Фантики

Когда Серёжа просит научить его какому-нибудь крутому самбистскому приёмчику, первой реакцией Игоря становится предсказуемое: — Кто? — Пока никто, — если Серёжа и кривит душой, то самую малость. — Мне так, на всякий случай. — Ну-ну, — с дяди-Костиным прищуром смотрит на него Игорь. — Ладно, вечером после школы покажу. Или тебе срочно надо? — Абсолютно не срочно, — уверяет Серёжа. Для него это и в самом деле скорее перестраховка, чем реальная необходимость: вряд ли Ромка Кирпич из восьмого «Б» решится перейти от слов к действию. А на его тупые подколки Серёжа и без спецприёмчиков найдёт, что ответить.

***

— Эй, рыжая! Идущий по школьному коридору Серёжа даже с шага не сбивается, хотя знает, что это ему. Только внутренне напрягается, готовясь к словесной дуэли. — Да подожди ты! Как насчёт погулять сегодня? Серёжа чувствует движение рядом и ловко уворачивается от протянутой руки, не позволяя схватить себя за плечо. Оборачивается к догнавшему его светловолосому бугаю и едко интересуется: — Кирпич, ты когда очки купишь? — О, Разумовский! — фальшиво удивляется тот. — А мне показалось девчонка идёт. Хотя разницы особой нет, правда? По прислушивающейся к пикировке кучке Кирпичёвых одноклассников пробегает мерзкое хихиканье. «Ну, погоди у меня», — мрачно думает Серёжа и со скучающей миной бросает: — Не оригинально. Придумай уже что-нибудь новое, а? Или для твоей единственной извилины это слишком сложно? — Не сложно, — цедит Кирпич. Он ненавидит, когда проходятся по его умственным способностям, что Серёжа, конечно же, давно вычислил. — Просто напрягаться ради всяких пидоров не хочу. Вообще-то, за такие оскорбления негласный школьный кодекс предписывает сразу бить в глаз. Серёжа кожей чувствует устремлённые на него взгляды восьмиклассников, но лишь по-взрослому усмехается. И с обманчивой мягкостью спрашивает: — Если я — пидор, то кто тогда ты, раз зовёшь меня на свидание? Несколько секунд Кирпич обрабатывает информацию — Серёжа практически видит бегущую по его низкому лбу полосу загрузки, — а потом краснеет от ярости. — Ты на что это, сучка рыжая, намекаешь?! Сжав массивные кулаки, он шагает к Серёже — и замирает, остановленный строгим: — Кирпичёв! Ты как в школе разговариваешь? — Извините, Людмила Геннадиевна, — бормочет Кирпич удачно вышедшей из соседнего кабинета завучу и сливается с толпой одноклассников. Завуч сканирует второго участника конфликта острым взглядом из-под очков, однако без комментариев удаляется в сторону учительской. Тогда Серёжа тоже уходит — подчёркнуто ровным шагом человека, за которым осталось последнее слово. Стараясь при этом не особенно прислушиваться к интуиции, внятно предупреждающей: ничего не закончилось. Кирпич наверняка захочет отыграться. Тем не менее до самого конца занятий всё тихо, отчего Серёжа почти забывает об утренней стычке. Поэтому, встретившись перед последней алгеброй с Игорем, на вопрос «Какие дела?» искренне отвечает «Нормальные». — Ты же после этого урока домой? — уточняет Игорь. — Ну да. — Достань куру размораживаться, ладно? Папа сегодня на дежурстве — запечём к его приходу. Серёжа кивает — пускай куру он признаёт исключительно в виде наггетсов, готовить вместе с Игорем ему нравится. Звенит звонок, и они торопливо расходятся — зайти в класс позже учителя чревато и для одного, и для другого. Серёжа благополучно отсиживает алгебру и, выскакивая из кабинета, уже мысленно забирает из раздевалки куртку, как его окликает неудачно попавшаяся навстречу классная руководительница. — Разумовский! Ты не забыл, что сегодня дежуришь? — Не забыл, — отзывается Серёжа, чьё настроение мигом падает на несколько пунктов. Пускай всего дежурства — помыть доску, полить цветы и подмести пол, но время, время! Жаль тратить его на такую ерунду, особенно если дома ждут недочитанные «Девять принцев Амбера». Увы, ничего не попишешь — надо дежурить. Что Серёжа старается сделать как можно быстрее, но всё равно спускается в вестибюль, когда следующий урок уже давно идёт. Одевается, выходит на улицу и только спускается с крыльца, как слышит за спиной: — Ну что, умник, поговорим? Пружинисто развернувшись, Серёжа встречается взглядом с недобро усмехающимся Кирпичом. Сердце сжимает холодная, склизкая лапа, однако с языка срывается самоубийственно язвительный ответ: — Как пидор с пидором? Глаза у Кирпича по-бычьи наливаются кровью. Он молча бросается вперёд, и Серёжа едва успевает увернуться от летящего в лицо тяжёлого кулака. В голове проносится нелепая мысль: «Эх, приёмчик узнать не успел», — а в следующую секунду все раздумья выбивает сильный удар по скуле. Боль взрывается гранатой, и Серёжа вслепую шарахается вбок, инстинктивно чувствуя, что следующий удар будет в живот. Бьёт в ответ — что при их с Кирпичом разнице в весовых категориях больше жест отчаяния — и не успевает понять, как оказывается в жёстком захвате. — Ну всё, сука, тебе пиздец! — злобно рявкает Кирпич. Локтем сдавливает Серёжино горло так, что невозможно вздохнуть, и внезапно переходит от рыка на тоненький визг. Захват исчезает, вырывающийся Серёжа по инерции улетает вперёд, едва не проехавшись носом по асфальту. Чудом ловит равновесие, оборачивается — и видит картину маслом. Подвывающий Кирпич лежит на земле лицом вниз, а сверху на нём, заломив противнику руки, хладнокровно восседает Игорь. — Пу-усти! — стонет Кирпич. — Не раньше чем ты, мразь, усвоишь, — голос Игоря опасно спокоен, — что Серёгу трогать нельзя. Иначе в следующий раз я тебя живьём закопаю. Вон под тем тополем. Понял? — По-онял! Отпу-усти! — Вали, — Игорь отпускает побеждённого и неуловимым движением встаёт на ноги. — И быстро, пока я не передумал. Кирпич кое-как поднимается и, не отряхиваясь, спешно ретируется в сторону выхода с территории школы. — Что ты ему сделал? — сипло любопытствует Серёжа, наблюдая за удаляющейся скособоченной фигурой. — По печени съездил, — как о чём-то неважном отвечает Игорь. Заглядывает Серёже в лицо и присвистывает: — Вот это он тебя отделал! Серёжа автоматически касается ноющей скулы кончиками пальцев. — Надо холодное приложить, — Игорь шарит по карманам куртки и наконец достаёт блестящий пятирублёвик. — На вот, попробуй. — Маловат, по-моему, — вздыхает Серёжа, однако послушно прикладывает монетку. — А ты как здесь оказался, у вас же урок? — Отпустили нас, — объясняет Игорь. — Я тебя в вестибюле ждал-ждал, потом решил, что ты дежуришь, и поднялся к вам в кабинет. Поцеловал закрытую дверь, опять спустился и через окно в раздевалке заметил тебя. То есть вас. — Удачно, — Серёжина благодарная улыбка выходит кривоватой, потому что одной стороной лица ему элементарно больно улыбаться. — Ага, — соглашается Игорь. Поднимает со ступенек свою сумку и, закинув её на плечо, предлагает: — Идём домой? Серёжа отвечает коротким кивком, и они бок о бок направляются к воротам. — Ты из-за этого мудилы просил тебе какой-нибудь приём показать? — интересуется Игорь. — Да, — Серёжа переворачивает нагревшийся пятак в безосновательной надежде, что другая сторона будет прохладнее. — Но это уже неактуально. Игорь с силой пинает подвернувшийся под ноги каштан и хмуро возражает: — Да я бы не сказал. Мало ли кто ещё к тебе прикопается, а со следующего года мы вообще будем в разную смену учиться. М-да. Мой косяк. — В чём? — недоуменно смотрит на него Серёжа. — В том, что привык думать, будто мы всегда вместе. А по-хорошему, тебя давным-давно нужно было научить способам самообороны. — Ну, научишь сейчас, какая разница, — пожимает плечами Серёжа. — Всё равно раньше бы они не пригодились. — Угу, — Игорь пинает новый каштан и, немного помолчав, спрашивает: — А что вы с ним не поделили-то? — Да ничего особенного, — Серёжа возвращает ему ставший бесполезным «компресс». — Он как-то по моей причёске прошёлся — мол, как у девчонки. Я ответил, ну и понеслось. — Представляю, как ты ответил, — хмыкает Игорь, и Серёжа польщённо розовеет. Ведь словесные стычки — тоже, в каком-то смысле, драки, и вот тут его точно не нужно ничему учить. Однако дома весь Серёжин душевный подъём сходит на нет, и в немалой степени этому способствует пристальное разглядывание в зеркале разбитой физиономии. — Вот, приложи, — вошедший в ванную Игорь вручает ему консервную банку, завёрнутую в вафельное полотенце. — Спасибо, — морщась от холодного прикосновения, Серёжа выполняет рекомендацию, хотя и считает её, по большому счёту, бесполезной. — Чай будешь? — спрашивает Игорь. — Я чайник поставил. — Не, что-то не хочется. Кстати, — вспоминает Серёжа про планы на ужин, — ты куру достал? — Сейчас достану, — Игорь смотрит на него с лёгким беспокойством. — А какао будешь? Там вроде «Несквика» на кружку оставалось. Серёжа собирается было возмутиться: «Что я, маленький, какао меня отпаивать после всякой фигни!» — но вовремя передумывает. «Несквик» он, что уж скрывать, любит, а «Несквик», приготовленный Игорем — любит вдвойне. Поэтому вслух отвечает: — Буду. Только у нас в комнате, ладно? — Не вопрос. Игорь возвращается на кухню, а Серёжа добирается до спальни и, не переодевшись в домашнее, падает на кровать. Состояние разбитости такое, будто Кирпич всё-таки отмудохал его в той мере, в какой собирался. — Блин, ещё домашку делать, — жалуется Серёжа в пустоту. — И почему завтра не воскресенье? — Потому что сегодня — пятница, — отвечает вошедший с кружкой Игорь. — Держи. Серёжа садится на постели, кладёт рядом надоевший компресс и пригубливает горячий сладкий напиток. Жить сразу становится веселее, а тут ещё Игорь, повертев в руках взятый со стола томик Желязны, вдруг предлагает: — Хочешь, я вслух почитаю? А то тебе с банкой под глазом неудобно будет. У Серёжи в груди словно загорается маленькое тёплое солнышко. — Хочу! — немедленно соглашается он. Если кто-то когда-то читал ему вслух, то это было так давно, что и воспоминаний не осталось. — На чём ты остановился? — Игорь по-турецки усаживается на свою кровать. — На Лабиринте в Ребме. Посмотри, там страница должна быть загнута. Игорь перелистывает книгу, находит нужное место и, прочистив горло, начинает: — «Амбер был самым великим городом, который когда-либо существовал или будет существовать. Амбер был всегда и всегда будет, и любой другой город»... Серёжа прихлёбывает какао мелкими глотками, но не столько слушает, сколько смотрит на читающего Игоря. Такого близкого. Такого важного. С которым они действительно всегда вместе, и сложно даже вообразить, что однажды это перестанет быть так. Что сначала они начнут учиться в разную смену, потом Игорь закончит школу и поступит в универ, а потом... Серёжа невольно вздрагивает и обрывает рассуждение. Зачем вообще думать о том, что случится настолько нескоро? — «Это будет нелегко», — заканчивает Игорь главу и, заложив страницу пальцем, спрашивает: — Эй, ты там не уснул с открытыми глазами? — Н-нет, — Серёжа поспешно допивает остывшее какао. — Уже, наверное, готовить пора? — Наверное, — Игорь бросает взгляд на часы. — Пойду куру в духовку поставлю, а ты компресс держи, не отлынивай. — Ладно, — вздыхает Серёжа и без желания меняет опустевшую кружку на жестянку в полотенце. — Я побуду с тобой за компанию? — Побудь, если хочешь, — видно, что Игорь не понимает, зачем Серёже это надо, и уж тем более, зачем он спрашивает разрешения. А Серёжу никак не покидает тревожная мысль: однажды их «вместе» закончится, и поэтому сейчас нельзя упускать из него ни единого мгновения. Неповторимого. Неостановимого. Бесценного.