Синие горы и изумрудные реки

      Незаметно пролетел целый месяц с дня нападения нечисти на Ланьлин. Весть об этом событии разнеслась по миру заклинателей, подобно лесному пожару. Слава о юном Главе ордене Цзинь, отстоявшем Ланьлин от нечисти, распространялась столь быстро, что Цзинь Лин и заметить не успел, как в один день проснулся всем известным героем.       Наученные же его горьким опытом другие ордены стали выстраивать тактику защиты от нечисти, объединяться, устраивать советы. Мир заклинателей снова проснулся от неги, в которой был последние несколько лет.       У Лань Сичэня практически не осталось свободного времени – слишком многие заклинатели желали встретиться с ним в Гусу. Поэтому, воспользовавшись положением, он решил сбежать в Юньмэн. Он точно знал, что, хоть визит и будет официальным, Цзян Чэн даст ему отдохнуть, и хотя бы несколько дней никто не будет донимать его вопросами и встречами.       – Остановимся в Юнпине на ночь. Утром отправимся в Лотосовую пристань, – обратился Цзэу-цзюнь к адептам Лань, сопровождавшим его. – Отдыхайте.       Адепты, поклонившись, поспешили разойтись. Погружаясь в свои мысли, Лань Сичэнь наблюдал за тем, как они удаляются. Это был первый официальный визит в Юньмэн за последние два с небольшим года. Это был первый раз, когда он посетил Юнпин с дня смерти Цзинь Гуанъяо.       Ноги сами привели его к разрушенному храму. Лань Сичэнь зашел внутрь и замер посреди внутреннего двора. Разрушенный храм вот уже два года стоял нетронутым, безмолвным памятником разоблачению лжи, разбитым надеждам и иллюзиям, втоптанному в грязь тщеславию.       Уйдя в уединение, Лань Сичэнь надеялся обрести покой и душевное равновесие. Все было тщетно. За эти два года не было ни одного спокойного дня. Цзинь Гуанъяо не отпускал его. А-Яо не отпускал его. Последний взгляд, полный боли и отчаяния, последнее прикосновение, последние слова – они преследовали Цзэу-цзюня.       А-Яо всегда был для него самым близким человеком. В таких отношениях двое должны безоговорочно верить друг другу, потому что, если один из них обманет, предаст, то для второго все остальное теряет смысл. Вся жизнь теряет смысл.       Лань Сичэнь вспомнил, как впервые встретил А-Яо в Облачных Глубинах, и невольно улыбнулся. В те давно ушедшие в прошлое дни он еще не понимал этого – но именно тогда он окончательно и бесповоротно влюбился в эти ясные глаза, доброжелательную улыбку, неизменные ямочки на щеках и руки, плавно и мягко выскальзывающие из его рук.       В те тревожные скорбные дни, когда началась война, А-Яо спас его и спрятал. Лань Сичэню всегда было стыдно признаться себе в этом, но эти дни были одними из самых счастливых в его жизни. Дни, когда они жили вместе, спасаясь от хаоса, творящемся в мире заклинателей.       Сейчас Лань Сичэнь отчетливо понимал, что его А-Яо умер уже очень давно. Он лишь не замечал подмены. Цзинь Гуанъяо, безжалостно убивший А-Яо, делал все, чтобы Лань Сичэнь ее не заметил. Жалея его. Спасая что-то живое, оставшееся в своем сердце. В конце концов, Лань Сичэнь и сам хотел быть обманутым. Они оба хотели быть обманутыми и цеплялись за то, чего уже не вернуть.       Лань Сичэнь стоял, предавшись воспоминаниям и чувствуя, как что-то отпускает его. Тревожность и боль сменяются светлой скорбью о том юноше, которого он повстречал когда-то в Облачных глубинах.       Цзэу-цзюнь откупорил кувшинчик вина, который принес с собой, и разлил его на землю перед храмом. Здесь были похоронены его надежды, мечты, самые светлые чувства и воспоминания. Аккуратно поставив кувшин на землю, Цзэу-цзюнь медленно покинул храм Гуаньинь.       Утром адепты ордена Лань прибыли в Лотосовую пристань.       – Я полагаю, все основные, – Цзян Чэн сделал едва заметную паузу, – дела в Юньмэне Цзэу-цзюнь уже сделал. Остались лишь формальности.       От удивления Лань Сичэнь переменился в лице. Цзян Чэн знал, где он был. Судя по всему, даже видел собственными глазами. Неужели наблюдал за ним все то время, пока он был в храме?       Однако довольно быстро смятение сменилось легкой улыбкой: Лань Сичэнь неожиданно для себя обнаружил, что тишина приняла легкий выжидательный оттенок. Обычно прямой пронизывающий взгляд Цзян Чэна был направлен чуть в сторону, рука с Цзыдянем медленно сжалась в кулак. На мгновение Цзян Чэн едва заметно, будто по-детски, поджал губы.       – Нет, Глава ордена Цзян, мой визит в Юньмэн начался только что. У нас много тем для обсуждения, так что, если я Вас не очень обременю, я бы хотел задержаться на несколько дней в Лотосовой пристани.       – Я не возражаю, – поспешно ответил Цзян Ваньинь, стараясь придать интонации оттенок безразличия.       Цзян Чэн вновь посмотрел в глаза Лань Сичэня и встретил такой же прямой взгляд. Он действительно стал невольным свидетелем визита Цзэу-цзюня в храм Гуаньинь. Но острить и язвить по этому поводу не было ни малейшего желания. Теперь не было.       В зал приемов быстрым шагом зашел Ван Цинцю.       – Цзэу-цзюнь, – Ван Цинцю поприветствовал Лань Сичэня поклоном и перевел встревоженный взгляд на Цзян Ваньиня.       Ван Цинцю мало что могло вывести из душевного равновесия, поэтому Цзян Чэн подозвал его к себе. Выслушав то, что адепт прошептал ему на ухо, Цзян Ваньинь переменился в лице.       – Глава ордена Лань, прошу прощения, у меня срочные дела, – сбивчиво протараторил Цзян Чэн. – Располагайтесь как Вам будет удобно. Вам покажут Ваши покои.       Лань Сичэнь кивнул и покинул зал приемов вместе со своими адептами. Сердце тревожно сжалось, когда Лань Сичэнь бросил взгляд на побледневшего Цзян Чэна. Цзэу-цзюнь догадывался, кто наведался в Лотосовую пристань. Цзян Чэн ждал этого гостя уже месяц.       Как только адепты Лань ушли, в зал вошел Мэй Цзымин.       – Глава, – поприветствовал он Цзян Чэна глубоким поклоном.       – Где ты был? – процедил тот.       – Глава, – Мэй Цзымин не поднимал глаз, – я пришел просить дозволения покинуть орден.       – Где Сяо Минцзинь? – в голосе Цзян Чэна отчетливо читалась угроза. Цзыдянь заискрился на руке.       Лицо Мэй Цзымина побледнело, а затем посерело. Он поднял на Цзян Чэна бесконечно усталый, измученный взгляд.       – Я прошу дозволения покинуть орден.       – Он мертв? – Цзян Чэн не был намерен отступать.       Мэй Цзымин молчал. Цзян Чэн брезгливо скривился.       – Посмотри на себя. Такой же жалкий, как шестнадцать лет назад. Стоишь передо мной и сопли распускаешь из-за этого негодяя! Ты столького добился за это время. Репутация, уважение, сила. И что теперь? Хочешь бросить все это. Чего ради? Ради мертвого злодея? Да хоть бы и ради живого. Чем он заслужил это?       Неожиданно Мэй Цзымин выпрямился и посмотрел на Цзян Чэна прямо, едва ли не с вызовом.       – Глава, я прошу дозволения покинуть орден, – упрямо повторил заклинатель. – Я уже принял решение. И мог бы вообще не возвращаться. Но я слишком многим обязан Вам. Я всегда буду благодарен. Поэтому вернулся, чтобы официально попросить у Вас разрешения. И чтобы проститься, – Мэй Цзымин бросил короткий взгляд на Ван Цинцю.       Цзян Чэн молчал. В зале повисла тишина.       – Хорошо. Я разрешаю тебе покинуть орден.       Мэй Цзымин глубоко поклонился.       – Ван Цинцю, – позвал Цзян Чэн, и с ноткой брезгливости в голосе выплюнул, – накорми его перед уходом. А то на ногах еле держится. Смотреть тошно. Если он в таком виде покинет Лотосовую пристань, то точно опозорит орден Юньмэн Цзян.       Цзян Чэн раздраженно махнул рукавами и отвернулся. Тяжелый камень лежал у него на сердце. Жив Сяо Минцзинь или нет – этот вопрос занимал его сейчас меньше всего.       – Постой, – чуть ли не крикнул Цзян Чэн, когда Мэй Цзымин и Ван Цинцю покидали зал; те сразу остановились.       Цзян Чэн напрягся всем телом, буквально пересиливая себя, чтобы задать вопрос. Он боялся услышать ответ. Ему было по-настоящему страшно. Язык отказывался слушаться, и все же, после небольшой паузы он смог почти безразлично произнести:       – Вэй Усянь жив?       – Да! – поспешно ответил Мэй Цзымин, и потом чуть тише добавил: – Он чувствует вину за произошедшее и…       – Он вообще никогда умом не блистал, – прервал его Цзян Чэн срывающимся голосом. – Идите.       Мэй Цзымин устало улыбнулся себе под нос. Сегодня он вернется к Вэй Усяню и Сяо Минцзиню с едой и хорошими новостями.