Да, под ажурными зданиями как грязь размазали, и даже тут Нижний Город делился на два куска… Те, кто еще тянулся к солнцу, и те, кто просто утонул в иле.
И, судя по всему, медицина тут была просто в канаве… Не поэтому ли прикатил на рынок сам Баумкухен, мелькнув где-то за коробками овощей и исчезнув на глазах трех хранителей? Самая колоритная фигура, такую все равно сложно потерять и на инвалидном кресле далеко не уедешь. Даже странно, как он вообще по лестницам спускается, ведь рынок — одна система кривых деревянных палет над морем!
И этого надо опросить, консул немного щурится, лицо странно растягивается — видно, насколько страшно его изувечил неизвестный случай.
— Приветствую вас, — проговорил консул, ему около сорока лет, а выглядит он на все шестьдесят. Руки сморщенные, как у старика. — В последнее время все больше вызовов, и я серьезно обеспокоен состоянием Нижнего Города, приехал самолично.
— Жизнь тут не радует, — уклончиво ответила Александра, стремясь перевести стрелки. — Однако, все мы трое пришли не просто так. Даже странно, почему весть о попытке присвоить реликвии до сих пор не разлетелась по всему городу, это заставило задуматься… Похоже, мы столкнулись с нанятой толпой, да не в этом дело — придется опросить и вас. Прошу, не сочтите меня подозрительной, но я слишком хорошо знакома с уловками сценария.
— О, я не в обиде, — прошептал Баумкухен, словно ему было тяжело говорить. Звучало это даже таинственно. — Но у меня почти нету времени, никак не могу помочь. Смотрю, вас беспокоит мое лицо?..
Инцидент Осколков света, или просто кусок разбитого соулджема, найденный республиканцами. И воистину пугала его мощь, крошечный кусочек вызвал взрыв и покалечил старейшину — страшно теперь смотреть на кристаллы, «вне древних» они вели себя непредсказуемо… Как наркотик или тротил, что угодно!
— А что касается меня, вы хотите знать мое мнение? — горько вздохнул Баумкухен, поправляя вуаль. — Я смертельно боюсь, другая часть меня завидует. Я был прикован к инвалидному креслу с раннего детства, очень слаб и эта сила, что дала бессмертие королям, вечное здоровье… Я их не видел и вам их не опишу, но вы-то их посланники и поняли, с кем связались. — и тут его как переклинило. — Хотелось бы мне самому изучить кристаллы, это же чудесно, что они могут сохранить молодость!
Кранчи Чип морщится, потому что не может как следует разглядеть лица этого старейшины, развернувшегося в их сторону — судя по всему, мысленно прилепил его на фон замаскированных сектантов. Вайлдберри сохраняет спокойствие, но уже готов согласиться со вторым хранителем, словно они поняли друг друга без слов. Его речи, мягко скажем, подозрительные, но Шура не торопится полететь дальше.
— Старейшина Баумкухен, как я вас понимаю, — говорит она, заставив двух приятелей недоуменно посмотреть на нее. — Будь я другой, я бы давно уставилась на вас как на виновного в похищении! С тем же успехом вы можете бояться и меня.
— Значит, так, — пробормотал консул. — Простите, но я должен ехать. Множество жалоб на болезни легких, добавилась и неизвестная доныне болезнь, поражающая органы изнутри… И да, Александра, я воистину опасаюсь подобных вам.
Баумкухен оставил чрезвычайно странное впечатление, укатив за угол.
«Интересное существо, хотел бы я узнать, почему именно лечение не берет ее… А может, магия как класс? Ведь, судя по всему, никто не испробовал на ней хваленой белой магии как атаки. Надо бы поговорить с Ветровой еще раз!..»
— Какой подозрительный консул, — удивленно проговорил Вайлдберри. — Мне не нравится этот нездоровый интерес, кто знает, что за душа у Баумкухена.
— Святое какао, — поперхнулся Чип. — Шура, он на тебя смотрел, как на монстра, вылезшего из бездны!
— Неудивительно, — отрезала попаданка. — Что, думаешь, виновен он? Что же, не будем полагаться на одно чутье. Какие улики вообще могут указать на Баума, ношение «маски» — вообще не вариант. Конечно, во имя больничек украсть реликвии…
А что дальше?! Скоро, в три часа дня, состоится церемония вручения каких-то плюшек Мадлену и Эспрессо, что бесит ученого — его не оторвешь от соулджемов, перед неморгающими глазами странные результаты рассчетов.
Образец будущего кристалла плавится, распадается до молекул вновь, от реликвий все отлетает и норовит продырявить дорогую аппаратуру. Умом это древнее чудо не возьмешь? Чего-то определенно не хватает, но Эссо сомневался в своей теории. Частичка души? Ненаучно, и как эту душу получить, о такой магии не идет и речи.
Мадлен же спокоен и сияет, в новом наряде — тетушки провозились до утра. Прическа зализана, костюм прекрасен. И, мягко скажем, перспектива получить орден Света радовала донельзя, паладин сверкал, как и всегда. Будто его вышколили. Серьезно, паладины как символ Республики и метод выпендрежа…
О, не спешите корить — только посмотрите на толпы его фанатов, настоящих, а не нанятых. Серьезно, этих девочек и мальчиков пугал один факт того, что паладин может вляпаться в лужу и перестать сиять так ярко! Хранители, оказавшись на рынке, избавились от подобных разговоров, несущихся отовсюду, ибо Нижний город так не чесал языком.
— Эспрессо и рыцарь что-то сделали! Я не знаю, что! — вот и олицетворение ситуации в виде маленького сироты, тоже бегущего к собору. — Но это прекрасно, ура Мадлену!
Под тем же самым могут подписаться многие. Серьезно, что вообще было сделано паладином?! А среди толкотни, среди болтовни и десятков любопытных, приклеившихся к окнам, можно заметить забившуюся в угол мышь по имени Лайт Крим. Во всяком случае, так себя ощущала несчастная, воистину с мышиными заморочками — и корившая себя за это. Был ли то Кастард, умевший убеждать, или сама женщина, боявшаяся толп?
Народ напирал, сливочная готова была бухнуться в обморок посреди святилища. Но она искала, искала одного, имя его не надо называть — Клоттед Крим. Кто же еще мог понадобиться его матери? Да, судя по всему, никакой не наследник Кастардов. Впрочем, остальные об этом не знают…
Перед глазами все кружится, Лайт поправила «растаявшую» прическу. Судя по всему, навык барахтаться в толпе у Клоттеда от матери, так же неловко и страшно даже заговорить, только из мальчика это вытравили, как только забрали. Хоть и не до конца…
И эту жалкую, дрожащую фигурку примечает одна женщина. Гранд Мадлен не любит сплетен, в отличие от ее сестер, а потому лишь тихо кивает. Откуда она узнала правду? Опять-таки Мадленки, тараторившие, как сороки. Они, сидя дома, получали нужную информацию даже из-под старой бумажки, молочника и почтальона…
Странная это история, но такое легко найти повсюду… Да возьмите хотя бы драки за наследство в родном мире Александры, когда на престол сажали иностранца, потому что наследников не было. А поэтому Гранд, даже ради этикета, ведёт женщину за собой, перед ней толпа рассыпается, а Крим что-то благодарно бормочет. Она все же не простолюдинка, а потому неплохо знакома с представителями «домов».
— Нет, здесь нету того, что вы ищете. Впрочем, как и Мадлена с Эспрессо, — голос не выражал никакой радости в сторону паладина. Может, мать беспокоилась о его поведении и… будущем? Что ждёт паладина, который не видит ничего под собой? О ужас, пятно грязи на доспехах, обожатели панически пищат.
Собственно, а где паладин?
Эссо запнулся, не мог идти дальше. А искомый ингредиент учёный планировал найти в Нижнем городе. Достаточно рискованная миссия, потому что он предпочел замотаться в секреты. Будто труп захотел выкопать во имя науки! Но каждый из тройки хранителей желал скорейшего завершения исследования, казавшегося рискованным и непонятным. Прикарманят ещё соулджемы!
Убедить даже Мадлена было несложно, хотя никто не понял, зачем вечером идти в самый нижний-нижний город. А провести по запутанным и опасным местам обещал сам Эссо. Ему это труда не составило, родные улочки он знал отлично.
Родина, пропахшая рыбой родина, с ее узкими переулками и попрошайками, тянувшими руки из особо мрачных углов. Да, величайший вылез из моря, с огромным трудом, и в глубине души не мог не презирать это место! Увы…
Бездомные не были похожи на весёлых, хоть и голодающих торговцев, это уже было дно.
— Я устал давиться песком! — визжит из угла какой-то опустившийся моряк, Эспрессо морщится. — Сколько уже можно?! Нам не дают работу наверху!
И парень игнорирует бродягу, игнорирует и мягкий, увещевающий голос вдалеке, ему всё равно. Такой фоновой шум он пропускал мимо ушей, это мешало его мыслям и раздражало. А жаль, прислушавшись, он бы узнал… немало интересного.
— О, народ, оскверненный морем и илом, не горюйте. Ведь за вас болит сердце, шаги слышны по всему миру, скоро узнаете, кто это! Великая Ведьма покарает всех! Не бойтесь, ибо грешники будут низвергнуты, грядет…
— Гони работу и не тявкай тут загадками!
***
Какой же тут мутный вечер, воздух все тяжелее и пропах йодом, просто тухлятиной. Закат здесь слабый, солнце торопилось зайти за море и не видеть кошмара, его лучи лишь безобразно коверкают побережье. «Собачка» Кранчи как пришибленная, пугливо жмется, словно и не компаньон воина. Любой бы перетрухнул…
Дешёвые жареные кальмары неприятно отдаются в желудке Шуры. Огромными усилиями стойкий и гордый народ загоняли в ил, и ведь загнали! Почему вы сдались?.. Капитан Кавиар, Ойстер или торговка рыбой ничуть не хуже Милльфей и любого сироты из ее приюта.
— Твою ж тетю! — руганулся Мадлен, вцепившись в плечо Ветровой и чуть не рухнув. — Прости, тут до невозможности вязко! Тётушки убьют меня за лаковые туфли.
— Чернейшее море, — прошептал Вайлдберри. — И ни одной живой души в этих убогих хижинах, Эспрессо, правда ли рассчитываешь найти здесь искомое? Осторожно, Александра, под ногами краб…
— Добро пожаловать, бараки рабов Южной Америки, — грустно рассмеялась попаданка в ответ. — Ладно, Эспрессо, хватит нам оздоравливаться возле моря, где твое чудо… Ты скелетов накопать захотел под покровом ночи?!
— Значит, хотите свежевыкопанный труп? Вы знаете, как хоронят в Нижнем Городе? — включился некто со стороны, с тягучим и тоскливым голосом.
Фигурка туберкулезника, грязные темно-зеленые волосы свешивались из-под капюшона. Девушка возраста Эссо опиралась о лопату, вонзив ее в грунт и склонившись над чем-то дурно пахнущим. Могильщица.
— Сивид, — заговорил учёный, заставив Ветрову гневно раскрыть рот. — Смотрю, все ещё зовёшь это домом?
— А, ты! — горько усмехнулась девчонка. — Что, обзор родины, дружок? Думала, ты и думать забыл про наш скромный городишко.
— Сивид, — повторил парень, потаенно кивнув. — Не просто так я пришел сюда посреди ночи! Мое исследование требует твоей помощи.
— Что эта Сивид делает по ночам в грязи? — завопил Кранчи Чип. — Мне не нравится эта авантюра!
— Не ори. Я же не прихожу туда, где ты работаешь, и не ору… Начинаю издалека, раз вас волнует грязь. Все печенья, соленые… или сладкие, все превращаются в ничто. Наравне они покоятся в земле, да только у верхних куда более красивый ритуал захоронения. А мы умираем, как умирали в незапамятное прошлое, и я просто делаю свою работу ради душ… Смотри, наклонись-ка, это всего лишь крошки, не бойся.
— То есть мы ходим по… — начал было Вайлд.
— Ий-я! — завыл дурным голосом Чип, его голос подхватил волк.
Трупы. Там, под грязью, трупы, они гниют и распространяют вонь. Ветрова попятились от ямы, Вайлдберри сжал кулаки чуть ли не до хруста — не илом была богата почва. А Эспрессо… Нужны останки.
Шуре стало совсем не по себе, могильщица же продолжала говорить.
— Не кричите, это ведь так естественно… Все мы под финал превратимся в крошево и воссоединимся с землей. Значит, тебе понадобилась моя помощь, — как-то ехидно продолжила она. — В анатомию ударился?
— Нет, — проговорил Эспрессо. — Это касалось одних реликвий, дело чрезвычайно важно не только для Республики… Мы вляпались в проблемы мирового масштаба, из щелей лезет древняя гадость, даже пара кусочков послужит на благо. Прошу, не спрашивайте меня, почему я собрался именно за этим, — хватит говорить тайнами, уже ясно, какую картошку ты копаешь по ночам.
— Вот как? Знаешь, я не из тех верхних, которые задают сотню неуместных вопросов, — вздохнула Сивид. — Думаю, души не против послужить… Ты у нас не мастер вешать лапшу, Эссо, так что поверю на слово… Услуга старому другу, ха-ха! После работы скапливается немало хлама, погоди-ка…
«Данила, Данила, пойдем копать могилы!»
Девушка склонилась над ямой, не постеснявшись запустить туда руки в перчатках — что-то непонятное мутно-коричневого цвета и пропахшее рыбой, завернутое в драный пакетик и протянутое ученому… Сейчас в бледном лице морской, по мнению Вайлдберри, отражалась вся суть Нижнего Города…
***
На стенах зданий висят обрывки бумаги разной степени потрепанности, от рекламы обедов по скидке до странных плакатов, явно завезенных не отсюда.
Печеньки склонились перед гигантской вилкой, молятся. Кланяются гигантской фигуре, виден лишь ботинок… Две печеньки на коленях перед другой, над ее головой надпись, поясняющая, кто она такая.
И почему перед ней стояли на коленях старательно нарисованные монахи.
