Фантики

После истории с пеналом Серёжа начинает оттаивать. Охотнее заговаривает первым, легче улыбается, теплее смотрит, отчего Олега каждый раз будто щекочет внутри одуванчиковый пух. Однако настоящий перелом в их отношениях всё равно происходит неожиданно. Олег хорошо запоминает дату: третье декабря, пятница. Второй в расписании идёт литература, и в тот день она до такой степени нудная, что долгожданный звонок воспринимается реальным подарком судьбы. Олег с удовольствием захлопывает учебник, как вдруг Серёжа, смущённо понизив голос, спрашивает: — Хочешь посмотреть? — и неловко протягивает тетрадку, в которой рисовал предыдущие сорок пять минут. У не верящего своим ушам Олега тут же разбегаются все слова, и потому он лишь с энтузиазмом кивает. Не без внутреннего трепета берёт тетрадь и наконец-то узнаёт ответ на давно интересующую его загадку. На центральном развороте очень похоже изображён кабинет литературы. Училка что-то долдонит, уткнувшись в конспект, ученики откровенно спят на партах, а висящие над доской портреты Пушкина, Толстого, Чехова и Достоевского одинаковым жестом прикрывают лица ладонями. Олег весело фыркает и, возвращая тетрадь, от души говорит: — Очень круто! Ты в художку ходишь, да? Вместо того, чтобы по обыкновению замкнуться, порозовевший Серёжа отрицательно мотает головой: — Никуда я не хожу. Это так, чему сам научился. — Офигеть, у тебя талант, — с уважением смотрит на него Олег. Краска на Серёжиных щеках становится ещё заметнее. — Спасибо, — бормочет он и принимается с усердием запихивать учебник в сумку. А Олег, решив, что надо использовать ситуацию по максимуму, осторожно интересуется: — А почему на рисование не хочешь ходить? — Да вот, — Серёжа привычным движением наклоняет голову, чтобы волосы закрыли лицо. — Не люблю, когда на мои рисунки чужие смотрят. Сердце радостно подпрыгивает у Олега в груди. Получается, он теперь не чужой! — Спасибо. Благодарность выходит ни к селу, ни к городу, но пока Олег соображает пояснение, Серёжа поднимает на него глаза и серьёзно отвечает: — Пожалуйста. Потом перекидывает ремень сумки через плечо и с напускной беспечностью спрашивает: — Ты в столовку идёшь? — Да, — Олег одним движением сгребает свои вещи в рюкзак. — А ты сегодня без «ссобойки»? — Для разнообразия, — фыркает Серёжа, и когда они выходят из кабинета вполголоса объясняет: — Мне дядя Костя карточку на триста единиц подарил, так что пока можно не экономить. — Так ты на интернет деньги тратишь! — Олег едва не хлопает ладонью по лбу от собственной недогадливости. — Ну да, — Серёжа смотрит на него с выражением «Разве это не очевидно?». — Повезло тебе, — с толикой зависти вздыхает Олег. Его приёмные родители, конечно, люди очень хорошие, но вот компа у них нет и вряд ли когда-нибудь появится. — Очень повезло, — горячо подтверждает Серёжа и любопытствует в ответ: — А тебе как новая семья? Разговор переходит на Олега, и тот, счастливый падением «Берлинской стены», за большую перемену выкладывает о себе едва ли не всю подноготную. Серёжа менее открыт: своей жизнью в приёмной семье делится постепенно, а на вопрос о «Радуге» и вовсе отвечает резким «Не хочу вспоминать», так что Олег, боясь возвращения прежней отчуждённости, больше об этом не спрашивает. Первое время он вообще трясётся над свежеобретённой дружбой, как наседка над цыплятами, и успокаивается только к концу четверти, уверившись: в обратную сторону Серёжино отношение к нему стопроцентно не изменится. Единственным тёмным пятнышком на сияющем полотне сбывшейся мечты остаётся Игорь. Хотя Олег смирился с его ролью в Серёжиной жизни, внутри всё равно неприятно царапает, когда он замечает их вместе. Пускай это случается нечасто из-за учёбы в разную смену, но когда случается, Олег сразу же разворачивается и уходит — что угодно, лишь бы не видеть. Он и сам понимает, до какой степени глупо себя ведёт — Игорь-то к нему относится вполне дружелюбно и всегда здоровается, если встречает, — только ничего с этим поделать не может. Ему эгоистично хочется, чтобы Серёжа по-настоящему дружил с ним одним, а над причиной такого желания он предпочитает не задумываться. До последнего дня перед каникулами. Сегодня учёба больше формальность: учителя выставляют итоговые оценки, ученики откровенно пинают балду — конечно, кроме тех кому приходится «натягивать» тройки или четвёртки. А за окном вместо надоевшего грязно-серого пейзажа — зимняя сказка, которую ночью принёс западный циклон. Поэтому на занятиях Серёжа не столько рисует, сколько смотрит на улицу. А Олег не столько следит за происходящим в классе, сколько мучительно изобретает, как им продолжить общаться и на каникулах тоже. И на перемене между алгеброй и геометрией наконец решается на разговор. Пока одноклассники шумно обсуждают выставленные математичкой оценки, он подходит к стоящему у дальнего окна Серёже. Тот бездумно теребит в руках розетку хлорофитума и неотрывно смотрит на плохо расчищенный школьный двор. — Что показывают? — Олег тоже с интересом выглядывает наружу. Серёжа отпускает несчастное растение и равнодушно пожимает плечами — мол, ничего особенного, — но взгляд не отводит. «А стоит ли вообще сейчас к нему лезть?» — с сомнением думает Олег. И тем не менее задаёт подготовленный вопрос: — Слушай, ты завтра очень занят? — Собирался одну пагу доклепать, — рассеянно отзывается Серёжа. — А что? — Да я предложить хотел, — Олегу самому нравится, как точно у него получается дозировать небрежность в голосе. — Сходим погулять? Погода вон какая. — Погода хорошая, — автоматически соглашается по-прежнему глядящий в окно Серёжа. — Только насчёт прогулки... Внезапно он замолкает, и с его лицом происходит странная метаморфоза. Черты заостряются до болезненной резкости, рот сжимается в линию, глаза суживаются, как при взгляде через прицел. — Серёж, ты чего? — встревоженно спрашивает Олег. Серёжа вздрагивает, переводит на него выцветший до стали взгляд и с заметным усилием берёт себя в руки. Без выражения отвечает: — Всё нормально. Ты завтра погулять предлагал? Хорошо, в час возле сфинкса на Египетском подойдёт? — Подойдёт, — кивает всё ещё ошарашенный Олег. Положив руку на сердце, он бы согласился встретиться даже в Купчино. — Тогда договорились. — И Серёжа возвращается за парту. А Олег, недоумевая о такой стремительной перемене, бросает взгляд во двор. Ничего необычного: дворничиха лениво скидывает снег на клумбу, какой-то мелкий пацан торопится на урок, да в сторону ворот не спеша шагает парочка старшеклассников. Девчонка — с рубиновым каре и в короткой шубке-разлетайке под цвет волос — едва достаёт парню до плеча, несмотря на высоченные каблуки и платформу. Её чёрный лакированный рюкзачок болтается на плече у спутника, совершенно обычного в своих коричневой куртке, джинсах и кепке. И вот по последней-то Олег его и узнаёт. «Ого, так у Игоря девушка есть! — Он переводит глаза на ссутуленную Серёжину спину. — Расстроился. Почему? Не знал? Или...» В кабинет возвращается математичка и громогласно объявляет: — Ну-ка, рассаживаемся по местам! Никифоров, тебе особое приглашение нужно? — Так звонка ведь ещё не было, — недовольно протестует тот. — Дз-з-зынь! — вредно отвечает динамик из коридора, и Никифоров сердито плюхается на своё место. Всё это Олег отмечает постольку-поскольку. На автопилоте садится рядом с безучастным ко всему происходящему Серёжей, косится на него и сразу же отводит глаза. В голове настойчиво вертится слово — с одной стороны, совершенно нелепое, а с другой, чрезвычайно подходящее. Как для Серёжиной реакции, так и для того, что испытывает сам Олег, когда думает о нём и Игоре. Ревность.