***
Как бы Серёжа ни относился к обязаловке, нельзя не признать, что судьба ему благоволит. Его зоной ответственности становится исправная работа звукового и светового оборудования, что, естественно, гораздо лучше, чем непосредственное участие в развлекательных мероприятиях. Тому же Никифорову везёт гораздо меньше — его в приказном порядке назначают Дедом Морозом. — Да почему я?! — возмущается несчастный на перемене. — Волков, вон, тоже высокий, могли бы и его! — Значит, не могли, — парирует Олег. А весёлый Эдик Шустов подбадривает товарища: — Зато с Майкой в паре побудешь. Напоминание о миловидной старосте заметно приподнимает никифоровское настроение. Однако для порядка он бурчит: — Подумаешь, с Майкой! Вот если бы с Белильщиковой... Олег вскидывает бровь: — Не знал, что ты предпочитаешь гадюк. — Мне ж на ней не жениться, — цинично отмахивается Никифоров. — А на один вечер она то что надо. Серёжа вполуха слушает болтовню одноклассников, занятый поиском причины, по которой могут не отправляться письма для подтверждения регистрации на проектируемом им сайте. И отвлекается, только когда слышит от Эдика шутливое: — А вообще, надо было Разума в Снегурки брать. У него как раз коса подходящей длины. Тогда Серёжа поднимает на юмориста глаза, мимоходом отметив мгновенно напрягшегося Олега, и спокойно отвечает: — Во-первых, не коса, а хвост. И во-вторых, рыжих Снегурочек не бывает. — Ну, хвост можно и переплести, — не успокаивается Шустов. — А волосы перекрасить. Или парик надеть. — Парик и на тебя надеть можно, — фыркает Серёжа. — Даже аутентичнее смотреться будет. По-девичьи смазливый Эдик обиженно вскидывает подбородок. — Ничего подобного! — И от греха подальше возвращает разговор к прежней теме: — А Белильщикова, сто пудов, в конкурсе красоты участвовать будет. Так что, Никифор, когда будешь вешать на неё медаль, можешь... — Эдик обеими руками делает жест, будто сжимает что-то округлое. — Ага, чтоб она меня моим же посохом отхуярила, — мудро отказывается Никифоров. Одноклассники продолжают трёп, а Серёжа пытается вернуть мысли к сайтостроению, но увы — кончик нити прежних рассуждений категорически потерян. Дурацкое мероприятие, раздражённо думает Серёжа, и тут кто-то аккуратно трогает его за локоть, заставляя повернуться. — Всё нормально? — одними губами спрашивает Олег. Серёжа слабо улыбается: конечно, подумаешь, шутка тупая — и отворачивается к окну. Иногда ему кажется, что Олег больше всего на свете хотел бы закутать его в толстый слой ваты и носить исключительно на руках. Чтобы жизнь не могла задеть Серёжу ни единым острым уголком. И с одной стороны, это лестно и приятно, а с другой — означает, что Олег по-прежнему в него влюблён. А он влюблён в Игоря, а Игорь — в Юльку. Вот такая любовная ломаная, будь она неладна. Тягостные размышления ложатся на Серёжины плечи каменным парапетом, и даже появление русички не убирает ощущения, будто он, параллельно учёбе, подрабатывает атлантом на Миллионной.***
Впрочем, в действительности школьный праздник оказывается не таким страшным, как его малюет Серёжин пессимизм. Чтобы настроить светомузыку, уходит от силы минут пятнадцать, после чего Серёжа забивается в уголок зала и уже из этого безопасного убежища наблюдет за происходящим. Стоит признать: сюжетно-развлекательная часть мероприятия выходит вполне на уровне. Шутки смешные, конкурсы интересные, Снегурка мила, злыдни — Соловей-Разбойник, Кощей и Горыныч — оттягиваются по полной. Только Дед Мороз несколько выбивается из общей картины запинками и натужной игрой, но публика к нему снисходительна. И тем не менее Серёжа со всё нарастающим нетерпением ждёт начала дискотеки, когда можно будет незаметно уйти домой. К сожалению, по факту это получается не так-то легко сделать. Сначала диджей Шустов просит «хотя бы пару треков» посидеть рядом, а потом как назло объявляет белый танец, и к не успевшему сбежать Серёже на всех парусах подплывает Элька Белильщикова. Прекрасная, словно сказочная принцесса, она, скромно потупив глаза, спрашивает: — Потанцуем? — и Серёжа обречённо кивает. Идёт вместе с Элькой на середину танцплощадки и краем глаза успевает заметить растерянного Олега, перед которым стоит струной натянутая Стешка. «Он ей нравится? — изумляется Серёжа. — Вот же партизанка!» И ещё один угол любовной ломаной. Серёжа подавляет грустный вздох и опасливо кладёт ладонь на осиную талию навязавшейся партнёрши. Дальнейшее превращается в испытание на многозадачность: удерживать так и норовящую прижаться к нему Белильщикову на пионерском расстоянии, при этом стараться не оттоптать ей ноги в изящных туфельках, да ещё и поддерживать непринуждённую беседу. С последним Серёжа справляется особенно плохо, часто отвечая невпопад, и когда злосчастный танец наконец заканчивается, абсолютно невежливо даёт дёру. Заскакивает за вещами в классный кабинет, где неожиданно обнаруживает уже переодевшихся в штатское Никифорова и конопатого Тошку — бывшего Змея Горыныча. — Фу, Разум, напугал, — недовольно реагирует первый на Серёжино появление и достаёт из-под парты спешно спрятанный пластиковый стаканчик. — Будешь? — Это что? — настороженно спрашивает Серёжа, поводя носом. — Водка? — Да ну, что мы, алкаши какие? — оскорбляется Тошка. — «Три топора», чин чинарём. Так тебе наливать? Полсекунды Серёжа ещё сомневается, но вспоминает танец с Белильщиковой и, невольно вздрогнув, говорит: — Наливай. Как по мановению волшебной палочки в руках у Тошки возникает чистый стаканчик, а у Никифорова — тёмная бутылка с тремя семёрками. Щедро плеснув в посуду жидкости с неприятным запахом не то подвала, не то прелых листьев, он вручает её Серёже, посоветовав: — Пей залпом. И Серёжа одним махом опрокидывает портвейн в себя. Горло и пищевод опаляет жидким огнём, от сивушных паров перехватывает дыхание. Серёжа заходится в кашле и совсем упускает момент, когда дверь кабинета вновь открывается. — Серый! — бросается к нему вошедший Олег. — Что тут у вас?.. Неспособный говорить Серёжа машет рукой — всё в пределах естественного безобразия. А Олег принюхивается и, опережая Тошку с Никифоровым, сам отвечает на свой вопрос: — Бухаете. — Снимаем стресс, — поправляет его Никифоров. — Тебе надо? Олег делает паузу. — Ну, давай, — по его тону слышно, что он не уверен в правильности принятого решения. — А закуска у вас есть? — Закуска для слабаков! — важно отзывается Тошка. — Вот, держи. — И мне, — хрипит откашлявшийся Серёжа, протягивая стаканчик. — Наш человек! — одобряет Никифоров, а Олег если и хочет возразить, то благоразумно сдерживается. Вторая доза спиртного идёт гораздо легче. В теле появляется приятная расслабленность, а в голове — тихий гул. Серёжа начинает думать, что неплохо бы заполировать третьей, но увы. Бутылка показывает дно. — Печаль, — комментирует Никифоров, вытряхивая Тошке последние капли. Тот широко взмахивает стаканчиком и чуть заплетающимся языком говорит: — Фигня. Зато теперь можно идти на дискаче зажигать. — Аг-га, — икнув, Никифоров тяжело встаёт из-за парты. — Пацаны, вы с нами? — Я домой, — вспоминает Серёжа и тоже поднимается на ноги. Кабинет плавно покачивается вправо-влево, заставляя вцепиться в столешницу. «Я что, пьяный? — удивляется Серёжа. — Ха, забавное ощущение». — А я тебя провожу, — не допускающим возражений тоном сообщает Олег. — Иначе ты где-нибудь в сугробе отключишься. — Скажешь тоже, — фыркает Серёжа. Никифоров окидывает его оценивающим взглядом и предупреждает: — Только не спались. Зря я тебе вторую наливал. Вместо ответа Серёжа высокомерно вздёргивает нос и почти не шатаясь подходит к горе вещей на задней парте. Безошибочно вытаскивает свою куртку, одевается, путаясь в рукавах, а когда наконец застёгивает молнию, то обнаруживает, что Тошка с Никифоровым уже ушли, а собранный Олег ждёт его у двери. — Слушай, на тебя совсем не подействовало, что ли? — любопытствует Серёжа. — Подействовало, — признаётся Олег. — Такое, знаешь, ощущение странное, будто всё это не взаправду. — У-у, — завистливо отзывается Серёжа. — А у меня просто координация хромать начала. — Но по школе-то ты пройдёшь? — озабоченно уточняет Олег. — Конечно! — Серёже сейчас в принципе море по колено. — Пшли. И он маршевым шагом выходит из кабинета. — Погоди ты! — догоняет его Олег. — Давай вниз по эвакуационной, только тише, ладно? — Ладно, — Серёжа и в самом деле старается вести себя обычно, но всё равно почему-то выходит чересчур громко. К счастью, до самого выхода им навстречу не попадается взрослых, а хихикающим в уголке вестибюля девчонкам Серёжа с Олегом глубоко безразличны. Улица встречает их бодрящим морозным воздухом и круглым глазом Луны в тонком ободке гало. — Сейчас должно отпустить, — слова Олега выплывают изо рта облачками пара. Серёжа кивает, накидывает на непокрытую голову капюшон и беспечно сбегает с крыльца. Чтобы, не сделав и трёх шагов, поскользнуться и с размаху плюхнуться на задницу. — Ох ты ж! — Олег в одно мгновение оказывается рядом. — Не расшибся? Серёжа хватается за протянутую ладонь, пыхтит «Нет» и кое-как встаёт. Хочет забрать руку, однако Олег не отпускает, аргументируя: — Лучше я тебя поддерживать буду, пока бухло из головы не выветрится. А то ещё сломаешь себе что-нибудь. — Не сломаю, — по инерции ершится Серёжа, тем не менее попытки вырваться оставляет. Олег помогает ему отряхнуться и благополучно доводит до школьных ворот. Где Серёжа говорит: — Всё, дальше я сам, — выдёргивает локоть и снова поскальзывается — теперь на припорошенной снегом ледянке. От неминуемого падения его спасает только то, что алкоголь практически не повлиял на скорость Олеговой реакции. — Ну, и куда ты сам? — с досадой спрашивает тот, прижимая Серёжу к себе. — Туда, — из-за близости и разницы в росте Серёже приходится смотреть снизу вверх. Капюшон соскальзывает у него с головы, и в тёмных глазах Олега вспыхивает опасное, жадное пламя. Серёжа замирает, как кролик перед удавом, а Олег, не отпуская, с гипнотизирующей медлительностью поднимает руку. Нежно касается кончиками пальцев разом вспыхнувшей щеки, убирает за ухо растрёпанную прядь волос. По контуру очерчивает скулу и останавливается на подбородке. Серёжа ясно понимает, что именно сейчас произойдёт, но тело будто сковано параличом. Поэтому он может лишь беспомощно наблюдать за тем, как Олег ещё чуть-чуть приподнимает его лицо, склоняется над ним и... — Ты что творишь, сука?! А ну, отвали от него, сейчас же!