Фантазии левой ноги

      Когда она зашла в дом, волоча за собой меч, хромая и утирая разбитый нос рукой, размазывая по предплечью кровь и сопли, он лишь вздохнул, потянувшись за корпией и настоем арники. Ну сколько можно? То подбитый глаз соседского мальчишки, то самодельный лук, чуть не оставивший без глаза её саму. А ведь ей только пять лет!       — Ну, что опять произошло? — привычно интересуется он, принимаясь вытирать ей нос.       — Они… Они сказали, что я девчонка и поэтому ничегошеньки не умею!       — Милая, ты и есть девчонка. Не пора ли завязать с этими войнушками? Может лучше попросим маму научить тебя ткать?       — Нет! Я воин! — личико сморщивается, запущенный в полёт деревянный меч со стуком врезается в криво прибитую полку на стене, отчего крайняя амфора пошатывается.       Они наблюдают, замерев, как она медленно, почти лениво крутится на донышке, постепенно съезжая, пока с грохотом не падает вниз, рассыпая содержимое.       — Ой.       — Именно. А я лекарь. Что с ногой?       — Пнула,— девочка, исподлобья взглянув на собеседника, продолжает. — Дуру эту, Аглаю. «Вот, посмотри на Аглаю, дорогая, и умница и скромница, и на кифаре уже играет», — передразнила она мать. — А то что у Аглаи афедрон побольше Парфенона, и лицо, что твоя лошадь за яблоком тянется, это ничего?!       — И ты за это её пнула?       — Нет. Она сказала, что мне не быть никогда-приникогда воином и что туника у меня немодная!       — И что было дальше?       — Я ей косичку отрезала! Во! — она достаёт из-за пазухи трофей и свиснутый вчера на кухне ножик.       — И пнула напоследок,— вздыхает он.       — Ну… Она в меня камень кинула, а я его отбить попыталась. Вот и пнула. Зато я с ним пращу сделала!       — А верёвку где взяла?       — Стянула у торговцев на соседней улице. Я теперь смогу с тобой в лес ходить как всамделишняя охотница!       Нет, это не ребёнок, это ураган с преступными наклонностями. Что же будет дальше?       — Милая, девочки так себя не ведут, — он успокаивающим жестом поднимает руку, слыша недовольное сопение, — и мальчики тоже. Почему в нашем квартале самым отъявленным хулиганом считаешься ты? Почему мальчиков, заметь, мальчиков не пускают с тобой гулять? В общем так: ещё одно происшествие - и ты месяц будешь сидеть дома и учиться играть на флейте.       — Может лучше на кимвалах?       Он аж вздрагивает в ужасе.       — Ни за что!       Девочка размышляла весь оставшийся день. Хотела и ночью, но уж очень спать хотелось. Точно! Она будет всем помогать!       Утром, решив помочь молочнику, который вёз товар на своей тележке, запряжённой сонным осликом, чуть быстрее двигаться, она, прячась на чердаке, достала рогатку.       Н-да, с первого раза творить добро не получилось. Вместо того, чтобы звонко дзинькнуть камешком по таре, случился почти взрыв, расплескавший белую жидкость вокруг и обливший молочника с ног до головы. Испуганный осёл с молодецким ржанием ускакал вперёд, расшвыривая из подскакивающей на колдобинах тележки уцелевшее.       Потом она решила помочь местному сумасшедшему, живущему в бочке и подложила к нему домой пойманную черепаху. Даже украсила: нарисовала на ней угольком рожицу. Кто ж знал, что он с похмелья, увидев перед лицом чёрную и ползущую рожицу испугается так, что проломит головой доски? Зато потом стал известным филе... филофо… Фи-ло-со-фом. Во!       Когда страж привёл за руку зарёванную и изгвазданную кроху с царапиной на щеке, ему стало страшно.       — Ну почему ты всегда первая в любой заварушке? — простонал он.       — Не ругайте её, она помогла предотвратить преступление. Боевая девочка. Если вы не против, я хочу взять её в обучение. Как её зовут?       Он посмотрел на малышку, вспомнил все её проделки. Н-да, уж лучше так.       — Зена.