Бордо, сентябрь-октябрь 2013
Ивейн лежала на ровно подстриженной лужайке и разрисовывала раскраску. Илберт перебирал цветные карандаши, склонившись над ней. — Небо должно быть голубым, — говорил он. — Закат же! — отстаивала Ивейн. — Закат не голубой! — Дорогая, но почему зелёный? — Так это закат на другой планете! Тайлер улыбнулся. Он стоял неподалёку, подкармливал Бруно завалявшимися в кармане крендельками и наблюдал за происходящим. С тех пор, как приехали Элис с Ивейн, на смену царящей в начале месяца тишине пришла уютная суета, и даже предпочитающий уединение Илберт стал её частью. В первую встречу Илберт показался Тайлеру ещё более отстранённым и безучастным, чем Астор о нём рассказывал, и хотя тот по-прежнему относился к Уолшу как к гостю, а не к члену семьи, в обществе дочери он становился мягче, соглашался выбраться в город, съездить на пикник, взобраться на теплоход. Элис наслаждалась отпуском, пока все остальные – Илберт, Тайлер, Астор и даже Зерк – вовсю развлекали Ивейн. Справедливости ради, Астор принимал участие в меньшей степени. Каждый день, за исключением выходных, он работал из кабинета на верхнем этаже, но регулярно звонил, чтобы узнать, как проводят время остальные. Иногда подкидывал идеи: куда съездить, что посмотреть, какие заведения посетить. Как правило, Илберт составлял идентичные маршруты – мысли у отца и сына сходились удивительным образом, но ни одному из них Тайлер об этом не рассказывал. Только Элис. Они даже условились: всякий раз, когда Илберт и Астор рекомендовали одно и то же, Элис пекла яблочный штрудель, а когда их слова не совпадали, Тайлер готовил ужин вместе с ней. Он как раз вспоминал, что советовал Астор в последний раз, когда в плечо ударился карандаш. Тайлер нагнулся за ним, упавшим в траву, и поглядел на Иви, прижимающую кулак к области сердца. Это значило «прости» – последнюю неделю она учила его языку жестов, который когда-то придумал Чарльз Флеминг. Тайлер поднял карандаш, вернул ей его и коснулся тремя пальцами щеки: «Всё в порядке». Ивейн засмеялась, а Илберт посмотрел на них так, будто ему единственному не дали ответ на главный вопрос жизни, вселенной и всего такого. — Кто-нибудь объяснит мне? — спросил он, и Ивейн расхохоталась на весь сад. Уолш пожал плечами: «Ничего не поделаешь, только для посвящённых», — и отдал Иви все собачьи угощения, что поместились в ладони. Она тут же забыла и о зелёном закате, и об оставшихся чёрно-белыми человечках. Убежала к качелям вместе с жадным до внимания Бруно. А Илберт проводил её взглядом и вздохнул: — Жизнь бы отдал, чтобы настолько же нравиться обоим моим детям. — О чём вы? Они любят вас не меньше, — удивился Тайлер. — Это другое, месье, совсем другое: мы не выбираем родителей. Вас они выбрали. — Астор выбрал. — Ивейн тоже. Я вижу, она счастлива. Они оба. Что ещё нужно старику? Тайлер не стал уточнять, было ли то знаком принятия или хотя бы шагом к нему, но отметил, что в присутствии этой маленькой девочки ему тоже становилось лучше. В присутствии взрослого мальчика – Астора – тем более, и о поездке во Францию он не жалел нисколько. Утекло не так много времени, но тут, в Бордо, он перестал оборачиваться, оставшись наедине с собственной тенью. Ощущение слежки исчезло вместе с навязчивым образом Эшли. Исчезло всё, кроме памяти. Лёгкой горечи. И чувства вины за то, что не смог – не попытался – её спасти. Тайлер почти не думал о ней, пока было шумно. Не думал, когда говорил с Илбертом, играл с Ивейн, готовил с Элис, уединялся с Астором. Но были дни, часы, минуты, когда он сидел у реки и смотрел то на голубое небо, то на кувшинки, колыхающиеся от водной ряби. И думал: она никогда не увидит этого. Она бы могла увидеть, если бы он ей помог. Отбиваясь от навязчивых мыслей и самокопаний, которыми обещал себе не заниматься, но регулярно нарушал обещания, Тайлер откидывался на траву и закрывал глаза. Лежал, пока от солнца не становилось жарко. Слушал пение птиц и шорох травы. В один из таких дней он услышал шаги, но едва собрался привстать, как они затихли. Кто-то подошёл – почему-то Тайлер был уверен, что это Илберт, – и какое-то время стоял рядом, прежде чем заговорить. Это был вовсе не Илберт. — Что в том доме такого? Вы постоянно сюда приходите и смотрите на него, как загипнотизированный. — Мне интересно, почему его забросили, — соврал Тайлер. Зерк усмехнулся и сел неподалёку. — Мы оба знаем, что это не совсем так, — как ни в чём не бывало заметил он. — Я бы прошёлся. Что скажете? — Иди. — Какое удовольствие идти в одиночку? Тайлер открыл один глаз, жмурясь от яркого света, и повернул голову в его сторону. — С каких пор я обязан тебя развлекать? Скучно – займись чем-нибудь, а нет – вспомни, для чего тебя наняли. — Вот и я говорю: не могу пойти один, только с охраняемым. Вам не любопытно? — Нисколько. — В самом деле? Открыв и второй глаз, Тайлер приподнялся на локте и посмотрел на противоположную сторону реки. Предупредил: — Там наверняка сигнализация. Наш визит сочтут за незаконное проникновение, если она сработает. — Незаконное проникновение, — Зерк как будто бы умилился, а после встал на ноги и по-приятельски протянул руку. — Заметьте, не я предложил зайти внутрь. Уолш почувствовал себя глупо: действительно, он размышлял об этом раньше, а Зерк подловил его, как мальчишку. Поднявшись и стряхнув с брюк прилипшие травинки, он осмотрелся: никого, кроме них, на улице не было. Элис, Илберт и Ивейн уехали ещё утром и сейчас должны были оформлять какие-то документы, а Астор не вышел бы из кабинета до вечера, и если бы они с Зерком ненадолго отлучились, никто бы не заметил и не узнал. С другой стороны, какое право они имели копаться в чужом прошлом? Это было нечестно и неправильно. «Нечестно и неправильно», — мысленно повторял Тайлер. А сам шёл вперёд, двигаясь по мосту в направлении противоположного берега. Он практически ступил на землю, когда из-за спины донёсся лай, и идущий впереди Зерк обернулся: — Нашему другу будет одиноко. Возьмём его за компанию? Очень скоро Бруно сновал между кустов калины, собирая местный репейник. Когда вся его шерсть покрылась колючками, он выскочил, отряхнулся и сел под дверь. Конечно, она была заперта. — Возвращаемся, — резюмировал Уолш, пару раз дёрнув ручку. — Не будем же мы её выламывать. На всякий случай он приподнял давно не чищенный ковёр и заглянул за вазы с высохшими цветами – ключ отсутствовал. Тогда он развернулся и начал спускаться с крыльца, но Бруно жалобно заскулил и попытался просунуть нос в маленькую щель между резным краем и деревянным полом. — А говорили, собак не обижаете, — в шутку бросил отчего-то совсем уж развеселившийся Зерк. И прежде, чем Тайлер успел сказать хоть слово, вытащил из кармана отмычку. — Ну уж нет, мы не будем... — Ваше право, но мне-то что мешает? Зерк присел на колено и принялся копаться в замке, а Тайлер разглядывал отблески послеполуденного солнца на листьях обвивающего стены плюща и не понимал, что заставляет стоять на месте. В конце концов, когда Зерк не справился ни с первого, ни с третьего раза, он проиграл собственному любопытству и вскрыл замок вместо него. Особняк встретил их прохладой, сетями из паутины и тишиной. — Скорбной вид, — прокомментировал вошедший первым Зерк, и Тайлер с ним согласился: внутри всё словно застыло от усталости и скорби. Света не было. Даром Зерк искал выключатель и щёлкал по нему двадцать раз. Даром Бруно стряхивал с шерсти маленького, но юркого паука – на мебели, фарфоровых статуэтках и арочных сводах их развелось множество. Медленно, осматриваясь по сторонам, они переходили из одного полупустого зала в другой. Пытались представить, что располагалось на местах, опустевших после того, как жильцы побывали здесь в последний раз и вывезли большую часть имущества. — Где это произошло, вы знаете? — поднимаясь по парадной лестнице, перевёл тему телохранитель, и Тайлер покачал головой. — Думаю, в хозяйских комнатах, хотя Астор говорил, что его закололи ножом. Возможно, кухня или столовая. За очередной дверью оказалась некогда яркая, но выцветшая от солнца детская. С трудом, но Тайлер всё-таки вспомнил, что Пьер был единственным ребёнком, а значит этим помещением перестали пользоваться задолго до того, как он покинул мир. Дальше по коридору располагалось несколько спален, и одна из них была похожа на ту, что они искали: всё в ней сохранилось в том виде, в каком было много лет назад, будто хозяева дома боялись изменений, а если и не боялись, то не нашли в себе сил забрать что-либо при переезде. Первым делом Тайлер дошёл до окна и раскрыл плотные шторы, сгоняя мрак. Из окна, заляпанного дождевыми разводами, виднелся дом Флемингов-Рошельдов, стоящий ровно напротив. Потом Уолш обернулся и с небольшим, но неприкрытым осуждением посмотрел на Зерка, открывающего то шкаф, то комод. — Имей совесть, — запоздало упрекнул он. Запоздало потому, что Зерк уже вытащил нечто напоминающее фотоальбом и принялся изучать содержимое. И раз уж покой мертвеца всё равно был потревожен... — Что там? Зерк довольно ухмыльнулся: — Одним вопросом меньше, можете сами взглянуть. Упомянутая ранее совесть не помешала пролистать снимки. Как выглядел Пьер? Что он из себя представлял? На первой же фотографии Тайлер увидел светлую фигуру с кудрявой головой, запечатлённую в анфас. Пьер – это был он, кто же ещё, – сидел на садовой скамье и гладил по макушке пса, поразительно похожего на Бруно. И на заднем плане таких собак было ещё несколько. Все они гуляли по ухоженной лужайке, высоко поднимая вытянутые носы. На следующем фото те же собаки лежали на земле, а Пьер сидел на траве в обнимку с одной из них. Рядом, жмурящийся от солнца, стоял Астор. И на следующих снимках они часто изображались вместе, но на последних оба заметно повзрослели и больше не улыбались так неподдельно, как в начале альбома. Вот Пьер смотрит на горизонт. Вот оборачивается, и в глазах его такая пустота, будто он всё понимает. Будто знает, что следующее фото будет посмертным. Будто... — Всё разузнали? От неожиданности Тайлер захлопнул альбом. — Надо же, — появившийся на пороге Астор взглянул на него, как на вора, взятого с поличным, и на Зерка посмотрел точно так же. Сделал два шага по комнате и остановился, а Бруно опустил морду и сел у его ног. — Сказал бы, что здесь ничего не изменилось, но кое-что в этой комнате явно лишнее. Кое-кто, если быть точным. Вам делать нечего? Зерк не смутился: — Сегодня, хоть топись, уныло. — Ты! — сощурился Астор. — Ты должен был за ним присматривать, а не тащить сюда, когда я не вижу! — Я и присматриваю. Ни одного покушения, идеальная статистика. — Это была моя инициатива, — вступился Уолш. — Слышали, сэр-мистер? Его. Но и моя тоже. — Предложил-то я. — А я поддержал, да ещё как! Пожалуй, в глазах Астора они оба выглядели идиотами, поскольку он потёр висок и шумно вздохнул: — Долго собираетесь друг друга выгораживать? — Всё как вы и хотели: мы с мистером Уолшем стали дружны донельзя. По скромной оценке Тайлера, Зерк нарывался. На месте Астора он бы отослал его куда подальше или отправил бы обратно в Лондон, но, может, Зерк на то и рассчитывал? Как бы то ни было, Астор поступил мудрее и отправил латиноса дожидаться внизу, а когда тот ушёл, огляделся, покачал головой и отчеканил: — Ладно он, но ты-то… Если тебе было так интересно, почему меня не попросил? — Тебе было бы неприятно вспоминать, — не стал увиливать Тайлер. — Считаешь, сейчас мне приятно? Я ведь говорил: всё это давно ничего не значит, он ничего не значит, прошедшее и упущенное ничего не значит – всё это – ничего. — Именно поэтому ты не решаешься смотреть в сторону его дома. — Что? — И Бруно от себя отгоняешь. — Пусть так, но с Пьером это не связано. — Ну да, конечно. Бруно щенок тех собак, с которыми вы играли в детстве, правильно? Я просто хочу узнать тебя лучше. Понять, что у тебя на душе на самом деле. — Мало хорошего, — сдался Флеминг. — Мне, как и тебе, многое хотелось бы забыть. «Но я не могу, — мысленно договорил за него Уолш. — Стараюсь, но не могу». Он понимал его эмоции. Чего он не смог понять, так это того, как невозмутимо Астор открыл один из ящиков, достал оттуда серебряную шкатулку и вытащил из неё висящий на цепочке кулон. Маленький, в форме наконечника стрелы. Астор коснулся его руки, приподнял её, и Тайлер сжал кулон, оказавшийся на ладони. — Я так и не смог подарить ему, — объяснил Флеминг. — Не успел. — Астор, я не могу принять это. — Ты примешь. — Как? Забрать чужую вещь? Из чужого дома? — Я могу переписать на тебя этот дом. — В каком смысле? — Тайлер действительно не понимал, к чему он клонит. — Неужели… — Он давно мой. Считай, небольшая прихоть. Я выкупил его, когда появились свободные деньги. Иначе родные Пьера продали бы его невесть кому. Пока Тайлер осознавал услышанное, Астор забрал кулон, встал за спиной и застегнул цепочку на его шее. Наконечник стрелы холодно заскользил по ключицам и упал под ворот. — Иногда меня пугает твоя одержимость, — не оборачиваясь, признался Тайлер. Вздрогнул: Астор коснулся губами затылка. — Тебе нечего пугаться. Разве что… — Прекрати, не здесь же. Выбраться из крепких объятий без применения грубой силы оказалось крайне сложно. Астор недвусмысленно прижался к нему всем телом и вовсе не аккуратно подтолкнул к кровати, стоящей под окном. — Ты пожалеешь об этом, — прошептал Уолш. — Зачем? Чтобы заменить одни воспоминания другими? Вместо ответа Флеминг слегка прикусил кожу на его шее и, подцепив пальцами край тонкой кофты, снял её и отбросил на комод. — Это не поможет, — не сдавался Тайлер. — Давай вернёмся, это просто глупо – здесь, в его комнате… — Замолчи, пожалуйста. — Скажу по-другому: я не хочу. Не хочу, понимаешь? Астор замер на пару секунд, а затем коротко усмехнулся, поднял ладонь и закрыл ему рот. — Послушай меня, — сказал он, склонив голову к уху. — Я не остановлюсь только потому, что здесь спал человек, ушедший из моей жизни. Мог бы доказать тебе, что это не имеет значения, но всё же не стану. Знаешь, почему? Тайлер помотал головой. — Для тебя это будет болезненно. Поэтому просто постой так немного, — Флеминг коснулся губами виска и спустился ниже, целуя обнажённые плечи. — Ты можешь ходить сюда сколько вздумается. Брать всё что захочется. Об одном прошу, — он опустил ладонь и заставил повернуться лицом к себе, — никогда и ничего не делай у меня за спиной. И хотя Тайлер пообещал ему, и хотя он поцеловал его, и хотя он готов был держать слово, данное в следующую минуту, само это слово – «разумеется» – хрустнуло на зубах, как льдинка. Тогда он не задумался, почему произнёс его с такой тяжестью. Долго не задумывался. Астор вёл его вниз по лестнице и рассказывал, где лежало тело Пьера и как утомительно было объяснять полиции, почему на ноже обнаружились его отпечатки. Как тяжело было думать, что если бы он, Астор, не вытащил лезвие из раны в приступе паники, друг мог бы быть жив. Они стояли в центре гостиной, смотря на мраморный пол. — Даже если бы ты не вытащил нож, его ведь ударили дважды, — не без сочувствия размышлял Тайлер. — Одной такой раны достаточно. — Знаю, не нужно меня успокаивать. Я столько раз думал об этом. О том, что мог бы зажать порезы и ждать приезда скорой, это увеличило бы шансы. А я убежал. Испугался. — Ты был ребёнком. Многие сделали б то же самое, будучи взрослыми. — Ты о себе? — Астор поднял на него слишком уж печальный, мрачный из-за окружающей полутьмы взгляд. — О той девушке. — А, так ты помнишь, — Тайлер хотел отмахнуться, но Флеминг поймал его руку. — Эшли. Да. Я о себе и Эшли. Ты мало чем мог помочь Пьеру, а у меня были все возможности. Но я спасал себя и не думал о том, как вытащить её. Как взрослый, я поступил хуже. Гораздо хуже. Уголок губ предательски дрогнул. — Ты хотел жить. — Конечно, я хотел. Так хотел, что разделся по первому твоему требованию, — нервно усмехнулся Тайлер. — До сих пор не понимаю, как так произошло. — Что не понимаешь, как разделся? — Руками, очевидно. Нет. Я про то, как нас раскрыли. Это не было случайностью, я по-прежнему уверен. — Тайлер… — Флеминг сжал его руку, словно призывая забыть о произошедшем. — Они стреляли в Эшли, не разбираясь, виновна ли она. Всё случилось так быстро и слаженно, и камеры… я заучил схему их расположения. Свои не пытались от нас избавиться. Почему над тем лестничным пролётом висела камера? Почему мы о ней не знали? — Эй. Тайлер моргнул. Астор держал его за плечи и глядел в глаза с искренней обеспокоенностью. — Прошу, — тихо, но твёрдо проговорил он. — Даже если всё было подстроено, ты уже ничего не сможешь исправить. И я не смогу. Нам нужно жить дальше. — Конечно, да, жить дальше. Просто это так странно… Если то, что случилось со мной, было местью за Флембэри, кто тогда поджидал нас на «Магнифике»? Не Флембэри, он не подозревал, что ему перережут глотку. И тот взрыв, нас тогда тоже ждали. Что-то не сходится. — Либо ты всё нафантазировал. — Либо так, да. Либо не так. Астор молча глядел на него. Тайлер тоже молчал, понемногу начиная жалеть о том, что поддался захлестнувшим эмоциям. Может, потому данное ранее слово, то «разумеется», и показалось ему мучительно горьким. — Что бы ни случилось, мы не узнаем, — попытался сгладить углы он. — Я не собираюсь разбираться в этом, даже если представится возможность. Пойдём? Зерк будет беспокоиться. — Уж Зерк-то… Его обеспокоит разве что луковый суп на ужин. Вчетвером, включая Бруно, они вернулись в особняк как раз в тот момент, когда из подъехавшей к искусственному пруду машины выскочила Ивейн. Завидев Астора, она чуть не выронила коробку с эклерами. Споткнулась на ровном месте, пока бежала. Элис потом хваталась за голову: «Сколько можно повторять, смотри под ноги». Поначалу отмалчивающийся Илберт вступил в беседу, утверждая, что каждый в детстве обязан поразбивать колени и заработать поучительные синяки. — Я тебя умоляю, она же девочка! — картинно закатывала глаза Элис. — А если останется след? Иви подрастёт и будет стесняться, поразмышляй на досуге. — Она будет стесняться всего, если ты продолжишь закрывать её от мира. — Будет тебе, Берт! С каких пор и от какого мира я её закрываю? — От внешнего, Элис. — Да ты единственный, кто от него отгораживается. Живёшь тут себе на уме и толком не помнишь, сколько лет твоей дочери. — Одиннадцать, Элис. — И где ты был, когда ей исполнилось одиннадцать? Вот уж точно не в Лондоне! Переглянувшись с Астором, Тайлер взял за руку прислушавшуюся к спору Иви и увёл её в дом. Внутри они перекусили эклерами, и уже Ивейн прижала три пальца к левой щеке: «Всё в порядке». Широко, белозубо улыбнулась. В глазах у неё стояли слёзы. — В последнее время у них не всё гладко, — ближе к ночи, когда мотыльки закружили вокруг уличных ламп, пояснил Астор. Он стоял у окна, пока Тайлер переодевался, и смотрел вдаль. — Хотя они долго продержались, если оценивать трезво. Лет в семь Ивейн спросила о значении брака по расчёту. А потом о том, что держит их вместе. — И что ты ответил? — Привычка. Выгода. Нежелание начинать заново. — Слишком честно. Почему не сказал, что дети? — По себе сужу: лучше, если она поймёт как можно скорее. Иначе будет жить иллюзиями. — Хочешь сказать, ты долго не понимал? — Дольше, чем должен был. Конечно, я знал, что Элис с Илбертом сошлись вовсе не из-за глубоких чувств, но надеялся, что со временем чувства проявятся. Чего таить, мне бы хотелось этого. И Ивейн хочется. Им же неплохо вместе, правда, неплохо. Просто сейчас такой период. Сложный. Впрочем, смотри, я же не придумал это. Тайлер приблизился к окну, чтобы узнать, что происходит на улице. Элис с Илбертом шли под руку в сторону едва освещённого сада, а Бруно вилял хвостом, то наматывая круги вокруг них, то, отстав, лая на выплывшую из-за туч луну. — Ивейн незачем плакать, — Астор уложил ладони по обе стороны от его тела, мягко прижимая собой к подоконнику. — Они не разойдутся, даже если возненавидят друг друга. Закончив мысль, он зевнул и приподнял руку, чтобы узнать время: часы на его запястье показывали одиннадцать вечера. Тайлер тоже посмотрел на циферблат и вдруг подметил то, что не бросалось в глаза раньше. — Они спешат, ты в курсе? Или отстают, я не специалист в лунных фазах. — Не обращал внимания, — Астор покрутил рукой, рассматривая стрелку, указывающую на полумесяц. — Интересно, Чарльз тоже не замечал или сбой произошёл позднее? Отдам в мастерскую, пусть подкрутят. — Всё спросить хотел: ты действительно смирился с тем, что не узнаешь, какое наследство он оставил? Я мог бы... — Нет, — опережая, возразил Флеминг. — Ты не вернёшься к расследованию, нам уже помешало это однажды. — А если не помешает? Тайлер почувствовал, как ладони, ласково обнимающие мгновением ранее, сжимаются на обнажённых плечах. Он попытался объясниться, но Астор развернул его к себе и заставил замолчать говорящим взглядом. — Ты, — с чёткой, требующей согласия паузой обозначил он, — не вернёшься к поискам Аддерли. Это не обсуждается. — Не понимаю, чего ты боишься. — Того, что ты опять помешаешься! Серьёзно, найди себе другое развлечение: гольф, теннис, каллиграфия – что угодно. А скучно, так я развеселю тебя, ты говори, не стесняйся. Не то чтобы было невообразимо скучно, но Тайлер всё равно плотно сжал губы: от мысли о каллиграфии, которую он терпеть не мог, захотелось воткнуть перо себе в глаз. — Вот оно что, — Астор мгновенно изменился в лице. — Скучно, значит. Что ж ты не сказал раньше. Если б не подоконник, Уолш отступил бы, почуяв нечто недоброе в его словах. Он понял, к чему всё идёт, когда Астор потянул за предплечье и горячо выдохнул в сгиб шеи. Прикусил кожу. Подцепил край белья и потянул вниз. — Весь дом будет знать, что ты подразумеваешь под весельем, — не особо настойчиво, но всё же попытался остановить его Тайлер. Элис с Илбертом гуляли по заднему двору, но за стеной спала Иви, а внизу дежурили телохранители. И если о последних Тайлер не сильно переживал, то Ивейн будить не хотелось. — У нас не получится тихо, ты же знаешь, мы оба знаем. — Получится, если не станешь усложнять. Расслабься. Тайлер никак не мог найти причину, по которой совершенно этого не хотел. Он поклялся в верности человеку, настойчиво терзающему его губы, и ему было спокойно, хорошо с этим человеком, и секс с ним ему нравился раньше, и вряд ли бы не понравился сейчас. Но он откладывал этот момент, непроизвольно и неловко уходил от продолжения прелюдий, и вот теперь, когда он лежал на кровати, а Астор нависал сверху и уходить было некуда, боролся с глубоко внутренним желанием его оттолкнуть. Зная, что не простит себе этого. Понимая, что Астор такого отношения точно не заслуживает. — Мне продолжить? Скажи, что тоже этого хочешь. Смотря в готовые на всё ради него глаза, Тайлер поймал себя на мысли, что согласие означало бы конец: последний шаг, закрепляющий новую стадию их отношений; точку, после которой оборачиваться назад было бы немыслимо. Он лежал на кровати. Астор нависал сверху. Вдохнув и выдохнув, Тайлер Уолш сам поставил эту точку, обхватив его за шею и дав тот ответ, которого Флеминг ждал. Той ночью они уснули лишь под утро и не спустились к завтраку, не задумываясь о том, огорчится ли Ивейн и как их отсутствие будет объяснять ей Илберт. До рассвета, пока глаза не начало припекать от бьющего в окно солнца, сжимали друг друга в объятиях и говорили обо всём, что так долго не получалось сказать. Впервые в жизни Тайлер понял значение выражения «быть единым целым». Впервые за год жизни с Астором позволил себе не думать ни о ком и ни о чём больше. Потаённые сомнения покинули его, происходящее больше не напоминало дурацкую игру. И когда он считал отметины, запёкшиеся на коже, прежние мысли – «как бы скрыть их», «чем бы смазать, чтоб поскорее исчезли» – не посетили его вовсе.Ничто не намекало на то, что очень скоро ему придётся обо всём пожалеть.