***
А вот у Кэрри дела обстояли куда хуже. Боль разъедала её изнутри и так сильно била по вискам, что девушка не могла выдавить из себя ни одно членораздельное слово. Смысл происходящего ускользал от неё с каждой секундой. Она видела над собой, как в дымке тумана, озабоченное лицо Ньюта, слышала перепуганный голос Минхо, вопрошающий что-то о её состоянии, и боль... Погружаясь в своё сознание она не могла избавиться от неё – излечится хотя бы на долю секунды, чтобы вдохнуть полной грудью и перестать издавать эти ужасные хрипы. Глаза её закатились и мир поблек перед ними, но сознание отчаянно хваталось за звуки голосов, как утопающий на соломинку. — Что с ней происходит!? — кричал разъярённый Минхо. Он вернулся быстро, как только услышал первый пронзительный вопль Кэрри. — Точно сказать не могу, — стараясь сохранять спокойствие, молвил Джеф, — но мне кажется она заразилась. Не от гриверов. Эта болячка не характерна им. Скорее всего она подцепила какой-то грибок со стен Лабиринта. Там всегда влажно, и Бог знает какая погань заводится. У неё рана уже гноится. Это совсем не присуще обычному порезу. — Ты знаешь, как это исправить? — спросил Ньют, обращаясь к второму медаку. — Я могу попробовать изготовить настойку из прополиса и шапок грибов, которые воняют "стоячими" носками, — отозвался Клинт. — Звучит волшебно, — мрачно прокомментировал Минхо. Но видеть страдания Кэрри, слышать её плач.. Этот невыносимый плач! Казалось, он ритмом пульсировал в голове, пробивал до мозга костей. Ньюта тоже передёрнуло и он быстро сказал: — Делай, что знаешь! Работа закипела. Пока Клинт смешивал в глубокой деревянной миске содержимое разных банок и бутылок, Ньют и Минхо держали Кэрри. Джефу требовалось полностью обездвижить девушку, чтобы он мог снять импровизированные бинты, обрезать порванную штанину и пинцетом достать кусочки ткани, попавшие непосредственно в рану. Кэрри, к сожалению, так и не потерявшая сознание, шипела, сквозь стиснутые зубы и до побеления в костяшках пальцев сжимала матрас, на котором лежала. Ньют старался не смотреть на её лицо, которое представляло собой живую материализацию слова "мука". Он упрямо отводил глаза в сторону, крепче прижимая к лежанке её плечо и запястье правой руки. В точно таком же положении стоял и Минхо, только держал он левую руку. В отличие от Ньюта, куратор бегунов не избегал её взглядов, а наоборот. Он непрестанно смотрел на неё такими глазами, будто ощущал всю ту боль, которая досталась на её участь. Ньюту показалось, что не будь тут его и всех остальных, он снизошёл бы до того, что стал успокаивать Кэрри словами. Такого не произошло, Минхо не вымолвил и слова, зато всего на миг Ньюту показалось, будто его чёрные глаза заволокла блестящая пелена слез. Но после он понял, что это была лишь иллюзия разыгравшегося воображения. Слезы у Минхо не мог вызвать никто, ему это было хорошо известно. Когда Клинт закончил с приготовлением настойки, пришлось позвать ещё одного не слабонервного парня. И если медаки на пару с Ньютом сомневались на счёт выбора такового, то Минхо сказал, как отрезал: — Зовите Томаса. Как можно было вообще сомневаться в нервной системе человека, который невзирая на давящую атмосферу Лабиринта, под громогласными криками гриверов перевязывал кровоточащую рану. Правда именно из-за этого героя он уже несколько часов мёрзнет без рубашки и щеголяет с голым торсом, но это неважно. Минхо душой понимал, что именно Томас тот самый нужный им человек. Томас примчался скоро. И минуты не прошло, а он уже стоял в дверях с высоко вздымающейся грудью из-за сбитого дыхания. Его лицо не исказилось, когда он увидел полную картину раскрытой раны. Он лишь быстро подошёл к Ньюту и с готовностью спросил: — Где нужно держать? — Становись на моё место, — сказал Минхо, а сам перешёл поближе к Джефу, чтобы держать ногу. Поскольку Джеф в данной ситуации выступал в роли хирурга и лечащего врача, то все в его кабинете на время операции превращались в покорных санитаров. Никто не обиделся на такой поворот, ведь логическое решение не должно касаться ничьих честолюбивых чувств. — Клинт, дай ей закусить полотенце, — хладнокровно приказал Джеф. — Всем остальным приготовиться, когда я скажу, вы сильнее прижимаете её к постели, чтобы она не дёргалась. Её движения могут только испортить всё дело. Сначала я обработаю рану настойкой, потом зашью. Всё это мы должны сделать максимально быстро, поэтому не отвлекаться! Перед вами очень ответственное задание. — Есть, кэп, — как всегда не вовремя усмехнулся Ньют. Но это усмешка была настолько заразительной, что в такой напряженной обстановке невольно прошлась по каждому из лиц. Обмыв руки таким крепким спиртом, что от одного запаха нюх отбивало, Джеф взял в пинцет ватный тампон и, обмакнув его в миску с зельем, приступил к обработке раны. От каждого прикосновения к загноенным участкам по телу Кэрри бежала крупная дрожь. Она то и дело порывалась встать, но парни держали крепко. Единственное, что она могла делать в этом зажатом положении – это мотать головой из стороны в сторону и громко, натужно дышать. Когда Джеф перебирал настойки или забывал отжимать часто меняющийся тампон, и в воспаленную рану попадало слишком много спиртного вещества, Кэрри так сильно кусала полотенце, что казалось не выдержат напряжённые мышцы шеи, и челюсть с хрустом сломается. Но ничего подобного не происходило. Операция шла по плану, все справлялись с своими задачами на отлично. Наконец наступил финальный аккорд. Вооружённый заранее обработанной иглой с вдетым в "ушко" сухожилием, Джеф начал стягивать кожу, закрепляя её швом. После того, как в её рану залили, как ей казалось не меньше литра адской жидкости, боль от иглы она уже не ощущала. За всё время операции она порядком смочила себе волосы на висках собственными слезами. Её пальцы, которые держались за кушетку онемели, и она даже не могла шевельнуть ими. Кэрри постигло ощущение, будто это вовсе не её тело. Она его не чувствует, не управляет им. Всхлипнув в последний раз, Кэрри выплюнула опостылевшее полотенце. — Операция успешно завершена, — торжественно объявил Джеф поднимая окровавленные руки. Убрались цепкие кандалы с её запястий и лодыжек. Ей помогли сесть. Кэрри с безразличием смотрела на уродливый шрам, который ей подарил Лабиринт. Весь её вид был настолько несчастным и жалким, что увидев в зеркале своё лицо, Кэрри стало тошно. У неё очень болела голова, и всё остальное она делала механически, не осознавая этого. — Сегодня желательно не мочить рану и обрабатывать швы этой настойкой, — говорил Клинт Ньюту, который вызвался быть ответственным за самочувствие подруги. — Дальше будем действовать по обстоятельствам. После этого она помнила всё обрывками. Как Ньют отвёл её в душ и принёс нагретую Фрайпаном в большой кастрюле воду, чтобы она могла помыть себя и свою голову. Потом отдал ей свои запасные штаны, чтобы она не ходила в рваных. Конечно, они были на неё велики и их приходилось подворачивать, чтобы не волочились по полу. Но ей было так всё равно, что она даже не поблагодарила его. А потом, её, чистую с прямыми от воды волосами отнесли в постель. Наверное, это сделал Минхо. Она помнила его улыбку и сказанные совсем непривычным для него голосом слова: — Всё хорошо, ты справилась молодцом, ты в безопасности. Отдыхай, Кэрри. В этом его голосе звучала нежность и она, внезапно расчувствовавшись, с доверительной лаской произнесла: — Спасибо.***
Собрание началось при свете факелов, ибо когда Кэрри выспалась был уже глубокий вечер, а тема казалась настолько животрепещущей, что откладывать её на следующий день было просто невозможно. Обычно на подобных собраниях присутствовали только кураторы, но это было исключением. Глэйдеры толпились у входа и вокруг палаты переговоров, вытягиваясь на цыпочках, чтобы получше слышать всё, что обсуждалось внутри. Кэрри, придерживаемая за плечи Томасом, сидела на ящике рядом с ним в глубине палаты. Судили их двоих. Минхо восседал в ряду кураторов на своём почётном месте. Выглядел он так, словно его вообще не интересовало всё, что происходит вокруг. Кэрри не сводила с него глаз. После продолжительного сна она восстановила силы и чувствовала себя великолепно, если не считать ноющую боль в ноге. Страшной ночи в Лабиринте пришёл конец, но тот случай в посадке не мог просто испариться из их памяти. Они так и не поговорили на важную для обоих тему, отложив её для лучших времён. Судя по её взгляду, она требовала объяснение в ближайшее время. В роли обвинителя выступал Галли. Когда он выдвигал свои доказательства Кэрри с тоской смотрела на него, думая: «А я тебе, неблагодарному козлу, ещё нос вправляла... Лучше ходил бы с перекошенной картохой, может спеси тогда поменьше было бы». Основывались обвинения на том, что Кэрри и Томас, живущие на правах мирных глэйдеров, оба нарушили главное правило: «Ни за что не покидать Глэйд». Кураторы вяло слушали разгоряченного Галли, изредка переглядываясь между собой. Когда он закончил требовать наказание для нарушителей и сел на стул, Ньют давал слово каждому из кураторов, чтобы те высказали своё мнение. — Я считаю, — меланхолично начал уставший за день Фрайпан, — что не стоит жёстко наказывать тех, кто спас жизнь Алби. К нему присоединилось ещё несколько парней, но все согласные с Галли тут же подняли суматоху. Шум невозможно было заглушить. Даже Ньют утратил контроль над глэйдерами и выкрикивал бесцельные фразы о сохранении тишины. Когда в уши шанков впился пронзительный визг, они наконец заглохли. Кэрри вступила в дискуссию немного не традиционным способом. — Я хочу говорить! — заявила она. — Говорить будешь тогда, когда тебе дадут разрешение! — в один голос осадили её Ньют и Галли. — Нет, черт возьми! — настойчиво возразила Кэрри. Глэйдеры разом затихли, наблюдая за тем, что будет дальше. Минхо настороженно подался вперёд. — Вы не заткнете меня, я буду говорить тогда, когда захочу и хрен вы мне что сделаете! Возможно с вашей точки зрения, это прозвучит слишком самоуверенно, но вы не имеете никакого права обвинять меня и Томаса. — Ты хочешь сказать, что тебя не было в Лабиринте? — с усмешкой уточнил Галли. — Хлебало завали, — агрессивно рявкнула Кэрри. — Объясни, пожалуйста, что ты имеешь в виду? — спокойно попросил Минхо. — Я имею в виду то, что мы ни в какой степени не нарушали правил Глэйда! Мы как никто другой поняли их суть. Ньют говорил мне, главное в нашей жизни то, что мы есть друг у друга. Я это знаю! Главным в тот вечер было то, что у нас есть Минхо и Алби. Если им не поможем, мы будем бесполезными кусками кланка, которые живут на этой земле только зря переводя кислород. — Если бы мы каждый раз бегали за кем-то в Лабиринт, то не протянули бы долго! — доказывал Галли. — Это было тогда! — парировала Кэрри. — Сейчас вернулись не только мы с Томасом, а если бы продолжали вчера стоять на месте, как вы, как послушное стадо баранов, то не сидел бы тут Минхо! Просто признайте, что вам самим совестно! Да, совестно! Вы ведь тоже теряли дорогих вам людей, и они погибали у вас на глазах, а вы просто стояли и плакали, как беспомощные дети! Ужасы Лабиринта стоит пережить для того, чтобы потом вернуть домой тех, кого уже похоронили! Мне противно находится в обществе, которое ставит свою жизнь выше жизней своих друзей. Возможно, так жили раньше. В безопасности, где ничто не грозит вашей жизни глупо жить и заботиться о ком-то другом. Но не в нашем случае, поймите вы это! Каждый из нас важен, важен по-своему и мы должны держаться вместе, помогать друг другу не на словах, а на деле, черт вас всех подери! Вам не за что нас судить хотя бы потому, что мы поняли главное значение слова «глэйдер». Если ты глэйдер, значит ты часть общины, часть большого организма. Когда какая-то, пусть даже самая маленькая часть этого организма терпит поражение, мы обязаны помочь ей восстановится, подняться с колен. Потому что так поступают люди! Вас всех воспитывают по нечеловеческим законам и заставляют подавить внутри эмоции, это уже чертов звериный устав! Наберитесь уже человечности и поймите, что такое жить ради друзей! Её голос сорвался. Она с остервенением оглядела толпу. Гул оваций, прорвавший молчание был наградой смелой девушке. Хлопали в ладоши несколько кураторов, и все те люди, стоящие за стенами палатки. Ньют пытался скрыть довольную ухмылку, а Минхо неотрывно смотрел на Кэрри. Ей было неудобно говорить со своего места, поэтому она героически стояла на одной целой ноге, опираясь на плечо сидящегося Томаса. Закончив говорить, она устало опустилась на ящик. — Восхитительная речь, — молвил Ньют, — но что ты предлагаешь? — Однажды я сказала Минхо, что нам нужен новый человек, некий образ безумца со свежим взглядом, — сказала Кэрри и неожиданно для всех закончила, пиная Томаса локтем в бок. — Вот он, сидит рядом со мной. — Ну это уже слишком! — не выдержал Галли. — Эти сопливые доводы я ещё мог стерпеть, но такие слова уже чересчур. — А почему это? — язвительно усмехнулась Кэрри. — Боишься, что он будет лучше тебя? Глэйдеры затаив дыхание ожидали чем закончится перебранка. — Да я... — Галли начал наступать на подсудимых, но Ньют усадил его на место. — Всем угомонится и сохранять тишину! Мы должны выслушать, что думают по поводу этого кураторы. Многие высказались насчёт того, что мнение Кэрри довольно необычно и свежо, но совсем не лишено смысла, а когда дело дошло до Минхо, он ответил так: — Мы долгие три года жили по установленным правилам общины Глэйда, но оглядываясь назад мы можем увидеть, сколько мы потеряли и потеряли бессмысленно. Я слышал, как Томас вбил себе в голову бредовую мечту – стать бегуном. До этой памятной ночи я считал её абсурдной, но сейчас, мне кажется в словах Кэрри есть резон. Обычно, чтобы стать бегуном нужно пройти множество испытаний, (а ведь он даже ещё не у всех кураторов побывал), но мне кажется, что выжить ночью наедине с гриверами – лучшее испытание. — Да вы все с ума посходили! — перебил его Галли. — Что вы творите?! Это же полнейший бред!!! Теперь ты, Ньют, будешь позволять бегать в Лабиринт всем желающим?! — Нет, — совершенно спокойно возразил Ньют, — за нарушение правил Кэрри и Томас отправятся в яму на ночь. И больше никто никогда не побежит в Лабиринт, когда ему захочется. Поэтому с сегодняшнего дня, ты, Томас, официально бегун! — Не нормальные... — процедил Галли и, стремительно развернувшись, покинул палату переговоров. — На этом собрание окончено, — уведомил всех присутствующих Ньют. — Расходимся по койкам, ребята! Пора спать. Ему пришла в голову печальная мысль о том, что раньше они совершали обход посадки вместе с Алби, чтобы проверить, все ли на месте и крепко спят... Сейчас он при свете керосинки будет выполнять этот ежедневный обряд в тишине и одиночестве.***
Минхо от природы был очень сообразительным парнем и этого же требовала от него жизнь, поэтому ему не стоило труда определить причину тяжести взгляда Кэрри. За ним ещё оставался должок. И когда он лично спроваживал нарушителей в яму, помогая Кэрри идти, то нарочно отпустил Томаса вперед. — А вы почему не идёте? — сразу не понял Томас. — Мы догоним, иди в яму и дверку за собой прикрой, — донельзя мило скомандовал Минхо. — Но... — Никаких «но»! С сегодняшнего дня я твой куратор и ты должен слушать мои приказы, поэтому закройся в яме изнутри. — Ладно, ладно, — уступил Томас, поспешив исполнить приказ. Кэрри устремила на Минхо насмешливый взгляд за которым скрывалось истинное непонимание. — Что за цирк ты устроил? — Ты ещё всех номеров не видела, — многозначительно усмехнулся Минхо и подхватил её на руки. Сказать, что Кэрри была шокирована – ничего не сказать. Её реакцией были отдельные гласные звуки. — Куда же делись все твои колкости, — продолжал усмехаться Минхо, шагая в сторону леса. — По-моему для них самое время. — Если ты решил меня изнасиловать, то спешу заметить, что у меня ранена только одна нога! — сказала Кэрри, глядя на Минхо исподлобья. — Я еще смогу отбиться. — Я, конечно, люблю шутить, но эта тема совсем не смешная, — серьезно сказал Минхо. — Не могу с тобой не согласиться. Надеюсь, ты принёс меня не для обсуждения приватных вопросов. — Было бы неплохо, но, увы, нет, — с сожалением сказал Минхо и её на траву под деревом, а сам уселся посередине уютной полянки, усеянной одичавшими белыми цветами. Кэрри осмотрелась вокруг, сочла это место приемлемым для уединенного разговора и вновь взглянула на Минхо. Впервые она увидела на его лице такого рода замешательство и волнение. «Если ты сейчас начнёшь затылок чесать, я буду в ужасе», — подумала Кэрри, наблюдая за лицом Минхо, которое явно отражало весь спектр меняющихся эмоций. От смущения, до смешной нерешительности. И от уверенности, до отравляющего яда сомнений. Он так долго хранил в себе эту тайну, что сейчас даже не знал, с чего стоит начать. Ему хотелось сквозь землю провалится, лишь бы Кэрри не видела его таким. Собственная робость жестоко ранила его самоуверенную натуру. — Я... — он не продолжил. Ему перехватило дыхание. Как только он открыл рот, чтобы говорить, Кэрри наклонилась вперед и положила руку ему на плечо. — Я понимаю, — ласково молвила Кэрри. — В тот день я просто явилась в неподходящий момент и застала тебя в ужасном состоянии. Прости, если бы я знала, то тотчас ушла, но я слишком любопытная и это всегда выходит боком. — Нет, это я кретин, — честно признался Минхо. — В каком бы состоянии я не был, я не имел права поднимать на тебя руку. Тебе не за что просить прощения, ты ни в чем виновата. Наоборот, ты утихомирила меня (пусть и не очень приятным способом, но плевать, я заслужил) и дотащила до медаков. Пойми меня, такие вещи говорить трудно, я впервые разговариваю по душам особенно с девушкой. — Ничего страшного, — улыбнулась Кэрри, похлопывая его по предплечью. — Всему можно научиться со временем. Сейчас ты смущаешься, а после будешь нуждаться в таких разговорах всё чаще и чаще. — Не знаю насчёт разговоров, но в твоём присутствии я начинаю нуждаться, как только теряю тебя из поля зрения. — Так бывает со всеми, — ответила Кэрри, чувствуя, как от его слова ускоряется сердцебиение. — Нет, это другое, — возразил Минхо, неотрывно глядя ей в глаза. — В любом случае, всё в порядке, я сейчас рядом, ты можешь рассказать мне то, что тебя тревожит, — проговорила Кэрри, ощущая между ними связь, которая благодаря этому разговору начинала свой путь к медленному восстанию. — Я не знаю, поддаётся ли это какому-нибудь логическому объяснению, но бывают дни когда я срываюсь с катушек. У меня просто уносит крышу, я не знаю, что делал в такие моменты, я просто не могу больше контролировать свои эмоции и они начинают управлять мною, а я ничего не могу поделать! И это ужасно! Я не понимаю, как от этого избавиться, поэтому когда чувствую приближение импульса, я ухожу подальше от людей. Частенько раньше в беспамятстве блуждал по Лабиринту и только благодаря памяти на мелкие детали находил обратный путь. Медаки сказали это из-за того, что два года назад меня поцарапал ядовитым жалом гривер и я вылечился не до конца. В тот день, когда ты меня видела, я удирал от гривера. Совершенно случайно я очутился в пятой секции, хотя планировал исследовать седьмую и наткнулся на него. Меня поразило, что это случилось днём. Я думал, что запутал следы и он будет в тупике, но он нашёл Бена и ужалил его. Я не знал, что это случилось до того самого момента, пока не поговорил с ним об этом до Изгнания. Меня съедает чувство вины за это. Умереть должен был я, но вместо этого пострадал он. Кэрри отрицательно качала головой, а затем прервала его, сильно сжав рукой плечо. — Минхо, послушай меня. Если всё сложилось таким образом, значит так должно быть. Может Бена правда ужалили по твоей вине, но черт возьми, это глупо и ничем не обосновано. Ты лишь знаешь, что его ужалил гривер днём в пятой секции, а вдруг он был там не один, — доказывала Кэрри, активно жестикулируя левой рукой. — И вообще, перестань чушь молоть, ты ни в чем не виноват! Но не только Бен, а ещё много других ребят, имена которых теперь на надгробных досках, все они придают огромную значимость наших жизней. Жизней тех, кто ещё сражается за этот прогнивший мир. Мы ни в коем случае не можем забывать об этом или предавать сомнению те рискованные решения, которые делаем для общего блага. — Я, конечно, подозревал, что в какие-то моменты ты умеешь говорить красиво, но право слово, за сегодня ты уже исчерпала свой запас высокоморальных речей на два года вперёд, — отшутился Минхо. — И пока эти два года не прошли, я буду требовать от тебя максимально приземленных выражений. — Беру свои слова обратно, ты правда кретин. — Я в этом и не сомневался, — кивнул Минхо. — А насчёт речей, так это не я, это мои эмоции, — Кэрри вдруг улыбнулась ему широкой солнечной улыбкой. — Я их тоже порой не контролирую. Минхо снова помрачнел, вспомнив о недавнем срыве. — В следующий раз когда я почувствую приближение импульса, то уйду подальше, забьюсь в какой-то угол, чтобы никто не смог меня найти, — решительно сказал он. — Нет, — твёрдо ответила Кэрри. — Ты так не поступишь, потому что выбор, который ты сделал – не есть решение проблемы. Ты убегаешь от неё, пытаешься спрятаться, чтобы только не смотреть правде в глаза. Перестань так делать. Я помогу тебе чем смогу, потому что я твоя подруга, а ты мой друг. Он вскинул на неё взгляд чёрных глаз. — Ты ведь мой друг? — настороженно переспросила Кэрри. Месяц назад никто бы не заставил Минхо сказать следующее даже под страхом избиения. Но он уже не был тем, кто смотрел на безсознательную девчонку на кушетке в палатке медаков и чувствовал только раздражение от того, что она нарушила привычный ход событий в их маленьком мирке. Теперь эта девушка вызывала у него непреодолимое желание улыбаться. — Конечно, я твой друг, — улыбнулся он фирменной блестящей улыбкой куратора бегунов. — Тогда я помогу тебе. Кэрри сидела на траве прямо напротив. Её глаза горели энтузиазмом и неподдельным желанием помочь. Минхо пребывал в раздумьях о том, как далеко она может зайти в своей жажде исправить совершенную им ошибку. — Почему ты думаешь, что я не смогу сделать всё сам? — спросил он, сгоняя с лица улыбку и продолжая изучающе смотреть на неё. — Не сделал же ты этого раньше. Между ними воцарилось долгое молчание. Вокруг порхали светлячки, то погасая, то возгораясь вновь. Эта поляна была окружена папоротниками, что дополняло атмосферу отрыва от опасной реальности. — Ты как всегда права, — сказал Минхо, и Кэрри увидела этот едва заметный изгиб чётко очерченных губ. Он появлялся в редких случаях, когда Минхо был очень счастлив, и не был похож на ту «фасадную» эмоцию, которую парень демонстрировал в любой удобный случай. Кэрри всегда становилось больно при мысли, что после всего пережитого он не способен всегда быть искренним в своих эмоциях. Прямо как она сама. — Я благодарен тебе за разговор, у меня правда камень с души свалился. — Перестань быть таким картонным! — Кэрри, смеясь, сорвала несколько одуванчиков, которые уже успели обзавестись пушистой серой сферой семян и сдула парашютики прямо в лицо Минхо. Он громко чихнул, не успев прикрыть рот. Кэрри отвернулась, но это особо не помогло. — Фу, Минхо, у меня на лице твои сопли! Она двумя руками принялась изо всех сил оттирать незаметные в ночи капли. — Вообще-то, это слюни, — поджал губы Минхо, элегантно отбрасывая со лба черные пряди волос. — Ещё хуже! Тебе рассказать секрет техники бесшумного чихания? — спросила Кэрри, продолжая яростно тереть лицо. — Нет, мне это ни к чему... Да перестань уже елозить свои бедные щеки, они уже красные! — не выдержал Минхо и попробовал отнять её ладони от лица. — Это мои щеки! — возмущалась Кэрри. — Что хочу с ними, то и делаю! — Да ну, хватит, мне их жаль, — он продолжал мешать ей. — А оплевывать, значит, тебе меня не жаль было? — она бросила на него злобный взгляд. — Нет, подожди, а зачем ты мне в лицо эти пушинки сдула? — спросил он. — Это должен был быть красивый момент в нашей безрадостной жизни, а ты поломал всю красоту! — обиженно говорила Кэрри. — Какую красоту? — совсем растерялся Минхо. — Красивую красоту, — пояснила Кэрри. — Кэрри... Ты когда упала ночью, сильно головой ударилась? — осторожно поинтересовался Минхо. — Ты даже меня не понимаешь... — Кэрри скорчила плаксивую гримаску. — Что ж, может и так. Но нам пора идти. Тебя ждет яма. — Вот так и ходи на приватные встречи, никаких бонусов. — Я не привык пользоваться своим положением и привыкать не намерен. Он помог ей подняться, а затем снова взял на руки. Новое, непонятное чувство, но такое комфортное. Ей нравилось когда его лицо настолько близко. Оно красивое, с плавными высокими скулами, с прямым носом и четко-очерченными губами. Его ровное дыхание, уверенный взгляд, и тёплые широкие ладони рождали в ней ощущения доселе невиданные. Сейчас он нес её, одной рукой обхватив спину, другой осторожно взяв под коленками. Она прислонилась лицом к его плечу и неожиданно для самой себя сказала: — Никогда и ни с кем мне ещё не было так хорошо, как здесь с тобой. — Что ты имеешь в виду под словом «хорошо»? — поинтересовался Минхо, скосив на неё быстрый взгляд. Интересно, она чувствует, как под рубашкой, в груди бешено колотится его сердце? Интересно, Кэрри понимает, как ему приятен этот момент? — «Хорошо» – значит спокойно, безопасно. Когда ты рядом мне не нужно постоянно быть начеку, я могу расслабиться и не думать о постоянной угрозе для моей жизни. — Странно слышать это от тебя, — отозвался Минхо. — Сама ведь кого угодно с лёгкостью к земле пригнешь. — Но рядом с тобой у меня нет потребности это делать, — хитро улыбнулась Кэрри, зыркая на него исподлобья. — Я могу просто бросить тебя и сбежать, тогда меня не тронут. — С тобой опасно дружить, Кэрри, ты знала об этом? — поинтересовался Минхо. Кэрри издала короткий смешок, а после весело ответила: — Всегда догадывалась. Он вынес её из тени деревьев и теперь они шли по равнине. — Я рада, что мы стали друзьями, — сказала Кэрри, пристально следя за его реакцией. — Я не слишком, — честно поделился Минхо. — Ты теперь можешь меня бросить на произвол судьбы в случае опасности. — Если ты не в курсе, я могла сделать это и до того, как мы во всеуслышание стали друзьями, — осведомила его Кэрри. — Но сейчас этот риск навис надо мной тучей гараздо более внушительной. Кэрри рассмеялась, откинув голову, а потом опять прижалась щекой к его плечу и сказала: — Не прибедняйся, Минхо. — Не буду, — пообещал он и без тени шутки добавил: — Запомни на будущее, что я более никогда не дотронусь до тебя без разрешения. И не позволю никому из тех, кто тебе неприятен. От этих слов Кэрри чуть не бросило в жар. Она смотрела вверх на его лицо, на идеальные тонкие линии черт, что так не похожи на её черты и думала, что в тот момент во всём мире не нашлось бы мужчины прекраснее. Внезапно её осенило. — Слушай, это же ты избил Галли примерно месяц назад? Ты ему нос сломал? — он не ответил. — Ну конечно! Больше не кому! Галли боятся все кроме Ньюта, Алби и тебя... Черт возьми, Минхо... Это был твой срыв? — Нет, — глухо отозвался он. — Галли получил по заслугам.***
Когда они подходили к яме, то заметили, что спальная посадка ещё светится керосиновыми лампами. Переглянувшись друг с другом, они поняли, что там что-то не так и отправились туда проверить. Как оказалось, на нервной почве у Чака разразились жуткие спазмы кишечника. Джеф дал ему выпить настойку древесного угля, сказав, что это должно обеззаразить организм к следующему утру. Но боли не прекратились, мальчишка ворочался на гамаке и так громко стонал, что заснуть не мог никто из окружающих. Разбираться пришёл Ньют, но что делать в такой ситуации он не знал, поэтому так и остался стоять, нервно теребя верхнюю губу. Когда Минхо с Кэрри на руках подошёл так близко, что их заметили, девушка, даже не спрашивая о происшествии, приказала: — Притащите мне какую-то табуретку, чтобы я могла на неё сесть и она при этом не сломалась к чертям собачьим. Сказала это она так потому, что какой-то умник, которому удалось остаться инкогнито, однажды поставил ей стул с подточенной термитами ножкой. Упав тогда, Кэрри очень сильно забила кобчик и ещё неделю ходила недовольной. Надежный табурет был найден и через несколько секунд Кэрри уже восседала на нём подобно королеве. Все, разом замерев, глядели как она положила руку на лоб Чака, погладила его, а потом сказала: — Прости, что меня не было так долго. Что у тебя болит? Живот? — Угу, — шмыгнул носом мальчишка. — А почему медаки не вылечили тебя? Все взгляды были сосредоточены на девушке, которая мило общалась с больным мальчиком. Они все готовы были уснуть под мягкое звучание этого диалога, лишь бы больше не слышать тех стонов. — Джеф сказал мне проглотить воду со вкусом горелой деревяшки, но это совсем не помогло, — жаловался Чак. — Настойка древесного угля, это средство долгоиграющее. Оно не может излечить тебя в один момент, — ласково объяснила Кэрри. — А что же мне тогда делать? — захныкал Чак, и парни уже начали отчаиваться, полагая, что Кэрри зря тратит время, но у неё всё было под контролем. — Я думаю, что лучше всего для тебя – выспаться до утра, — посоветовала Кэрри. — Но у меня не получается уснуть... — всплакнул Чак и сердце глэйдеров вновь покатилось вниз. — Давай я спою тебе колыбельную, — быстро предложила Кэрри, чтобы мальчишка не успел расплакаться. — А ты умеешь? — изумился Чак, вытирая слезы с уголков глаз. — Конечно! — уверенно заявила Кэрри. «Конечно, нет», — исправил её внутренний голос. — А ещё можешь показать мне, где именно у тебя болит живот? — спросила она, нежно перебирая пальцами пряди его кудрявых волос. Мальчик взял со лба её ладонь и приложил к больному месту чуть выше пупка. — Отлично, — улыбнулась Кэрри. - Теперь я заберу всю твою боль, а ты постарайся уснуть. Личико Чака разгладилось, он перестал хныкать. Ньют подумал: «Как мало нужно ребёнку, чтобы поверить!» — Хорошо... — Чак прикрыл глаза, но потом вдруг словно вспомнил что-то и вновь забеспокоился. — Но я не хочу, чтобы моя боль переходила тебе. Я не хочу, чтобы тебе было больно! — Не будь дурачком, — одернула его Кэрри. — Она и не перейдёт ко мне. Я её выброшу и она растворится в воздухе! А теперь закрывай глаза и слушай колыбельную. Во все уголки Глэйда шёпотом далёкого эхо разносился её совсем не натренированный голос. Петь Кэрри и вправду не умела, она тянула звуки, не попадая в ритм и очень сильно фальшивя. Песня была простейшей, слов в ней было меньше, чем завываний. А завывать Кэрри пришлось долго, чтобы убаюкать Чака, который, к счастью, не слушал других голосов, а поэтому сравнить не мог. Если бы мог, то точно бы не уснул. Фрайпан передавал Кэрри чашку за чашкой, чтобы смачивать горло. Пока она брала перерыв от этого неожиданного вокального выступления, её подхватывали другие глэйдеры и вместе они выли, как гиены в пустыне. Последняя нота их ужасного квартета поплыла в воздухе, и на мгновение маленький зелёный мир благоговейно замер, наслаждаясь наступившей тишиной. Чак уснул с облегчённой улыбкой на лице, парни разошлись по гамакам хрипя сорванными голосами, и тихим шёпотом прославляя Кэрри не за музыкальный талант, но за её умение усыплять буйных детей. Ньют просто без слов пожал ей руку, его глаза выражали огромную благодарность. Фрайпан одобрительно похлопал её по плечу и был одарён сияющим взглядом чудесных глаз. Минхо отнёс Кэрри в яму и закрыл за нею дверь. По велению Ньюта их с Томасом поместили в одну камеру заключения. На этот раз пол был полностью застлан какими-то мягкими накладками. Ползая по нему в поисках своего одеяла, Кэрри столкнулась с препятствием в виде давно спящего Томаса. Столкновение было такой силы, что Кэрри грохнулась ему на живот, и тот аж подпрыгнул от испуга. — Кто это? — не своим голосом выдавил он. — Я это, я, дурачок! Не видел моё одеяло? Никак найти не могу, — спросила Кэрри, продолжая шарить руками по полу. — Твоё? А оно подписано было? — недоумевал он. — Да нет, просто тут должно было лежать два одеяла. — Но здесь только одно... — выговорил Томас, указывая на то, под которым сам лежал. Кэрри села, раздосадовано всплеснув руками. — Охрененно! — воскликнула она. — Судя по всему, придётся тебе разделить со мной не только кров и постель, а ещё и одеяло. Томас не был готов морально к таким потрясениям. — Погоди, ты хочешь спать со мной под одним одеялом? — уточнил Томас, чтобы выяснить это правда, или ему послышалось. — Нет, я совсем не горю желанием спать с тобой, просто хочется провести эту ночь в тепле. И чтобы комары не сожрали под утро. В последнее время их просто стаи летают. — М-да... Это ужасно, — согласился парень. — Так как мы ложиться будем? — Спина к спине, — ответила Кэрри и немедленно исполнила свои слова. Так как Кэрри натянула одеяло по шею, то Томас тоже не долго думая прилёг рядом, развернувшись спиной. Кэрри было удобно, тепло и она бы сразу уснула, если бы Томасу не приспичило спросить: — А как ты считаешь, это нормально, что мы так резко стали близки? — Если почувствую на себе твою руку, то сломаю, — пообещала она. — Да я же не об этом, — вздохнул Томас. — Давай лучше спать, — сказала Кэрри, у которой уже порядком слипались глаза. — Ну уж нет, — запротестовал Томас. — Ты меня разбудила, теперь давай поддерживая беседу! — Что ж... Расскажи мне всё, что знаешь про океан, а я с удовольствием послушаю, — попросила Кэрри, чувствуя, как отрывается от реальности, окунаясь в свой собственный океан.