Бойся своих желаний

Холодно. Невыносимо холодно – до сильной дрожи. И еще очень больно. Везде – как по всему телу, так и в душе. Руки и ноги совсем не чувствуются, онемевшие от ледяного каменного пола и от крепкой и толстой бечевки вокруг них. Кожу на щеках неприятно стянуло от высохших дорожек слез, которые скоро вновь обожгут ее. Места, где били и сильно держали пульсируют до сих пор, хотя я сижу в полном одиночестве уже больше нескольких часов. Но все эти ощущения ни в какую не сравнятся с тем, что я чувствую в душе – сердце болит от понимания того, что Риндо теперь меня ненавидит. Искренне и по-настоящему, до дрожащих рук и испепеляющего взгляда. И от этого хочется кричать во все горло, срывая голосовые связки напрочь. Но не могу – уже сорвала их, и единственное, что получается выдавить из себя – лишь тихое хрипение и беззвучные потоки слез, раздражающие кожу. Ночью, когда мы вернулись после встречи с Нобору и уже легли спать, на телефон пришло сообщение от неизвестного номера, который не переставал писать мне каждый день со светского вечера. Он сказал выйти в подъезд поговорить. О чем? Мы же все могли обсудить и в сообщениях, как это было всегда – простые фразы, что сделать или сказать, вечное напоминание о возможных последствиях за непослушание. Каждое сообщение отзывалось электрическим разрядом по всему телу, скапливаясь на кончиках пальцев. И я должна была выйти в этот чертов подъезд. Нужно делать все, что он мне скажет. И это было ужасно. Просто отвратительно, вызывая безумную, всепоглощающую ненависть к себе. Она захлестывает, сбивает волнами и топит в глубоких пучинах злобы, не давая выплыть на берег. День изо дня. Час за часом. Все, что было связано с блондином, убивало меня – прикосновения, взгляды, поцелуи, простая бытовая жизнь, а я, глупая дура, не смогла признаться Риндо, чтобы он смог нас спасти, защитить меня, как делал это всегда. Хотела рассказать, но не смогла, потому что на кону стоит все. И как бы сильно я ни хотела остаться рядом с Рином в теплой постели, где ощущалось лишь чувство забытой безопасности, мне пришлось встать, совершая самую роковую ошибку в моей жизни. Хотя ошибку я совершила уже очень давно – еще тридцать первого марта на светском вечере, и сейчас пожимаю ее смертельные плоды. До сих пор по спине бегут мурашки, как вспомню холод лестничной клетки, черный силуэт и посеребренное дуло пистолета, направленное на меня. Он просто схватил меня, а я и не сопротивлялась – не было сил и возможности. В голове мелькала лишь одна мысль – только не трогай Рина. Но он и не собирался. Его цель оказалась намного жестче и безжалостнее. Поэтому он просто закинул меня в багажник и увез неизвестно куда. Вдалеке, за железной дверью, прозвучал неожиданный грохот, и я замерла. Сердце остановилось, а потом пустилось в безумный пляс, пробивая дыру в ребрах, но не убивая. Все здесь доводит до состояния, когда кажется, что ты умираешь, но на деле это только начало всех мучений – громкие крики в лицо, сильные удары по телу, куда только может дотянуться кулак, и понимание, что самое страшное еще впереди. Просто босс хочет растянуть удовольствие. Какое? Мои страдания? Слезы? Истерики и паника, когда дверь начинает противно скрипеть в попытке открыться? Состояние, когда кидает в холодный пот, и все тело дрожит, а в голове вертится лишь две мысли, который пытают выиграть в борьбе – желание поскорее умереть, чтобы не чувствовать ужаса и боли, и Рин? Но все это не имеет значения – тело сводит в судороге, стоит лишь задуматься, что будет дальше, когда ему надоест играть со мной. А сейчас я довольствуюсь монотонными ударами капель с потолка о каменный пол. Глаза постепенно привыкли к темноте, и теперь получается различить очертания окружающего меня пространства. Первая мысль, мелькнувшая в голове при осмотре – сбежать. Как можно скорее и дальше отсюда, и совсем неважно, каким образом прорубить себе желанный проход на улицу – хотя бы увидеть солнечный свет и глотнуть свежего воздуха и толику призрачной надежды. Но со временем поняла, что это просто невозможно. Сырые бетонные стены, по которым потоками стекает мутная вода. Заваленная вентиляция в верхнем левом углу комнаты, откуда доносятся отвратительные звуки скрежета раз в день. Железные каталки и столы, покрытые ржавчиной и… застывшей кровью. На полу, кроме дырявого тонкого футона, на котором даже сидеть страшно, нет ничего – все пространство занимают лужи. В воздухе витает запах сырости, плесени, затхлости и страха – моего страха, не дающего спокойно мыслить и дышать. Со всем этим красочным набором сбежать получится лишь по вентиляции, но и тут моим планам не суждено сбыться – связанные руки и ноги очень сильно затрудняют задачу, не давая возможности даже шевельнуться без боли, не то что встать или пролезть в узкую вентиляционную шахту. От безысходности хочется выть, но инстинкт самосохранения подавляет любой всплеск агрессии, связывает его и запихивает в самый дальний угол эмоций. Единственное, чем я могу себя занять, пока довольствуюсь тишиной и одиночеством – думать. Обо всем и сразу. Мысли беспорядочным потоком мечутся в голове, бьются о стены мозга и вновь начинают свое броуновское движение, не позволяя и секунды передохнуть. Хочется найти ту самую кнопку, которая отключит их хотя бы на несколько минут и подарит ту самую необходимую тишину. Но это и наступает, только лишь когда слышится противный скрежет двери, отдающий покалываниями по всему телу. Опять он. Волна горечи поднимается глубоко внутри, и, чтобы продержаться еще немного, сохраняя оставшуюся часть мнимой гордости, останавливаю взгляд на дряхлой стене, где от старости и сырости стали откалываться куски бетона. Так же рушится и моя жизнь – медленно и мучительно, только вместо времени ее уничтожает он. Ледяные синие глаза освещают комнату, словно неоновая лампа, и оставляют неизлечимые ожоги на моем теле. Под этим взглядом ощущаешь себя полностью обнаженной, беззащитной и лишенной себя самой – как марионетка сделаешь все, лишь бы он перестал смотреть. Так и сейчас. С тонких губ слетает тихое «Смотри на меня», и ты не можешь противиться, нехотя устремляя взор на чудовище. Какая ирония. Подставь зеркало к моему лицу, и я с легкостью скажу то же самое. Тело передернуло от этой мысли, и правда горечью осела на языке. − Я принес гостье попить, − голос ласкал слух, звучал нежно и с толикой заботы, после чего сразу же следовал удар словами, больнее, чем хлыстом. – А то столько часов без воды сидишь. С Хайтани, наверное, было также… Приторно-сладкое звучание фамилии с легкостью говорило, насколько сильная ненависть петляла по венам мужчины, отравляя кровь, хотя… она с самого начала была ею отравлена. Резкий шаг в мою сторону, и контрастирующее ложной мягкостью касание к щеке. От него непроизвольно отшатываешься как можно дальше, но спастись не дает ладонь, крепко удерживающая за шею. − Тш-ш-ш-ш, − мужчина нежно огладил щеку большим пальцем, задевая высохшие полосы слез. – Сиди смирно – не хватало еще, чтобы вода разлилась, верно? Судорожно кивнула, и в поощрение хватка на горле ослабла, позволяя вдохнуть желанного кислорода. В глазах все кружилось, и лишь щелчок откручивающейся крышки от бутылки, дает удержаться в сознании. Губ касается пластик, а за ним – вода – такая желанная и необходимая, но я не могу сделать и глотка. Единственный протест, на который способна, и то во вред себе. Но пусть так. Хоть как-то показать, что я еще способна говорить «нет», что я еще осталась верна себе хотя бы чуть-чуть. Сначала не следует никакой реакции – он просто смотрит и молчит, а потом цокает, вновь хватаясь рукой за шею и большим пальцем надавливая на подбородок. Не выдержала давления и разомкнула губы, впуская в организм воду, и уже через несколько глотков головокружение и тошнота сошли на нет, даря легкое блаженство… впервые за столько часов. Снова сломив меня, мужчина улыбнулся, получая животное удовольствие от открывшейся ему картины – видно по блестящим синим глазам и широкой сумасшедшей улыбке, растягивающей губы в страшном оскале. Вода уже не лезла, но он продолжал вливать ее в меня, наслаждаясь жалкими попытками вдохнуть воздух. Легкие жгло от нехватки кислорода, а, как только бутылка отлипла от губ, разливая оставшуюся воду на одежду, щеку обожгло ударом. Боль стрельнула в голову, тут же пульсацией распространяясь дальше – по лицу. Тонкая пленка, только недавно образовавшаяся на губе, вновь лопнула, и горячая кровь узкой полосочкой обожгла подбородок. В глазах на мгновение темнеет, но крепкая хватка на волосах приводит в чувство и вынуждает заглянуть в ледяные глаза. − Такая хрупкая, − ласковый шепот обжог ухо, и по телу пробежала дрожь. – Я так и думал в нашу первую встречу. Это же судьба, Юко. Конечно, судьба – встретиться с самим дьяволом и не понять, что это он еще задолго до того, как жизнь пошла под откос. Перед глазами мелькают кадры из не такого уж и давнего прошлого – зима, холод, внутренняя борьба с желанием увидеться с Риндо и забыть его навсегда, кафе и тот же ледяной взгляд, потом ни раз приходящий ко мне в кошмарах. Уже тогда телом завладел ужас от непробиваемой корки льда в ярких глазах, и все внутри кричало «беги, беги, беги», что я и сделала, прячась в стенах маленькой кафешки, где встретилась с Риндо. Фантомные ощущения коснулись мест, где его сильные руки ласкали кожу, одаривая заботой и нежностью, спокойствием и защищенностью. А потом пелена сошла с глаз, открывая взору его – с безумными глазами и под стать им улыбкой, которую сложно таковою назвать. Скорее, оскал сходящего с ума хищника. Секунда, и он набросится, вгрызаясь острыми клыками в тонкую шею. Что и происходит. Рука с волос переходит на шею, зажимая отчаянно бьющуюся жилку, и я еле сдерживаю писк. Все равно ничем не поможет. Меня уже ничего не спасет. И я в этом убеждаюсь, когда перед глазами зажигается экран телефона, показывая видео. − Это то, что увидел Хайтани несколько часов назад, − кадр сменялся один за другим, и, как только мое имя прозвучало из уст самого дьявола, сердце остановилось. – Нравится? Нет. Нет-нет-нет. Этого же не может быть… Рин бы никогда не поверил в такое, но… даже мой мозг отчаянно согласен с тем, что на видео – я. Девушка – точная копия меня, без единого изъяна, и от этого хочется послать Вселенную за такое отвратительное несправедливие. Грудину сдавило от осознания, что чувствовал Риндо, смотря это видео. И сдерживаемые эмоции начинают поднимать восстание, проявляясь во внутренней истерике и редких слезах снаружи. За что с ним так? Почему его заставляют проходить через этот ужас? Зачем наш мир рушат на части, убивая все живое и дорогое? Что такого могло произойти, взращивая немыслимых размеров злобу в душе этого человека? − За что? – пролепетала дрожащими губами, перекрывая стоны, доносящиеся из динамика, и закрыла глаза, не в силах больше смотреть на это. − За мою прекрасную жизнь, − мужчина понял, о чем идет речь, и, поставив видео на паузу, с особым наслаждением продолжил. – Это месть, девочка. В твоем радужном мире нет такого понятия, как и вообще понимания, как из самой жопы вырваться в люди. А я, между прочим, смог это сделать, но ни разу не забыл, как твои излюбленные Хайтани пропустили мою жизнь через Ад. И сделали тебя самим дьяволом. Жесткая рука легла на подбородок, поднимая голову выше, и я посмотрела на него. Лед в глазах напротив трещал, откалываясь на массивные части и открывая самый настоящий огонь. Бешенство плясало в омутах похлеще чертей в глубинах Ада, и мужчина оголил белые зубы. − Ответь мне на один вопрос, − рука фальшиво-мягко огладила кожу на шее, зажимая пальцем сонную артерию. – Знаешь ли ты, из-за чего Короли, − с усмешкой выплюнул он, − попали в колонию? Колония? Мы никогда не затрагивали эту тему с Риндо – она негласно оказалась запретной. Даже думать страшно, что могло произойти, чтобы Хайтани попали в колонию в столь юном возрасте. Рану было тринадцать лет, а Риндо всего лишь одиннадцать, и то данную информацию я узнала лишь в интернете. Что они сделали, раз оказались в исправительной школе? Украли что-то? Покалечили кого-то или… убили? − По твоим большим глазкам видно, что ты понятия не имеешь, как человек, с которым ты спишь, в одиннадцать лет впервые убил… голыми руками. Мужчина напротив засмеялся – безумно и болезненно – и от этого все тело прошибло током и холодом. Как в могиле, − вспоминаются слова Рана. И я с ними согласна. Всем нутром ощущается прохлада, которая витает на кладбище. Даже в самый жаркий день тело сводит в судороге от холода, воцарившееся над этим местом, ровно как и сейчас здесь, но в разы сильнее и страшнее. − Я открою тебе глаза, какие Короли − великие люди, − мужчина выпрямился в полный рост и откинул пустую бутылку в сторону, складывая руки на груди. – У меня была замечательная семья: любящая мать, работающий отец и примерный я. Настоящая мечта для любого человека, − улыбка исказилась в злобной гримасе, и он выплюнул. – Пока на горизонте не появились Хайтани. Звенящая тишина на миг коснулась ушей, давая передохнуть от льющихся от мужчины токсинов. Каждое слово пропитывается ядом, активнее отравляя организмы – его и мой. Хочется закрыть уши руками, чтобы не слышать, что он расскажет, но вместо этого продолжаю смотреть прямо на него – упивающегося превосходством и свершаемой местью человека. − Мне было пятнадцать, − продолжил мужчина и медленно двинулся вокруг меня. – Я пришел домой со школы, когда увидел плачущую на пороге дома мать. И знаешь, что произошло в нашей жизни, что довело вечно спокойную женщину до такого состояния? Шаги, глухо раздающиеся за мной, прекратились, а потом хватка на волосах усилилась, опуская руку вниз и поднимая мой подбородок. Злость исходила из него, просачиваясь волнами в меня и выпуская в кровь адреналин. Все тело колотило, словно в припадке, но я продолжала стоически смотреть в ледяную глубину напротив. − Знаешь? – сквозь зубы прошипел мужчина, и я отрицательно помотала головой, заведомо зная ответ. – И я тогда не знал, пока к нам домой не пришел полицейский. Твои любимые Хайтани убили моего отца. Голыми руками. Дети, которые были младше меня, оказались безжалостными убийцами, не имеющими сочувствия и понимания морали… − Зато у тебя мораль на высшем уровне, да? – не сдержала колкого замечания, и сполна отплатила им – в скулу прилетел кулак, и в закрытых глазах полетели искры. Слеза скатилась по щеке, с болью отдавая по отбитой коже, но я не проронила не звука. Уже научилась этому за несколько часов нахождения здесь. − Я погляжу, у тебя очень острый язык. Это можно всегда исправить, − вторая рука легла на подбородок, вновь насильно открывая мне рот. – Не забывай где ты и с кем говоришь. Не в твоем положении дерзить. Я не Хайтани, чтобы терпеть подобное к себе отношение. Мгновение, и его губы накрывают мои, сразу же запуская язык в мой рот. Никакие протесты не помогают прекратить это мучение – мычания, толчки руками, попытка укусить и оттолкнуть – все бесполезно. Тошнота поднимается с новой силой, и перед глазами мелькает силуэт Риндо. Отвращение безжалостно возрастает, пока чужие губы грубо сминают мои, оттягивая и покусывая и так порванную кожу. Душевная боль с легкостью заглушает физическую, и слезы скатываются по щеке, противно раздражая кожу. С громким причмокиванием он отстраняется от меня, облизывая мокрые губы, и шепчет на ухо: − Понимаю Хайтани – я бы тоже хотел иметь личную сучку, которая будет сладко целоваться и с удовольствием запрыгивать на член, при этом сохраняя удивительную верность своему хозяину. Секунда его замерзшего взгляда, которая казалась вечностью, и я вновь могу дышать. Мужчина отошел на несколько шагов назад, и воздух вокруг разрядился в несколько раз, становясь приемлемым для организма, но омерзение топит в себе все больше и больше, утягивая на самое дно. Хочется вымыть рот с мылом, а лучше – с хлоркой, чтобы избавиться от этого отвратительного ощущения. − Ран и Риндо Хайтани – малолетние убийцы, которые не боятся замарать руки, − как ни в чем ни бывало, продолжил мужчина. − Знаешь ли ты, чем они занимаются, когда находятся не дома? Убивают и калечат, отнимают жизни за долги, не выплату или задержку, расширяют свое влияние повсюду. Им плевать на каких-то баб по типу тебя или твоей подружки, − толчок в спину, отозвавшийся болью по всему позвоночнику. – Для них самым главным является Роппонги и бандитская жизнь, которая поглотила их в себя… − Ты же такой же, − прошептала с выдохом, но оказалась услышанной. За те несколько секунд тишины в голове пролетели миллион вариантов, каким может быть следующее наказание, но после тихого «продолжай», сердце запрыгало с особой прытью. – Мы ведь встретились на закрытом вечере. Криминального мира Токио. И ты там был, а значит ничем не лучше Риндо или Рана… От резкого удара по голове прикусила язык, и во рту почувствовался соленый привкус железа. Боль змеей обвила пульсирующее место, плавно продвигаясь все дальше и дальше, захватывая еще нетронутые собой владения. Как только спиной ощутила чужое приближение, тело само напряглось в ожидании очередного удара, но получила лишь обжигание дыханием уха. − Да, и мне безумно повезло, что на привычном месте той рыженькой стриптизерши оказалась ты, − волос коснулись чужие губы, растянувшиеся в улыбке, и тихо, удушающе-сладко мужчина закончил. – Если ты понимаешь, кто я такой, то знаешь, что могу с тобой делать. И поверь – никто мне в этом не помешает. Хайтани ненавидят тебя – что один, что второй – и при первой встрече на улице они просто убьют тебя. Так что я делаю одолжение, укрывая в стенах этого дома. Запирая на заточение в башне. Но сказать это мне не дали губы, резко проехавшие по щеке, а после и язык, оставляющий влажную дорожку. Тошнота снова подошла к горлу, и я резко отвернулась, вдыхая спертого воздуха, которого стало слишком не хватать. Связанные руки крупно дрожали, и я вцепилась ими в ткань футболки, чтобы хоть как-то заглушить отвращение внутри себя. Не могу. Это просто ужасно, противно… − Какие мы строптивые, − над ухом раздался басистый смех, а потом последовал очередной удар по щеке, но ощущения не было – кожа онемела от частоты, с которой я их получаю. Мужчина удовлетворенно хмыкнул и отошел, направляясь к двери. – Ну ничего – и это скоро выйдет из тебя. Сейчас ты игрушка в моих руках. И я лишу Хайтани всего, чем они дорожат, − рука коснулась ручки двери, но так и не нажала, умиротворенно покоясь на ней. – Сломав тебя, не будет и Риндо, а, соответственно, не будет и Рана. Они почувствуют, каково это – лишаться в своей жизни всего. А потом противный скрежет двери и гулкий стук, закрывающий меня от остального мира. Сердце с болью сжалось лишь от мысли, что может быть с Риндо. Но он не такой – он ничего не сделает с собой из-за девушки… он на такое не может пойти, не может так погибнуть… не из-за меня. Лишь оставшись одной, можно дать волю слезам, беззвучно стекающим по щекам. И это далеко не от физической боли, пульсирующей по всему телу, а от осознания того, что я своими руками убиваю Риндо – человека, ставшего для меня всем.

***

Сознание мутнеет, и я совсем не понимаю, сколько сижу в темной комнате, где единственным источником света является тонкая полоска между дверью и полом. Оттуда проходит и свежий воздух, который не успевает даже доползти до меня. Голова кружится, а руки и ноги уже не чувствуются. Тело онемело от холода и неудобной позы сидения – на коленях с руками за спиной. Желудок периодически дает о себе знать, завывая в протяжном урчании. Сколько я уже не ела? Несколько часов? А, может, дней? Он приходит ко мне, чтобы принести воды – единственная щедрость от дьявола перед тем, как снова ударить… перед тем, как вновь опустить морально и растоптать все чувства, которые строили мою личность: собственное мнение, гордость, доброта, чувство собственного достоинства… все это утекло в канализацию по стокам, стоило ему появиться на пороге моей личной пыточной. Время летит неуловимо – кажется, что прошло несколько минут, и тут врывается очередной охранник, который выше Рана и шире моего домашнего шкафа, со словами «Доброе утро от босса», подпихивая под нос бокал воды, от которой неумолимо несет хлоркой. Но даже в этом можно найти выгоду – хоть как-то отмыть рот после отвратительных поцелуев, которых ими даже и назвать нельзя. Он просто заставляет подчиняться, наслаждаясь моей беспомощностью в этот момент. Язык заходит в самую глотку, раздражая стенки, а зубы безжалостно кусают губы, оставляя новые кровоточащие раны. Уверена, что ничего в этом мире не сможет отмыть всю ту грязь, что он оставляет на мне, с каждым приходом пятная сильнее и сильнее. Все время, когда мужчина терроризирует своим присутствием, играется и унижает, я слышу разные истории. О его жизни и том, как Риндо и Ран ее испортили. Как все было замечательно до, и как ужасно после, погружая подростка в пучины Ада. Его мать умерла вскоре после смерти мужа, и маленький мальчик попал на попечение тетушки, которая вовсе не заботилась о племяннике, предоставляя ему самого себя. Жизнь шла своим чередом, пока он не решил мстить – узнав, что некие Хайтани вышли из колонии в голове уже почти взрослого человека начали зреть планы по полному их уничтожению. Через какие дебри боли он прошел, чтобы желать такого же другим? Я тоже лишилась отца – его смерть была неожиданной для нас, и нам с мамой тоже было тяжело, только я никогда не хотела таких же страданий его убийцам. Да, мы хотели наказания, но справедливого, без самосуда. И Хайтани уже отплатили за этого, отсидев два года в колонии, за которые тоже успели намучаться. Да, они не святые. Да, я их не выгораживаю и не поддерживаю грубость и жестокость к другим людям. Да, закрываю глаза, когда Риндо приходит под утро и от него веет легкими нотками крови… чужой крови. Да, я такая же, как и они. И я ни разу не жалею об этом. Все тело истосковалось по теплым прикосновениям Риндо. Для кого-то его руки губительны, но для меня – спасение от любых бед. Так же как и весь он. Замечая, какими взглядами его одаривают многие прохожие на улице или люди в его клубе, понимаю, как сильно его боятся, как перед ним благоговеют, полностью подчиняясь и вверяя свою жизнь в его руки. Вижу, как Риндо меняется для других, и какой он дома – рядом со мной, Раном и Акирой. Для всех Хайтани – полная непоколебимость под толстой коркой льда, нерушимая власть и жестокая безжалостность. Но для меня они – всего лишь два брата, пытающихся выжить в этом сложном мире. Так, как они умеют, по-своему и неправильно, но с попытками исправиться. Не ради себя, а ради меня или Акиры… только вот теперь меня нет в этом списке. − Сама виновата, − учтиво напоминает сознание, и из груди вырывается смешок, с болью отдавая в губах, истерзанных в грубых поцелуях. Теперь меня не существует для Риндо – я умерла для него в момент, когда он увидел то видео, а, может, еще раньше. Месяц игнорирования, когда все тело рвалось к нему в объятия, горело от желания ощутить на себе такие нужные ласки, был сущим адом, медленно сжигающим мосты и отдаляющим нас друг от друга все дальше, пока мы не оказались на разных берегах. И винить в этом никого, кроме меня, нельзя. В замочной скважине провернулся замок, и сердце снова замерло, ожидая очередную порцию ужаса, но, как только дверь с грохотом ударяется о стену, я понимаю, что сейчас начнется самое страшное. Обратный отсчет моей жизни начался в ту секунду, когда взгляд замечает взбешенного до трясущихся рук мужчину. Его глаза горят синим пламенем, выжигая на мне клеймо, которое уже вряд ли получится свести. Грудная клетка быстро вздымается и опускается, а на лице сияет психическая ухмылка, не предвещающая для меня ничего хорошего. Мужчина неторопливым шагом двинулся в мою сторону, пряча руки за спиной. Его бешенный оскал и яростный взгляд разбивают мнимое спокойствие, которое выражается в осторожных шагах. Как хищник бесшумно заходит в кусты, чтобы в один миг кинуться на свою добычу, растерзывая ее в клочья. В голове отчаянно бьется мысль… крошечная надежда на то, что Риндо меня спасет, как делал это всегда, но мозг услужливо напоминает, что этого не произойдет. Хочу хотя бы в последний раз увидеть его красивые и тонкие черты лица, такие правильные и осторожные – аристократические. Хочу ощутить его теплое дыхание на своих губах – манящее и дразнящее, запускающее быстрый ритм сердца. Хочу услышать мой самый любимый аромат – горький кофе и сигареты, а после раствориться в нем без остатка, как шоколадка во рту. − Знаешь, − вдруг начал мужчина, подходя ко мне вплотную, отчего я чувствовала жар его тела и желание закончить свою бессмысленную игру. – А Хайтани оказываются не такими уж и глупыми, − получив мой непонимающий взгляд, он пояснил. – Эти придурки ищут тебя, представляешь? Твой Риндо, − протянул мужчина, − не поверил в то, что на видео ты. Неужели было очевидно, что такая девочка не будет изменять? Рука взметнулась к моей голове, и я быстро зажмурилась, ожидая удара, но ничего не последовало. Лишь пряди волос ощутили легкое прикосновение, после чего я открыла глаза – палец осторожно накручивал тонкую прядку, но дикий взор был направлен прямо на меня. − Отвечай, − мягко улыбнулся он, но в противовес нежности, сильно дернул рукой, утягивая голову вниз, как болванчик. – Ты такая правильная и верная, что в измену поверить невозможно? − Я просто люблю его, − хрипло прошептала в ответ, пока не получила очередное проявление превосходства и унижения. Сопротивляться я перестала уже после третьего прихода ко мне – нет смысла воевать, когда заведомо знаешь, что проиграешь эту войну. Но сейчас, когда я знаю, что Рин меня ищет – есть шанс на спасение. Нужно лишь потянуть время. – И он это знает. И любит в ответ. − Любовь, − задумчиво повторил мужчина и горько усмехнулся. – Это и погубит всех – он умрет за тебя, а Ран за своего брата. И… вуаля, − рука оставила мои волосы в покое, и он обошел меня со спины, садясь на корточки и прижимаясь ко мне грудью. – Я в выигрыше. Грубые пальцы невесомо коснулись запястья, медленно поднимаясь к локтю. От этой нежности хотелось кричать, но страх парализует горло, и я лишь сдавленно пищу, когда что-то острое протыкает мою кожу. Хруст звонко раздается в ушах, и неизвестная жидкость растекается по венам. Господи, что это?! − Тише, не дергайся, а то станет хуже, − вторая рука легла на мое плечо в попытке остановить брыкания, но нет – я не могу. Что это такое, черт возьми?! Что он в меня вкалывает? Зачем?! – Успокойся! Тупой удар по голове, и в глазах темнеет, а в ушах противно звенит. Я чувствую, как нахожусь на грани бессознательного состояния. Вот бы упасть в небытие – может, он уйдет и не будет больше издеваться, оставляя меня на потом, а там и Рин спасет меня? Но я мигом отрезвляюсь, стоит услышать лишь тихое: − Наркотик скоро начнет действовать – и вот тогда повеселимся. Муть в голове и темноту в глазах смахивает, как рукой, и я устремляю взор на мужчину, который откидывает длинный шприц в дальний край комнаты. Садистский оскал становится шире, а паника, охватывающая меня, лишь больше. Наркотик? Какой? Что за эффект? Как это можно остановить или замедлить? Как можно продержаться до приезда Рина? − Что это за наркотик? – тихо спросила, упираясь взглядом прямо в него. Сердце внутри колотилось с сумасшедшей скоростью, гоняя кровь по сосудам и быстрее распространяя яд. − Ничего страшного – ты просто не сможешь двигаться, − за спиной послышалось копошение, а после ноги ощутили свободу, как и руки спустя еще мгновение. Конечности обессиленно повисли, и лишь с усилием я смогла приподнять руку и потереть затекшие запястья, синий след на которых ярко контрастировал с побледневшей кожей. Черт. Взгляд сам по себе метнулся на железную дверь, ведущую наружу, но садистский смех, донесшийся справа от меня, отрезвил лучше хлесткой пощечины. − Глупышка, − снисходительно хохотнул мужчина и присел передо мной на корточки, поворачивая голову набок. Ледяные глаза нездорово блеснули, и по телу пробежала дрожь от того, что будет дальше. – Через пару минут ты будешь полностью обездвижена, − нежная улыбка коснулась губ, и в голове стрельнуло от последующих слов. – Ты будешь все чувствовать, но помешать не получится. Что я буду чувствовать? Чему я должна помешать? Сознание услужливо подкидывает варианты, но я упорно их игнорирую. Нет. Я не хочу и не могу в это верить. Сейчас должен появиться Риндо и спасти меня. Он должен… Чужая рука заботливо коснулась щеки, оглаживая синяк, и убрала влажные пряди за ухо, задерживаясь на затылке. Волосы натянулись под сильным хватом, вырывая из груди лишь писк, когда хотелось выть и кричать во все горло. Слезы лились ручьем, затрудняя видение окружающего, но оно было и к лучшему – смотреть на психическую улыбку напротив просто не было сил, как их и не будет на то, чтобы продержаться до конца этого ужаса. − Мы с тобой только поиграем, − шепот обжег ухо, а следом за ним – и дыхание опалило ледяную кожу. – А потом, наконец-то, я завершу то, что хотел. Пока еще есть время. Я должна оттолкнуть его, встать и попытаться сбежать – предпринять хоть какую-нибудь попытку спастись, но тело предательски отказывается слушать, игнорируя все потуги мозга заставить сдвинуться хоть на миллиметр. Вместо этого оно полностью расслабляется, и я бы точно встретилась с полом, если бы не чужие руки, удерживающие меня за затылок и поясницу. Черт… Касания опаляли кожу, оставляли липкие следы и противно отдавались в душе, зачерняя ее все больше и больше. От этого не сбежать – милостиво подсказывал внутренний голос, и хотелось лишь поскорее его заткнуть. − Смотри на меня, Юко, − мое тело уложили на пол, и сам дьявол навис надо мной, медлительно приближаясь к лицу, упиваясь моей беспомощностью и бесконтрольно рвущимися наружу слезами. – Я хочу видеть, как ты разрушишься на части. Грубые пальцы прошлись по шее, уходя под ворот футболки и разрывая ткань одним движением. Горечь забурлила в пустом желудке, с болью отдаваясь внутри. Перед глазами плыло, и я не видела почти ничего из-за мутной пелены слез, хоть и держала их открытыми. Невозможно было дышать – воздух казался донельзя раскаленным, словно находишься в самом жерле вулкана во время его извержения. На липкой коже выступила испарина, скатываясь тонкими струйками вниз и впитываясь в уцелевшую одежду… которая тоже вскоре покинула меня, полностью обнажая перед этим монстром. Как же я раньше ошибалась, когда считала Хайтани чудовищами. Да, они не ангелы и уж тем более полностью адекватными людьми их не назовешь, но… они никогда не опустились бы до такого – накачать девушку наркотиками и изнасиловать без капли сожаления, а после – убить, навсегда стирая с лица земли. Риндо никогда не заставлял делать то, что не хочешь, не принуждал насильно – я добровольно шла на все. И потому происходящая сейчас пытка кажется хуже мучительной гибели. По телу словно прошлись раскаленным железом, оставляя полосы, которые будут со мной всю жизнь, а потом холодный метал полоснул по ключице, вызывая жгучую боль. Перед глазами мелькнул тонкий нож, а затем оставил очередное клеймо на душе и неглубокий порез на шее. Желание противостоять отчаянно воевало со сломленнотью и бессилием внутри – побеждает явно второе, оставляя далеко позади борьбу и любые попытки хоть как-то скинуть с себя тяжелую тушу. Его тело придавливало к холодному полу, а руки все яростнее оглаживали чувствительную кожу, горевшую настоящим пламенем. Даже в самом жарком котле Ада не так отвратительно, как здесь и сейчас – под плотоядным пошлым взглядом и варварскими руками, к которым ожидаемо подключается и язык. Он выводит дорожки по щекам, вгоняя в дрожь, и спускается к шее. Внизу живота нет ни единого намека на привычную приятную тяжесть – лишь мерзкий спазм скручивается в узел, не вызывания ничего, кроме боли. Укусы не были мягкими и манящими, а отдавали желанием сломать и разорвать. Словно дикий зверь, заблудший в темной чаще леса, впервые встретил потенциальную добычу, которой оказалась я. В его помыслах – лишь убить, растерзать, разорвать на клочья, предварительно доведя жертву до исступления. Душа устала ныть, отзываясь тяжестью по всему телу, даже когда шероховатые ладони спустились ниже, стягивая остатки нижнего белья. Сердце сходило с ума, не в силах с такой скоростью качать кровь, но я ничего не могла сделать. Принимать боль от порезов, грубых касаний и цепких укусов – моя участь, которая становится почти невыносимой. Слезы уже не стекают по щекам, и над ухом слышится заливистый смех: − Ты такая красивая, когда плачешь, − лезвие ножа коснулось ключицы, ведя тоненькую дорожку к ложбинке. – Как думаешь, уже готова принять меня? Или, может, подготовить тебя? – стеклянные глаза задумчиво осмотрели меня, и зрачки в то же мгновение расширились, полностью заполняя радужку. – Так и быть – я сегодня добрый. Пальцы медленным шагом двинулись по телу вниз – чудовище следило за каждой эмоцией проявляемой на лице. Но сознание стало покидать меня, никак не реагируя на боль от резкого и грубого проникновения – лишь низ живота немного кольнуло. − Ты всегда такая сухая, м? – очередной толчок пальцами внутри, и в глазах начинает темнеть. Голова тяжелеет, а тело наливается тягучим свинцом – еще немного, и я потеряю сознание. Господи, как же этого хочется, лишь бы не быть свидетелем всего ужаса. Может, получится хотя бы немного отойти? В глазах полностью потемнело – не видно ничего. Но касания чувствуются все так же ярко – тело полыхает от каждого проникновения, резью отдаваясь в животе. Скоро все закончится… и лучше бы Риндо не нашел меня никогда. Не в таком виде. И не мертвой. Лучше бы он просто поверил в то злополучное видео и ненавидел меня всей душой. В носу засвербело от ненавязчивого аромата сигарет и горького кофе, и, несмотря на боль, в душе разлилось привычное тепло от присутствия в ней блондина… моего любимого. Того, кто стал для меня всем – кислородом, без которого невозможно существовать; солнцем, без которого день кажется самым холодным и отвратительным; пищей для души, спасающей меня и дающей сил идти дальше, бороться со всеми проблемами и быть сильной. Жаль только, что сейчас этого не получится. Последняя слеза скатилась по щеке, и сознание покинуло меня, даря желанный отдых.