***
Сидя в тишине и ждя помощи в виде всех видов пластырей и бинтов, своей рубашки с длинными рукавами и джинс, я поняла, насколько я глупа. Мне было стыдно за свою рассеянность, но я всё равно очень злилась на Мышку. Как я могла сразу не заметить, что мне кричит человек, как могла не увидеть, что она идёт за мной, и зачем вообще она пошла? Меня даже не смущало, что сейчас Лиля меня спасала, меня вообще сложно смутить. А ей это удалось, сегодня, когда я падала. Сейчас, наверное, думает, какая глупая я, полезла на дерево, так ещё и свалилась. Вспоминая это я краснела, потом бледнела, потом синела от злости и снова краснела. За этим занятием меня и застала Лиля, но отнеся это к шоку не стала придавать значение, а стала с осторожностью заматывать меня так, чтобы мы могли дойти до лагеря и никто бы не заметил крови и порезов. После, несмотря на мои сопротивления, угрозы и колкости, Лиля дотащила меня до кубрика. Заперевшись в душе, она осторожно забинтовала мне руки предварительно промыв их мокрой тряпочкой и продезинфицировав, а так же помогла с порезом на лице, ловко замаскировав его тоналкой. Я шипела, и с удвоенной силой грубила. Когда она попыталась помочь мне обработать живот и ноги, со словами: «Я не совсем уж инвалидка», — выгнала её. Кажется, тогда она стала ещё бледнее. Но мне в целом всё равно. Она всё пыталась меня успокоить, рассказывала всякие наивные глупости. Как бы мне неприятно было признавать, но от её слов мне полегчало. А потом я пожалела обо всём, так как руки растут у меня из одного места, поэтому я не уверена, что хорошо и правильно всё сделала. Но в любом случае через час мне удалось сотворить из себя подобие человека, и я пошла на обед со всеми. И за очень долгое время я впервые сидела за столом с кем-то, и, может, я и была бы рада разделить компанию с кем-нибудь, но этим кто-то стала Лиля. — Зачем ты уселась со мной? — злобно прошипела я. — Хотела спросить как ты? — Как видишь хорошо, довольна? — это она так меня довести хочет или показать, мол, какая она молодец. Не дождётся благодарности. — Е-вгения… — Не называй меня так, — перебила я, на её немой вопрос ответила. — Ева, лучше не так официально, — конечно, дома меня так не звали, там была своя Ева, но я не любила это своё «Женя». — Да, прости. — Не извиняйся, бесишь. — Прости, — я зло посмотрела на испуганную Мышку. — Ой, прости, забыла! — я покачала головой, ну ладно уж, пускай. Почти со смирением я начала поглощать рис с котлетой, украдкой заметив, что Лиля не ест. — Хочешь? — заметив мой взгляд, она указала вилкой на котлету. Я согласно кивнула. — Знаешь, — я жевала, поэтому решила всё-таки её послушать, всё равно ответить нечем, а благодарность за котлету всё ещё во мне преобладала. — Я бы не рассказала бы о тебе никому на свете, в любом случае, просто мне стало любопытно, а так я бы никогда… — я вздохнула, ну и зачем мне эта информация? — Мне и правда интересен лес, — она выжидательно на меня посмотрела, словно ждя, что я поддержу её, но я продолжала молча есть, делая вид, что мне всё равно. — И мне бы хотелось гулять в нем побольше, — в её голосе застыла какая-то мука. — А ведь тебе нужна помощь в том, чтобы никто не обнаружил твоих порезов, — вот же, хитрая. Я перестала жевать и поглядела на Мышку. — Как ты будешь скрывать шрамы, а как избежишь бег, тебе наверняка сложно ходить, ты прихрамываешь, я уже не говорю о походах в бассейн. — Что ты предлагаешь? — Ранки будут заживать около недели в лучшем случае, я могу помочь с добычей лекарств, бинтовкой, маскировкой и с зарядкой. Тренер — человек понимающий, поэтому у тебя будет неделя на всё, а после этого исполни мою просьбу. — Какую? — я поперхнулась, сама ведь хотела просить кого-то, и вот я уже на побегушках, однако стало интересно, точно ли это та Лиля со мной говорит. — Я обеспечиваю тебе счастливый медосмотр, а ты показываешь мне лес и его окрестности в течении трёх дней, а после помогаешь мне с небольшим планом. — Каким? — Узнаешь чуть позже, от тебя там ничего не потребуется, ну что согласна? — Я не могу согласиться на невесть что, — я не могла понять, какая ей от этого польза, чего-то я не замечала этой её «любви» раньше. — А у тебя есть выбор? — ругнувшись, я, немного помедлив, пожала протянутую мне руку, и несмотря на уверенную речь, во всей её фигурке я уловила страх, смешанный с какой-то надрывной решимость сделать всё по своему. И именно это чувство в ней, внезапно столь очерченное, заставило меня начать уважать это с виду бесхребетное существо. Так началась дружба двух людей, что мечтали вырваться из своих сетей…***
Солнце несчадно палило. Стоя в строю, ранним утром я всё равно чувствовала, как оно, только появившееся из-за манящих сопок, жгло мою белую кожу, навевая дурные мысли о беге. Но делать было нечего, пока я здесь, я должна сделать всё возможное, чтобы укрепить своё слабое здоровье. Усиленная программа питания, тренировки. Меня жалели на лёгкой атлетике, на которую я записалась дополнительно, но я всё равно пыталась со всей своей силой ботаника справиться со жгучим желанием остановиться на половине первого бегового круга. Но я не останавливалась, и это гудение ног после, выполненных только к вечеру, нормативов давало надежду и заставляло глупо улыбаться. Мне бы только воздуха побольше. Как я и обещала, Еве я обеспечила полную неделю прогулов и пока никто ещё и царапинки на ней не заметил. Хоть где-то могут пригодиться мои навыки. Но мне было страшно, по-настоящему, но этот-то страх и заставлял меня перебарывать себя. Она всё ещё ругалась по всяким мелочам, но если бы мне и было обидно, то только совсем чуть-чуть. Впереди меня ждало много чего, но пока я старалась об этом не думать. Как любил говорить мой учитель: «Забудьте про себя и полностью отдайтесь процессу». За всё время, что я здесь провела, я полюбила этот лагерь. Здесь всё было прекрасно. Особенно я любила свой кружок ботаники. Я любила растения, что росли в саду, любила болтать с садовником, который так мне напоминал дедушку, любила ребят помладше, которые часто звали меня играть, ещё такие маленькие и такие беззаботные. Мне нравилось помогать им решать их проблемы, мне нравилось сосредоточенно выступать в роли судьи, для того, чтобы помочь им докопаться до истины, любила я и сидеть в одиночестве, но единственное, что я не любила, так это лес, что рос по сторонам забора, жутко нависая над безмятежьем лагеря. Крючковатые ветви, словно пальцы, тянулись через решётки. Мгновение, и схватят, секунда, и исчезнешь. Всего неделя и мне придется снова шагнуть на эту зияющую чернотой тропу, что каждое утро поглощала Еву. Лилия — цветок лесных опушек и склон гор, лилия — цветок водоёмов и холмов. Я же домашнее растение под куполом, с оборванными лепестками, белая, до глубины, словно бесцветная, словно прозрачная в этой слишком белой для меня комнате, с красными, кровавыми разводами, на совершенно белой стене… Лилия — угасшее имя прошлых лет, блёклое счастливое воспоминание, растворившееся в белом; потерявшее краски, увядшее имя, кровоточащее на губах. Боль в левом боку заставляла скручиваться, дышать неровно и рвано, но ноги машинально продолжали своё движение, словно существуя отдельно от лёгких, словно не поддаваясь их жалким попыткам остановить меня. Я бежала, и мне казалось, словно вот она я, а вот они лёгкие. У меня много сил, и энергии достаточно, а вот у них их мало, и сейчас именно они меня-то и подводят, я-то бежать могу, а они не поспевают. Но скоро на их сторону подключилось и горло, потом руки перестали двигаться, бок взвыл, голова загудела и лишь ноги ещё были со мной, были за меня, пока одна не решила метнуться в бок и самым подлым, иудовским методом, подставить вторую. Моя единственно верная нога запнулась, и я повалилась наземь, пока моё сердце отбивало чечётку над поверженной мною. Зарядка кончилась…