — слегка раздражённо уточнил Уолш, пытаясь отыскать взглядом серебристый «форд». Астор говорил, что его машину вернули из Шеффилда, но поблизости не оказалось ни одной похожей.       Зато напротив остановилась другая, чёрная. Зерк распахнул заднюю дверь, невзначай подсказывая, что права ему больше не пригодятся. В этом жесте не было ни сочувствия, ни злорадства, да и решение ограничить свободное перемещение по городу наверняка принял не Зерк, но Тайлер готов был поспорить, что Зерк ждал реакции. За улыбкой, дежурной и ничего не значащей, скрывалось что-то, что Уолш не мог расшифровать или объяснить. Может, интерес. Может, желание узнать, насколько он будет сговорчивым.       Так или иначе, Тайлер помнил, что согласился не упрямствовать по пустякам. Когда автомобиль остановился у знаменитого торгового центра, покосился на телефон: поездка заняла не более пяти минут. Гораздо больше он потратил на пустое брождение по этажам в поисках подходящего магазина.       — Помочь? — со стороны казалось, что Зерк напрочь позабыл о работе и беззаботно осматривал витрины фешенебельных бутиков. В одном из таких Тайлер планировал заказать новый костюм: это было необязательно, в гардеробной висело предостаточно, но нужно было с чего-то начать то возвращение к обычной жизни, о котором с утра рассуждал Астор.       Оглядевшись по сторонам, Зерк поравнялся с ним и повторил вопрос.       — Приличные ателье этажом выше, — казалось, он ориентировался в «Харродс» лучше, чем сам Тайлер. — Если угодно, я проведу.       — Мы куда-то торопимся?       — О, вовсе нет.       — Тогда как насчёт того, чтобы оставить меня в покое?       Излишняя участливость Зерка не нравилась ему так же, как мельтешащие перед глазами зелёные пакеты, которые многие посетители покупали в качестве бюджетных сувениров. В основном, конечно, туристы, большинству из которых было плевать на всех, кроме себя, но иногда Тайлеру казалось, что некоторые идут следом намеренно, выдерживают дистанцию в пятнадцать-двадцать метров и нагоняют, если пришлось отстать. Поднимаясь на эскалаторе, он уставился на остановившихся внизу мужчину и женщину, фотографирующих то ли вензеля на колоннах, то ли его.       Пальцы крепче сжались на поручне – Тайлер не мог заставить себя выдохнуть до тех пор, пока не споткнулся о гребенчатую пластину в конечной точке движения эскалатора. Он понимал, что за ним не следят, что в зелёном пакете идущего мимо человека не спрятан ни нож, ни пистолет; что бежать не нужно, не от кого, незачем... Понимал, но что-то подсознательное заставляло идти быстрее. Зерк остановил его, едва не мчащегося меж стеллажей. Кивнул забеспокоившемуся охраннику, сдержал не поддающуюся самоконтролю тревогу спокойным взглядом. Его ничуть не смутило произошедшее.       — Идите за мной, — ровным тоном распорядился он.       Зерк привёл его в незнакомое, явно дорогое ателье. Менеджер принял запрос и отправил обоих в отдельный зал, а мгновением позже, когда разум окончательно прояснился, Тайлер обнаружил себя сидящим в удобном кресле. Перед глазами проносились десятки рубашек, брюк, пиджаков, многие из которых отличались разве что количеством пуговиц, и если б не Зерк, взявший на себя переговоры с персональным консультантом, он ушёл бы, ничего не купив. Но Зерк оценивающе разглядывал то манекены, то его самого, и подначивал: «Из тех ли вы, кто не привык доводить до конца начатое?»       Потом был незапланированный поход в салон, где его привели в порядок, и недолгие, но многочисленные поездки по разбросанным по городу маленьким бутикам. Зерк со знанием дела диктовал водителю адреса, и к четырём часам в багажном отделении не осталось места. Обувь, аксессуары, повседневная и выходная одежда, даже парфюм – всё было собрано не на один день вперёд. Тайлер предпочитал не думать, озаботился ли Зерк по собственному желанию, чем бы оно ни было вызвано, или же ему чётко обрисовали задачу.       И в Найтсбридже Уолш заключил:       — Не очень-то ты похож на телохранителя.       Зерк стоял у крыльца и наблюдал за тем, как Дзиро с водителем выгружают коробки из машины. Его бандитская наружность не сочеталась с высокомерным, холодным, пронизывающим взором, какой был свойственен дальним родственникам Уолша или Леннарду, или Жаклин Брайтон, или Астору Флемингу – все они в той или иной мере чувствовали себя «хозяевами всего».       Натянув усмешку на одну сторону рта, Зерк достал зажигалку и подпалил кончик сигареты.       — Что толку скрывать? Я не пытался соответствовать, а попытайся, вы бы не раскусили меня?       — Не сразу, — помедлив, отступил от тянущегося в его сторону дыма Тайлер. — И что же, Астор соврал? Имею в виду, соврал о помощи в Аргентине и прочем.       — О, вовсе нет. Всего-навсего опустил то, о чём не знает наверняка. Я не здешний, если речь о том, но было время – не один год проводил в Лондоне. Отец предпочитал зарабатывать под солнцем, но тратить здесь: в этом мы похожи.       — Боюсь спросить, чем он занимался.       Зерк многозначительно прищурился, но не ответил. Требовать продолжить было бы бестактно, тем более на улицу выглянул Фред. Поздоровавшись, он неодобрительно покосился на бегающего с пакетами Дзиро. С Зерком Фред был явно знаком, они заговорили о совместных тренировках, упомянули какого-то Васко – это имя Тайлер услышал впервые – и принялись обсуждать рабочие дела. Дежурства, предстоящий вечер, новые правила…       Тайлер отступил, чтобы вернуться в дом, напоследок напомнив:       — В восемь двадцать.       Остаток дня он потратил на французский, всё равно заняться было нечем, а к семи, совершенно внезапно, привезли готовый костюм. Оказалось, ему подходил один из тех, что хранился в ателье. Нужно было только подогнать и подшить, и то несущественно, но за срочность Зерк отстегнул бешеную сумму: должно быть, предварительно запросил деньги у Астора, на них же и покупал всё остальное, откуда ещё они бы у него взялись?       Серый костюм-тройка в крупную виндзорскую клетку был приятным на ощупь и сидел так, будто изначально шился по его параметрам. Тогда Уолш распаковал всё остальное – то, что Зерк старательно подбирал в течение дня, – и быстро сообразил, что с чем сочетать.       «Да кто же ты такой», — размышлял он о телохранителе-не-телохранителе, разглядывая себя в зеркале. Не считая всё ещё заметного следа от раны, выглядел он даже лучше, чем раньше. То есть до похищения. То есть… до всего. Тайлер не помнил, когда в последний раз смотрел на себя и думал о том, что ему повезло быть человеком, смотрящим из отражения.       Ровно в восемь двадцать он спустился к припаркованному у обочины «мерседесу» и вернул-таки плащ, который ему волей-неволей одолжил Зерк.       — Что, не подошёл? — не без усмешки отозвался тот, а потом, когда они доехали до места назначения, скинул вещь в первую же мусорную корзину.       И подмигнул. Тайлер тогда не понял, почему. Потом, блуждая по банкетному залу, арендованному под мероприятие и полному успевших поужинать гостей, поглядывал на наблюдающего издали Зерка и размышлял о причинах, из-за которых плащ мог оказаться в урне, а сам он почувствовал необъяснимое облегчение. Хотя объяснить облегчение всё же смог: плащ служил напоминанием и возвращал ко дню освобождения из мрака. Дню, который он предпочёл бы забыть, равно как и четырнадцать предшествующих.       Зерк не приближался: согласился не ходить следом, если Тайлер не будет пропадать из зоны видимости, а нарушать договорённость не было причин. Тайлер поздоровался с теми гостями, лица которых смутно помнил, и невольно познакомился ещё с парой человек, но все разговоры были чистой формальностью – он ждал, когда освободится Астор, но Астор как будто бы не спешил. И хотя пространство было небольшим, Тайлер так и не смог его найти. У панорамных окон негромко пела восходящая звезда, за редкими столами обсуждались деньги и власть, у барных стоек распивали вино и бурбон, но Флеминга нигде не было.       Решив, что Астор сам его найдёт, когда освободится, Тайлер расположился за баром и согласился на первый же предложенный напиток; благо, уже мог не ограничиваться соком. Было время, когда при схожих обстоятельствах он бы сразу ушёл, но то время осталось далеко в прошлом. Он не ушёл, даже когда остался один лёд, и может быть поэтому ему решили составить компанию: кто-то опустился на соседний стул и придвинулся ближе.       — Хотел бы я сходить с тобой в бар при иных обстоятельствах.       На миг замешкавшись, Тайлер повернул голову в сторону прозвучавшего голоса. Рядом сидел Оскар.       — Что ты тут забыл? — с совершенно неискренней, выдавленной улыбкой поинтересовался Уолш, попутно пытаясь сообразить, мог ли не заметить Оскара в списке приглашённых.       Нет, точно нет, он просматривал имена внимательно, неоднократно, но забыл, что они – Оскар, Грэм, Эшли, Логан, да и он сам – были из тех, кто мог позволить себе несколько имён и фамилий. И эта встреча, какой бы внезапной она ему ни показалось, на самом деле была до обидного предсказуемой. И ответ на заданный вопрос был очевиден, но Оскар вернул ему улыбку и приподнял бокал. Невзначай указал им, практически полным, в сторону, где собралась чисто мужская компания.       — Вон тот, по центру, попался на финансовых махинациях. Теперь я его ассистент. Ну, знаешь, забронировать отель, вызвать девочек, поставить пару печатей. Сопроводить на деловой ужин: никогда не знаешь, когда пригодится помощь такого отзывчивого меня.       — Из тебя ассистент…       — Такой же, как напарник, да? Ну, не спеши. Есть разговор.       Вмиг став серьёзным, Оскар опасливо огляделся по сторонам, и это было его ошибкой. Тайлер не видел, но готов был поклясться, что в их сторону направился заподозривший неладное Зерк. Пришлось вскинуть ладонь, жестом дав понять, что всё в порядке.       — Ты совсем дурак? Веди себя естественно, если не хочешь объяснять охране, какая нелёгкая тебя принесла.       Он высказался раньше, чем успел обдумать: ему-то какая разница? Зерк мог спасти его от ещё не начавшейся беседы. И у него был шанс встать и уйти или сделать вид, что не знает Оскара, сказать, что тот спутал его с кем-то. Но Уолш сидел как прикованный.       — Чего тебе? — спросил он, потому что Оскар медлил. — Не делай вид, что заглянул узнать, как дела.       — Вижу, неплохо. В том и суть. Грэм говорит, это странно.       — То, что я жив?       — И да, и нет. Просто ты легко отделался, а так не бывает. Это его слова.       Тайлер сжал стакан так крепко, как мог. Так вот что Грэм думал о произошедшем… Легко? Это – легко? Вот это всё? Да чтоб Грэм сам пережил подобное!       — Он всегда был редкостным мудаком, — Тайлер с трудом сдержал нервный смешок. — Уходил бы ты тоже, если не идиот. Если знаешь всё. Если не хочешь, чтоб в конце Грэм пожал плечами и сказал, что ты недостаточно отмучился.       — Я не думаю, что он имел в виду это… Он пытался тебе помочь вообще-то.       — Пытался? С его-то возможностями…       — Ты не знаешь, — резко оборвал Оскар. — Ты ничего не знаешь.       — Да я и не хочу знать! Докатились, Грэм присылает тебя, и для чего? Чтобы ты его оправдывал? Он тоже нихрена не знает о том, что мне пришлось пережить.       — Разница как раз в том, что он хочет узнать.       — Да пошёл он. Вы оба. Что ещё он просил тебя сказать?       Оскар покосился на проходящего мимо бармена и ответил, что всё серьёзнее и глобальнее, чем кажется. И как раз эта фраза, это «серьёзнее и глобальнее», заставили Тайлера встать, едва не отбросив стакан. Он помнил эту фразу, хмуро брошенную Грэмом в душном кабинете перед тем, как он начал читать самый важный в жизни контракт. Слова, пробудившие в нём интерес, а затем втянувшие в шестилетнюю борьбу за масштабное ничто и отозвавшиеся эхом сегодня.       Хуже было только то, что они, эти слова, имели силу. И тогда, и сейчас.       Он предчувствовал: если дослушает, уедет не в Найтсбридж, а в «Ротланд» или на Незер-стрит. Он ощущал: черта, за которой заканчивалась толком не начавшаяся нормальная жизнь, проходила так близко, что становилось дурно. И где-то в глубине души ему хотелось, отчаянно хотелось переступить её, и это желание было таким настоящим и пугающим: неужели, неужели он готов снова, по щелчку, за секунду распрощаться со всем хорошим, что у него могло быть?       Он знал, что всё потеряет, если дослушает.       Где-то недалеко – возможно, за ближайшей стеной, – Астор Флеминг вёл переговоры и ни о чём не подозревал. А он, Тайлер Уолш, предавал его уже тем, что позволил себе поговорить с Оскаром.       Он видел: Зерк с готовностью двинулся навстречу, стоило повернуться к барной стойке спиной. Тайлер решительно пошёл к нему, оставляя позади бывшего напарника и тяжело давшийся ему выбор. Он должен был ненавидеть их – Грэма, Оскара, всех, кто оставил его умирать и пытался сбить с курса теперь, – но не мог. Должен был с самого начала, как только увидел Оскара, уйти. Но он этого не сделал.       И теперь, когда Зерк стоял рядом и интересовался, с кем он говорил и о чём, понимал, как поступить правильно: честно всё рассказать. Может, даже найти и отправить ему фотографии всех, кто имел отношение к спецподразделению МИ5. Всех, кого видел и знал.       Но Зерк спрашивал:       — Кто это был?       И он отвечал:       — Университетский приятель. Раньше мы часто играли в гольф.       Зерк украдкой поглядывал на Оскара, покинувшего барную зону и о чём-то расспрашивающего того мужчину, за ассистента которого себя выдавал, а Тайлер непринуждённо рассказывал о том, как давно они не виделись и насколько внезапной была для него встреча.       Появившийся в дверном проёме Астор не дал Зерку продолжить допрос. Тайлер выдохнул. Он не желал врать ещё больше.       — Прости, задержался, — Астор качнул головой в сторону вошедших следом двух женщин и морщинистого старика. Очевидно, это и были те самые Рошельды. — Хочешь, познакомлю?       — Эта затея тебе не по нраву, зачем?       — Ты часть моей жизни, обязан был предложить. И предложу снова, но, надеюсь, не раньше, чем через год.       Флеминг улыбнулся. Слабо, устало. Улыбнулся и зевнул, прикрыв рот рукой. Тайлер смотрел на него, стараясь не выдать беспокойства, вызванного беседой с Оскаром. Думать об Асторе. О его переговорах, состоянии, настроении, о названиях блюд в меню, которое не так давно пролистал. О том, что Астор был единственным, кому на самом деле было до него дело.       — Ты ужинал? — Флеминг огляделся в поисках свободного стола и наверняка собирался привлечь внимание метрдотеля, когда Тайлер ухватил его за рукав.       — Давай уедем.       — Ты хочешь домой?       — Нет, вообще. Ты предлагал уехать. Я согласен, ждать октября бессмысленно.       Астор выглядел удивлённым ровно одну секунду.       — Когда? — быстро спросил он, достав телефон. — На следующей неделе, через одну?       — Сейчас… нет, наверное, будет неудобно, если сейчас. Сразу, как сможешь, и это подождёт до утра.       Спустя десять минут и один звонок они ехали в Найтсбридж собирать вещи. Ни в ту ночь, ни на следующий день, в аэропорту, Астор не спросил, почему он внезапно передумал, и умение не задавать лишних вопросов было одной из тех его черт, которые Тайлер ценил.       В самолёте, прислонившись к его плечу, он упрашивал себя забыть о разговоре с Оскаром и тех словах – «всё гораздо серьёзнее», «пытался помочь», «ты ничего не знаешь». Мысленно отталкивал их, как теннисный мячик, но они возвращались, стуча по виску и вызывая головную боль. Она утомила бы, но Флеминг рассеивал её неспешными разговорами.       — Просто чтобы ты понимал, — Астор сжимал его ладонь и глядел на проплывающие вдали облака. — Я никого не приглашал раньше. Это совсем другое – не то же самое, что позвать в квартиру, которую выбрал в сознательном возрасте. Я много переезжал, когда начал жить отдельно, но нигде не чувствовал того же, что чувствовал Бордо. Это какая-то часть меня, она осталась там, и я могу перевезти что угодно из своей первой комнаты – вещи, мебель, даже оловянных солдатиков, у тебя наверняка были такие же, – но это «что-то» навсегда останется там, а я даже не могу понять, что и почему.       Сам того не осознавая, Тайлер крепче сжал его пальцы и постарался сконцентрироваться на негромком голосе.       — Я чувствую то же самое, когда бываю в Ричмонде. Думаю, дело в воспоминаниях, слившихся в нечто большее. Ассоциации, тактильная память, запахи. Цвета, голоса. Не знаю. Но всё это очень…       — Личное? Полагаю, мы говорим об одном и том же.       — Да. И я понимаю, что ты подразумеваешь, поэтому спасибо. За то, что готов довериться. Когда вернёмся, я тоже покажу тебе, где вырос, хотя делать в том доме нечего. И там холодно. И пыльно. Всегда было пыльно и холодно.       — Уверен, в замке холодней.       — Шутишь? — Тайлер поднял голову, но, посмотрев Астору в глаза, понял, что тот серьёзен. — Не говори, что твой дом, ну… ладно, насколько он огромен?       — Думаю, всего лишь как треть того, что ты представил, даже меньше. Замок… Одно слово, развалины, туда разве что возить туристов. Прадед хотел снести его и снёс бы, если бы не семейный холдинг. Тогда он вывел «Шато Аквитан» – на тот момент «Шато Аквитан-Рошельд» – из холдинга, но добиться желаемого всё равно не смог: правительство региона не выдало соглашение на проведение работ, пришлось возводить новое здание. Оно современное. Не более грандиозное, чем особняк в Рединге. Мы живём там.       — А зачем он хотел снести замок? Твой прадед.       — Не видел смысла в реставрации. И я рад, что ему не удалось уничтожить часть истории, но уважаю его хотя бы за то, что добился выхода из-под крыла Рошельдов. Собственно, они с прошлого века добиваются возвращения «Шато Аквитан». И будут продолжать, для них это дело принципа.       Тайлер имел общее представление о баталиях с Рошельдами, но поймал себя на мысли, что прежде не интересовался подробностями. Он вообще мало спрашивал. И поэтому о человеке, сидящем рядом, знал меньше, чем должен был знать о том, с кем прожил почти год. Но кое в чём был уверен:       — Ты не из тех, кто легко сдаётся.       Усмехнувшись, Астор очертил взглядом верхушки соседних кресел.       — Вероятно, это семейное. Они ждут, когда я ошибусь. Тебе в самом деле интересно?       — Тебя беспокоит эта тема, так что да. Конечно, да. Почему они продолжают усердствовать?       — Потому что у них есть шанс. Лазейка. Если «Шато Аквитан» будет на грани разорения, они имеют право вмешаться – так написано в договоре. Из-за этого моя семья чуть не лишилась винодельни дважды за четверть века. Сначала отец не знал, что с ней делать, и я всё детство только и слышал от Нарсиса – это тот старый гад, ты видел его в ресторане, – что ничего не получу и все мы окажемся на улице. Он и сейчас мерзкий тип, а тогда был моложе и подлее: из-за него я постоянно думал, что вот-вот всё потеряю. И когда начал управлять «Шато Аквитан», действительно чуть не потерял. По неопытности. Мне казалось, что совершаю прорыв, но реальность... В общем, я снова встретился с Нарсисом, но уже с адвокатами. Мне дали год. Я должен был сделать невозможное. И если бы не финансовая поддержка Флемингов, никогда бы не смог увеличить прибыль настолько, чтобы Нарсису пришлось отступить. В тот же год я сменил фамилию, тогда же начал думать о «подушке безопасности». Так появились планы на вторую винодельню, уже личную. Но это совсем другая история. Суть в том, что Рошельды могут доставить проблем и периодически напоминают об этом. Впрочем, моё останется моим.       — А если нет? — Тайлер не сомневался в нём, спросил к слову, но Астор напрягся, как будто вопрос задел его за живое. Помрачнел, будто услышал что-то своё, другое; то, чего Тайлер не подразумевал.       — Я всё продумал, — чуть отодвинувшись, отозвался он. — Все варианты развития событий.       — Даже самые прискорбные?       — Даже те, где мне придётся… Давай не будем об этом. Лучше скажи, почему умалчивал о своих увлечениях? Я бы хотел знать о них. О том, например, что тебе нравится гольф.       Тайлер ударил бы себя по лбу, если бы жест не был расценен как чистосердечное признание. Интересно, Зерк отчитался о каждом слове, произнесённом им за вчерашний вечер? И Оскар. Как быстро выяснится, что тот никогда не был его университетским приятелем?       — Я плохо играю. Правда, плохо. Раньше нравилось, но это вовсе не увлечение.       — Мне передали иное.       — Послушай… Если услышишь что-то подобное – нет, вообще что угодно, что заставит тебя сомневаться или, наоборот, заинтересует, – спроси меня. Не Зерка или ещё кого-то. Меня.       — Само собой, — Флеминг миролюбиво улыбнулся. — Не беспокойся, я всего лишь хотел предложить сыграть. Отец это дело любит, ты мог бы составить ему компанию.       Тайлер в последний раз попытался умерить его ожидания:       — Я больше шести лет не играл, всё равно что учиться заново.       — От чего ещё тебе пришлось отказаться?       — Ты имеешь в виду…       — Да. Не думал, насколько иной была бы твоя жизнь, если бы не было этих шести лет? Чем бы занимался сейчас, если бы не стал плясать под дудку правительства?       «Не сидел бы здесь», — едва не ответил Уолш первое, что пришло в голову, но прикусил язык. Он на самом деле считал, что не заинтересовал бы Астора, если бы пошёл иным путём, но это точно было не тем, что Флеминг ожидал услышать. Они бы даже не встретились. Наверное. О какой встрече могла бы идти речь, продолжи он военную карьеру? А если бы и бросил её, зажил бы скучно и уныло. И поэтому усмехнулся:       — Не знаю. Скорее всего, играл бы в гольф.       Вскоре – быстрее, чем он рассчитывал, – пришлось вспоминать, как ориентироваться в многообразии клюшек. Сразу по прибытии в Бордо Астор показал, где находится ближайшее игровое поле, и предложил вернуться туда на следующий день.       — Можешь выбираться и без меня, — уточнил он, пока автомобиль петлял по извилистой дороге, зажатой между рекой и бесконечной зеленью лоз. — Я не всегда смогу присоединиться. Вот, снова…       Как только они приземлились, телефон Флеминга начал содрогаться от постоянных звонков, и почти весь путь он переговаривался с Лондоном; незапланированный отъезд не позволил ему завершить текущие дела как следует. Со звонившими он говорил торопливо, словно куда-то опаздывал, и Тайлер видел, слышал и чувствовал, как он старается быстрее завершить разговор.       — Не нужно, — шепнул он, когда Астор поглядел на наручные часы и поторопил собеседника. — Решай всё спокойно, дела важнее.       Дела вынудили Флеминга не следить за дорогой весь остаток пути. Зато Тайлер следил: что ещё ему было делать? Постепенно количество вытянувшихся вдоль дороги построек уменьшилось, а те, что остались, были массивнее и старее расположенных ближе к городу. Некоторые возвышались на холмах, другие располагались на равнине рядом с рекой. Наконец вдалеке показался красный шпиль, и вскоре Тайлер смог разглядеть циферблат на старинной башне.       То, что осталось от замка, находилось на удалении от белого двухэтажного здания, отражённого в глади искусственного озера, соседствующего с аллеями декоративных ив. Астор всё ещё говорил по телефону, когда Тайлер ненароком спугнул плывущих птиц излишне звонким хлопком двери. Вокруг было тихо. Так тихо и безветренно, что и шума листвы не было слышно.       — Ну и местечко, — вышедший из машины сопровождения Зерк огляделся по сторонам и принялся разминать шею.       Тайлер нехотя поглядел на него: вот уж кому идея лететь во Францию точно не пришлась по вкусу. Зерк предпочёл бы остаться в Лондоне и совсем этого не скрывал. Накануне он не слишком дружелюбно обсуждал что-то с Астором – снова по-французски, – и во время перелёта практически не показывался на глаза, хоть и имел возможность свободно перемещаться по самолёту, как и любой другой телохранитель. Впрочем, любой другой, если бы не пребывал в восторге от поездки, и виду бы не подал. Зерк же отогнул край высокого ворота, сморщился от полуденного солнца и посетовал:       — Жарко.       — А в Аргентине, что, холодно?       — Сейчас-то? Зима натуральная.       — Хватит жаловаться, — ненадолго оторвавшийся от телефона Астор дал указания водителю и зашагал к парадным дверям, призывая следовать за собой.       Тайлер представлял дом именно таким: отдающим уютной стариной, увешанным семейными портретами, рассказывающим о себе скрипом половиц и классической музыкой, записанной на винтажных пластинках. Дом был излишне велик для одного жильца, так что жилец скрашивал одиночество небольшим штатом прислуги, граммофоном и собачьим лаем – из столовой, мимо которой они проходили, выскочил лохматый колли и бросился навстречу, и когда тот был совсем рядом, Астор вдруг остановился и отступил. Обернулся, глядя по сторонам:       — Кто впустил Бруно в дом?       Тайлер заметил лёгкую брезгливость, застывшую на его лице в тот момент, когда пёс вывалил длинный язык и попытался лизнуть руку. Вновь зазвонивший телефон помешал Флемингу позвать кого-нибудь и приказать вывести собаку на улицу.       — Подождите там, — он указал в сторону гостевого зала и завернул за угол. — Закончится это сегодня или нет? Да, да, слушаю.       Шумно перебирая лапами, колли понёсся вперёд так быстро, будто ждать в гостиной наказали ему.       — А дворняга-то умная. И какая новость, не знал, что сэр-мистер их не жалует.       — Она породистая, не дворняга.       — Много ли меняет?       — Нет, — Уолш тоже не знал, не придавал значения, не замечал. Может, из-за того, что сам не испытывал к собакам ни большой любви, ни отрицательных чувств. И поэтому не стал лезть к запрыгнувшему на диван Бруно и лишь наблюдал, как Зерк задабривает его, почёсывая за оттопыренным ухом. — Оттого, что она породистая, укус мягче не станет.       — Эта не укусит. Добрая. Такие долго не живут, прискорбно.       Тайлер удивлённо вскинул бровь:       — С чего вдруг?       — Вы от неё отмахнётесь, а она всё равно оближет вам руку. Хотите – направьте на неё пистолет, не шелохнётся. Чарующая щенячья преданность. И бестолковая. Не приходилось?       — Не приходилось что, собак расстреливать? Я похож на сумасшедшего?       Убаюканный лаской колли зевнул и уложил морду на декоративную подушку. Зерк усмехнулся.       — Вам не выдавали щенка?       На секунду Тайлеру стало жутко. И вовсе не из-за того, о чём он говорил, а как: буднично, бесстрастно, равно как спрашивая, какие планы на вечер или вкусен ли был обед в самолёте. Но спрашивал он об «экзамене жестокости» – так называли его в МИ5, хотя в МИ5 от подобной практики отказались лет тридцать назад, так что Тайлер слышал о ней от Грэма, но сам не проходил. На «экзамене» проверялись не знания, не физическая выносливость, а безжалостность. Новобранцам дарили щенка и предлагали его вырастить, а затем, когда хозяин привязывался к животному, а животное к хозяину, заставляли убить питомца, тем самым доказав готовность идти до конца. Тайлер помнил, что сказал, когда впервые услышал о подобной практике: «Смахивает на обряд посвящения». Он и по сей день так думал.       — Как будто не существует иных способов доказать непоколебимость.       — И всё же. Выдавали?       — Я в любом случае скажу «нет. Это не та информация, которую можно озвучивать.       — Не заставляю, — Зерк отвлёкся на шум за окном: у пёстрых клумб работал садовник. — А впрочем, многое проясняется. Я не раз сталкивался с вашими… коллегами. Всегда удивляло: вы оставляете свидетелей.       — Что удивительного в желании обойтись без лишних жертв?       — О, ну как же. Самые жестокие мстители в прошлом всегда свидетели. Правильнее было бы избавляться от них. Я бы избавился.       Тайлер мрачно взглянул на него, потерявшего интерес к Бруно и переключившего внимание на шахматный стол в центре комнаты.       — Думай, что и кому говоришь.       — А что я сказал не так? — Зерк провёл пальцем по отчётливо заметной трещине, тянущейся по мраморному краю. — Тот, кто оставляет свидетелей, несомненно, поступает правильно – ну, с точки зрения морали, – но в плену почему-то всегда жалеет. Скажете, я не прав?       Молчание затянулось: Тайлер не смог ничего противопоставить. Отойдя к окну, он глядел на ухоженный задний двор и думал о том, что горячо поспорил бы с Зерком пару месяцев назад, но теперь спорить было бы верхом лицемерия.       — Где ты пересекался с нашими? — не оборачиваясь, наблюдая за ползущей по стеклу бабочкой, сменил тему он. — Про меня тебе рассказал Астор, но при других обстоятельствах ты бы ни за что не узнал, на кого я работаю. Работал. Так же и остальные, они бы не признались. Разве что…       — Под пытками? — было слышно, как Зерк усмехнулся и развернулся, шагнув навстречу и застыв на расстоянии трёх-четырёх шагов. — Всё проще. Через меня, случается, проходит информация, нужная вашей организации. Лёгкие деньги лишними не бывают.       — И что же, Астора тоже сдашь?       — О, не в моих интересах. Сэр-мистер даёт мне кое-что поважнее лёгких денег: кто мечтает слыть аргентинским бандитом? Постоянность выглядит привлекательной. Тем более... — Зерк замолчал, словно раздумывая, стоит ли продолжать, а потом всё же озвучил: — Хочется, чтоб сын мной гордился.       Тайлер обернулся через плечо: Зерк был вторым человеком, от которого он не ожидал подобного откровения. Первым был Грэм, у которого, как выяснилось, была семья, и теперь вот Зерк.       — Сколько ему?       — Присматриваем школу, шесть с половиной.       — В Лондоне? — Тайлер вдруг осознал, почему Зерк не хотел лететь во Францию, и еле сдержался, чтобы не отправить его обратно тотчас же. Вспомнил: в плане расставления приоритетов и выставления работы на первый план Зерк был чертовски похож на него и потому бы не вернулся. Да и Астор, если б хотел, давно бы его отпустил.       Он вспомнил об Асторе буквально на миг, и тот появился на пороге, как звали. Бруно вскинул голову и учащённо задышал, улыбчиво разинув пасть. Завилял хвостом. Вошедший следом слуга помешал ему накинуться на Флеминга в очередной раз и, перехватив за ошейник, вывел из гостиной. Тогда Астор кивнул Зерку:       — Иди с ним, тебе всё покажут. Позвоню, если понадобишься, — и, дождавшись, когда в помещении останутся только двое, сел за шахматный стол и уронил на него телефон. — Ещё один звонок. Короткий. Потом обещают не беспокоить. Ты голоден? Здесь готовят к девяти утра, к двум часам дня и к семи вечера. Столовая дальше по коридору, и обед мы пропустили, но если хочешь…       — Всё нормально, — перебил Тайлер, — если захочется, в округе немерено винограда.       Астор усмехнулся в ответ и потёр ту трещину, которой ранее заинтересовался Зерк. Потом ему всё же позвонили, и разговор действительно оказался коротким. По завершении Флеминг поднялся и развернулся к выходу из гостиной:       — Давай начнём с окрестностей. В доме не заблудишься.       Они шли вдоль застеклённой веранды, когда Тайлер решил уточнить:       — Твой отец не сочтёт за грубость?       — Он уехал, вернётся к вечеру. Обычно он проводит время в дегустационном корпусе, это вон там, — Флеминг указал в сторону пристройки за садом и сощурился от высоко стоящего солнца. — Илберт не очень общительный, не принимай на свой счёт. Дважды в неделю он проводит экскурсии для туристических групп, а в остальное время отдыхает. Я был удивлён, когда он завёл Бруно. Не в его духе.       — Скучает? — сняв тёмные очки и протянув их Астору, предположил Уолш. — Готов поспорить, он рад, когда вы его навещаете.       Кивнув, Астор протянул руку и задержал её в воздухе, забирая очки. Тайлер коснулся его пальцев – тёплых, расслабленных. И улыбнулся: Астор перестал его сторониться. Они чаще разговаривали, реже ссорились из-за старых ошибок. По капле, но всё менялось к лучшему. Казалось, воздух стал легче, свежее. В последние дни, а особенно здесь, во Франции, стало проще дышать.       Астор, пожалуй, тоже это ощущал, и хотя Тайлер не мог знать, приходилось ли ему прилагать усилия или внутри него что-то переменилось естественным образом, он хотел верить, что оба чувствуют одно и то же.       — С приездом Элис и Ивейн тут всегда становится оживлённее, — признал Флеминг, выйдя за открывшиеся ворота. — Я и сам скучаю по тем временам, когда мы жили все вместе. Подумать только, это было так давно, что и не верится. Ребятнёй мы играли тут в прятки: вон там, в камышах, и там, за развалинами. Башни тогда казались выше и погреба не запирались.       — От грабителей?       — Нет, — Флеминг негромко рассмеялся. — Кое-кто спрятался там и едва не замёрз.       — Ивейн? Ты?       — Пьер. Его вечно тянуло на всякие глупости. И это было задолго до рождения Ивейн, она тут практически не жила. Чарльз был ей ближе отца, Лондон роднее Бордо, а этот дом для неё подобен частичке лета.       Они шли вдоль реки в направлении тех башен, о которых говорил Астор. Кружащие у воды стрекозы норовили сесть на плечи. Тайлер невзначай поглядел на другой берег – туда, куда не смотрел Флеминг. На стены старого, застывшего во времени особняка, покрытого плющом. Огромные деревья и кусты калины, рослые и неподстриженные, окружали его, словно рука, защищающая сердце. Вряд ли кто-то ходил по мосту, заросшему мхом.       Сегодня мост тоже остался без внимания: Астор прошёл мимо, словно той стороны не существовало. Пожалуй, он и сам не заметил, как ускорил шаг.       До замка – вернее, тех нескольких уцелевших корпусов, что сохранились по сей день, – оставалось рукой подать. Пропускной пункт выбивался из общей картины, как грубый штрих, лишённый древней элегантности.       — Все здесь помешаны на истории, — заметил Флеминг, не торопясь заходить внутрь. Вопреки ожиданиям, он повёл вовсе не к парадному входу, а обогнул центральное здание и направился к производственным цехам, утопленным в дальней части внутреннего двора. — Прадед был исключением, он хотел разрушить всё и отстроить заново. Уйти от традиций. Но то, что я собираюсь показать тебе, не тронул бы даже он.       Вытащив из кармана массивный ключ, Астор отпер громко скрипнувшие двери и шагнул в каменный зал, освещённый разноцветными лучами, проникающими в маленькие витражные окна. Узкий, ничем не украшенный зал: слева и справа стояли деревянные скамьи, а между ними, уходя далеко в темноту, тянулась бетонная лестница.       — Всё это напоминает сказку о Синей Бороде, — осторожно спускаясь следом, отметил Уолш. В первом помещении, куда они попали, горели желтоватые лампы, подсвечивающие огромные бочки. Чем дальше, тем темнее. Чем глубже, тем меньше объёмы хранящегося в подвалах вина. Коридоры становились уже и уже, и если б не Астор, знающий дорогу, Тайлер давно бы заблудился. — Это уже не погреб, лабиринт какой-то…       Внезапно Флеминг остановился и обернулся. Во мраке едва различались черты его лица.       — Как в сказке, — тихо-тихо сказал он, и в ладонь упёрлось что-то металлическое, холодное. Тайлер неуверенно принял связку ключей.       — Я выйду оттуда? — в шутку бросил он, отворяя последнюю дверь.       Астор слегка подтолкнул его и ответил в той же манере:       — Не гарантирую.       Они вошли внутрь холодного помещения, и дверь за спиной закрылась. Под арочным сводом вспыхнули маленькие огоньки – электрические свечи. Стены тускло заблестели: повсюду, слева и справа, хранились покрытые пылью бутылки, покоящиеся под землёй далеко не один год. И их было больше сотни. Сотни и сотни неприлично дорогих, бесценных образцов, от вида которых у ценителя голова бы пошла кругом.       — Ты сказал «лабиринт», — слова Флеминга летели далеко вперёд. — А я любил называть это место «пещерой сокровищ». Знаешь, что забавно? То, как Нарсис и ему подобные прикрываются возвращением «Шато Аквитан», будто я не понимаю, что им нужно на самом деле.       — Этот погреб?       — Конечно. Здесь собран весь семейный фонд, и даже больше. Я расскажу тебе, — Астор пошёл вперёд, оставляя Тайлера осознавать, ключ от чего продолжал лежать у него на ладони. — Известно ли тебе, что случилось с лучшим вином, когда нацисты вошли в Париж? Его вывезли. Подвалы богатейших винных домов опустели, всё оказалось в Баварских Альпах. Бордо, Бургундия, Шампань – Франция лишилась полумиллиона величайших вин. Когда война закончилось, награбленное вернули, но подвалы других виноделен Рошельдов были завалены, уцелел только этот. Так богатство холдинга сконцентрировалось в здешних стенах. Тебя, должно быть, интересует: как? Как предок Нарсиса мог допустить такой расклад и подписать договор, передающий всё вино в одностороннее владение? Понятия не имею. Полагаю, прадед нашёл рычаг давления и заставил его. Так или иначе, это спор не за землю, а за то, что хранится под ней.       — Утекло более полувека… Вино не хранится столько, разве нет?       — В среднем, если мы говорим о вине с потенциалом к выдержке, оно может жить до тридцати лет. Разумеется, каждый год коллекция обновляется: что-то мы выставляем на аукцион, что-то обмениваем. Меняются винтажи, но не стоимость, разве что в большую сторону. И оттого Нарсис лишь сильнее чувствует себя несправедливо обманутым. Дело принципа, я уже говорил.       — Но вы никак не охраняете свои сокровища. Только этот ключ.       — Считаешь, можно просто взломать дверь и прибрать всё к рукам? Каждая из хранимых тут бутылок задокументирована. Это вино не имеет ценности, если мы – я и отец – десятком подписей не подтвердим его подлинность. Укравший может вылить его. Или выпить. Или выбросить. Всё или ничего: сорвать куш можно только заполучив погреб вместе с «Шато Аквитан».       Тайлер поёжился: кожу начинало морозить. Впрочем, холоднее становилось от ключа, покоящегося в руке. Он посмотрел вперёд: Астор ушёл далеко, в конце туннеля виднелись мрачные очертания его силуэта.       — Не понимаю, зачем тебе наследство Чарльза, — негромко проговорил Уолш. Слова разнеслись по пространству отчётливым эхом. — Беготня за Аддерли, попытки разгадать загадку Флемингов. Твои потомки обеспечены на десять поколений вперёд.       — Видишь ли, в этом смысле я не так уж и далёк от Нарсиса: когда у тебя есть всё, пытаешься заполучить то, чего нет. Можно чахнуть над златом, а можно продолжать к чему-то стремиться. Особенно если знаешь, что у тебя в любой момент могут всё отобрать. Ты скажешь: отдай родственникам половину этих вин, найди компромисс, реши проблему одним днём; а я отвечу, что при худшем раскладе лучше взорву тут всё, и пусть «пещера сокровищ» никому не достанется. Конечно, я сделаю всё, чтобы не допустить этого, но…       — Пусть тебе не придётся делать подобный выбор.       — Было бы славно, — с коротким, едва слышным смешком ответили из темноты. — Единственный выбор, о котором я хочу думать сегодня – тот, что сделаешь ты. Я не могу подарить тебе ключ от «лабиринта», но предложить одно вино – запросто.       — Даже если ткну в самое эксклюзивное?       — Подойди, и я покажу тебе, где оно хранится.       Тайлер усмехнулся: знал, что Астор обманет. Предчувствовал: стоит подойти, как тот окажется слишком близко, чтобы продолжать беседы о вине. Он почти не видел его, заводящего ладонь за спину, но ощущал дыхание на губах. Мог представить его улыбку, спрятанную за поцелуем. Слышать шёпот, не разбирая слов: что бы Астор ни говорил, они – его слова – всегда были о любви. Такой, которую Тайлер не мог вместить. Такой, которую он до конца не понимал, но был за неё благодарен.       Они постояли так ещё немного – лицом к лицу, лбом ко лбу. Потом Тайлер прошептал:       — Те две недели, что я провёл в темноте, казались вечными.       Астор слегка отстранился:       — Почему ты вдруг…       — Нет, не перебивай, я хочу договорить. Там, под землёй, я и не мечтал, что увижу свет. А когда увидел, был уверен, что сойду с ума, если снова окажусь во мраке. Но сейчас мне спокойно. Ты рядом, и мне спокойно. За все двадцать семь лет не было так спокойно, как сейчас.       — Двадцать восемь, — Астор коснулся ладонью озябшей щеки. — Тебе двадцать восемь. Тридцатого июля исполнилось.       Тридцатое… Тайлер непроизвольно отступил и заставил себя улыбнуться, но вышло натянуто и неправдоподобно. Посмеялся бы, если бы смог.       — Даже не знаю, чей день рождения прошёл более паршиво: твой или мой.       Астор кашлянул в кулак: наверное, из-за количества пыли. Кашлянул и хрипло ответил:       — Давай выбираться. Думаю, ответ очевиден.       Тайлер всё же захватил с собой какую-то старую бутылку, и они покинули лабиринт, обошли прилегающие территории, вернулись тем же путём. Вечером, незадолго до приезда Илберта, Уолш сидел на открытой веранде и глядел в сторону реки, у которой наворачивал круги Бруно. Телефон на столе мигнул три раза: умное приложение настойчиво напоминало о том, что через два часа в «Хилтоне» сгорит бронь.       Год. Тайлер с трудом вспомнил, как выставил таймер в первый день пребывания в Найтсбридже. Как впервые ударил Астора и как бойко утверждал, что они никогда не будут вместе. В этот день, седьмого сентября, он собирался выпить с ним по последнему бокалу и разъехаться навечно: условия контракта были бы выполнены.       Год. Контракт давно потерял смысл. Бронь в «Хилтоне» не имела значения. Астор откупоривал ту дорогую бутылку, которую они взяли из «пещеры сокровищ», а он, Тайлер, всё ещё был с ним. И на секунду, буквально на одну, на мгновение, он подумал: «Что, если поступить так, как планировал?» Он. Астор. Два последних бокала. Спасибо за всё хорошее.       Тайлер улыбнулся своим мыслям – настолько они были глупыми – и удалил напоминание, обрывая связь с прошлыми убеждениями. Впереди их ждало только лучшее.

Он, Тайлер Уолш, всё для себя решил.

По желанию автора, комментировать могут только зарегистрированные пользователи.
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.