***
С реквизитом парни заканчивают неожиданно быстро: с окончания репетиции не проходит и двух часов, однако чувство голода Антона никуда не девается — лишь неотвратимо усиливается. Странно, что никто вокруг не слышит китовьих песен, издаваемых его желудком. Кроме него самого, разумеется. В конце концов, дав Матвиенко слово найти недостающие мелкие детали к следующей репетиции и попрощавшись с ним и спешащими по домам сокомандниками, Шастун тоже думает отправиться в общагу, перед этим, правда, заскочив в универмаг напротив вуза. И пока Антон блуждает между полок в поисках «чего бы такого сожрать», его мысли снова невольно возвращаются к Арсу. Что он делал сегодня? Сколько пар и у каких групп провел? Было ли на них что-то, над чем бы они вместе могли посмеяться, то сдавленно хихикая, то угорая во весь голос, устав сдерживаться? Неожиданно для самого себя же парень роняет печальный вздох. За весь день — ни одного сообщения от того, кто вместе с одной лишь своей улыбкой с утра подарил ему невидимые крылья, заставил улыбаться шире обычного, дал силы выкладываться на все двести процентов на репетиции. Может, занят? Семинары, лекции, совещания, отчеты? Хуй знает, что еще, а Антон гадать заебался. Он решительно останавливается напротив стеллажа с едой быстрого приготовления, хватает с полки синюю упаковку лапши с яркой розовой креветкой на крышке и спешит на кассу, а после — вовсе не домой, как изначально планировал. Шастун решает совместить приятное с полезным. Ну, или не совсем полезным, если говорить о пластиковом контейнере «дошика», сжимаемом в окольцованных и жутко мерзнущих на морозе пальцах. Завалиться на кафедру менеджмента и управления персоналом как к себе домой… Хотелось бы, конечно, но даже для вполне уверенного в себе капитана КВН-команды Антона Шастуна это — слишком. Перед деревянной дверью он тушуется, зачем-то убирает упаковку лапши в рюкзак, еще пару секунд гипнотизирует взглядом ручку. Он неловко (и вряд ли слышно с той стороны) стучится и наконец-то входит, почему-то стараясь открыть дверь так, чтобы она ни разу не скрипнула на отъебись смазанными петлями. В кабинете его встречает недружелюбно сверкнувшая над стеклами спущенных на нос очков пара глаз Нины Георгиевны — почетного работника высшего профессионального образования Российской Федерации и, в частности, антонова универа, в котором женщина проработала почти пятьдесят лет. Однако спустя мгновение в ее взгляде мелькает узнавание, и он моментально смягчается. — Антоша? А ты чего здесь? — интересуется преподавательница и тут же, не дав студенту и слова вставить, сама отвечает на свой вопрос: — А, ты, наверное, Арсению Сергеевичу опять помогать пришел? Это правильно, конечно, проходи, садись. Немного растерянный, Шастун пропускает незаметную ухмылку одним только уголком губ. Надо же, ему даже не пришлось выдумывать причину — женщина, всего пару раз заставшая их за совместной проверкой работ, сделала это за него. — Знаешь, Антош, а я домой уже собиралась, — продолжает вещать Нина Георгиевна, пока парень аккуратно прикрывает за собой дверь и проходит к почему-то пустующему столу Попова. Вообще, неудивительно, что в половине восьмого вечера в кабинете их только двое: чрезмерно ответственная пожилая женщина и неприкаянный студент, неизвестно что забывший на кафедре. Вернее, с целью последнего все понятно — не ясно только, где она, но и на этот вопрос у преподавательницы находится ответ еще до того, как тот прозвучит: — У Арсения Сергеевича сейчас последняя лекция по Президентской программе, думала, его дождусь да пойду, чтобы не бегать лишний раз — ключи передавать. — Да вы идите, — с максимально доброжелательной улыбкой заверяет женщину Антон, улавливая, к чему именно ведет ее монолог. — За кафедрой уж присмотрю, дождусь Арсения, — по неосторожности и уже словно с непривычки он допускает небольшую паузу, но тут же исправляется: — Сергеевича. Преподавательница тут же заметно оживляется и, собирая вещи и накидывая на плечи шубу, не перестает нахваливать студента. «Ответственный мальчик», «активист» и едва не «комсомолец» слушает ее с вежливой полуулыбкой, изредка кивая и уже даже не пытаясь хоть что-либо отвечать. Не даст ведь. — До свидания, Нина Георгиевна! — только и успевает выкрикнуть Шастун до того, как дверь за женщиной закрывается, наконец оставляя его в тишине и спокойствии. Медленно выдохнув, Антон поднимается со стула, на всякий случай выглядывает, зыркая по сторонам, в по-прежнему пустующий коридор, и наконец подходит к чайнику, стоящему на неприметной тумбочке в углу. Прожимает кнопку. А через какие-то пять минут уплетает приятно обжигающий рот «дошик», сидя прямо за столом Арсения Сергеевича. Ну а кто ему запретит? Нет же никого. Да и Шастун слишком долго голодал, чтобы сейчас как-либо стесняться и осторожничать. Что до Попова — его реакции парень не боится. Даже наоборот: предвкушает ее с самой хитрожопой из своих улыбок, в красках представляя себе его появление. Арсений не заставляет себя долго ждать. Буквально спустя несколько минут он входит в кабинет, и Антон на мгновение забывает обо всем на свете: и о соскальзывающей с пластиковой вилки лапше, и о том, что планировал немного побесить препода, а не залипнуть на него же вот так запросто. На его слегка растрепавшиеся к вечеру волосы в золотистых отсветах заката, на поджатые губы, на острые костяшки сжимающих тонкую папку пальцев. Прикрыв за собой дверь, мужчина устало выдыхает, а заметив краем глаза в наглую сидящего за его столом студента, несколько резко поворачивает голову в его сторону. Моргнув, Арсений удивленно оглядывает парня, вилку в его руке и контейнер на столе перед ним и наконец перехватывает антонов взгляд, вновь ставший до жути хитрым. Попов усмехается, а Шастун готов поклясться, что из губ, на которые он как раз залипал пару секунд назад, вот-вот вырвется что-то насмешливое в духе: «А ты не охуел?». Но Арсений вдруг совершенно ровным голосом спрашивает: — Ты же в курсе, что это вредно? Теперь очередь Антона непонимающе моргать. Он ничего не отвечает, лишь обескураженно наблюдает за тем, как Попов медленно подходит к своему столу, с каждым шагом чеканя новое слово: — Вкусовые добавки и химические специи закисляют организм, из-за чего он быстрее стареет, ухудшается иммунитет, разрушаются внутренние органы… — мужчина практически швыряет папку на стол перед Антоном, придавливая ее рукой, и теперь практически нависает над студентом, а последний вопрос выдыхает прямо тому в губы: — И часто ты так питаешься? Шастуну ответить нечего. Шастун в ахуе полнейшем. А еще вновь не может оторвать взгляда от чужих губ, что теперь находятся уже слишком близко. В голове миллиард мыслей, но невозможно зацепиться хоть за одну из них, удержать, ни черта не получается совладать с сердцебиением, а дышать в нормальном ритме не выходит и вовсе. Хотя Антон пытается, честно, отчаянно стараясь что-либо предпринять. И пока парень пытается побороть ступор, Арсений, самодовольно усмехнувшись, собирается отстраниться, но Антон, неожиданно для самого себя же, не позволяет: он резко хватает преподавателя за свободно свисающий галстук и, инстинктивно намотав в один оборот на кулак, притягивает мужчину к себе. У Попова вырывается рваный вздох. Вряд ли он ожидал такого. Особенно от Шастуна, который при одном лишь взгляде на него теряет всю непоколебимость и мужественность отработанного для других образа. Для других — но явно не для Арсения. — И что дальше? — вызывающе ухмыляется Арс, менее, чем за долю секунды, взяв себя в руки. Шасту бы так научиться, вот честно. А Антон отступать не собирается. Уж точно не сейчас, когда его явно берут «на слабо». Что-что, но это — всегда было его слабым местом. Наверное, не было ни единого случая за всю его жизнь, когда он не повелся. Поэтому вот так: резко и без сожалений, он рывком тянет на себя Арсения, больно сталкиваясь губами, но в следующую секунду нежно зацеловывает эфемерные ушибы, спокойно прикрывая глаза. Шастун чувствует себя до странного комфортно, словно в происходящем нет ничего удивительного, будто не впервые целует своего, к слову, преподавателя, и тот отвечает взаимностью, осторожно засасывая нижнюю губу своего студента, а его рука на загривке Антона кажется последнему чертовски правильной. Шастун — наперекор самому себе и своему желанию растянуть это мгновение примерно на пару тысяч лет — отстраняется первым, но продолжает тонуть. Уже не в ощущениях — в синих глазах Арсения, в золотых лучах заходящего солнца кажущихся еще теплее. Попов нежно улыбается ему одним только уголком губ, мягко поглаживая большим пальцем антонову щеку, и вовсе не спешит отстраняться. Даже не смотря на то, что студент давным-давно отпустил его галстук. — И… Что теперь? — полушепотом спрашивает Антон, в волнующем ожидании ответа затаив дыхание и закусив чуть припухшую губу. Даже сердце не бьется, кажется. — И это правильный вопрос, Антош, — тихо выдыхает Арсений в ответ.Часть 7
14 февраля 2023 г. в 19:30
По московским улицам, подмывая сугробы у обочин, бегут первые, совсем еще тоненькие ручейки, игриво сверкая в солнечных лучах. Еще пару дней назад Антону даже не верилось, что солнце вообще выйдет из-за туч хоть когда-нибудь, но сегодня оно, такое ясное и теплое, сияет в пронзительно-яркой синеве безоблачного неба, заигрывает с остекленными высотками и бликует в окнах родного шастуновского университета, к которому парень бодро шагает, тихонько подпевая любимой американской панкухе, сегодня особенно громко орущей в его наушниках. Он довольным котом жмурится от бьющих прямо в глаза лучей, но все равно смотрит куда-то в чистое небо, растянув губы в широкой улыбке и думая обо всем и ни о чем одновременно.
Первый день весны наступил не только по календарю. Сегодня он наступил и в антоновом сердце.
Сегодня Шастун чувствует себя отчаянно счастливым и, если честно, сам до конца не может уловить причину. Может, все и правда из-за солнечной погоды и свежего ветерка, задувающего под расстегнутый пуховик и приятно холодящего поясницу, а может, из-за пожелания доброго утра в сообщении от человека, который уже почти месяц стабильно не покидает его голову. И это охуенно. Постоянно думать об Арсении, переписываться с ним, видеться в стенах универа, а иногда и за их пределами, — все из списка. Особенно последнее. Кажется, теперь Антон живет от встречи до встречи с этим мужчиной, и не представляет, как мог существовать без них еще совсем недавно.
Ведь Арсений на самом деле оказывается совсем не таким, как на первый антонов взгляд, — высокомерным мудаком с нарциссическими замашками. Арсений оказывается самым ярким и прекрасным человеком на свете, иногда способным что-то пошутить у себя в голове и рассмеяться с этого до слез, запросто заражая своим весельем окружающих, человеком, про которого не скажешь, что он может дурачиться и хохотать в разы громче, чем среднестатистическое «в полный голос». Но он действительно такой. Такой в компании друзей, такой наедине с Антоном.
Такой, который совсем недавно сказал Шастуну: «Понравился». Такой, который просто не может не нравиться в ответ.
Заходя на огороженную территорию университета, Антон активно вертит головой, высматривая среди общающихся небольшими компаниями студентов знакомые лица. Настроение сейчас такое — подойти ко всем, пожать каждую протянутую руку, разогнать пару шуток, параллельно обменявшись новостями и, может быть, даже раскурить по сигарете, хотя последние несколько дней Шастун по какой-то причине старается не злоупотреблять никотином и курит только тогда, когда нервы не оставляют ему другого выхода.
Но никого из знакомых студентов он, что странно, не замечает. Зато, пройдя немного дальше, Антон видит его. Человека, при одном лишь взгляде на которого сердце начинает радостно биться, изнутри толкая грудную клетку навстречу ему, самому необыкновенному преподавателю на свете.
Арсений идет к университету со стороны парковки, точно так же, как и Шастун совсем недавно, оглядывая просторный университетский двор, а парню хочется верить, что глазами мужчина ищет именно его. Вряд ли это действительно так, но стоит только Попову издалека поймать антонов взгляд, как он тут же направляется к нему, а на лице расцветает самая яркая и теплая из его улыбок. Шастуну думается, что перед ним второе солнце.
— Привет, — тихо и невероятно нежно здоровается Попов, а Антону на секунду кажется, что руки мужчины тянутся к его лицу, но в конечном итоге тот просто поправляет воротник желтой шастуновской рубашки в клеточку, выглядывающей из-под пуховика.
— П-привет, — так же тихо и неожиданно смущенно отзывается студент, растерянно отводя глаза и пытаясь не думать о гулко бухающем в груди и, кажется, уже ушах, сердце.
Арсений больше ничего не говорит: вместо этого он дарит еще одну заботливую улыбку и продолжает свой путь на работу, в то время как Шастун, неслабо прихеревший, замирает на месте на несколько секунд, тупо уставившись на асфальт.
Антон нагоняет его у самого входа с самой счастливой лыбой на лице, открывает перед преподавателем дверь, дурачится: «Сильвупле», а Арсений тихонько посмеивается, одаривая студента взглядом, до краев полным бесконечной нежности.
Через соседние турникеты они проходят одновременно и, напоследок еще раз согревая друг друга теплотой своих улыбок, расходятся в разные стороны: Попов, наверняка, к себе на кафедру, а Антон, разумеется, — в актовый зал. Сегодня у него ответственный день, в который Шастун учиться совсем не собирается. Не до этого сейчас: у него студвесна через девять дней.
Стоит ему только открыть тяжелую дверь, как в него влетает истерично орущее «Здорова, Тоха!» фиолетовое пятно, вытягивая руку для рукопожатия. Антон, вздрагивая, с трудом ловит чужую ладонь, отвечает на дружеские объятия, которые едва не сбили его с ног только что, и наконец отстраняет от себя Чарикова, который выглядит так, что внимательно оглядевший его с головы до ног Шастун просто не может сдержать хохота.
— Здорова, — задыхаясь от смеха, выдавливает из себя Антон, — Рапунцель, блять.
А посмотреть есть на что: Алексей Владимирович, видно, непризнанный гений, натянул на себя поверх одежды прямое фиолетовое платье в пол с рукавами-фонариками, и теперь красуется в нем перед сокомандниками, не испытывая ни капли стеснения: поочередно вытягивает ноги, демонстрируя до смешного тощие бедра, и позирует для снимающего все происходящее на видео и сдавленно ржущего Позова, уперев кулаки в плотно обтянутые тонкой тканью бока. Для чего и зачем это все, Шастун даже не спрашивает. Ответ один — ну хули, Леха же.
— Да идите сюда уже, заебали, — зовет ребят вдоволь налюбовавшийся театром одного актера Матвиенко, и парни, пусть и продолжая откровенно смеяться и стебать Чарикова за внешний вид, на удивление послушно спускаются к сцене. Кто знает — быть может, дело в сидящих в первом ряду амфитеатра девчонках и парочке незнакомых парней, пришедших на помощь в качестве массовки. В их присутствии КВНщики по какой-то причине перестают вести себя, как последние распиздяи, и демонстрируют чудеса невиданного профессионализма Сереге на радость.
Репетиция проходит не быстро, хоть и в темпе, и Антон постепенно замечает, как некоторые студенты с тоской поглядывают в маленькие окна под самым потолком зала, за которыми постепенно начинает вечереть. Большинство из ребят — первокурсники, и они явно не были готовы остаться в университете после пар до самого заката.
Шастун же, если честно, плохо помнит себя таким: в свое время он кинулся в этот омут под названием «актив» не думая и с головой, а после — не заметил, как влюбился в свое дело, загоревшись так, что пылает им до сих пор. Может, именно поэтому сейчас немного досадно ловить редкие взгляды ребят и не наблюдать в них даже намека на ту вовлеченность, какой блестели его собственные глаза тогда, на его далеком первом курсе.
Но ничего поделать с этим Антон не может. Максимум, на который он способен, — выкладываться так, будто он не просто репетирует, а борется за победу в финале Высшей лиги — не менее. Да, может, сокомандники смотрят на него, как на придурка, зато на ребят из массовки это, кажется, действует: энергичность Шастуна заразна и распространяется в геометрической прогрессии вместе с восхищением, которое читается в каждом взгляде на него к концу репетиции. Антону под ними слегка неуютно, но немалый сценический опыт здорово помогает игнорировать дискомфорт и оставаться тем самым Шастуном, к которому все привыкли: веселым, уверенным и открытым.
Совсем немного расслабиться получается только тогда, когда Матвиенко, назначив следующую репетицию, наконец отпускает приглашенных ребят, и большинство из них покидает актовый зал, спеша домой. «Сборная Эконома» же никуда не торопится: впереди у них еще разбор реквизита, который затянется одному лишь хую известно, на сколько.
Поз и Леха в компании редактора устраивают себе короткий перекур, а Антон решает не терять время зря. На секунду прикрыв глаза и потирая шею, он с тяжелым вздохом поворачивается к двум огромным мешкам, притащенным в их универ Серегой. К слову, фиолетовое платье, в котором сегодня его так феерично встретил Чариков, было вытащено из них первым «чисто по приколу». Ни для одной из миниатюр оно не понадобится, но вот то, что им действительно нужно для всего лишь пары-тройки номеров, упихано куда-нибудь на самое дно — уж в этом Шастун уверен. Господи, он заебется это разгребать.
Стоит ему лишь нагнуться над первым из мешков, как откуда-то из-за его спины раздается тихое и робкое:
— А-Антон?
Голос принадлежит девушке, и если б не его имя, парень бы наверняка решил, что обращаются не к нему. Немного удивленный и слегка дезориентированный, Шастун оборачивается, незаметно для самого себя затаив дыхание и озадаченно нахмурив брови. За спиной оказывается невысокая и, к слову, очень даже симпатичная блондинка в безразмерном светло-сером худи и черных джинсах в обтяжку — одна из первокурсниц, пришедших сегодня на репетицию в качестве актера массовки. Она, сцепив руки за спиной, почти незаметно перекатывается с пяток на носки высоких кед на платформе, и, видимо, ждет какой-то реакции от Антона, который, на самом деле, сомневается, помнит ли вообще ее имя.
— Э-э… Лена? — предполагает он без особой надежды на успех.
И терпит полное фиаско.
— Алина, — со смущенной улыбкой поправляет она, кажется, даже немного не расстроившись, в то время как Шастуну вновь хочется прописать хорошего подзатыльника тому, кто в который раз заставляет его краснеть. Самому себе же. Нужно взять себя в руки. Немедленно.
— Да, Алина, извини, — прочистив горло, исправляется он и отвечает на ее улыбку своей, максимально вежливой и дружелюбной. — Как тебе репетиция?
Антон интересуется не только из вежливости — было бы неплохо установить контакт с временной, но все же участницей их команды, тем более, девушка кажется искренне заинтересованной в студенческой тусовке и КВН в частности, что не может не радовать капитана команды.
— Здорово, — на секунду запнувшись, но быстро подобрав слово, отвечает Алина и с робкой улыбкой добавляет уже чуть тише: — Жду не дождусь следующей.
— Тогда до встречи, получается, — совершенно открыто и искренне улыбается ей Шастун, выставляя вперед ладонь в качестве прощального жеста. Девушка с секунду мнется, но в конце концов просто отбивает ему «пять» своей небольшой ладошкой и повторяет: «До встречи», опустив глаза к мыскам кед.
Наверное, Антон поторопился прощаться с новой знакомой, потому что Алина, кажется, собиралась сказать что-то еще. Быть может, даже что-то важное, как минимум, для нее. Но сейчас Шастун слишком устал для того, чтобы поддерживать длительное общение, стараясь выглядеть при этом максимально положительно. А еще он хочет жрать. Просто дичайше.
Леха, Дима и Серега возвращаются из курилки как раз тогда, когда за первокурсницей захлопывается дверь в коридор, и теперь Антон по-настоящему может выдохнуть. Во-первых, теперь копаться в реквизите будет не он один, а значит, дело пойдет быстрее, а во-вторых, странный и неловкий диалог остается позади, вскоре и вовсе выветриваясь из головы. Все мысли вновь постепенно занимает Арсений. Кажется, это стало новой шастуновской привычкой, и избавляться от нее он пока не собирается.