«— Я вчера была в храме. Там было так красиво. Люди молили богов о вечной любви, а я стояла и завидовала им. — Ты хочешь любить вечно? — Если любить — то вечно». («Пятая стража»)
Ландиэль.
Корин абсолютно бесцеремонно разбудил троицу наследников за час до рассвета. Нет, разумеется, он совсем не планировал заниматься побудкой эльфов, решив оставить это на усмотрение их родителей и ограничиться лишь Даррелом, но обнаружив всех троих мирно сопящими на одной большой кровати, обреченно вздохнул и… — Сколько можно спать? — выговаривал он, пытаясь стянуть с них легкое покрывало. — Завтрак готов, вещи собраны. Пора собираться в дорогу. — Так ты же сам сказал, что все давно уже собрано, — издал недовольный стон Лан, пытаясь удержать край сползающего с него покрывала. — Вот куда спешить? Зачем так рано?.. Знаешь, Корин, в тебе нет ни капли сочувствия! Если бы ты вчера потанцевал так, как мы, то и сам бы сейчас дрых без задних ног. — И что я забыл на том балу? — пробурчал тер Лаготт, все-таки отвоевав у Лана в неравной борьбе мягкую ткань. Аккуратно свернув, отложил ее на низную банкетку и хмыкнул: — Никогда не любил танцевать. — А, может, ты просто не умеешь? — спросила Эль, садясь на постели и с наслаждением потягиваясь. — Умею, — ответил Корин и поморщился недовольно: — Но не люблю. Это разные вещи. — Встаем мы уже, встаем, — со вздохом потянулся Дар и зевнул, прикрывая рот ладонью. — Будто и не отдохнул совсем… вот правда, не надо было так выматываться вчера. Мужчина, убедившись, что его подопечные проснулись, на всякий случай бросил в их сторону грозный взгляд, словно предупреждая о том, чтобы не вздумали засыпать вновь, и ушел к себе. Зевая на ходу, друзья по очереди посетили купальню, оделись и, с явной неохотой, направились в обеденный зал. Эльфы, видимо в честь грядущего отъезда Ландиэля и его невесты, превзошли самих себя. Столы, накрытые к очень раннему завтраку, просто ломились от еды. — И зачем столько? — задумчиво поинтересовался Алла’атель, разглядывая еду. — Что не съедим — заберут с собой в дорогу, — улыбнулась Ровенна, ласково приобняв подошедшую к ней дочь. Надо отметить, что оба Владыки вместе с Владычицей выглядели свежими, словно цветущие розы. В отличие от собственных детей, все еще пребывающих в сетях вчерашнего бала. За завтраком друзьям вынуждено пришлось прослушать очередную проникновенную речь в исполнении взрослых. Им снова напомнили про наполненный разнообразными опасностями путь, который предстояло преодолеть, а также про неизбежные трудности, с которыми они обязательно должны столкнутся во время этого пути. Причем, в подробности вдаваться отказались, лишь упомянув, что у каждого идущего в школу — путь всегда свой. И как это будет у них — не знает никто. Но, при этом, отметили, что подготовили их хорошо, так что справиться со всем они просто обязаны. Алла’атель в сотый раз напомнил отпрыскам о просьбе связаться с ним или Аннуминасом сразу, как только они доберутся до Фирсы, в ответ на что Лан закатил глаза к потолку. Он мог бы много чего сказать в ответ, но предпочел промолчать, понимая, что их родители просто невничают перед долгим расставанием. Сразу по окончании завтрака Эль, при помощи Алла’ателя, занялась наложением мороков. Ландиэль, благодаря ее усилиям, превратился в стройного и ослепительно красивого (впрочем, как и все Высокородные) эльфа по имени Эриатель из дома Серебряного леса, второго по величине после Дома Орр’сарлеен. Надо отметить, что с их новыми титулами что-то там намудрили сами Владыки, поэтому ни у кого постороннего не получится раскрыть их секрет, даже если кто-то и решит попытаться это сделать. Сама Эль стала миловидной темной эльфийкой, как ни странно, своей собственной кузиной по имени Эллосиэль Иль’Веррэн. Девушке явно повезло, потому что парням можно было свободно называть ее собственным именем не боясь запутаться. Дар превратился в этакого смеска, появившегося на свет в результате союза темного и светлого эльфов, обладающего обоими видами эльфийской магии — наследника Дома Черного озера по имени Элларион. Лан с любопытством разглядывал новую внешность друга, внезапно осознав, что до сего дня еще никогда не встречал эльфа со смешанной кровью. Кожа у обновленной версии Даррела казалась более темной, по сравнению с Первородными, но более светлой, нежели у дроу. Волосы орехового цвета сплетенные в красиво уложенную косу, перевитую лентами, спускались почти до пояса. Уши ничуть не отличались от ушей всех прочих эльфов, а вот глаза были не зелеными или черными, а глубокими карими с легким шоколадным оттенком. «Так будут выглядеть ваши с Эльсинариэль дети» — уловив мысль отца Лан невольно закашлялся, поперхнувшись воздухом. О таком он еще не думал, но, не мог не признать, что… конечный результат — в лице Дара — впечатлял. Корина превратили в самого обычного эльфа, не принадлежащего к знатному роду, к тому же взрослого, явно перешагнувшего тысячный рубеж летоисчисления, по имени Тералиэль, принадлежащего Дому Серого выпря. Ему предстояло стать стражем, сопровождающим эльфийский молодняк в школу магии. Наличие магии от мужчины не требовалось, ведь вряд ли бы кто-то стал проверять подобное, а на эльфийском тер Лаготт сейчас говорил ничуть не хуже самих Высокородных. Корин задумчиво осмотрел себя в сотворенное светлым Владыкой зеркало, вздохнул и сказал, что для него, лично, не поменялось абсолютно ничего. Разве что уши внезапно заострились, ну, так он к этому привык… очевидно, имея в виду морок, под которым он прибыл в Авентарион. Оба Владыки, в ответ на дерзкое заявление человека, только фыркнули насмешливо, судя по всему мысленно с ним согласившись. А ведь и правда, если не брать в расчет изменившуюся внешность, то Корин был единственным, кто, по сути, так и остался самим собой. Огонек, само собой, остался под мороком эльфийца, сааш’ад отправлялся в путь будучи самим собой, а еще двух настоящих эльфийцев им выделили из личной конюшни Владыки Алла’ателя. Тех же кобыл, с которыми друзья путешествовали от самого Сидона, было решено оставить в Авентарионе. И Грацию тоже. Как ни грустно, но с появлением Огонька, Разбойник совершенно перестал обращать на нее внимание. Видимо мужская дружба все-таки пересилила любовь. На всякий случай были еще раз перепроверены те вещи, которые им надлежало взять с собой. Большая часть их уже была упакована и готова к дороге, а меньшую часть будущим путешественникам предстояло надеть на себя. Зимние вещи — по-эльфийски изящные — для всех четверых, утепленные сапоги, плащи из тяжелого эльфийского бархата подбитые изнутри мехом огненной лисицы. Шапки и варежки связанные их легчайшего пуха. Все просто, элегантно и очень тепло. Сапоги надели сразу, остальное сложили в мешок, отдельно от прочих вещей, поскольку облачаться в них предстояло лишь по пересечении границы Авентариона, ведь за ней, в отличие от здешнего вечного лета, уже вступила в свои права ранняя в этом году зима. В дорогу было отобрано довольно много книг, которые могли пригодиться во время обучения в «Золотом единороге». А еще — еда. Много еды… высушенные мясо и овощи, свежие фрукты на первое время пути, фляги с травяным настоем и соком аури, а также сушенные травы, собранные на берегу Хрустального ручья, немного посуды, теплые спальники и кое-что еще по мелочи. Рожители решили проводить своих отпрысков до самой окраины Авентариона, предварительно изменив свою внешность при помощи мороков Алла’ателя, дабы не смущать своих подданных Лан внимательно разглядывал проплывающие мимо них, едущих по сонному городу неспешным шагом, улицы, дома и редких встречных эльфов (редких — в силу раннего утра), мысленно прощаясь со всем этим на четыре ближайших года. Эль тоже грустила, это было заметно даже невооружённым глазом. Ей, судя по всему, также тяжело, как и Лану, далось грядущее расставание с родителями. Чета темных Владык могла сколько угодно строить из себя холодных и безразличных (для чужих, разумеется), но для своей дочери они умудрились стать самыми близкими и дорогими за истекший месяц. На окраине города все семеро всадников остановили лошадей, спешились и крепко обнялись на прощанье. Причем теплые родительские объятия достались всем без исключения, даже Корину, явно обалдевшему от такого поступка правящих верхушек двух Империй. Прощание было пропитано грустью, и если отец Ландиэля еще хоть как-то держал себя в руках, то чета Алл’роаллен была готова расплакаться прямо у всех на глазах. Один лишь месяц жизни рядом с дочерью, которую они не видели семнадцать лет, и с которой опять расставались на долгие четыре года — это было очень тяжело. Но так было нужно и, в первую очередь, самим детям. Пророчество не позволяло спокойно дышать никому из них, нависая над головой подобно острому мечу противника. На всякий непредвиденный случай договорились держать связь при помощи амулетов, которые им выдали оба Владыки. Дару кстати, тоже досталось два, по одному от каждого эльфа, после чего, еще раз, напоследок, обнявшись и заняв свои места в седлах, друзья тронулись в путь. Около недели путешественникам пришлось добираться до моста через глубоководную Тиртею, берущую свое начало в Восточном море и несущую свои воды через всю эльфийскую Империю, разделяя ее посередине на две, почти что, равные части. Магическая граница, хранящая в Авентарионе вечное лето, осталась позади и четверо путешественников, сразу после ее пересечения, почувствовали огромную разницу. Здесь было сумрачно. Сердито хмурилось нависшее над их головами тяжелое подбрюшье туч, изредка роняя на них ледяные тяжелые капли дождя. Лес уже давно перестал быть Янтарным, превратившись в черный и голый. Опавшая листва давно побурела, потеряв свой неповторимый янтарный цвет. В низинах перелесков прочно угнездились темные лужи, с плавающим по их поверхности сором. Друзьям, сразу за границей магического купола, пришлось устроить вынужденную остановку для того, чтобы торопливо, наперегонки, натянуть на себя утепленные плащи и плотные перчатки, а также шапки, предназначенные как раз для такой погоды. — Лан, — окликнул друга Дар, — я подумал: а если нам сделать тот щит, который ты выставлял, когда мы ночевали в лесу? Но накрыть им не поляну, а себя и лошадей. Он же защищает от дождя, но не мешает движению. — Дар, ты гений! — эльф осадил своего коня, останавливаясь, и торопливо спешился. — Только нам надо сделать не один, общий щит, а каждому по отдельности. Тогда это возьмет у нас меньшее количество силы и будет удобнее двигаться. Эль и Дар уже привычно, что не удивительно после месяца постоянных тренировок, сотворили по щиту каждый сам для себя и своего коня, а Лан создал два и прикрыл одним Корина. Лошади, почувствовав себя теплее, приободрились и зашагали более резво. Теперь, когда моросящий дождь больше не беспокоил, Лан с любопытством оглядывался по сторонам. В этой части леса он был лишь однажды, притом очень давно, отчего с интересом смотрел на произошедшие со временем изменения. Деревья заметно подросли, стали более мощными в обхвате, кусты из низкорослых превратились едва ли не в непроходимые заросли. Серо, мрачно, тоскливо… — Как здесь красиво, — мечтательно сказал Эль, заставив Лана вздрогнуть от столь явного несовпадения взглядов. — А летом, наверное, еще лучше? — Конечно, — кивнул тот и улыбнулся: — Летом в эльфийских лесах очень много птиц, которые сейчас, в преддверии зимы, переселились под защиту магического купола. Когда пройдут холода, они обязательно вернутся в свои гнезда, рассеянные по всему лесу. Дорога петляла по лесу, то поднимаясь на пригорок, то спускаясь в низину. Авентарион уже несколько дней назад скрылся из виду, а трое друзей, нет-нет, да и оглядывались, словно в глубине души сожалея об оставленном позади. — Ты знаешь, — однажды сказала Лану задумчивая Эль воспользовавшись тем, что Дар немного обогнал их, увлекшись разговором с Корином, — я давно хотела поговорить… нам как-то за этот месяц не довелось обсудить главное. Родители все время были рядом, а я при них не хотела. — О чем? — уточнил эльф, потому что произнесенное девушкой — интриговало. — Когда мы впервые встретились с тобой в лесу человеческой Империи, — Эль почему-то замялась, словно смутившись. — В общем, я тогда подумала кое о чем. Да я и говорила уже, что рядом с тобой я чувствую лишь радость и тепло в своей душе. А те дроу… — она вздрогнула и зябко повела плечами: — Они вызвали у меня лишь отвращение. Потом же, когда я узнала, что являюсь дочерью того, кто едва не убил тебя и напугал меня до дрожи, я почувствовала к нему такую ненависть, что мне самой стало страшно. И чем больше я думала об этом, тем больше мне казалось, что он на самом деле очень злой. Потом, со временем, я смирилась, — она усмехнулась и крепко сжала протянутую ей ладонь парня. — Но когда он ударил меня мечом, там, прямо на глазах твоего отца, я только чудом удержалась от того, чтобы не вцепиться ему в глотку. Так разозлилась. Думала — не прощу никогда. Но потом увидела, как он плакал, и, знаешь, только одно это отпустило в моих глазах все его грехи. Я поняла, как он бесконечно любит меня, и все, что он творил — было только от бессилия. — Знать, что ты Владыка целой Империи и быть не в силах изменить самого главного, — согласно покачал головой Дар, уловивший, благодаря доставшемуся ему чуткому эльфийскому слуху, слова девушки. Он отстал от Корина, дождался эльфят и поехал с ними рядом, выровняв своего Огонька бок о бок с сааш’адом, — я тебя понимаю, как никто. Я ведь тоже будущий Император, но даже мне не под силу вернуть с того света моих родителей. Власть — это сила, могущество. Но даже она не гарантирует вечного счастья. — Эх, — вздохнул Корин, слушая наш разговор и задумчиво покачал головой. — Иногда все является совсем не таким, как кажется. Вот только знать бы, как оно должно выглядеть правильно. Ведь даже, правда, она у каждого своя. Лан, вместо ответа, воспользовался тем, что Эль выпустила его руку, отвлекшись на Даррела, осторожно коснулся ее волос. Душа пела от ее признания: он приносит ей радость! А ведь и она сама, совершенно незаметно парня, стала самым нужным и близким в его жизни. И в последнюю ночь проведенную ими в Авентарионе, он сказал Дару истинную правду: он ее полюбил… Сейчас же, в своем новом облике, Эль выглядела такой взрослой, такой устремленной в будущее, такой ослепительно красивой, что Лан, периодически, ловил себя на мысли о том, что влюбляется в нее еще сильнее, если только такое могло быть возможным… Спустя неделю пути они пересекли мост через Тиртею. Все путешественники, за исключением разве что, Лана, уже неоднократно бывавшего в этих местах, во все глаза разглядывали совместно сотворенное руками эльфийских и гномьих мастеров чудо. У одних наличествовала магия, другие имели способности и талант работать с различными металлами. Результатом явилось истинное произведение искусства. Сталь, дерево и серебро сплелись между собой изящной вязью. Одно плавно перетекало в другое, и так же плавно становилось третьим. Вода под мостом была темной и холодной, кое-где по краю берега, превращаясь в пока еще хрупкие льдинки. Пройдет совсем немного времени, и она превратится в еще одно изысканное творение, на сей раз нерукотворное — станет прозрачным и крепким льдом. В паре дней пути от переправы располагался еще один эльфийский город — Коэлас. Размерами он намного уступал столице, и путники, в принципе, могли объехать его по окраине, не заезжая в сам город, но, подумав, все-таки решили наведаться туда. Там можно было закупить отдельные виды свежих припасов, которые слишком быстро подходили к концу. Сушеные мясо и овощи, купленные в Сидоне, а также взятые в Авентарионе, было решено оставить на дорогу сквозь Небесные горы. Им было отчетливо ясно, что вряд ли можно будет добыть еду, поскольку животные в голых скалах хоть и водились, но их было жалко. Животных ждала холодная и голодная зима, и лишать детей матери или отца, которые будут добывать для них пропитание, никто из четверых не решился бы. Чтобы устроить последнюю стоянку перед посещением Коэласа, друзья свернули с дороги в лес и вскоре нашли в нем небольшой пригорок, который показался им наиболее сухим. Дождь в последние пару дней лил не переставая, так что ночевать на земле становилось все более проблематично. Спешились, расседлали тех лошадей, что шли под седлами и выпустили их пастись. Огонек и Разбойник, почти сразу скрылись в лесу. В последние дни единорог стал более общительным, и постепенно начинал доверять всем четверым, включая Корина, а не только своему хозяину. К сожалению, сегодня пришлось обойтись без костра. Мокрые ветки можно было поджечь искрой магии, но это не защитило бы никого из них от удушливого дыма. Так что парни расстелили на земле лежаки, также защищенные их магическими щитами. Они оставались сухими и теплыми, поэтому на них можно было спокойно спать даже на снегу, растянули над стоянкой защитный купол и устроили легкий ужин из остатков еды, которую везли с собой из Авентариона. Белый хлеб, сочные фрукты, козий сыр и остатки жареного мяса. Да, свежая еда все еще оставалась и, несмотря на то, что к концу подходила вторая неделя пути, все еще оставалась свежей. А все потому, что Даррела, на второй день после отъезда из Авентариона, в очередной раз осенило. Он пояснил пришедшую в его голову мысль так: если есть щит, который может удерживать внутри себя тепло, почему нельзя создать щит, который будет хранить внутри себя холод. На первой же стоянке после отъезда из столицы, трое наследников решительно озаботились решением этого вопроса, после чего долго разбирались с тем, как это сделать. И, после долгих проб и ошибок, у них получилось. Взяв за образец щит для защиты от огня, сделали не выпуклым, а, наоборот, вогнутым, наподобие сумки. Затем добавили второй, точно такой же щит, оставив между ними небольшой промежуток, который заполнили водой, а, потом, ее заморозили. У них получилась практичная сумка для хранения еды, которая требовала минимальное количество магии для поддержания воды в состоянии заморозки, но при этом превосходно сохраняла продукты. А вот у эльфят что-то разладилось… Лан начал замечать, что в последние пару дней Эль, как-то постепенно и, вроде бы, на первый взгляд, незаметно, начала его сторониться. И Лан, так же постепенно, начал смурнеть, задумываясь о происходящем. Он заметил, что если спросит девушку о чем-то — она обязательно ответит, а нет — будет молчать, словно немая. И спать она стала совсем не так, вроде бы и рядом с ним, а расстояние все равно чувствовалось. Вот и сейчас она отодвинулась от его лежака. Пусть совсем на немного, но чувство отстраненности и холода било не хуже острого стилета прямиком в сердце. Лан помедлил, а потом решительно передвинул свой лежак поближе к ней. Улегся за спиной девушки, уже привычно обняв и прижав ее к себе. И отметил, как она, едва уловимо, напряглась. — Давай поговорим? — спросил ее парень. — В последние дни ты меня сторонишься. Мне же это не кажется? Она качнула головой: «нет, не кажется. Все так и есть». — Скажи, я тебя чем-то обидел? — Нет, — ее ответ был еле слышен. — Тогда в чем дело? — откровенно не понимал Лан. — Эль, посмотри на меня, пожалуйста. Она несколько минут полежала все в той же позе, словно сомневаясь, а, затем, медленно перевернулась к парню лицом и тут же уткнулась головой в его грудь. — Бельчонок, расскажи что происходит? — парень начал пугаться такого странного поведения своей невесты. Несмотря на ее отрицание, он все более настойчиво размышлял над тем когда и как мог обидеть девушку. — Давай подумаем и вместе попробуем найти выход из сложившегося положения? — Я боюсь, Лан, — также тихо ответила она. — Меня? — парень откровенно растерялся. — Нет, Лан, не тебя. Себя. Эльф озадаченно моргнул. Осторожно провел ладонью по по волосам Эль, тихонько подышал на ее макушку, так же, как делал всегда, и вновь почувствовал, как она напряглась. — Я не понимаю, бельчонок, объясни, пожалуйста. — Я боюсь себя, — медленно повторила она. — Я не знаю, как себя с тобой вести. И от этого мне страшно. Лан еще раз моргнул и задумчиво почесал кончик носа. Ее слова ничего не проясняли, а, наоборот, запутывали все еще сильнее. — Эль, послушай, но ведь раньше у нас все было легко и просто. Мы были вместе с самого первого дня, все радости и горе делили пополам, так отчего все изменилось сейчас? — Ты всегда был моим другом, Лан, — вздохнула она, и еще глубже зарылась в его одежду лицом. — А теперь? — осторожно спросил он, чувствуя, как волосы на затылке буквально шевелятся от страха. Что, если она передумала? Что, если он стал ее раздражать? Как с этим справится? Но додумать страшные мысли и из-за них впасть в панику Лан, по счастью, не успел, потому что Эль добавила: — Раньше ты был моим другом и между нами все было легко и просто. А теперь ты начал мне нравиться, — на этих словах ее голос упал до едва различимого шепота, и если бы не изумительный эльфийский слух, Лан не расслышал бы ни слова. — Очень сильно нравиться, Лан. Из-за этого я теряюсь. Мне все время кажется, что я выгляжу в твоих глазах настоящей глупышкой, потому что говорю и делаю все не так, как надо, что мои действия могут тебя раздражать или обижать. Понимаешь? Лан замер, уткнувшись носом в ее волосы. Пресветлая Аэлэниель, за эти несколько дней, почувствовав неладное, он чего только не передумал. Но подобное даже не пришло в его голову. Девушка, съежившись, все еще ждала его ответа и Лан не подвел. Парень осторожно отстранился, обхватил ее лицо своими ладонями, приподнял, заставив девушку взглянуть в его глаза и точно также тихо, как и она, сказал: — Бельчонок, я тоже тебя люблю. А потом поцеловал.