ID работы: 11840255

Моя прекрасная катастрофа

Слэш
NC-17
В процессе
201
автор
Размер:
планируется Макси, написано 65 страниц, 8 частей
Описание:
Публикация на других ресурсах:
Уточнять у автора / переводчика
Поделиться:
Награды от читателей:
201 Нравится 65 Отзывы 67 В сборник Скачать

Часть 4

Настройки текста
С Шастуном что-то случилось. Явно что-то произошло, ведь даже Дима, обычно равнодушный к чужому горю, спрашивает об антоновом состоянии уже пятый раз за день.       — Не ебу, Поз, — невнятно бормочет Антон, избегая прямого взгляда в глаза другу. Уж лучше пялиться на медленно тлеющую на морозе сигарету, нервно зажатую между большим и указательным, стряхивать в снег пепел, а затем, глядя на острый кончик, верить в дурацкие приметы, не будучи уверенным абсолютно ни в чем, и надеяться на…       — Пацаны, Матвиенко пришел.       Романтично-дурацкий поток мыслей обрывает Леха, выскочивший в курилку в одной футболке — только для того, чтобы позвать команду обратно в зал. Перекур, судя по всему, окончен.       И слава, блять, вовремя приехавшему Сереге. Еще бы чуть-чуть — Антон уверен — и он бы закопал себя собственноручно в бесконечных мыслях и переживаниях. Переживаниях за свою ориентацию, например.       Ведь… Ну какого хуя? Еще не так давно Шастун строил планы, как подкатить к девчонке из студенческого педотряда, а что теперь? Внезапно сбился с курса? Причем конкретно так сбился: сразу на препода, браво.       Попов за все время их знакомства успел вызвать у Антона, наверное, все эмоции: гнев, стыд, панику, даже какое-то подобие дружеской симпатии. Все, кроме одной, но вот, кажется, и до нее дошли. Парень и сам не заметил, как это случилось. Его отношение к преподавателю менялось: то постепенно, то слишком резко. То казалось ледяным, как айсберг в океане (респект Алле Борисовне за ебать, какую подходящую метафору), то вдруг становилось богатым на всякого рода эмоции: от ненависти до… До нее самой, да.       Любви.       Нет, Шастун бы ни за что не признался в таком. Даже себе. Нет, тем более, себе. Очень сложно, между прочим, двадцать лет жить в абсолютной уверенности в том, что ты натурал, а в один момент вдруг осознать это. А ведь так и случилось — в один момент. Как раз, ровно по графику: сразу после вспышки неприязни к Арсению Сергеевичу. Или… Как его теперь называть? Очень странно величать объект своих чувств по имени-отчеству.       А может, так будет лучше для всех? Остановить себя на нейтральном «Арсений Сергеич» и забыть о своем помутнении нахрен? А Антон уверен на все двести, что это помутнение. Ни о какой адекватности не может идти и речи, когда все нутро переворачивается от одного пересечения взглядов с м-у-ж-ч-и-н-о-й. Его, между прочим, воспитывали так: мальчик должен гулять за ручку (и все оставшееся) с девочкой. И точка. Конечно же, когда Антон подрос, он начал замечать на улицах пары, не подходящие под общепринятое описание. И если в Воронеже они скрывались, маскируя довольно интимные касания «случайностями», то в Москве, а особенно в клубах, Шастун насмотрелся всякого.       Но, вот в чем юмор: никогда не думал, что это коснется непосредственно его.       — Шастун, твою мать!       — А!       Парень чудом уворачивается от подзатыльника так, что ладонь Матвиенко задевает только макушку. Он наконец вспоминает, где находится: в уже почти родном актовом зале, на репетиции своей собственной КВН-команды, а ее редактор только что говорил что-то, несомненно, важное.       — Повтори, я че щас сказал? — мужчина смотрит пристально, даже почти что зло. Прямо как математичка в школе — один в один.       — Ну типа… Э-э-э, — тянет Антон, но в итоге решает импровизировать: — Выступление на «Весне» через две недели, а потом одна восьмая «официалки» в конце мая, а мы, еблдеи, не готовы…       Закончить сочинение не дает раскатистый смех Сереги.       — Вообще-то, — начинает мужчина, стараясь перестать ржать, — я говорил, что вы готовы, — Шастун с гордой улыбкой переглядывается с сокомандниками, — но про еблдеев — угадал. Где ты, блять, всю репу витаешь, а? — и Матвиенко вновь смотрит так, будто люто ненавидит Антона и всю его семью по батюшке.       А Шастун вновь теряется. Будь причина другой — соврал бы моментально и глазом не моргнул. Но Серега вновь заставляет вспомнить о том, кто прочно засел в мыслях парня на первой сегодняшней паре и сидит там до сих пор, собрав все их хвостики в кулак: чтобы, о чем бы Антон ни подумал, рано или поздно обязательно мысленно пришел к нему.       Отвечать Шастуну не приходится. Потому что дверь актового зала открывается, и внутрь заходит тот, кого здесь быть по определению не должно, а у Антона мир замирает — и будто бы даже в дыхании больше нет необходимости.       — Сережкинс, вы закончили? — мужчина, сунув руки в карманы своего черного пальто, спускается по ступенькам к сцене, а с его губ, по обыкновению, не сходит полуулыбка. Только на этот раз, когда перед Поповым не сидит толпа студентов, эта самая настопиздевшая до чертиков улыбочка кажется Антону ухмылкой с легким, почти нечитаемым, налетом хамства. В ней не остается и тени привычной вежливости.       И это, черт возьми, только сильнее подкупает.       — Ага, щас только вот Шастун твой опиздюлится, и поедем, — хмыкнув, Серега жмет протянутую преподавателем ладонь и отвечает на его же полуобъятие.       Твой.       Слово запросто залетает в пустой вакуум в голове и, походу, надолго занимает трон единственной мысли, не подпуская к нему никакие другие. А Антон, кажется, вот-вот — и потеряет связь с реальностью.       — А чего такого мой Шастун натворил?       Этот удар по психике несчастного студента вполне себе можно назвать похоронным. Можно смело удалять с YouTube весь треш-контент — зрелищнее уже не будет. А Арсений Сергеевич словно назло переводит хитрый взгляд с Сереги на Антона и смотрит так, будто видит того насквозь. Будто обо всем не просто догадывается — уже прекрасно знает. И вопрос уже как будто бы не Матвиенко задан, а непосредственно самому Антону, который вряд ли способен сейчас выдавить из себя хоть слово.       Единственное, на что он сейчас способен, — стоять и охуевать. Слишком много Попова для одного дня.       Антон не вслушивается в то, что отвечает мужчине редактор явно не без тени насмешки, как-то пропускает мимо ушей вопрос Лехи, куда Серега собрался после репетиции вместе с пока незнакомым ему лично преподом, а еще Шастун совершенно точно уверен в том, что понятия не имеет, каким именно образом он оказывается на заднем сидении машины Попова между Димкой и Чариковым, с двух сторон отрезавшими ему все пути к отступлению.

***

Ступор отпускает только тогда, когда алкоголь приятно обжигает горло и пускает медленный согревающий импульс по всему телу. Антон со стуком опускает опустевший шот на стол и наконец обращает внимание на окружающий мир. Лимончелло здесь отменный. И музыка ничего. Надо будет запомнить этот бар.       Поверхностно думается только обо всякой ерунде, потому что охуевать, задавая самому себе слишком сложные вопросы и прокручивая в голове ответы, в которые с трудом верится, Шастун просто морально устал.       Кто бы мог подумать, что Матвиенко и Арсений Сергеевич — бывшие одногруппники и дружат еще с универа? Казалось бы, диаметрально противоположные друг другу люди: распиздяй и приколист Серега и… Арсений. Этот, с какой стороны ни глянь, шикарный мужчина, без особого труда поддерживающий свой идеальный имидж в глазах коллег, студентов и, в частности, Антона, который в данную секунду сидит рядом с ним на диванчике в шумном баре и тщетно пытается уложить эту информацию у себя в голове.       Окей, с одним Шастун разобрался: Попов предложил подвезти друга, чья видавшая виды девятка окончательно сдохла буквально на днях, после его репетиции с КВНщиками из ВУЗа, где сам работает. Логично? Логично. Еще и благородно со стороны Арсения Сергеевича.       Но что, блять, они впятером забыли в баре?       Славная компания, ничего не скажешь: три студента, их общий друг и наставник и тот, кого в этой компании видеть все еще до безумия странно, по крайней мере, Антону, — его препод «Деловых коммуникаций». Скажи кто Шастуну еще неделю-две назад, что он будет бухать вместе с Поповым — ни за что бы не поверил. Да еще и нахуй бы послал на эмоциях.       Но вот, бухает ведь. Один только нюанс: кому звонить-то теперь?       Последняя мысль заставляет Антона хохотнуть — совершенно неуместно, ведь никто из присутствующих не говорит ничего забавного. Но смешок, впрочем, остается незамеченным, потонув в музыке и пьяных выкриках компании, расположившейся за соседним столиком. Поэтому Шастун, поняв, что на этот раз не является центром внимания, позволяет себе немного расслабиться, откинувшись на спинку дивана, и вновь украдкой взглянуть на преподавателя, отчего-то так сильно отличающегося сейчас от самого себя же.       Сейчас Арсений Сергеевич совсем не такой, как на парах. Куда-то вмиг испарилась вся подчеркнутая вежливость и словно наигранная изящность, но, кстати, трижды проклятая Шастуном манерность осталась, неожиданно приобретя нотки самодовольства и дерзости. Сейчас Арсений себя не сдерживает: в полный голос и до едва заметных слез в уголках глаз ржет, отпускает грязные шутки и даже громко и эмоционально матерится на Матвиенко, когда тот ляпает что-то, на его взгляд, лишнее. Антон даже не до конца уверен, что тот, кто сейчас сидит рядом, и тот, кто сегодня утром читал лекцию его потоку, — один и тот же человек.       — О! А вот это — правильно! — цепляется за одну из серегиных фраз Чариков, неожиданно вскакивая с шотом в руке. — Выпьем?       Они вновь со смехом чокаются, а Позов наверняка как-то остроумно подъебывает Леху вполголоса — жаль, за всей этой какофонией звуков Шастун не может расслышать, как именно. Ему бы не помешало отвлечься от собственных мыслей о вновь искренне и так красиво смеющемся рядом Арсении. Сергеевиче. Не стоит забывать, что он — все-таки препод.       Или стоит?       Потому что этот самый препод внезапно поворачивается к Антону, очень уж по-свойски закидывая руку на спинку дивана позади парня, и наклоняется к его уху, чтобы тот смог расслышать:       — Пойдешь со мной?       Шастун тупит пару секунд, а затем кивает, соглашаясь с, сам до конца не понимая, чем. Они встают из-за стола, и уже по дороге к бару до студента доходит, что у них просто-напросто закончилась выпивка, и кто-то (а если не Антон с Арсением, то кто?) должен сходить за добавкой. А еще доходит, что Попов снова перешел с ним на «ты», о чем Антон и спрашивает, набравшись смелости (или градуса), когда они достигают своей цели, барной стойки, и ждут, пока бармен обратит на них внимание, чтобы сделать заказ.       — Ну да, а что тут такого? — мужчина свободно пожимает плечами. — Мы же, вроде как, сейчас вместе отдыхаем. Так что можешь звать меня по имени, — добавляет он спустя пару секунд.       Шастун в который раз за вечер успевает маленько прихуеть. Вообще, все то, что произошло за сегодняшний день — какой-то гребаный сюр. Аллюзия, парадокс. Но отступать некуда, и, мало того — совсем не хочется. Поэтому Антон набирает в грудь воздуха, словно готовясь попробовать новое имя на вкус, и осторожно, едва ли не с вопросительной интонацией произносит:       — Се…       — Не заканчивай, молю тебя, — скороговоркой, на выдохе и сквозь сжатые зубы тараторит Попов, пока студент не совершил ошибку, назвав его Сеней. Это сокращение от своего имени мужчина терпеть не может с самого детства.       — Тогда как? — хмурится Шастун, пытаясь подобрать еще варианты, но не может: ну хули тут поделать, если до этого года Антон был знаком всего лишь с одним Арсением, которого все ребята со двора звали не иначе, как Сенькой.       — Арс, — подсказывает Попов, улыбаясь почти незаметно. Что он делает? Приучает своего студента к фамильярности? Забавно, просто смешно. Но именно с Шастуном, кажется, он может себе это позволить. Это и, может быть, чуть больше.       Наконец Антон ловит взгляд бармена и на его вопросительный кивок, не думая, выдает:       — Сет настоек.       А затем переглядывается с Арсением и практически в один голос с ним добавляет:       — Два.       И вновь Попов улыбается ему. Не широко, но настолько искренне, что не вернуть ему не менее открытую улыбку просто выше шастуновских сил. Платит за выпивку Арс, видимо, на правах обеспеченного взрослого, и к столику они возвращаются с двумя фирменными досками бара, на каждой из которых в два ряда выставлено по десять шотов различных настоек.       — У-у-у-у, тоже мне, друзья, блять, — ворчит Серега, поднимаясь из-за стола, и ковыляет в сторону барной стойки в гордом одиночестве.       Студенты молча провожают его взглядами, а Попов тихонько посмеивается. Действительно, захватить колы со льдом для непьющего Матвиенко они совсем забыли.

***

Настойки давно закончились, а что было после них — Антон уже слабо помнит. Мозговой активности хватает только на то, чтобы понять, что сейчас он пьет какой-то «мужской» коктейль на основе водки, а еще задает Арсению какие-то тупые вопросы, уже совершенно не стесняясь «тыкать» ему, но по-прежнему не рискуя звать по имени.       — А сколько тебе, кстати? Ну, — пауза, скрипящие в голове шестеренки и, наконец, уточнение: — в смысле, лет.       — А ты на сайте не посмотрел, когда номер искал? — подстебывает его Попов со слегка издевательской улыбкой, не спеша отвечать.       Шастун на это недовольно фыркает, отмахиваясь:       — Да как-то не до этого там… Я синий был, как… — Антон делает еще одну паузу и взглядом ищет ассоциации. И находит самую, кажется, яркую и подходящую: — Как глаза твои. Синие, как озеро, — зачем-то добавляет он, припоминая текст какой-то недавно услышанной песни.       Шастун в какой-то момент перестает понимать сам себя. Еще недавно, вспоминая, что именно он орал Попову в трубку посреди ночи, он сгорал от стыда и зудящего под кожей желания что-нибудь с собой сделать: по башке себе же надавать или чересчур болтливый язык отрезать и засунуть куда поглубже — всем известно, куда именно. Сейчас же все иначе. Сейчас Антон без единой капельки стеснения смотрит в действительно синие в приглушенном барном освещении глаза Арсения и ловит себя на том, что ни в одном из своих слов не соврал. Синие. Как озеро. И глубокие.       — Ну ла-а-адно, двадцать восемь, — словно нехотя, отвечает мужчина, прерывая затянувшуюся игру в «гляделки».       — Что «двадцать восемь»? — непонимающе моргает Шастун, вновь хмурясь. Мыслями он успел уйти слишком далеко от изначальной темы разговора, которую сам же и задал.       В ответ Арсений лишь качает головой, снисходительно улыбаясь, и Антону уже хочется докопаться до правды, как его окликает Дима:       — Шаст! Ты курить идешь?       Парень кивает другу и поднимается с дивана, накидывая на плечи пуховик и вновь удерживая зрительный контакт с Поповым — всем своим видом показывая, что к разговору они еще обязательно вернутся. И лишь на улице, в компании сокомандников, одновременно со второй затяжкой и глотком ледяного воздуха его осеняет:       — Точно ж, блять, лет!       Леха с Позовым вопросительно смотрят на него, переглядываются между собой и вновь возвращают недоумевающие взгляды к самодовольно улыбающемуся капитану. Но тот лишь хранит загадочное молчание и ничем делиться не собирается. Быть может, информация не такая уж и секретная, но Антона не отпускает мысль, что это его. Личное.
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.