Мираж моих воспоминаний

За решёткой, оказывается, тоже течёт вполне себе разнообразная жизнь, скованная лишь отрезками сводок, что написаны в уголовном и административном кодексах. На свободе ситуация такая же. Просто не так сильно бросается в глаза. — Что ты читаешь? — спросил скучающий мужчина, сидя на изношенном кресле в этом помещении, что больше напоминает подсобку, — Александр Дюма? Где ты только берёшь эти книги. И главнее зачем? В помещение проникал свет лишь через один источник света — окно, через которое эти же солнечные лучи на стене напротив выглядели словно комичный орнамент зебры. — Не тронь его, Сумато. — раскладывая по спичечным коробкам белый порошок, шатен красноречиво покосился на унывающего друга, который лишь фыркнул, — Мы же не спрашиваем тебя, почему ты изо дня в день носишь через плечо бейсбольную биту. — Потому что я вам уже говорил её значение в моей жизни. — закатил серые глаза Буке, большим пальцем потирая лаковую поверхность затёртой биты. — Что это подарок твоей сестры, ради которой ты делал то, за что сейчас сидишь здесь? — парировал Роберт, сверкнув очами феникса и засыпая новую партию. Через дверь, что находилась прямо у окна, сквозило холодным ветром и тянуло по ногам, но сидящие почти у входа мужчины никак не реагировали на эту прохладу, лишь изредка бросая недовольные взоры на злосчастную дверь. — Ты пытаешься меня на эмоции вывести? — вкрадчиво спросил бета, искоса глядя на то, как Майер усмехнулся, — Не получится, мразь. — Уже получилось. — хмыкнул шатен, кладя очередной коробок с наркотиком на гору таких же, считая их, — Ладно, успокойся. Забыли. У меня ведь тоже жизнь не маслом залита. — Вы можете потише? Насколько вы помните, я читаю. — раздражённо произнёс Мидория, выдохнув и обречённым взглядом проведя по лицам своих друзей. Укрытый лёгким покрывалом, что был выбит из общего добра для заключённых самим парнем, брюнет, сидящий в кресле, как и все остальные, недовольно смотрел на вновь спорящих друзей, осознавая, что это никак не помогает. И вскоре дискуссия повторила свой оборот. — Тюрьма — не лучшее место для посвящения себя литературе. Для этого есть свобода. — выразил свою точку зрения мужчина, поправив стального цвета волосы и зачесав их рукой назад. — А если ты сидишь на пожизненном? Ждать, чтобы почитать книжечку после своей скоропостижной кончины? — ухмыльнулся Роберт, встав с места и завязывая тройной пакет с веществом. — Перед смертью чтение — последнее, о чём бы я думал. — раздражённо промолвил бета, наблюдая, как Майер прячет остатки наркотиков в привычном месте под половицами. Тайник находился прямо под часами, справа от которых — скудное на свет окно, а слева — заваленный коробками хлам, из которых изредка вываливалось нечто интересное само по себе. Никто не хотел проверять лично, что таилось в этих картонных коробках. В них было до омерзения много паутины и самих пауков. — В таком случае, что бы ты делал перед смертью? — наконец подал заинтересованный голос Изуку, что, не отрывая взгляд от фыркнувшего мужчины, перелистнул страницу. — Я бы отомстил тем, кто убил мою сестру, отключив её от аппарата. — острым, словно лезвие, языком отрезал Сумато, на лице которого дёрнулись желваки. — А я бы ничего не делал. Жизнь уже прожита. — потянулся Роберт, разминая своё тело и садясь обратно в грязное кресло, которое, как и он сам, насквозь пропиталось сыростью и пылью, — Единственное — купил бы себе много красивых вещей и еды, чтобы перед последней минутой хорошенько поесть и почувствовать себя магнатом. Стрелки на часах стояли на месте, показывая из часу в час ровно три часа дня. Их надо было бы поменять, но никому не было интересно знать, который час, да и незачем, ведь, когда оно понадобится, обо всём сообщит динамик над их головами. — «На первой ступени эшафота смерть срывает маску, которую человек носил всю жизнь, и тогда показывается его истинное лицо.» — прочитал Мидория с неким наслаждением и гордостью смотря на пожелтевшую страницу, — А вы говорили, что книги — пустая трата времени. В них все мы. — Ты так и не сказал. — обратил на себя внимание Буке, глядя на брюнета в упор. — Ты о чём? Волнистые волосы с лёгким отливом изумрудного были поспешно завязаны в хвост. — Мне интересно, что же ты сделаешь перед своей смертью? — забрасывая биту на плечо, спросил обладатель лунного оттенка волос и томным интересом смотря в изумруды напротив. — Наконец-то отдохну. — тоскливая улыбка тронула веснушчатое лицо. Почему-то эта фраза ни у кого не вызвала смеха. Скорее прямо противоположное.

***

Как сейчас помню, на улице стоял Июнь. Жаркая погода, кажется, отобразилась на моей общей температуре тела, ведь я неожиданно для себя чувствовал волнение и радость. В тот день мне пришло первое письмо от человека, за которого я должен был выйти замуж. Первое за два года заключения. Я никогда не воспринимал этого человека как мужа, хотя он и не успел стать таковым. Но я ждал от него вестей, ведь на нём теперь моя компания, которую я, будучи «бесполезным отродьем», открыл сам и довёл её до вершины к своим двадцати годам. В те, забытые под пылью времени года я не видел ничего, кроме документации, договоров и запаха шариковой ручки, что оставляла извечный след на моих руках. И мозоли. В моих глазах работа, которая могла поднять меня на вершину и стать равным — была большей прерогативой, нежели свадьба, дети и остальные прелести супружеской жизни. Однако, несмотря на это — я всё же согласился на авантюру, что предложил мне в своё время мой отец. Хотя, будем честны, у меня не было права выбора как такового. Выйти замуж, что в нашем мире совершенно нормально и обыденно, но всё же не для меня. Я и моргнуть не успел, как моё счастье вместе с делом всей моей жизни вырвали у меня из рук, оставляя в них лишь жалкий клочок бумаги. «Изуку, Я хотел бы написать в этом письме кое о чём важном. Надеюсь, ты правильно меня поймёшь. Нам нужно расторгнуть нашу помолвку. Отнесись к этому с пониманием. В конверте также лежит документ, подпиши его. Я потом всё объясню. Спасибо за всё.

С уважением,

Тодороки Шото.»

Вопреки моему желанию разорвать лист об официальной передачи всех полномочий — я его сохранил, уткнувшись пустым взглядом в железную столешницу стола. Меня будто окатили целым градом холодной воды, заставляя окунуться в неё полностью и забывая дать с собой баллон с кислородом. — Время окончено. Не стойте здесь за просто так. Не тяните время, молодой человек. — сказала мне коренастая женщина лет пятидесяти, сверкнув серыми глазами, на которые были надеты квадратные очки, — Письмо сохранять будете? — Да. Спасибо. — лишь ответил я, в благодарном поклоне кивнув, и вышел из небольшой комнатушки, у которой вместо окон стояли железные горизонтальные прутья.

***

— Мидория Изуку, я прошу на выход. — уведомил зашедший в общую камеру надсмотрщик, равнодушно смотря в такой же равнодушный взгляд. — Хорошо. — спокойно ответил брюнет, вставая с кресла и в последний раз кивая друзьям, что с неким унынием смотрели ему вслед. Коридор показался Изуку незнакомым местом, в котором теперь каждый шаг чувствовался, как порыв крыльев за спиной, что вот-вот расправятся. А ранее белёсые тусклые стены казались чистыми и будто светлыми, вдоль которых раскрывались все двери, ранее закрытые. У последней двери его, казалось, уже ждали те, кому всё ещё осталось здесь какое-то время. А второму из них — ещё несколько лет. — Господин полицейский, позвольте попрощаться. Наедине. — вкрадчиво попросил Сумато с лёгким нажимом. — Быстро. — закатил глаза смотритель, отходя в сторону и медленно закуривая сигарету. Трое мужчин остались в мнимой тишине, смотря друг на друга с нескрываемой, но кроткой радостью, лишь мягко улыбаясь. — Не верится даже. Но я после тебя следующий. — с яркой улыбкой пролепетал альфа, засунув руки в карманы. — Аналогично. — хмыкнул брюнет, смотря на то, как нервозно и даже тоскливо отвёл взгляд Сумато, смотря в пустоту всё той же белой стены. — Ты чего, Сумато? Где твой гневный настрой по отношению ко всему? — так же заметив эту перемену в лице, с напускным весельем спросил Роберт. Ему ничего не ответили, лишь демонстративно фыркнув на эту, по мнение Буке, неуместную фразу, в которой, несмотря на развесёлый тон, звучали ноты тревоги и горести от скорого расставания. Однако Роберт был не из тех, кто так просто показывает свою обеспокоенность. Там, где он вырос — подобное не поощряли. Парни стояли в углу узкого коридора, прямо возле железной двери, что являла собой широкие и плотные прутья и железную огранку по бокам. По ту её сторону будто светил ангельский свет, пронизываясь сквозь расщелины и попадая на теневую сторону, в которой стояла троица. — Встретимся ещё. Вспомнишь мои слова. — рассмеялся Майер, дружески хлопнув по плечу хмыкнувшего бету. — Было бы неплохо. — одновременно сказали Мидория и Сумато, после чего тихо посмеялись, не заметив, как смех превращается в безжизненный саркастичный хохот. — Ступай уже. Хозяин, мы закончили. — крикнул вертящему между пальцев сигарету мужчине шатен, с некой неприсущей ему меланхоличностью посмотрев в лесные омуты, — Ты это. Дождись меня, что ли. Не умри там. — Постараюсь. — честно ответил брюнет. Сверкнув янтарными глазами, Майер потянул Сумато за лёгкую ткань на плече, после чего Буке последовал за ним, обыденно перевесив биту на плечо. Повернувшись к стальной двери, Мидория дождался, пока её откроют, а после глубоко вдохнул свежий воздух, прежде чем войти наружу. «Подумать только. Нас от свободы отделяют несколько таких ничтожных дверей» — перед ним раскрылась светлая комната с окошком в стене, где уже лежали его вещи. Взяв телефон — он сделал первый звонок за последние пять лет. Он так давно не слышал этот женский голос по ту сторону трубки. Кажется, она плакала. Изуку так и не понял от счастья или от печали.