Я Если бы вы, Арсений Сергеевич, поменьше думали о том самом месте, вы бы реже отвлекались от работы на всякую хуйню
Антон, пребывая на грани бешенства, отправляет сообщение и тут же блокирует экран, даже не перечитывая отправленное. Хотя, если б перечитал, обязательно бы заметил, что на эмоциях неосознанно ведет себя так же, как Попов, а именно: использует далеко неоднозначные формулировки, опасно граничащие с флиртом. Но в отличие от последнего он хотя бы не говорит этого во всеуслышанье даже тогда, когда психует. Телефон на столе Арсения коротко вибрирует, и мужчина, ловко подхватив его с поверхности, с секунду смотрит на экран. А потом переводит столь полный нахального самодовольства взгляд прямо на Антона, что тому вмиг перекрывает весь доступ к кислороду. Шастун под этим давлением морально умирает в момент, в следующий же воскресая. И пускай между ними все три парты в диагональ — от слишком интимного взгляда глаза в глаза это ничуть не спасает. — Шаст, — шепчет Дима, так вовремя обращая антоново внимание на себя. Шастун с облегчением поворачивается к другу, боковым зрением отмечая, что Арсений в свою очередь возвращает глаза к распечатанному на альбомных листах плану занятия, оставив нервы своего студента в покое. Лишь на этот раз, конечно же. — Что? — Антон честно старается звучать как можно спокойнее и безразличнее. Мол, ничего из ряда вон выходящего всего секунду назад не произошло. Но Позова не так-то просто наебать. — Че у вас случилось опять? За что он на тебя так… Взъелся? — А я ебу? — не без доли наезда переспрашивает Шастун, по новой начиная заводиться. — Блять, вчера ж еще… Антон вовремя прикусывает язык. Ему, кажется, и правда стоит начать контролировать свои эмоциональные порывы, иначе в один прекрасный день Дима — а очень сильно повезет, если это будет всего лишь Дима, — слишком многое узнает о том, что Шастун не готов от слова «нихуя» доверить никому — даже Позову, своему лучшему другу, на минуточку.***
Семинар оканчивается громким ударом двери со сломанной ручкой об косяк. Трех секунд после звонка на перерыв Антону вполне хватает для того, чтобы, подхватив рюкзак, вскочить из-за парты и исчезнуть из этой проклятой аудитории. Курить. Срочно. Необходимо. Шастун едва ли не срывается на бег, спеша туда, где его никто не побеспокоит, — в туалет на четвертом этаже. Он не оборачивается. Прекрасно знает, что Дима за ним не побежит — лишь потом, когда Шаст пропсихуется и вернется, спокойно спросит, что случилось. Попов — тем более. Любитель долго и, блять, эффектно заканчивать свои занятия попросту не успеет даже выглянуть в коридор прежде, чем Антон скроется лестничным пролетом выше. Хотя вряд ли тот вообще захочет знать, куда и из-за чего так сорвался его студент. — Кому я, нахуй, нужен вообще, — рычит себе под нос Шастун, дергая на себя туалетную дверь. Он в несколько быстрых шагов пересекает небольшое помещение, рывком распахивает настежь окно, за которым уже около часа идет мерзкий мокрый снег, и небрежно падает на подоконник, зашвыривая тощий рюкзак в угол комнаты. Прямо на пол. Да похуй. Вынимает из кармана пачку, дрожащими от бешенства пальцами достает сигарету и зажигалку. Прикуривает, но легче не становится. С Поповым вообще никогда легко не было. Он вывел Антона в первый день знакомства — вывел и сейчас. И поебать, что еще вчера он казался Шастуну самым дорогим человеком. Поебать на то, что Шастун к нему, быть может, успел что-то почувствовать. Попову хочется развлекаться — он развлекается, откровенно положив на все и вся, а тем более — на самого Антона, который прямо сейчас нервно поджигает уже вторую и, между прочим, последнюю сигарету в пачке. Шастуна пробирает до костей ледяным потоком внезапно поднявшегося сквозняка. Он раздраженно оборачивается на дверь и застывает с открытым ртом и зажатой между пальцев тлеющей сигаретой, не веря самому себе же. Потому что в проеме, до белых костяшек вцепившись в дверную ручку, замер Арсений. Он, поджав губы и не моргая, несколько секунд в упор смотрит на Антона, но стоит им лишь пересечься взглядами, мужчина срывается с места, хлопая дверью у себя за спиной, и подлетает к парню, стальной хваткой вцепляясь в запястье руки, меж пальцев которой — антоново никотиновое спасение. Шастун хмурится, не понимая, что происходит, дергает руку на себя. Безрезультатно. Он, не проронив ни слова, дергает сильнее, второй рукой пытаясь разжать чужие пальцы, обвившие его запястье с такой силой, что кончики его собственных уже, кажется, медленно, но верно начали неметь. Внутри Антона по новой закипает ярость, он выпускает сигарету и с силой выкручивает руку, наконец освобождаясь из цепкой хватки Попова, и, повинуясь внезапно нахлынувшему внутреннему порыву гнева, пытается оттолкнуть от себя мужчину, но тот, так же молча, машинально отбивается, неожиданно больно ударяя по цепям на одном из запястий. Теперь для Шастуна дело принципа — сделать с ним что-нибудь в ответ. Желательно, убить. Антон вскакивает с подоконника, замахиваясь, но Попов вновь перехватывает его руку, а затем и вторую. Несколько секунд студент отчаянно пытается вырваться, но тщетно — Арс держит крепко, и теперь вряд ли так легко отпустит. А еще глядит прямо в глаза. Жестко, почти не моргая, молчаливо запрещая Шастуну отводить собственные. А он и не отводит. Упрямо смотрит в ответ, тяжело дыша в унисон с Поповым, но рук не расслабляет. Спустя несколько секунд, протянувшихся для Антона вечностью, Арсений тянет на подоконник, все еще не отпуская чужих запястий, и студент покорно садится рядом вслед за ним. Шастун видит, как мужчина напряженно подбирает слова, собираясь что-то сказать, облизывает пересохшие губы, как и Антон, восстанавливая сбившееся дыхание. Не только преподавателю — его студенту тоже смертельно необходимо высказаться, спросить очень многое. Например, почему сейчас Попов рядом, хотя на паре вел себя, как конченый мудак, сначала загнобив парня на потеху всей группе, а затем — настолько безответственно швырнув в него же взгляд, который Шастун привык относить к категории самых личных? Почему за пару дней забрался так глубоко в душу, а сегодня вновь наплевал в нее так, словно, блять, соревнуется в этом на меткость? У Антона накопилось так много претензий, что, казалось бы, открой он рот — и его будет не остановить, но вопреки его собственным ожиданиям с губ срывается только одно хриплое: — Ты заебал. Арс непонимающе моргает пару раз. Голос студента словно силком заставляет его вернуться в реальность, и для того, чтобы до конца осознать сказанное Антоном, ему требуется несколько секунд молчаливого разглядывания лица парня напротив. Парня, который, поджав губы, смотрит на него грозно настолько, насколько умеет. Парня, который спрятал горечь где-то в самой глубине своего светлого взгляда, там, где найти и увидеть ее кажется почти нереальным. Но у Попова на миг получается. — Мне, — наконец начинает Арсений, на секунду отведя взгляд, но тут же вернув его обратно. Чтобы было честно — глаза в глаза и никак иначе. — Нужно многое объяснить, да? У Шастуна едва не вырывается едкое «Уж постарайся», но он лишь терпеливо кивает, продолжая слушать. — Антош, ты имеешь полное право злиться, — медленно, с аккуратными паузами проговаривает Попов, а Антона будто током насквозь прошибает от того, насколько мягко и осторожно тот произносит его имя. — Я ведь и правда, — горько усмехается Арс и вновь уводит взгляд во все еще распахнутое окно. С каждой минутой, проведенной ими здесь, в абсолютной тишине, где слова отражаются от кафельных стен и разносятся по небольшой комнатке эхом, в осадках все меньше узнается снег, все больше — дождь. Противный и крупный, он с неба плюет на все попытки Арсения объясниться, но тот продолжает вопреки всему. Потому что для него нет сейчас человека важнее, чем тот, что сидит напротив, чьи подрагивающие от холода и напряжения запястья он так отчаянно сжимает. — Веду себя, как глупый первоклассник, который дергает за косички симпатичную ему девочку. Шастун, ожидавший услышать что угодно, кроме того, что только что услышал, подозрительно приподнимает бровь. Хочется спросить у Арса, что он такое несет, но парень не рискует перебивать — боится, что и без того скрытный Попов замолчит, и на этот раз — навсегда, сочтя все, сказанное им ранее, одним большим афронезисом. Поэтому Антон сохраняет молчание, с готовностью слушая то, что скажет Арсений дальше. С мнимой готовностью. Потому что к тому, что говорит этот мужчина, абсолютно ничто в этой жизни Шастуна не готовило. Вот, блять, вообще. — Ты, — Арс на момент замолкает, словно сомневаясь, стоит ли продолжать, но в конце концов ловит слегка растерянный антонов взгляд своим, решительным и серьезным, и негромко, но абсолютно уверенно заканчивает: — мне понравился сразу. У Шастуна вмиг заканчивается воздух. Слова Попова вышибают из легких весь, что был, а сделать новый вдох парню не представляется возможным. Он понятия не имеет, как на это реагировать и что теперь сказать. Для таких случаев, кажется, слов еще не придумано. И, быть может, выглядит Антон сейчас крайне по-дебильному, но он дрожащим голосом переспрашивает: — Понравился?.. — Ну… — лукаво тянет Арсений, неопределенно кивая. — Сначала удивил. Своим звонком, — мужчина легко улыбается воспоминаниям и говорит уже, кажется, самим сердцем. — Не знаю, как, но почему-то я сразу узнал тебя, а потом… Потом ты наговорил мне столько замечательных вещей, искренне веря, что они должны оскорбить меня. «Граф, блять», — цитирует Попов, закатывая глаза, и тихо смеется, а Антон наконец слабо улыбается в ответ, вместе с ним вспоминая ту ночь и с удивлением замечая, что теперь делает это без прожирающего до костей стыда. — Ну а потом Сережа в разговоре про работу вскользь упомянул твою фамилию, и тогда я впервые по-настоящему заинтересовался тем, что он делает, — шутит Арс, пропуская издевательский смешок. — Попросил его показать ваши выступления. — И как? — заметно оживившись, спрашивает Шастун и, сам того не замечая, в предвкушении ответа перехватывает чужие ладони в свои. Руки у Попова теплые — не в пример окоченевшим от металла на пальцах антоновым. Арсений нежно улыбается, осторожно поглаживает его костяшки большими пальцами и отвечает, не скрывая восхищения в голосе: — Ты очень талантливый, Антон. И это видно не только, когда ты на сцене, уж поверь мне. — А команда? — озадаченно нахмурившись, переспрашивает парень. — Не знаю, — игриво жмет плечами мужчина, — я на тебя смотрел. Шастун смущенно поджимает губы и отводит взгляд к отливу и валяющемуся на нем сморщившемуся от влаги бычку, уже давно оставленному без внимания. В голове наконец-то пусто. Больше никаких вопросов: Арс ответил на все, а рассказал — даже больше. — Ты, — спустя какое-то время вновь нарушает тишину Попов, — прости меня, ладно? Я начал наше общение не очень правильно. — Как и я, — фыркает Шастун, снова отсылаясь на свои пьяные претензии по телефону. Они оба облегченно смеются вполголоса, снова глядя друг другу в глаза и до сих пор держась за руки. Антон бы вот так вечность просидел, и похуй, что в толчке на подоконнике, плевать, что промерз до костей. Главное, чтобы рядом с Арсом, вот так — чтобы улыбаться друг другу без особой на то причины и доверять безоговорочно. Всегда — ровно с этого момента. Звенит звонок, и оба поворачивают головы на дверь в коридор. У обоих впереди еще по две пары. Без слов ясно, что оба уже опаздывают. И даже если Шастун с готовностью забьет на них — Арс просто не может поступить так же. Наверное, странно, но Антон понимает это даже лучше, чем сам Арсений, а потому, когда тот начинает было неловко прощаться, едва ли не оправдываясь, мягко перебивает его, одаривая теплой улыбкой: — Да иди уже, Арсений Сергеевич. Попов крепче сжимает чужие ладони в молчаливой благодарности, шепчет на прощание «Увидимся» и покидает туалет, лишь на секунду задержавшись возле зеркала, чтобы отряхнуть брюки, и еще на одну — взглянуть в последний раз на своего студента. Не сказать, что у Арса большой опыт работы преподавателем, но такое на его практике — уж точно впервые. Кошмар какой-то. Катастрофический пиздец, выражаясь языком Антона.***
— Ебать, это что еще такое? Антон хмурится, в который раз прокручивая в голове все то, что сказал ему Арсений. Теперь, когда шок отступил, ему это дается куда легче. Как и слова. Сейчас они, как минимум, снова складываются в предложения, а это уже неплохо. А еще вместе с этим появилась жесткая потребность выговориться, и именно поэтому в данным момент Шастун меряет шагами помещение, высказывая все накопившееся… Стенам. Да, кроме обклеенных больнично-зелеными обоями стен в общажной комнате, выслушать его некому. Вообще-то, варианты все-таки есть. Но эти самые «варианты» его попросту не поймут, если Шастун вдруг начнет рассказывать, как, сидя на подоконнике в туалете, ему в симпатии признавался препод, с которым Антон буквально за пару минут до этого чуть не подрался. Звучит уже анекдотично — хоть записывай, как сценарий для будущего СТЭМа. Да и хер бы с ними, с остальными. Антон ведь даже Диме ничего рассказать не может. Да, ссыкло, но разве плохо бояться потерять лучшего друга? Шастун ведь даже не знает, как тот отреагирует. С другой стороны — Поз очень давно пребывает в счастливом неведении, а Антон уже потерялся во всем происходящем между ними с Арсом, чтобы понять, с какого именно момента все началось, и с какой стороны правильнее будет преподнести это Диме. Поэтому серьезный разговор с другом он снова откладывает на неопределенный срок, а пока продолжает вслух с самим собой: — Типа… Стебал он меня не со зла, так, что ли? — спрашивает сам у себя Антон, садясь на кровать с широко разведенными коленями, в которые он упирает локти, сцепляя пальцы в замок. Пусть Попов и поделился многим из того, что чувствует и думает насчет Шастуна, для последнего он так и остался загадкой. Что у него в голове — не понятно до сих пор. Какая-то отдельная планета, чтоб ее. Антон просто, блять, мечтает оказаться в этом мире, чтоб понять… Да хоть что-нибудь вообще. Например, что значило вот это его «Понравился»? Может, пока парень не напридумывал себе невесть чего, стоит остановиться и допустить, что мужчина имел ввиду чисто человеческую симпатию? Ну, как к другу. Тишину на миг прогоняет звук уведомления на телефоне. На экране высвечивается единственное: Арс Извини, никак не выходит забыть о нем. (: Парень который раз за вечер хмурится — теперь непонимающе — и открывает переписку с Арсением, чтобы разобраться, к чему вообще это сообщение, а, открыв, натыкается на свое язвительное о том, что Попов слишком часто отвлекается от занятий на его жопу. Секунда — и Антон снова в ахере. В первую очередь от того, что написал преподу, и уже во вторую — от того, что тот ответил. О какой еще, блять, дружбе теперь вообще может идти речь? — Ты че, придурок, что ли? — смущенно ворчит Шастун себе под нос и неловко подбирает под себя ноги, сосредоточенно печатая ответное сообщение.